Фургон, оказывается, притормозил у самой границы Италии. Но граница на замке, с нелегалами в кузове не проедешь. (В подкрепление этой части рассказа водила ссылался на мобильный телефон, тряся его, как коктейльный шекер, и обводя пальцем телефонное окошко, - дескать, у нас все схвачено, мы получаем самую оперативную информацию). Поэтому машина через кордон пойдет пустой, а пассажиры переберутся из страны в страну пешочком. Идти надо на во-о-он те огни, тут каких-то паршивых полтора километра и ни одного пограничника по пути. Не доходя до огней, попадется шоссе, это будет уже итальянское шоссе, всего и останется, что подождать машину на обочине и запрыгнуть в кузов. Даже вещи из фургона можете не забирать, зачем забирать?
Сказав речь, шофер с кряхтением взобрался на задний борт и принялся застегивать на все молнии и липучки полы пластикового верха кузова. Эмигранты азиатских национальностей растерянно топтались у машины, переговариваясь на родных наречиях. Славяне держались в сторонке, своим кустом. Одиноко и задумчиво, как сосна на краю утеса, стоял афганец и почему-то поглядывал не на братьев по третьему миру, а на неверных "шурави". То ли предполагал, что и на этот раз виноваты русские, то ли ждал от них помощи - ведь пришла же она в Кабул однажды в 79-ом…
- Про то, как разводят нелегальных эмигрантов, даже я наслышан, а ты, должно быть, и подавно, - Пепел курил, прислонившись к борту плечом.
- Нет, что ты! - воскликнул Витась. - Я давно знаком с людьми, которые устроили нас на маршрут. Я вожу им товары по заказу.
- Знакомство знакомством, а деньги диктуют свои суровые законы. К тому же не исключается самодеятельность шоферюг.
- Но почему ты так уверен, что нас кинут?!
- Я ни в чем не уверен, - Пепел втоптал окурок в сухую иностранную землю, - но в лохи попадать не хочу.
"Может, и не врет шоферня, - подумал Сергей. - Не исключено, что это из-за меня вскипели границы. Гнев чешской полиции, гнев Лопеса, гнев Интерпола - вот тебе и ужесточение проверок".
Водитель спрыгнул на землю, отряхнул руки.
- Коммон, бойз! - он постучал по часам и махнул ладонью, как пинг-понговской ракеткой. - Коммон!
- "Коммон", говоришь, - Пепел подошел к водителю вплотную, заглянул в глаза, - "без вещей на выход", говоришь. Переведи ему, Витась, вот какую фразу. У них еще есть шанс передумать. Последний шанс передумать и сохранить меня в числе своих друзей, а не врагов.
Шофер происходил из европейских южан, португальцев или испанцев, поэтому на эмигрантские подозрения отреагировал бурно: стал громко возмущаться, пылко жестикулировать и… отступать к кабине. Его напарник уже давно забрался в кабину, нетерпеливо выглядывал в открытую дверцу. Пепел, к удивлению Витася, успокоился, более ни на чем не настаивал, сел на корточки и даже закурил еще одну сигарету.
- А если нас все же хотят бросить? Здесь, у самой границы? - беспокойство заразной болезнью перешло к Витасю.
- Думаю, хотят. Его глазенки выдали. Сиганули в сторону глазенки.
- Так что ж ты!? - наклонившись, зловеще прошептал Витась. - Надо же остановить!
Мотор, который, естественно, не выключали, перешел с холостых оборотов на рабочие. Фургон тронулся с места, принялся объезжать старое кострище.
- Ну, остановил. И дальше? Умолять сознаться и исправиться? Захватить транспорт при содействии моей волыны?
- Почему б не захватить!? - вконец разошелся белорус.
- А если все-таки они не соврали? - ухмыльнулся Пепел. - Есть и такая вероятность, где-то процентов в двадцать. Тут надо, как говорят менты, брать с поличным.
