- Ну вот, - сказала она. - Вы красавчик.
- Но в полночь я должен покинуть бал, так? Иначе вся эта одежда превратится в горностаевый мех и шелк. - Он испытывал необыкновенную легкость, будто накачавшийся наркотиками правитель какого-то карпатского герцогства. В голове звучала музыка, какая-то немыслимая смесь Берга и Дебюсси. Одежда казалась увесистой и вполне могла сойти за облачение принца с пристегнутой к поясу шпагой.
- Идем, - сказал Болтун и взял Грофилда под локоть, причем довольно грубо.
Грофилд глубоко сожалел о своем состоянии. Он попал в переплет, ужасный переплет, ни причин, ни смысла которого понять не мог. Сейчас бы ему быть здоровым и начеку, но вместо этого он в полуобморочном состоянии и ничего не соображает, балансируя на краю могилы в окружении горилл, которые в любое время могут столкнуть его туда, стоит им только захотеть. Теперь, когда Грофилд стоял стоймя, шел, шевелился, он гораздо острее отдавал себе отчет в собственной слабости и уязвимости, чем когда удобно лежал в постели.
Сейчас его вели к двери, и вдруг одна мысль четко и ясно прорезалась в голове, и он сказал:
- Мой чемодан.
Грофилд повернулся было к нему, но его по-прежнему тащили прочь.
- Он тебе не понадобится. Ты сможешь за ним вернуться.
Вон он, лежит в изножье кровати. Он был закрыт, но не заперт.
Грофилд услышал, как девушка сказала:
- Я могу понести его.
Это ему понравилось, но тут Болтун сказал:
- Я ведь говорил: чемодан ему не пригодится. Он останется тут, чтобы горничная видела, что жилец не съехал. В субботу он сможет за ним вернуться.
- Ты подонок, - сказала девушка, и даже в полуобморочном состоянии Грофилд понял, что ее ужалило слово "суббота" и что его произнесли именно для того, чтобы уязвить девушку. Стало быть, как он и предполагал, в пятницу ей и впрямь надо где-то быть. В Акапулько? Возможно.
Болтун бубнил у него над ухом:
- Ну на кой он тебе, а? Твою зубную щетку мы уже взяли из ванной, а ты все равно будешь лежать, в постели, так не все ли тебе равно?
Грофилду достало ума кивнуть.
- Это не имеет значения, - сказал он, и его вывели из комнаты, а чемодан остался.
ЧАСТЬ II
Глава 1
Простите, - сказала она.
- Простите? - удивился он. - За что? В чем вы раскаиваетесь?
- Вы сердитесь на меня, - сказала она.
- Дайте еще сигарету, - попросил Грофилд. Свои "Деликадос" он оставил внизу.
Они находились в номере прямо над его прежней комнатой. Головорезы сняли "люкс" из трех спален, и эта комната располагалась посередине. Дверь в коридор запиралась на два замка, и ключа не было, поэтому они могли ходить только по смежным комнатам.
Разумеется, оставалась возможность выбраться в окно, но громилы забрали все постельное белье и ремень Грофилда и даже сняли шторы. А больше веревки не из чего было связать, так что и путешествий из окна впредь не предвиделось.
Сейчас Грофилд и Эллен Мэри были одни. Грофилд полулежал на голом матраце, девушка в нервном возбуждении мерила шагами комнату. Их привели сюда пять минут назад и оставили одних, и до сих пор они не обменялись ни единым словом. Учитывая состояние Грофилда, молчание могло продолжаться вечно.
Но девушке непременно надо было что-нибудь сказать. Например, такие приятные и полезные слова, как "простите". Ей хотелось как-то загладить свою вину: когда Грофилд попросил у нее сигарету, она прикурила ее сама, прежде чем протянуть ему. На фильтре остался легкий след от помады. Она остановилась у кровати, прикурила вторую сигарету для себя и сказала:
- Мне жаль, что…
Грофилд быстро перебил ее:
- Насколько я понимаю, единственная причина, по которой ваши дружки оставили нас одних, заключается в их желании послушать, о чем мы будем говорить.
