Лева именно этот мостик назначил для приватного разговора, но потом передумал. Как-то не подходила благодатная тень для суетливых, заранее приготовленных фраз. Вот уже омоем распаренные тела в реке, тогда и начнем разводить турусы на колесах.
Омыли. Вода у берега была совсем теплой, но дальше на быстротоке, можно было хорошо освежиться. Главное, не сопротивляться течению, которое волочет тебя к заросшему лозой островку. На камне с удочкой сидел Игнат.
- Клюет?
- Так себе.
- Приходите все вечером пиво пить. И этого приводите, толстого, как его… Сидорова-Сикорского.
Назад пошли той же дорогой. Не доходя до мостика, Левушка сказал:
- Здесь еще было происшествие неприятное. Кто-то мою тетку ночью напугал. Для того, чтобы ее успокоить, я сказал, что это был ты. Прости, старик, но лучшего ничего в голову не пришло.
- Это был я? - переспросил Артур. - И что же я сделал?
- Ты ночью, когда от Лидии возвращался, малость заблудился и зашарашился в теткину комнату.
- А где ее комната?
- А ты не знаешь? Ее комната - моя спальня. Она часто там ночует. Там матрас противорадикулитный. Ты туда и зашел.
- Зачем?
- Откуда я знаю! Может, закурить хотел.
- Я что - со странностями?
- Артур, войди в мое положение. У тебя зажигалка в виде пистолета. Тетка утверждает, что злоумышленник в нее целился. В моей спальне выключатель барахлит и имеет обыкновение самостоятельно включаться. Вот он среди ночи и включился. И тетка увидела якобы убийцу. Понял?
Лева настороженно посмотрел на Артура: смутился ли нет? Не разберешь, но разговор этот Артуру явно не нравился.
- Пусть это буду я, если тебе это надо, - ответил он, наконец. - Но если зажегся свет, то твоя тетя Маша должна была меня рассмотреть.
- Не рассмотрела. То ли свет ее ослепил, то ли она со страху глаза закрыла. Теперь лепечет что-то про бороду и шляпу.
- Я был без шляпы, - быстро сказал Артур. - И с бородой у меня тоеж нелады.
- Старик, ну какая разница. Главное, если что, сознайся, что это был ты.
- А что - будет разговор?
- Вдруг она решит с тобой объясниться.
- И как она будет со мной объясняться?
- Может быть, и не будет. Ладно. Забудем об этом.
- Хорошо, забудем, - пожал плечами Артур.
Солнце, косматое и страшное, наконец, спряталось за верхушками елок на дальних горках. Небо полыхало самыми разнообразными красками. Здесь были и голубизна, и бирюза, и золотые окоемки на легких облачках. Флор прямо-таки облизывался, глядя на этот закат. Сидоров-Сикорский разжигал самовар. Артур притащил ящик пива. Явилась Инна и, таращась со сна, оглядывала всех с удивлением. Лева шипел ей в ухо: "Я всех позвал. Нельзя придаваться бесконечной меренхлюндии. Очнись, пожалуйста, и всем улыбайся".
- Я улыбаюсь, - шипела Инна сквозь зубы.
Последним пришел Флор.
- А что Эрика не привел? - спросил Лева.
- Так он в Москве. Еще в пятницу уехал.
- Забавный парень, флегматичный, - заметил Лева.
- Это Эрик-то флегматичный? Да у него в душе все так и бурлит, только пар наружу он порциями выпускает. Но снопы он вяжет отлично.
- А Игнат так и сидит с удочкой?
- Нет. Он себя туалетной водой полил и навострил лыжи к женскому полу. У него тут любовь.
- В деревне-то любовь? - осуждающе заметил одноглазый Харитонов, один глаз его был скрыт повязкой, а другой - узкая щелочка в отечных веках, смотрел на мир настороженно и осуждающе. - Не понимаю я наших молодых мужчин. За тридцать лет перевалило. А они все навыданьи. Такая инфантильность! Или это наша национальная болезнь?