Фургон, прощупывая дорогу фарами, выбирался с площадки.
- Значит, тупо попремся на какие-то там огни, гадая, подберут добрые дяденьки или не подберут?
- Я прикидываю, что тебе… - Пепел растер едва начатую сигарету меж клочков куцей травы, - тебе лично имеет смысл с четверть часа поторчать тут.
- А… Эй!
Витась не сумел закончить фразу, не с кем вдруг стало разговаривать. Пепел сорвался с места, размеренным, неторопливым бегом обогнул поляну с кострищем по краю, догнал фургон, сворачивающий с площадки на грунтовый съезд к шоссе, запрыгнул на задний борт, повис на нем. Бульбаш растерялся. Может, все-таки броситься догонять? Тем более - вдруг осенило - в кузове остался чемодан… Хотя вроде бы Серега ясно наказал дожидаться.
Усиливая растерянность белоруса, еще одна человеческая фигура, как белый призрак ночи, скользнула по следам Пепла вдогон фургону. Афганец, узнал Витась…
…Витасю ждать и волноваться пришлось не четверть часа, а целых три четверти. За это время успели вернуться то ли филиппинцы, то ли малазийцы и рассказали, главным образом, средствами пантомимы, что, пройдя по тропинке приказанные полтора километра, они не обнаружили шоссе.
Пока шли, до них не доносилось никаких звуков, обычно свойственных автомобильным трассам. Зато доносилось мычание коров, далекий собачий лай и, кажется, жужжание ветряка. А до таинственных огней, на которые их ориентировали, еще было идти и идти. Те двое с черными усами, между прочим, решились идти дальше. Скорее всего, придут на какую-нибудь ферму.
Как понял Витась, азиаты вернулись из вбитой в них привычки к послушанию, вернулись на место получения невыполнимых инструкций за новыми инструкциями. Тем более, на полянке почему-то остался белый человек, а белого человека они должны считать умным человеком. Чтоб впредь не мучиться и чем-то заполнить томительные минуты ожидания, белорус выяснил-таки национальность попутчиков. Они оказались - вот умора! - вьетнамцами. Трое мужчин, две женщины - в этом Витась разобрался еще во время поездки.
Чтоб еще чем-то себя занять, белорус выяснил, кем они друг другу приходятся. Оказалось: муж с женой, два брата жены и ее же сестра.
Так как подходящих занятий по-прежнему не подворачивалось, Витась пригляделся к сестре, нашел, что она не лишена экзотического своеобразия и бесспорна молода. И белорус стал, косясь на братьев, выспрашивать ее, не скучает ли девушка в нелегальной эмиграции, хочет ли она побольше узнать про Европу, если хочет, то он, большой белый человек, с радостью поможет ей в нелегком и радостном труде получения новых знаний…
- Парижским порядкам я начал учиться на собственных ошибках, - начал преподавание курса начинающего европейца белорус, - Зашел выпить чашку кофе, узнал ее стоимость, 6 франков, и тут же высчитал сумму чаевых. Я гордился тем, что знал: на чай надо давать 10 процентов от счета. В моем случае, значит, 60 сантимов. Дал ровно 6.60, уселся за стойкой, жду. Барменша сказала "мерси", принесла кофе. Пью, радуюсь, что все сделал правильно. Тут эта клуша приносит маленькую пластмассовую тарелочку и кладет ее на стойку рядом со мной. Причем кладет вверх дном. Я тарелочку взял, повертел. Может, это пепельница? Не похоже, она же пластиковая - расплавится. Может, для какого-нибудь пирожного? Но я ничего не заказывал. И почему вверх дном? Перевернул загадочное блюдце, постучал по нему ногтем, мило улыбнулся и вежливо спросил на английском: "Forgive, what it?". Мол, простите, что это? И началось! Барменша в лице изменилась, по-французски что-то затрещала, потом нашарила в кассе какие-то монетки и мне швырнула. Гляжу - мои "чаевые" 60 