Мать моя женщина! Вся мебель и все стены гостиной были в крови. Лужа крови виднелась и на полу, однако на темно-красном фоне ковра ее трудно было заметить с первого взгляда.
Но зато на стенах… Создавалось впечатление, что убийца макал свои руки в кровь и оставлял оттиски на светлых обоях. Он разрисовал не только стены, но и мебель, в том числе диваны и пуфики; даже на стеклах виднелись брызги крови. Это был не просто убийца, а какой-то безумный мясник.
Мне мгновенно стало дурно. Свершено не соображая, что делаю, я круто развернулся и бросился вон из квартиры Хамовича.
Как я не вырвал на лестнице, не знаю. Я мужественно сохранил содержимое своего желудка до клумбы перед домом. Ну, а там уже я раскрыл свои хляби по полной программе…
– Ну, нализался… – раздался неподалеку осуждающий женский голос.
– Ага, с утра пораньше, – поддержала ее другая женщина.
– Жрут ее, проклятую, жрут… Когда уже напьются?
– Паразиты…
– А с виду интеллигент.
– Угу…
"Миленькие, – думал я вяло, не в силах оторваться от деревца, за которое схватился, как утопающий за соломинку. – Канайте на хрен дальше. Мне сейчас не до вашего бабьего базара…"
Увиденное потрясло меня до глубины души. Нельзя сказать, что я никогда не видел крови. Несколько раз приятели брали меня с собой на охоту, где убийство живых существ само собой разумеющееся дело.
Правда, толку от меня, как от охотника, было мало, но убитых зверей и птиц я видел, и кровь животных не вызывала во мне таких бурных эмоций. В принципе, я соглашался принять участие в охотничьих забавах только по одной причине – чтобы во время охотничьего застолья с хорошей выпивкой всласть пострелять по бутылкам.
А стеклотары после каждой охоты было – завались…
Но когда я увидел следы даже не убийства, а кровавого побоища, все во мне перевернулось. Я вдруг ощутил себя слабым и беззащитным. Мне захотелось, как в детстве, спрятаться под длинное пальто мамки и почувствовать себя укрытым в надежном бастионе.
– Вы тут живы? – раздался за спиной участливый голос майора Ляхова.
– Жив. Но не сказал бы, что хорошо себя чувствую.
– Это пройдет. Возьмите… полегчает…
Я обернулся и увидел, что он протягивает мне бутылку минералки. У него что, запас для таких случаев имеется? – подумал я мельком. И жадно прильнул к горлышку.
Бутылка показала дно в один миг; в ней было всего лишь треть литра. А я почувствовал значительное облегчение. Мне стало так хорошо, как не бывало даже с глубокого похмелья, когда для поправки принимаешь первые сто грамм. Я просто забалдел.
– Дайте закурить, – попросил я у мента.
Тот с огорчением развел руками и сказал:
– Сам бы курнул, да сигареты все вышли.
– Не беда, – ответил я Ляхову, поискал по двору глазами и позвал: – Лукич! Дуй сюда.
– Чего тебе? – спросил Лукич, когда подошел к нам, опасливо косясь на Ляхова.
Ишь ты, невольно восхитился я, мента за версту чует. А ведь опер в штатском.
Лукич был нашей дворовой легендой. Его посадили, в аккурат, перед смертью Сталина, в январе 1953 года. И ясное дело, за "политику", несмотря на то, что ему было тогда всего шестнадцать лет.
Провинность Лукича перед родиной и коммунистической партией заключалась в достаточно невинном анекдоте о советских партайгеноссе. Это, конечно, были мелочи, даже в те жестокие времена не всех за такие анекдоты сажали. Но, похоже, кто-то здорово подсуетился, кропая на Лукича донос, и навесил на глупого пацана столько, что ему всучили "червонец" – десять лет.
И все же Лукичу здорово повезло: "вождь всех времен и народов" вскорости откинул копыта, власть в стране чуток переменилась, и Лукич попал под амнистию, даже толком не отведав лагерных щей. Его реабилитировали, что называется, по всем статьям.