С этого невинного вопроса и зашел разговор о менталитете разных народов. Теплыми летними вечерами в Верхнем Стане любили потрепаться на отвлеченные темы. Левушка принимал в этом самое активное участие. Эти неторопливые, пересыпанные остротами разговоры с внезапно вспыхивающими спорами под чаек, кофеек, водочку или как сейчас, под пиво, напоминали ему давние кухонные беседы в Москве, когда он был еще ученым и не помышлял о бизнесе. Сейчас по этой части тоскливо стало. Соберешься со своими в клубе или в казино, сядут за стол. Выпивки до черта. И будут они тебе бескорыстно обсуждать чей-то менталитет? Да ни в коем случае! Каждый будет бубнить о насущном - обсуждать достоинства своей тачки. Один будет говорить, что у его "мерса" самая надежна подвеска, другой хвастаться металлическими прибамбасами на новом джипе "Тайота-Раннер", третий гордо сообщать, что он отказался к свиньям от больших машин, купил "Опель" и теперь у него нет поблем с парковкой. Тут же все хором осудят Жорика, который приобрел "Линкольн" - немыслимой длины и роскошества средство передвижения, зачем оно ему, если он не Пугачева, и не Филипп, а скромный бизнесмен по производству оконных пакетов.
Было время в Верхнем Стане, когда по вечерам на террасе надрывались от политических споров. Года два или около того назад эти разговоры вспыхивали, как порох. И даже не споры это были, а грызня, потому что отношение к политике государства базировалось не на разумных доводах, а на чисто физиологическом посыле. "Я его ненавижу! Я рожу его не переношу!" - вот и весь сказ. Находились такие, которые не могли слушать по телику последние известия. На экране то и дело появлялись "рожи", вызывающие рвотный инстинкт. Приходилось немедленно бежать из комнаты, а сосед за столом сидел и думал про страдальца: "С ума он что-ли сошел? Лицо как лицо. И политика нормальная". А потом как-то вдруг разом договорились - политические темы закрыть. Тем более, что в жизни все как-то устроилось, и лодку перестали раскачивать, и появился намек на стабильность. Оставим в покое президента, а вот менталитет каждой, отдельно взятой нации… самое то, чтобы обсудить.
Артур выступил с полным знанием вопроса. Никто толком не знал, кто он по профессии. Знали только, что он каким-то боком сотрудничает с Левиной фирмой. Здесь вечером на террасе он и распустил хвост. Артур заявил, что у нас, при нашей невычесанной свободе, когда кажется, что все что хочешь, то и делай, в общественных науках вовсе не всем можно заниматься. Материться по телевизору - пожалуйста, паскудство показывать на экране - да сколько угодно, а вот взять, например, и с научной точки зрения обсудить психологию каждой нации, не только обычаи, но и генетические способности, скажем, к математике. Вот здесь - табу. И если ты за собственные деньги напечатаешь статью на эту тему, и общество начнет ее обсуждать, то ты получишь дискуссию не на научную тему, а на политическую. И будешь ты - враг современного гуманизма.
- Начнем с древней Греции, - продолжал Артур. - Аристотель делил весь мир на эллинов и варваров. Он утверждал, что варвар самой природой - формой носа, кистями рук и прочим - предназначен был грубым завоевателем, а в результате рабом, потому что разумно мыслить он не в состоянии. А благородные эллины с их прямыми носами и высокими лбами природой предназначены для того, чтобы мыслить и руководить.
- Чушь, - сказал Сидоров-Сикрский.
- Не спорьте с Аристотелем.
- Я не Аристотелем спорю, а с расистами. Ненавижу расистов.
- Ну при чем здесь расизм?
- А как там на западе с их вычесанной свободой?
"Чуть что - начинают с Древней Греции, - подумала Марья Ивановна и пошла на кухню. - Под Древнюю Грецию всю красную рыбу сожрут! А балык я вам не дам! Обойдетесь воблой. А еще лучше было бы кильки купить".
Она вернулась в террасу с воблой, которая тут же была разобрана.
- Нет, ты мне скажи, - настаивал Левушка, - убийца понятие наследственное или приобретенное? Я помню, была теория про определенную форму черепа и все такое прочее…
Артур уже рот открыл, но его перебил Сидоров-Сикорский.