Она вытаращила глаза и посмотрела на одну из боковых дверей.
- Вы думаете? Но зачем?
- Чтобы выяснить, каким боком я тут замешан, были ли мы знакомы прежде. Теперь вы готовы рассказать мне правду?
Девушка заколебалась, кусая нижнюю губу. Наконец она сказала:
- Нет, не могу. Жаль, я ведь ваша должница, но…
- И еще какая должница, золотко.
- Я знаю. Поверьте мне, я даже не могу выразить, как мне жаль.
- Вы не можете рассказать мне ничего полезного, так?
- Нет. Я просто не могу, вот и все. Грофилд сказал:
- Но ведь есть место, где вам надо быть до пятницы. Или в пятницу.
- Да. В пятницу, да.
- И это то самое место, которое вы назвали прежде?
- Акапулько - да. - Она увидела, как он бросил взгляд на дверь, и сказала:
- О-о, они об этом знают. Потому-то и держат. Они выпустят нас обоих в субботу, я уверена, что выпустят.
- Не знаю, могу ли я ждать, - возразил Грофилд.
- А я знаю, что не могу ждать. Но что поделаешь? - И она снова принялась вышагивать по комнате, сделав бешеные глаза.
Грофилд погрузился в безмолвие. По нескольким причинам. Во-первых, он боялся, что она в любую минуту допустит промашку и ляпнет что-нибудь о деньгах. Во-вторых, ему нужно было время, чтобы как следует обмозговать, куда он угодил и что нужно сделать, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте.
Сейчас ему были ненавистны слабость собственного тела, его оцепенение и неуклюжесть. Он сроду не болел, он всегда пребывал в отличной форме, поскольку актерская работа требовала навыков фехтовальщика, акробата, наездника и исполнителя бальных танцев, так что он в любое время мог сыграть какую-нибудь роль в "Пленнике Зенды". В любое время, но только не сейчас, хотя именно сейчас охотнее всего и сделал бы это.
Вдобавок ко всему, как будто рана сама по себе уже не была достаточным препятствием, он еще и оказался на чужом поле. Прежде он никогда не бывал в Мексике, у него не было туристической визы, он не владел языком. Кроме той одежды, что была на нем, и набитого деньгами чемодана, у него не было никакого багажа, ему совсем нечего было надеть. Он не имел ни оружия, ни связей, ни друзей среди местных и не мог обратиться ни в мексиканскую полицию, ни в американское посольство.
Чем больше он об этом думал, тем сильнее склонялся к мысли, что без помощи этой девушки ему не обойтись. Она втянула его в переделку, из которой ему в одиночку не выпутаться, так пусть теперь порадеет за него и вытащит из этого дерьма.
Она все расхаживала по комнате, вид у нее был испуганный и сосредоточенный. Грофилд сказал:
- Подойдите сюда.
Она остановилась, испугавшись на мгновение, потом сообразила и подошла к нему, но не слишком близко. Он раздраженно взмахнул рукой, веля ей сесть рядом на кровать. На лице у нее появилось выражение недоверия, но Грофилд окинул ее неприязненным взглядом, давая понять, что она неверно толкует его намерения.
Она сказала: "Что?.." - но Грофилд оборвал ее резким жестом, который, очевидно, означал: "Заткнись".
Когда она наконец села, рука об руку с ним, и вытянула ноги на голом матраце, последовав примеру Грофилда, он прошептал:
- Вот так мы можем поговорить о своем. Поняли?
- Простите, - прошептала она в ответ. - Я не сразу сообразила, я подумала о другом.
- Уж слишком вы часто извиняетесь, а? Ладно, ничего, просто слушайте. У нас с вами общие чаяния. Она энергично кивнула.
- Так что мы поможем друг другу, - прошептал он. - Вы поможете мне улизнуть отсюда и вернуть мой чемодан. Я помогу вам добраться до Акапулько в пятницу.
- Идет, - сказала она, возможно, чересчур поспешно.