В городе он не задержался – завербовался и уехал в районы Крайнего Севера. От греха подальше. А оттуда Лукич каким-то образом попал в арктическую экспедицию, где и кантовался почти тридцать лет, получив за свои труды орден и несколько медалей.
Возвратился Лукич в родные пенаты лишь после смерти родителей – чтобы квартира не пропала. Но сердцем он навсегда остался с Севером.
А еще Лукич был страшным сквернословом и сторонился ментов, как зачумленных. Видимо, даже недолгое пребывание в лагере оставило в душе заслуженного полярника незаживающий рубец.
С Лукичом мы дружили. Он знал, что и мой дед побывал в местах не столь отдаленных и по той же статье УК, что и он. Это обстоятельство способствовало нашим доверительным отношениям. Я любил слушать его побасенки о Севере, а он мог часами сидеть за моим рабочим столом, рассматривая монеты.
– Угости нас сигаретами, – сказал я, пожимая ему руку.
– У меня кубинские, – предупредил Лукич.
– Хрен с ними… Давай.
В экспедициях Лукич привык к крепким кубинским сигаретам, которые у непривычного к ним человека вышибают слезу и кашель. В те времена нищая послереволюционная Куба могла расплатиться за советские товары разве что ромом, тростниковым сахаром, сигарами и дешевыми сигаретами.
А поскольку кубинские табачные изделия некуда было девать, – наш народ курил тогда в основном "Приму", "Беломор" и болгарские сигареты с фильтром – его втюкивали в различные экспедиции, отправляли на комсомольские стройки и в прочие отдаленные места, где курящему человеку просто не оставалось иного выбора, как смолить то, что есть в наличии в магазинах, вспоминая всуе бородатого команданте Фиделя.
Мы закурили. Я почему-то не ощутил никакого вкуса. Что касается майора, то он мужественно пытался не закашляться. Лукич наблюдал за нами не без иронии, но помалкивал.
– Ты иди, иди… – сказал я, слабо махнув рукой.
Ляхов своим суровым ментовским взглядом подтвердил мое желание.
Лукич сумрачно кивнул головой и нехотя свалил. Он жил в соседнем подъезде, и ему уже было известно об убийстве Хам Хамыча. Думаю, что Лукич сочувствовал мне, так как знал, что быть даже свидетелям в таком деле – не мед.
А еще я хорошо знал, что пенсионер Лукич от безделья страдает манией любопытства, но сегодня он никак не мог подобраться к квартире Хамовича поближе – вахтенный мент отгонял. Поэтому Лукич, насторожив уши, и мыкался по двору туда-сюда, пытаясь выудить хоть что-то из разговоров служивого люда.
– Кто это? – спросил майор.
– Ваш будущий клиент.
– То есть?…
– Он живет на первом этаже в следующем подъезде. По идее, вы обязаны и его допросить. Как возможного свидетеля.
– Опросить, – поправил меня Ляхов.
– Это что в лоб, что по лбу.
– Не скажите… – Майор коротко улыбнулся. – Разница между допросом и опросом есть. И существенная.
– Мне бы не хотелось узнать, в чем она заключается.
– Все верно – большие знания, большие горести…
Некий намек, прозвучавший в последней фразе Ляхова, заставил меня внутренне вздрогнуть. А мент, оказывается, философ, подумал я. Шибко грамотный. Скорее всего, учился на юридическом факультете университета, а не в Высшей школе МВД.
– Пойду домой, – сказал я устало. – У вас еще есть ко мне вопросы?
У меня было такое состояние, словно меня избили.
– Пока нет. Большое вам спасибо, – любезно ответил майор.
– За что спасибо? Я ведь ничем вам не помог. Ах, да, кофе… Но это мелочи.
– Кофе у вас и впрямь великолепный, и я искренне за него благодарен. А что касается вашей помощи в расследовании… Вы раскрыли характер человека, в какой-то мере его внутренний мир, привычки и наклонности.
– Ну, о буйном нраве Хамовича, наверное, все знают…
– Не скажите. Поведение человека на работе и дома разительно отличается. На работе некий индивидуум душка, а дома – тиран. Так бывает очень часто.