сантимов. Остальные посетители как-то насмешливо посмотрели, а эта баба за стойкой начала меня передразнивать: "what it, what it!". И по-своему что-то про туристов добавляет. Стыдно мне сделалось, я ей на чистом русском сказал: "Вы, мадмуазель, меня неправильно поняли. Заберите монетки". Она сантимы все же сгребла, но еще что-то бурчала, когда я, кофе не допив и расстроившись, уходил оттуда. Потом узнал, что совершил сразу три ошибки. Во-первых, 10процентов у них положено давать только в ресторане. За чашку кофе в Париже чаевые стандартные - 1 франк. За бокал пива - 2 франка. Во-вторых, оказывается, где-то до первой мировой войны французский считался языком международного общения, а уже потом начал быстро сдавать позиции английскому. Уязвляя тем самым национальную гордость французов, которые по инерции продолжают считать, что всякий приличный и образованный иностранец должен уметь хоть немного говорить на их языке. Я же заговорил на ненавистном барменше английском, хотя за версту было видать, что клиент - не англичанин. Наконец, таинственная тарелочка являлась просто - "меткой". Кладя ее возле меня, барменша для себя отмечала, что этот посетитель уже расплатился, а вверх дном - потому, что он сдачи не потребовал. Вернуть такую "метку" в нормальное положение - все равно, что потребовать: "Сдачу давай!" Те жалкие 60 сантимов…
Знакомое - уж наслушались слава тебе господи! - тарахтенье мотора подкинуло нелегальных мучеников с корточек и развернуло лицами к дороге. Родной фургон - в этом никаких сомнений - выехал, залив светом фар кострище, утоптанную землю и кусты. Но в кабине сидели не два толстомордых придурка в бейсболках. За ветровым стеклом грузовика покачивались совершенно другие шоферы: за баранкой - афганец, рядом - русский парень Сергей…
…Пепел остановил грузовик просто - выстрелил в заднее колесо. А, когда резина зачмокала по асфальту, и фургон, вырулив на обочину, заскрипел тормозами, афганец даже быстрее Сергея добежал до кабины. Выдергивая одного из шоферюг и укладывая его лицом в песочек дорожной обочины, душман обошелся без стволов и перьев, одними жилистыми руками. Впрочем, афганец не обошелся бы без Пепла. Шурави Пепел вовремя воткнул пистолетный ствол в складки жира на боку второго шофера, иначе огреб бы душман разводным ключом по тыкве.
Спрашивается, чего это вдруг и когда именно Пепел начал стрелять по колесам? Конечно, повесть о своем автопробеге, Сергей начал как раз с этого пункта. С того, как убедился, что какой бы то ни было государственной границей и не пахнет; автофургон катит не в ту сторону, куда хитрая шоферня в бейсболках направила людей, а в нагло противоположную; а на дорожном указателе значится "Insbruk - 50 km.". Как же тут было не выстрелить в покрышку!
После того, как пленные водилы поменяли колесо, душман коварными азиатскими узлами из поясных ремней привязал им за спиной ручки к ножкам, сделал им, по нашему говоря, "ласточку". Чувствовался опыт: или на баранах упражнялся в своих горах и кабулах, или на разумном двуногом материале. На кляпы пошли замызганные бейсболки.
По шоферским карманам, в бардачке и в какой-то сумке Пепел наскреб около тысячи евро. Вполне приличная сумма для посещения придорожного магазина…
…Когда грузовик подкатил к заправке, двое ухарей в бейсболках уже украшали собой фургон. А магазину при заправке повезло - вряд ли с момента его открытия кто-нибудь покупал столько всего за раз. Да вдобавок ночью. А они еще открывать не хотели, дурилки. Ночь, сигнализация!
- Пикник? - спрашивали у Пепла, когда он шел мимо полок и ссыпал в корзину все, что хоть чуть-чуть понравится.