Грофилд посмотрел на нее, она была милой и невинной, как десятилетняя монашенка. Приманка для единорога. Но в глубине души, за зеркалом этих глаз, по убеждению Грофилда, она уже размышляла, как бы ей кинуть его при первом удобном случае и удрать, не важно, с деньгами или без.
Ну, черт побери! Придется обходиться тем, что есть. Грофилд прошептал:
- Как насчет бумаг? Вы в стране на законном основании?
- Разумеется. - Она казалась искренне удивленной, до того удивленной, что едва не ответила в полный голос.
- Ш-ш-ш! Потише.
- Простите. Я…
- Простите? Опять "простите"?
- Я что, и впрямь все время это говорю, да?
- У вас есть на то причины. Как насчет водительских прав? Они у вас есть?
- Да.
- При вас?
- За корсажем. Я положила туда все мои документы, когда выбралась из окна.
- Прекрасно. А сейчас вопрос на засыпку. На него вы должны ответить честно.
- Если смогу.
- Сможете. Вы спустились по простыне вовсе не затем, чтобы позвонить в полицию. Если мы снова удерем, ваши "тетушки" вызовут легавых?
- Шутите?
- Наш договор все равно остается в силе, - заверил Грофилд. - Просто дело в том, что на улице нам придется действовать по-другому.
Она выпрямилась и села вполоборота к нему, подняв вверх три пальца, будто давала бойскаутскую присягу.
- Я ручаюсь, - горячо прошептала она, - что эти гнилые ублюдки сроду не общались с полицией по собственному почину и не станут этого делать ни в коем случае. Они не позвонят в полицию, в этом я клянусь.
- Ну что ж, хорошо. Теперь подумаем, как отсюда выбраться.
- А вы мне не верьте. Помогите мне встать с кровати.
- Давайте.
Она сползла с ложа, взяла Грофилда за правую руку и помогла ему преодолеть период шаткого равновесия между стоячим и сидячим положениями. Едва очутившись на ногах, Грофилд почувствовал себя лучше.
Он оглядел комнату. Она была обескураживающе пуста. Без занавесок на окнах и покрывал на кровати комната казалась голой и нежилой.
Не считая кровати, в комнате имелся скудный набор гостиничной мебели; металлический комод, раскрашенный под дерево, торшер со странным розовым абажуром, модерновое датское кресло с зеленым сиденьем и спинкой из кожзаменителя, небольшой письменный стол и стул под стать комоду и невысокая подставка для багажа в изножье кровати.
Грофилд сказал:
- А разве у вас нет никаких пожитков? Багажа?
- В стенном шкафу.
- Вытащите его, давайте посмотрим, может, найдется что полезное.
Она вытащила из стенного шкафа два белых чемоданчика, довольно дорогих с виду, положила их на кровать, раскрыла и посторонилась.
- Как видите, - сказала она, - ни пистолетов, ни ножей, ни ручных гранат.
- О Господи, - простонал Грофилд. - А я-то возлагал на ваш скарб такие великие надежды. - Он подошел к чемоданам и пошарил в них правой рукой.
Обычное барахло: кашемировые свитера, хлопчатобумажные блузки, шерстяные юбки; лифчики и трусики, чулки и подвязки, но без пояса; четыре пары туфель, все разного фасона, и несколько скатанных пар носков; зубная щетка, паста и целый набор всевозможных умывальных принадлежностей и косметики.
Пока он рылся, она вполголоса сказала:
- Вы знаете, мне уже страшно.
- Ничего, - рассеянно ответил он, думая о другом:
Что пустить в ход, как использовать, какой разработать план.
- Убежать от них, - продолжала она, и шепот ее сделался хриплым, - ускользнуть от них - это одно. Но ведь вы хотите напасть на них, хотите, чтобы мы пробивались с боем.
- Это единственно возможный путь. Мы могли бы связать одежду, сделать еще одну веревку, но я не думаю, что она выдержит.
- Не удержусь на ней и я. Моя левая рука ни на что не годна. Я только и могу, что держать в ней чашку или ложку, вот и все.
- Значит, придется пробиваться.
- По центру, - сказал он. - Без блокировки по краям.