– Может быть. Я не силен в психологии.
– И кстати, о том, что покойник поколачивал своих домочадцев, от вас я услышал впервые. А это наводит на некоторые размышления…
Я индифферентно пожал плечами. Мне его заботы и версии преступления были до лампочки. Своих проблем хватало. Тут я некстати вспомнил о подружке с ее заявкой на вакантное место моей супруги, и настроение упало ниже нулевой отметки.
– Возможно, мне придется потревожить вас еще раз, – сказал мент.
– Да сколько угодно… – буркнул я; и поторопился скрыться в подъезде.
Верно говорят – слово, сказанное всуе, часто имеет продолжение. Лучше бы я в этот момент прикусил свой глупый язык. Увы, тогда я даже не мог предположить, что наша следующая встреча уже не за горами…
Моя просторная квартира вдруг стала давить на меня, жать, как новые, не растоптанные ботинки. Я не находил себе места. Чтобы я не делал, перед моим внутренним взором вновь и вновь появлялась картина разора в гостиной Хамовича. И везде кровь, кровь, кровь…
Я несколько раз бегал в ванную, чтобы опорожнить желудок. Но ничего, кроме желудочного сока, выдавить из себя уже не мог. Меня душили спазмы, и я с трудом глотал теплую кипяченую воду.
Когда наступило очередное облегчение, я сказал сам себе: нет, все, хватит! Надо куда-то слинять. И принять на грудь как минимум поллитры чего-нибудь покрепче. Иначе у меня крыша поедет.
Быстро собравшись, я выскочил на улицу, при этом стараясь не смотреть на дверь квартиры Хамовича. Там по-прежнему торчал постовой, но Евсеева не было.
Наверное, бедный Евсей, сраженный той же "болезнью", что и я, пошел в ближайший киоск, где торговали водкой на разлив (естественно, безо всяких лицензий и разрешений), "полечиться" приличной дозой спиртного. Водка у нашего участкового была лекарством от всех болезней. Он даже коньяк считал баловством.
Ноги сами принесли меня в ресторан "Ё-мое". Он находился в десяти минутах ходьбы от моего дома, на берегу пруда. На другой стороне нашей городской достопримечательности раскинулся парк с аттракционами, а берег, где какой-то крутой бизнесмен построил ресторан, всегда был неухоженным, поросшим камышом и частично застроенный домами частного сектора.
Нужно отдать должное злостному частнику – свое "Ё-мое" он отгрохал на загляденье. Ресторан был небольшим, но очень уютным. Его сделали в стиле "ретро" – деревянные стены, сложенные из колод, резные наличники и коньки крыши, на подворье везде валялись каменные глыбы (что-то наподобие японского сада камней) и стояли еще какие-то постройки…
В общем, ландшафт был причесан под "старину". Лично мне здесь нравилось почти все. За исключением цен. Когда я впервые увидел счет за свой ужин, волосы у меня поднялись дыбом. И опустились лишь тогда, когда я выскреб из кошелька последнюю мелочишку официанту на чаевые.
После это я захаживал сюда в основном для того, чтобы повыпендриваться на людях, выпив рюмку коньяка, чашечку кофе и съев мороженное. А если и заказывал что-то посущественней, то только на крытой летней веранде, которая служила одновременно и причалом для лодок. Здесь все было попроще и подешевле, нежели в деревянном теремке.
Что касается названия заведения, то мне кажется "Ё-мое" для него было в самый раз. Хотя бы потому, что нечаянные посетители ресторана, даже вполне состоятельные господа, когда приходила пора рассчитываться, и им подсовывали счет, первым делом непроизвольно вскрикивали "ё!…" – ну и так далее. Короче говоря, выражались совсем не литературно.
В основном ресторан посещали хорошо упакованные бизнесмены, вороватые чиновники-взяточники из городской администрации и дорогие проститутки. А также случайные клиенты и такие придурки, как я, которые тщились выглядеть респектабельно – когда у них появлялись деньги.