- Йес, йес, бьютифул пикник! Гигантише пикник! Я есть пражски тьюрист, я есть гаст, вилла, яхта, френд, амиго. Ит из Раджи Сингх. Индия, Калькутта. Ит из май стюард, - так Пепел объяснял хозяину магазина и заправки, кто это оттаскивает наполненные корзины к магазинной кассе. - Дас ист фантастиш, андестенд?
Хозяин кутался в пуховик, наброшенный на голое тело, и одновременно с опаской и с невысказанной мольбой наблюдал за ночными гостями. Что ж, хоть чья-то мечта исполнилась этой звездистой полнолунной ночью. Разумеется, как оно всегда и бывает за счет чьего-то невезения, за счет чьего-то проигрыша…
…На месте старого кострища вновь полыхал огонь. В очистительном пламени сгорали коробки, доселе служившие недоброй, противозаконной цели укрывания живого груза от проверяющих глаз. Коробки подбрасывал в огонь афганец. Но прежде он их кромсал большим изогнутым ножом, отвлекаясь от своего занятия лишь для того, чтобы полюбоваться игрой огненных бликов на новенькой, бритвено заточенной стали, и улыбка раздвигала его потрескавшиеся губы. Нож афганцу купил Пепел.
- Водки у них тут нет, - Сергей, тяжело вздохнув, свинтил пробку с бутылки виски "Джонни Уокер". - И это называется, мир изобилия и товарного перенасыщения. Ни водки, ни ржаного хлеба, ни "Беломора". Давай, Витась, подставляй стаканы.
По крайней мере, журчал напиток виски, переливаясь в пластиковую тару, очень похоже на водку.
- Я удивляюсь другому, - Пепел принял от замужней вьетнамочки, которую звали Нхан, разрезанную пополам и проложенную ломтями ветчины и кусочками сыра "пармезан" булочку, - зачем они вообще из Чехии выехали, раз не собирались переправлять нас в Италию? Ну, покружили бы денек по чешским дорогам. Что бы мы сквозь дырочки разглядели-то?!
В кузове мычали связанные шоферы.
- Я так понимаю, это и есть настоящая разводка по-европейски, с обязательной долькой "гуманизьма" в криминальном коктейле, - Пепел вручил вьетнамцу Фану стакан с виски. - Вроде бы, получается, и не совсем сподлянили, даже какие-то деньги отработали, все-таки полпути провезли. Совесть, получается, лишь до половины вымарана в грязи, отсюда и у какого-нибудь пастора Шлага быстрее получишь отпущение грехов. А теперь переводи, Витась, раз у всех налито. Большой Нелегальный Праздник считаю открытым!
Огонь жадно, как жрет спозаранку пиво алкоголик, пожирал коробочный картон. Легкое испанское вино уничтожали мелкими глотками вьетнамские женщины Нхан и Мей, по виски ударяли мужчины разных племен и народов. Лишь афганец не пил вина и виски, но много смачно ел, опустошая с ножа одну за другой мясные консервы (говяжья тушенка!). А облизывал он острие ножа с такой любовью, с какой не облизывает главная жена в гареме своего падишаха.