- Нет, Левушка милый, здесь все как-то не так, - сказал он, постукивая рыбиной по краю стола. - Дело не в том, что он - убийца, а в том, что по своему генетическому коду он может быть отличен от большинства людей его этноса. А потому он приобретает свою форму приспособления. Если у меня рост три метра вместо одного метра семидесяти, но, наверное, я изберу образ жизни не такой, как Петр, Иван и Михаил. Я буду в баскетбол играть или работать дядей Степой-светофором. Наверное, так же обстоит дело с убийцами…
Дальше вопросы посыпались как горох из мешка.
- А слабый характер - это генетическая штука?
- Понятие силы и слабости - вещь генетическая. Равно как и ум.
- А что такое - ум? Я думаю, что ум - инстинкт выживания рода.
- Ум - это характеристика вашего быстродействия и объем перерабатываемой информации, - сказал Артур. - Например, я как умный человек замечаю, что выпивки до черта, а закуска кончается.
- Теть Маш, нарежь колбаски, - попросил Лева. - И овощей что ли принеси.
Когда Марья Ивановна вернулась на террасу, слово держал Лев. Сколько она пробыла на кухне, минут пять, не больше, а они со своим трепом уже во-она куда ускакали!
- Мы должны уповать на теорию конвергенции. К этому придет и социалистическая система, и рыночная. Все сойдется в одной точке и человечество вплывет, если угодно, в своеобразный коммунизм. Конечная цель одна, и она вполне достижима. Когда мы придем к техническому социуму, то отпадет необходимость в сознании реальных жизненных благ, необходимых нам для выживания. Также как в Беловежской пуще зубры не понимают, откуда для них появляется холодной зимой корм, так и людям будет не обязательно знать, кто нас поит и кормит. Машины будут сами себя воспроизводить, и нас обслуживать…
- Понятно, у них будет собственная жизнь, а люди, как бы в заказнике…
Марья Ивановна тихо вышла из комнаты. Уж не до утра ли она вздумали здесь сидеть? Сейчас наша терраса - их заказник. Лева еще долго говорил.
- … У людей будет происходить своя полнокровная жизнь - любовь, искусство, все что угодно. Жизнь Адама и Евы. Откуда ушли, туда и придем.
- А войны? Не может быть, чтоб человек по природе своей не стал воевать с той же машинерией.
- Технический социум будет регулировать быт, следить, чтобы не было войн, как мы сейчас регулирует стычки между кабанами и волками. Человек сам создает своего Бога - техническую цивилизацию. Теть Маш, чайку бы сообразить… или кофейку.
Неслышными шагами на террасу пришла Марья Ивановна с огромным подносом, на котором уместились и чашки, и заварной чайник, и початый торт в круглой коробке. Лева прошипел сидящей рядом Инне:
- Помоги тетке. Она не обязана обслуживать всю эту кодлу. Она не служанка здесь.
Инна резво встала, слегка оттеснила от стола Марью Ивановну и попыталась взять у нее поднос. Та удивилась и не только не отдала, но вцепилась в ручки подноса, словно уверена была, что Инне не под силу удержать такую тяжесть. Со стороны это не было похоже на борьбу, они словно в вежливости состязались, как Манилов с Чичиковым. В конце концов, Инна одолела пенсионерку. Марья Ивановна сделала шаг назад. В этот момент и раздался в темноте громкий хлопок. Никто вначале не понял, что это был выстрел. Лева негромко ахнул и прижался к спинке кресла, держась за грудь.
- А-а-а! - закричала Марья Ивановна и кинулась к племяннику. - Я говорила. Я предупреждала!
Лева сидел белый как мел, через пальцы его, прижатые к груди, сочилась кровь, а сам он вдруг начал медленно сползать с кресла.
- В него стреляли! - взвизгнула Инна, и поднос с грохотом полетел на пол.
- Меня убили, - повторил вслед за ней Лев и потерял сознание.
11
Фельдшера Макара Ивановича, которого все в округе называли "Ветеринар", кличка у него была такая, Флор привез через час. Врача Надежду Ивановну на этот раз доставить в Верхний Стан не удалось. Вечером она праздновала свое сорокалетие и теперь находилась в полной отключке. На этом же банкете находилась в полном составе и кашинская милиция, поэтому заезжать за опером Зыкиным тоже не имело смысла.
