Ностальгические воспоминания нахлынули на меня именно в тот момент, когда я взглянул на него. Сфотографированная в три четверти Долорес выглядела высокой, потрясающе сложенной блондинкой. Руки у нее были закинуты за голову, одета она была в обычные сверкающие "пастиз" - чашечки, слегка поддерживающие грудь, соединенные блестящей тесемочкой, и под стать им трусики, которые правильнее было бы назвать "фиговым листком".
Но меня-то больше всего привлекло ее лицо, а для Уилера это было совершенно новым подходом к женской внешности. Долорес была платиновой блондинкой, ее волосы были полностью забраны назад и перевязаны, образуя на спине порядочный "конский хвост", на лбу же оставалось несколько завитков. Черты лица были крупными, даже резкими. Полные губы изгибались в циничной улыбке, а в темных глазах светился ум, чего никто не ожидал бы увидеть у стриптизерки.
Стоит ли удивляться, что я буквально не мог дождаться, когда окажусь в клубе и увижу ее в натуре.
Я сдал шляпу, потому что никуда не спешил, затем вошел в зал, где меня приветствовал метрдотель. Это был волосатый, мускулистый тип в помятом смокинге. По глазам его было видно, что он настоящий алфавитный справочник всех самых грязных историй в мире.
- Я хочу видеть Долорес Келлер, - сообщил я.
- Вы пришли в нужное место, приятель! - Он улыбнулся мне так, как будто мы с ним были членами одного и того же фантастического клуба. - Следующее шоу начнется не ранее чем через полчаса. Вам наверняка нужно место за столиком у самой эстрады, может, мне его вам устроить?
- Вы также снабжаете биноклями за небольшую мзду? - спросил я ворчливо.
Глаза у него сощурились, физиономия утратила любезное выражение.
- Эй, приятель, послушайте, - зашипел он, - я не знаю, куда вы гнете, но, если вы задумали поднять дебош, у нас на этот случай имеется опытный парень.
- Полагаю, бесполезно просить вас сделать одолжение и заткнуться, - произнес я с откровенным сожалением, - потому просто предлагаю вам не называть меня "приятель". "Лейтенант" будет в самый раз.
Я сунул ему под нос свой значок. На случай, если он не умел читать, я приготовился произнести каждое слово по буквам, но унылое выражение его физиономии сказало мне, что он человек грамотный.
- Крайне сожалею, лейтенант, я не знал, что вы…
- У каждого из нас свои проблемы, - произнес я сочувственно. - У вас такая отталкивающая физиономия, а мне вот необходимо повидаться с Долорес Келлер.
- Конечно, конечно! - Он повернулся и предложил мне идти следом. - Пожалуйте сюда, лейтенант.
Мы пробрались между столиками, прошли мимо оркестра из пяти человек, игравших ча-ча-ча так, будто они затаили личную обиду на латиноамериканцев, нырнули в какую-то дверь за занавесом и оказались в коридоре, ведущем к ряду грим-уборных. Метрдотель остановился у второй двери и осторожно постучал.
- Кто там? - послышался женский голос изнутри.
- Луи. Пришел лейтенант полиции. Хочет вас видеть, Долорес.
- Ну так впустите его сюда, - прозвучал холодный ответ. - Вы ведь не ждете от него чаевых?
Я вошел в грим-уборную, закрыв дверь перед носом у Луи. Долорес сидела перед туалетным столиком, подкрашивая полные губы. Только закончив это занятие, она обернулась, чтобы взглянуть на меня. Халат, в котором со спины она выглядела весьма скромной, был широко распахнут, под ним она была одета точно так же, как на афише у входа в клуб. И на этот раз она была живой, так что впечатление оказалось гораздо более сильным. После сосредоточенного пятисекундного изучения я пришел к выводу, что афиша не воздает ей должного.
- Я лейтенант Уилер из службы окружного шерифа, - представился я.
Ее губы раздвинулись в легкой улыбке.