- Но их трое, они все здоровые и вооружены. А нас двое, и мы только наполовину здоровы, и половина нас - девушка, и мы безоружны.
- Да, да.
- Может, нам следует подождать и посмотреть, что…
Он поднял какую-то жестянку и спросил:
- Что это за штуковина?
- Что? Ах, это лак для волос. Ну, вы знаете, чтобы прическа сохранялась.
- Там жидкость под давлением, да? И она разбрызгивается вот отсюда, сверху. - Он нажал кнопку, и из жестянки с шипением выскочило облачко пара. - Летит недалеко, - заметил он. - Быстро рассеивается. Вам эта штука когда-нибудь попадала в глаза?
- Боже милостивый, нет! Жжет ужасно.
- Откуда вы знаете?
- Ну, однажды немного попало мне в глаз. Щиплет, как мыло, только гораздо сильнее. На жестянке написано, чтобы ни в коем случае не брызгали в глаза.
- Прекрасно. - Грофилд отошел и поставил жестянку на комод. - Оружие номер один, - сказал он, возвращаясь к чемоданам.
Девушка спросила:
- Лак для волос? Против пистолетов?
- Вы же положили эту вещь в чемодан, не я.
- Нам лучше подождать, честное слово. Может, нам опять представится возможность улизнуть и…
Грофилд повернулся к ней и сказал:
- Во-первых, нет. Во-вторых, на этот раз они будут следить за вами бдительнее, и у вас больше не будет возможности ускользнуть. В-третьих, я не могу себе позволить ждать. В-четвертых, мы не можем просто сорваться и умотать, сперва нам придется запереть их, чтобы у нас было преимущество и я мог забрать свой чемодан. И, в-пятых, не говорите так громко, они, весьма вероятно, по-прежнему нас подслушивают.
- О-о. Простите.
- А в-шестых, прекратите говорить "простите". - Он снова вернулся к чемоданам и вытащил небольшие ножницы в прозрачном пластиковом футляре. - Что это?
- Маникюрные ножницы.
- Ножницы для ногтей? Как они в качестве оружия?
- У них тупые концы. Закругленные.
- Очень плохо. - Он бросил ножницы на кровать. - Потом подумаем, как их использовать. Что еще, ну?
Но больше вроде ничего. Грофилд неохотно оставил чемодан и снова оглядел комнату, которая была все такой же пустой, как прежде. Он прошел в ванную, небольшую белую комнатку с вентиляционным отверстием вместо окна. Там тоже ничего не нашлось.
Вернувшись в комнату, Грофилд сказал:
- Ну, ладно, приспособим то, что у нас есть.
- Но у нас же ничего нет, - сказала девушка.
- Ш-ш-ш, тихо.
Грофилд побродил по комнате, глядя туда-сюда и думая, думая… Подойдя по очереди к обеим дверям в смежные комнаты, он прислушался и уловил за дверью слева звуки радио, а справа - приглушенный разговор. Вот, значит, какая расстановка сил - двое и один.
Девушка сказала:
- Они не хотят убивать нас, но непременно убьют, если возникнет необходимость.
- Я тоже так думаю, - согласился Грофилд. Он вытащил шнур торшера из розетки, взял ножницы и перерезал провод у самой лампочки. Оголив проводки, он прикрепил их к круглой металлической ручке и замку двери, из-за которой доносились звуки радио, а второй конец снова воткнул в розетку. Девушка спросила:
- Разве это не опасно для жизни?
- Не знаю. Возможно. А может, он просто отключится. Сюда он не войдет, это я вам обещаю.
- Кажется, вы меня пугаете, - сказала она. Грофилд одарил ее лучезарной улыбкой победителя.
- Всего лишь природа, - сказал он. - Львица защищает львенка, патриот - свою страну, а я пытаюсь вернуть мой чемодан. Вы даже не знаете, сколько месяцев свободы от треволнений искусства может обеспечить этот чемодан.
- Искусства? Вы художник?
- Искусство искусству рознь, - объяснил Грофилд. Он разочаровался в ней. Но тут же снова улыбнулся и похлопал ее по щеке. - Не берите в голову, маленькая мисс. На плантацию мы еще успеем попасть.