Подарки получили все. Белорусу Витасю был куплен брелок-радиоприемник в виде футбольного мяча, вьетнамцам достались наборы цветных фломастеров тайваньского производства. Витась уже не так внятно, но с прежним упорством учил Мей европейским премудростям:
- …Поселившись в отеле, группа столпилась у края бассейна и долго его разглядывала: для людей, впервые попавших за границу, наличие бассейна в гостинице являлось признаком крайней роскоши и свидетельством того, что "жизнь удалась". Потом туристы скрылись в своих номерах, но уже через пять минут персонал стал свидетелем страшного зрелища. Из своего номера торжественно вышел русский, полностью снаряженный для снорклинга - ныряния с трубкой, маской и ластами. Под напряженными взглядами служащих отеля он прошлепал к бассейну и… Персонал просто не успел ни о чем предупредить отчаянного гостя: тот с размаху рухнул всем телом в бассейн, собираясь, видимо, нырнуть поглубже и рассмотреть подводные достоинства заморского чуда. Через несколько секунд на поверхность всплыла ушибленная тушка (другого слова не подберу) бедного туриста. Стекло его маски треснуло, ласты свалились и всплыли в разных концах бассейна, а трубка осталась лежать на дне. Бесчувственное тело общими усилиями уволокли в медпункт, а через час у бассейна появились таблички на плохом русском языке: "Фнимание! Басеин для детей! Глубин - 50 см! Купать себя в море - 100 метр!"…
Наконец, вернулись и наплутавшиеся курды. Они дошли до сетчатой изгороди, за которой начинались длинные сараи с мычанием внутри. Стоило подойти к изгороди, как срабатывали фотоэлементы, на столбах включался свет, а на сетку с лаем бросались откормленные собаки. К таким сюрпризам курды поспешно повернулись спиной.
Они были приятно удивлены грузовику, который уж не чаяли встретить когда-либо в этой жизни, были неприятно удивлены предательством шакалов-шоферов и были очень рады подаркам - зажигалкам в виде огарков свечей.
Витась зудел на ухо Мей:
- Первый белорусский авиарейс на Кипр состоялся в 1992 году. Уже на борту белорусские "братки" основательно загрузились спиртным, готовясь к встрече с далеким островом. И начали интересоваться у стюардесс, входят ли в стоимость билета интим-услуги. Кончилось тем, что на подлете к Кипру пятеро из пассажиров ломились в кабину пилотов, чтобы "показать пацанам, как надо садиться". Разумеется, испуганный экипаж связался с землей и прямо в аэропорту на руки первых белорусских туристов одели наручники. Через пару дней в эти расстроенные горе-туристы проявились в офисе минской турфирмы. Они уже не галдели, не веселились, а сурово повествовали о своих мытарствах и требовали компенсации за испорченный отдых. Типа: "Подлетаем, типа, к Кипру. Все чин-чином, блин, культурно. Выходим, как солидные бобры, а нас менты кипрятские с браслетами ждут. И тем же самолетом - обратно в Минск. А где, блин, гостеприимство?"…
Пепел отбросил опустевшую бутыль, вытащил из ящика нового "Джонни Уокера".
- Мей, прикрой кабину, музыка мешает. Я тост говорить буду.
Незамужняя вьетнамка все поняла, выскользнула из-под руки бульбаша и прикрыла дверцу кабины, в которой старалась автомагнитола.
- Я могу перевести на английский, - предложил Витась.
- Не надо. Им уже пора понимать и без перевода.
Пепел встал, держа в руке пластиковый стаканчик с "Джонни Уокером". Окинул взглядом притихшее нелегальное сообщество.
- М-да, думал ли я… Ну да ладно, не об этом речь. Речь пойдет за нашу с вами жизнь. Знаете, синьора Лопеса? По глазам читаю, что не знаете. А есть такой мудак международного масштаба. Он гадает, где я, куда Серега подевался? А я тут с вами виски дринкен. И в это есть что-то, я б сказал… мистическое. Короче, завтра я сам займусь нелегальным перевозом. Рубь за сено, два за воз, полтора за перевоз, ферштеен? За коробками прятаться не будете, хватит крысиной жизни. Короче, нелегалы, вот вы куда-то едите за счастьем. А вы уверены, что будет у вас когда-то более счастливый вечер, чем этот? Выпьете ли вы в своей жизни что-нибудь лучше, чем "Джонни Уокер"? Будет ли вообще какой-нибудь другой вечер кроме этого? Вот то-то оно, что это есть неизвестность. За неизвестность и до дна, нелегалы!