(Должен сказать, что солидный нумизмат просто не имеет права отираться в разных сомнительных забегаловках. Иначе среди элиты коллекционеров монет ему нечего будет делать. Не знаю, кем и когда были установленные эти неписаные правила, но выполнялись они неукоснительно. Небогатым и безденежным настоящий нумизмат может быть только в начале своего пути).
Я не стал заползать в деревянное чрево "Ё-мое", а уселся на веранде. Мои легкие жаждали свежего воздуха, а желудок – доброй порции спиртного.
– Чего изволите?
Официант вырос передо мной, как та сказочная Сивка-Бурка, вещая каурка. Он был очень молод, но уже не прыщав.
– Триста. "Абсолют". И лимон, – отчеканил я одним духом. – Да побыстрее!
– Момент-с…
Половой исчез. Он был одет "под старину" – косоворотка, жилет, картузик… Чего только не придумаешь, чтобы завлечь клиентов.
Официант и впрямь задержался в буфете недолго. Спустя две-три минуты на моем столе уже стоял запотевший графинчик с финской водкой и тарелочка с лимонными дольками, посыпанными сахаром.
Первую рюмку я залил в желудок не без внутреннего сопротивления. Мне казалось, что она может тут же вернуться обратно.
Но обошлось. Водка зажгла внутри небольшой пожар, который мгновенно закупорил вкусовые рецепторы, и утихомирил спазм, мучивший меня всю дорогу до самого ресторана.
Закусывать я не стал, а послал вслед за первым водочным зарядом второй. Теперь уже финская покатилась более свободно; я наконец почувствовал ее вкус и приятную горечь. Неторопливо поставив рюмку на стол, я взял ломтик лимона и начал задумчиво жевать.
Жизнь как будто начала налаживаться…
Глава 4
Спустя полчаса я уже начал мыслить более-менее сносно. По крайней мере, в мозгах, которые до этого напоминали бесформенный кусок желе, начали появляться извилины. Мне стало понятно, почему мент потащил меня в квартиру Хамовича. Он хотел увидеть мою реакцию. И увидел…
Интересно, какие опер сделал выводы? Что маньяк-убийца при виде крови не может себя вести так, как я? Или наоборот – что я очень ловкий и хитрый тип, способный на артистическую игру?
Естественно, он просто обязан был меня подозревать. И не только меня – всех жильцов дома. Это если по большому счету. И он не успокоится на наш счет, пока мы не докажем свое алиби. Это аксиома.
Почему я не сказал ему, что был в тот вечер не один? Впрочем, это не суть важно. Я точно знал, что мент снова придет ко мне задавать разные вопросы. Вот тогда я и предъявлю ему свою подружку.
Оставался главный вопрос – кто убил Хам Хамыча и за что? Естественно, первое, что бросилось мне в глаза, когда мы с майором вошли в гостиную, была кровь на полу и на стенах. Но теперь я вспомнил и еще кое-что.
В гостиной что-то искали. Искали по-варварски, грубо и безжалостно ломая мебель. Я был уверен, что такая же картина наблюдалась и в других комнатах.
Нет, так обычные воры и даже грабители не действуют. Я, конечно, не специалист в подобных делах, но видел много фильмов и журналистских расследований на подобные темы, читал книги. Ворам нужна тишина, а здесь был устроен самый настоящий погром. Уж я-то слышал…
Наверное, Хамович собрал на кого-то компромат, подумал я, и его решили изъять… вместе с собирателем. Обычная разборка богатеньких Буратино, не стесненных в средствах и не обремененных общечеловеческими достоинствами – такими как сострадание, любовь к ближнему, порядочность и так далее.
Непохоже…
Нет, точно не похоже. Сначала Хамовича замочили, затем оставили "автографы" на стенах, а потом начали искать бумаги… или что там. Не проще ли было поспрашивать Хам Хамыча, куда он их дел?
Проще. Тем более, что Хам Хамыч явно не принадлежал к твердокаменным борцам за светлое коммунистическое будущее, которые и под пытками не выдавали буржуинам военных тайн. Он бы раскололся на раз.