Но если бы опер и не назюзюкался в стельку, ему все равно было не суждено попасть в эту ночь в Верхний Стан, потому что Флор о нем просто не вспомнил. Не до того было. Одно дело, когда неведомый труп в деревне нашли, и совсем другое, когда Льва ранили в левую сторону груди. Там же сердце! Врач нужен, а не мент. Фрол даже мысленно запрещал себе говорить слово "убили", хотя на первый взгляд оно так и выходило. Удивительно, если он вообще еще жив.
Левушка был не только жив, но и в сознании. Он сидел в том же кресле, прикрытый пледом. Голую грудь его стягивала повязка, через которую проступило кровавое пятно. Вид, конечно, ужасный. Не просто бледный, а серый, глаза испуганные, зрачки суженные, дрожит весь.
- Пуля навылет, - констатировал фельдшер, осмотрев раненого. - Повезло вам, молодой человек. Очень повезло, - и добавил загадочное слово, - средостение.
- Какое еще - средостение? - переспросила Марья Ивановна. - И что значит - повезло, если моего племянника чуть не убили?
- Вот именно - чуть. Несколько миллиметров в сторону, и пиши пропало. Стрелял опытный убийца, хороший стрелок. Метился он точно. Но у вашего племянника при его неспортивном сложении сердце несколько опущено, впрочем как и все жизненно важные органы. Мышцы дряблые - понимаете?
Лева тихо застонал.
- Больно? - обратился фельдшер к раненому.
- А вы как думаете? - Левины слова не были окрашены никаким эмоциональным оттенком, на злость и негодование у него просто не было сил.
- Плевра не задета, - ласково отозвался фельдшер. - Если бы плевра была задета, вы бы со мной не разговаривали. Вы бы от боли сознание потеряли.
- Он и терял! Только что в себя пришел, - Инна опять начала плакать, вид у нее был совершенно потерянный.
- Да делаете что-нибудь, какого черта! - не выдержал Флор. - Что вы тут разговоры разговариваете?
- При бедности нашей лечебницы я могу сделать только обезболивающий укол анальгина, - спокойно ответил Ветеринар, раскрыл свой чемоданчик и начал готовить шприц. - Можно также сделать новокаин внутривенно, но при угрожающей бледности больного делать это я остерегусь, потому что может рухнуть давление.
Присутствующие с благоговейным вниманием следили, как фельдшер примеривался к Левиной ноге, выискивая удобное место для укола. Он все пытался добраться до ягодиц, но боялся потревожить раненого. Наконец, укол был сделан.
Укладывая шприц в металлический футляр, фельдшер похвалил всех присутствующих, де, все они сделали правильно, не поволокли раненого в постель, а ведь могли и не знать, что в лежачем положении отек пораженных тканей проявляется гораздо быстрее, чем в сидячем. Потом все так же невозмутимо глядя на Льва, он принялся рассуждать сам с собой.
- Похоже, что жизненно важные органы не задеты. Если бы пуля продырявила верхушку легких, то на губах появилась бы кровавая пена. А она не появляется. Хотя если задеты нижние участки легкого, пены может не быть, но будет внутреннее кровоизлияние, что очень не желательно…
- Вы не можете все свои знания держать при себе, - взмолилась Марья Ивановна. - Я понимаю, что нам повезло, и мы вам очень благодарны, но слушать все эти подробности… Увольте!
Ветеринар вдруг посуровел и твердо сказал, что только рентген может внести ясность и сказать, задеты или не задеты жизненно важные органы, а потому господина Шелихова Льва Леонидовича надо немедленно вести в районную больницу.
После обезболивающего укола Леве заметно полегчало. Даже цвет лица изменился и страх пошел. Ехать в райцентр он категорически отказался, заверив фельдшера, что в Москву уже позвонили, и скоро сюда явится его собственный врач. С ним они и решат, что делать дальше. Фельдшер смирился.