- Но она уже никогда не будет такой, как прежде. Никогда.
Девушка снова ему понравилась. Он засмеялся и сказал:
- Вперед. Шаг-два.
Среди ее туалетных принадлежностей оказался кусок свежего, сладко пахнущего мыла. Грофилд взял его и белый носок и отнес все это в ванную, потом наполнил раковину горячей водой - такой, что рука не могла терпеть. Он сунул мыло в носок и повесил его на край раковины, чтобы мыло оказалось под водой.
Сбитая с толку, девушка наблюдала за ним, потом спросила:
- Что все это значит?
- Навыки, приобретенные в юности, - ответил Грофилд. - Пусть полежит минут пять, потом проверим.
- Когда-нибудь, - сказала она, - вам придется рассказать мне все о себе. Он засмеялся.
- Сразу после того, как вы расскажете мне о себе. (Он вернулся в гостиную и выглянул из окна. Шел дождь.
- Наверное, уже около четырех.
У него за спиной она бросила взгляд на часы и сказала:
- Пять минут пятого. А как вы узнали? Он указал пальцем на окно.
- Дождь. Летом тут всегда начинает лить в четыре часа.
- Правда? Я приехала только нынче утром. Я… не может быть, чтобы это была правда. Каждый день?
- Почти. Через пять-десять минут дождь кончится и снова выглянет солнце. - Он оглядел комнату. В дождь здесь было довольно сумрачно, даже без оконных штор. - Нам, пожалуй, лучше убраться, пока он не кончился.
- Что вы собираетесь сделать?
- Один старый фокус. Я хочу застонать и сделать вид, будто мне плохо. Я буду в постели, а вы барабаньте в дверь, только вот в эту, а не в ту, что под током. И зовите на помощь. Они…
- Они не поверят, - заявила она. - Даже я бы не поверила. Такое бывает во всех вестернах.
- Я знаю. Но я болен, и им это известно, так что с их точки зрения все чин-чинарем. Кроме того, я буду орать как оглашенный, и они поспешат заткнуть мне рот.
- Ну что ж, - согласилась она. - Попробовать стоит. Итак, они входят. Что дальше?
- Входят один или двое, - ответил он. - Во всяком случае, мы можем рассчитывать, что только один из них приблизится ко мне. Второй останется в дверях, а возможно, сделает шаг или два в комнату. Значит так: тот, который подходит к кровати, мой. - Он взял баллончик с лаком для волос и сказал:
- Я использую это против него, едва он сунется ко мне.
- А если он не приблизится?
- Приблизится. Я буду так вопить, что приблизится.
- Ладно, а мне что делать?
- Вы возьмете на себя второго.
- Какая же я умница, - сказала она.
- И впрямь умно. Подойдите сюда, давайте посмотрим, все ли готово.
Они снова ушли в ванную, и Грофилд вытащил носок из воды.
- Сойдет, - сказал он, придирчиво изучив его. - Дайте-ка мне полотенце, мы его подсушим. Она протянула ему полотенце и сказала:
- Я по-прежнему ничего не понимаю. Я глупа?
- Нет. Просто вам не хватает воображения. - Он обернул носок полотенцем, похлопал, чтобы из него вышла вода, и вернулся в спальню. - Это у нас дубинка собственного изготовления.
- Вот как?
- Именно. Горячая вода немного размягчила внешний слой мыла, и теперь, когда оно снова затвердеет, носок опять прилипнет к нему, и у вас в руках окажется изумительная дубинка, не хуже свинцовой. - Он поднял носок за верхний конец и показал ей. - Еще можно набить носок песком, но песка у нас нет.
- И это в самом деле сработает?
- Ручаюсь. Просто размахнитесь что есть сил. Если он будет стоять к вам спиной, на что мы очень надеемся, бейте по голове. Если окажется к вам лицом, бейте в живот. Затем, когда он согнется пополам, нанесите ему второй удар, по голове.
- Я не уверена, что смогу…
- Акапулько.
- Я знаю, - сказала она. - Но я никогда ничего подобного не делала.