Непонятно…
А что если у вора-грабителя крыша поехала? Грохнул Хамовича, увидел кровь, взбесился и начал творить всякие чудеса.
Вариант? Да. Люди в наше время по моим наблюдениям стали просто сумасшедшими. За деньги готовы на все. А уж за большие деньги… Тут, как говорится, мама не горюй. Страну родную в ад бросят, лишь бы владеть миллионами. Совсем отморозились.
Я, конечно, не записной патриот, но все-таки за державу обидно. Когда видишь рожи власть и деньги имущих на экране телевизора, то можно подумать, что передают репортаж из шабаша вурдалаков. Они такое творят, что временами кажутся инопланетянами, которых к нам заслали, чтобы угробить Землю и все живое на ней…
– Привет, Ник!
Чей-то бодрый голос заставил меня вздрогнуть. Я даже дернулся от неожиданности. Повернув голову, я увидел сияющую физиономию Клипера. Он был одним из "жучков", которые мало что смыслили в нумизматике, но постоянно терлись около, подхватывая крошки со стола солидных коллекционеров.
"Жучки" не собирали коллекций, они делали на монетах бизнес. А так как знаний у них не хватало, то этот бизнес в основном был хилым и малоприбыльным. Но кое-кто из этого шустрого племени прилипал все же мог достаточно безбедно существовать на тот навар, что получался от торговли монетами, медалями и жетонами.
Клипер был самым удачливым. У него имелось чутье. А это в нашем деле главное. Иногда он приносил очень даже неплохие экземпляры. Но никогда не сдавал своих поставщиков.
Я подозревал, что монеты Клипера имеют не совсем чистое происхождение, но углубляться в такие дебри не хотел. Это его проблемы. Что касается раритетов, которые я у него приобретал, то это все-таки были деньги, пусть и старинные, а они, как известно, не пахнут.
Цинично? Да. Но это здоровый цинизм. Я не мент и не законник, чтобы докапываться до корней. Если монета не в розыске, значит она бесхозная. И ей все равно, в чьей коллекции находиться.
Правда, иногда в среде нумизматов случается аврал. Это когда уворуют чью-нибудь коллекцию. В таких случаях срабатывала корпоративная солидарность, и мы начинали работать в качестве добровольных сыщиков-экспертов.
Должен сказать, что на моей памяти уже был такой случай. И он закончился для обворованного коллекционера благополучно. Благодаря, кстати, Князю, который вышел на след похитителей по одной единственной монетке – дорогому и редкому солиду римского императора Константина I, чеканенному в 309 году в Трире.
Воры знали, кто может купить такую дорогую монету, и принесли ее Князю. А ему хватило одного взгляда, чтобы разобраться, кому она принадлежала.
Дилетантам в нумизматике кажется, что монеты – безликие кусочки металла. Отнюдь. Каждая монета имеет свои отличительные признаки, которые неспециалист заметить не в состоянии. Едва взглянув на раритет, опытный и знающий коллекционер мгновенно составляет в голове его "паспорт".
Это и износ монеты, и качество ее изготовления, и цвет патины (он может быть зеленым, оливковым, черным, красным, голубым и так далее), и состояние поверхности, и квалификация реставратора, который нередко портит монету растворами кислот, пытаясь ее очистить… Каждая царапинка, каждая трещинка вносится в этот "паспорт" как в память компьютера.
И главное – единожды увидев ценную монету, настоящий нумизмат будет помнить ее всю свою оставшуюся жизнь.
Короче говоря, Князь не пожадничал, наступил на горло своей песне, и сдал торговцев ворованным товаром куда следует. Это был действительно благородный и мужественный поступок. Я как-то поставил себя на его место и вынужден был констатировать, что не знаю, как повелся бы, увидев такой раритет.
– Балдеешь? – спросил Клипер.
– Вроде того…
– Ты не против?… – Клипер присел за мой столик.
– А то ты уйдешь…
– Гы… Конечно, нет.
– Что, "товар" карманы рвет?
– Ну.
– Опять какая-нибудь чепуха?