Тут неожиданно для всех проявил инициативу Артур, призвав мужчин прочесать сад. Флор и одноглазый Харитонов (Сидоров-Сикрский с Раисой уже отбыли домой, потому что у скульптора от переживаний поднялось давление) отнеслись к предложению Артура с сомнением, но и отказываться было как-то неловко. Инна направилась вместе со всеми.
- Убийцу мы, конечно, не найдем, но следы его пребывания может быть и обнаружим, - твердил Артур..
А как их найдешь - следы, если темнота в саду - глаз выколи. На всю компанию два фонаря, а одним из двух завладела Инна, потому что ей надо под ноги светить, чтоб не упасть. Но даже с фонарем она не поспевала за мужчинами.
- Ну, кто ночью по саду шастает на каблуках? - не выдержал Флор. - Идите домой, мы уж как-нибудь сами…
И не нашли бы ничего, если бы у Инны вдруг не погас фонарь. В обычной ситуации в первую очередь думаешь о севших батарейках и перегоревшей лампочке, а здесь вдруг в голову полезло черте что, декоративный валун обочь дорожки обернулся сгорбленным убийцей. Инна дико закричала, ломанула прямо через кусты к дому и, конечно, упала. Подоспевшие мужчины принялись ее поднимать.
- Подождите! Я сама. О, дьявол, коленку оцарапала! Камень острый! Нет, это не камень…Посвети сюда, - она неловко поднялась на ноги, разжала ладонь и взвизгнула: - Пуля!
- Гильза, - поправил ее Артур. - Дай сюда.
Мужчины коротко крикнули гип-гип-ура, но радовались они не столько находке, сколько возможности прекратить, наконец, нелепое блуждание по мокрой траве. Что они, мальчишки, в сыщиков играть? Другое дело - Артур. Он самым тщательным образом осмотрел гильзу, завернул в носовой платок и упрятал в карман шортов.
- Я ее потом следователю отдам, - сказал он строго.
Все пошли на террасу, и только Артур, неутомимый следопыт, остался бродить по саду. Вернулся он спустя четверть часа.
- Нагулялся? - не удержалась от ехидного вопроса Инна.
- Я вообще-то думал - вдруг пистолет найду, - смущенно объяснил он. - Убийца часто с перепугу бросает оружие. А киллеры вообще так обычно поступают.
- Мог бы поиски отложить до утра, - проворчал Флор. - Гильзу-то случайно нашли. При свете дня искать как-то сподручнее.
- Он мог вернуться за пистолетом, - сказал Артур загадочную фразу, но уточнять не стал.
Часы показывали четыре, когда из Москвы прибыла целая бригада: Левушкин лечащий врач-терапевт, хирург, юрист Хазарский, представитель частного сыскного агентства Никсов и два шкафообразных телохранителя. Добрались в рекордно короткий срок. За два часа было покрыто сто семьдесят с гаком километров.
Врачи проявили фантастическую активность - все бегом, быстро, слажено. Фельдшер поспешал за врачами, скороговоркой объясняя суть дела. Прямо тебе американский сериал "Скорая помощь". Первым делом Леву прямо в кресле перенесли в комнату, потому что "на террасе больному холодно", потом аккуратно перенесли на кровать и усадили, обложив подушками. Оба, и хирург, и терапевт, одновременно прослушивали легкие, считали пульс, нежно мяли больное Левушкино тело и негромко, коротко обменивались информацией.
- Жидкости в легких нет.
- Нет, но дышит плохо.
- Отек. Легкие полностью не расправляются. Ты что взял? Полиглюкин?
- Да. И еще гемодез.
- Что будем колоть? Морфин?
- Да, ему нужно поспать. Ставь капельницу.
Лева услышал слово морфин и торопливо сказал:
- Не торопитесь. Мне нужно поговорить с Никсовым. И чем быстрее, тем лучше.
- Хорошо, Лев Леонидович, но не более десяти минут.
- Что вы собираетесь со мной делать?
- Сейчас вы будете спать. Потом мы повезем вас в Москву. Вот только еще не решили - на реанимобиле или на вертолете.
- Что?? - Лева невольно дернулся и застонал.
- Осторожнее, - крикнул хирург. - Никаких резких движений!