- Что я такого натворила, лейтенант?
- Я пришел по поводу вашей двоюродной сестры Пэтти.
Из ящика в углу вдруг раздался жалобный визг. Долорес вскочила с места и бросилась к ящику, встала на колени и извлекла оттуда маленький меховой комочек.
- Бобо! - заговорила она нараспев. - Бедный маленький Бобо. Тебе показалось, что все про тебя позабыли? Но ты же знаешь, как тебя любит твоя большая мама!
Она вернулась к туалетному столику и снова уселась лицом ко мне, а комочек меха уютно свернулся у нее на руках. Маленькая головка поднялась над ее рукой, блестящие глазки собачонки уставились на меня с явным неодобрением.
Долорес снова мне улыбнулась:
- Бобо ненавидит, когда он остается в стороне от происходящего, и страшно ревнует меня к посетителям. - Она сильнее прижала собачку к своему обнаженному животу. - Не надо быть таким ревнивцем, малыш Бобо!
Собачка раза два громко тявкнула; это ее так утомило, что она вывесила розовый язычок, тяжело дыша.
- Если шум беспокоит вас, вы всегда можете приструнить псинку, - заметил я.
Эти слова как будто оживили маленькое чудовище, песик залился таким пронзительным лаем, что мне захотелось заткнуть себе уши.
- Не обращай внимания на этого жестокого человека, Бобо, дорогуша! - Долорес гневно посмотрела на меня. - Он всего лишь ужасный бессердечный старый полицейский, и, могу поспорить, страшно ревнивый!
- Я всего лишь пытался вам помочь, - запротестовал я. - Подумал, что для разнообразия можно будет сделать из его шкурки оригинальный "поясок невинности", - представляете, какой это произведет фурор?
Долорес закрыла глаза и по-настоящему задрожала, и на минуту мне показалось, что у собачонки встанет дыбом вся шерсть.
- Забудьте об этом, я же шутил… Напомню, что я пришел к вам по поводу вашей двоюродной сестры Пэтти.
- Бедное дитя! - Глаза ее все еще оставались холодными, когда она взглянула на меня. - На ее долю наверняка выпало много тяжелых переживаний, раз она решилась выброситься из окна отеля.
- Знаете ли вы какую-нибудь причину, толкнувшую ее на самоубийство?
Долорес покачала головой:
- Вообще-то я ее толком не знаю, лейтенант. Она ведь приехала в Пайн-Сити всего шесть месяцев назад из дома в Индиане. Ее родные погибли в автокатастрофе, и, если не ошибаюсь, я осталась ее единственной родственницей. Мы не очень-то с ней ладили, ей хотелось стать драматической актрисой, а мою работу она считала деградацией или чем-то в этом роде.
- Она не одобряла того, что вы стриптизерка?
Ее глаза сделались еще холоднее.
- Мне не по душе это слово, лейтенант. Я экдизиаст.
- Кто-кто?
- Экдизиаст! Это греческое название, которое можно перевести как "сбрасывающий кожу", - с кислой миной объяснила она. - Существует огромная разница между исполнительницей экзотических танцев и простым раздеванием на глазах у публики, лейтенант!
- Несомненно, - полувнятно согласился я. - Так вы считаете, что Пэтти все еще была эмоционально неуравновешенной из-за гибели родителей?
- Нет, - уверенно заявила она. - Я думаю, она радовалась тому, что отделалась от них. Они считали, что место девушки именно там, на ферме, где она родилась. - На мгновение она задумалась. - Возможно, они были правы.
- Как насчет ее друзей?
- Это просто, у нее не было друзей.
- Никого?
- Возможно, это для вас огромный сюрприз, лейтенант, - бросила она, - но даже в Южной Калифорнии одинокие - это легенда.
- Замечательная фраза, ее следует запомнить, - усмехнулся я. - Вы хотите сказать, что у нее не было ни одного друга? Даже приятеля? В ее жизни вообще не было мужчин?
- Прошел почти месяц после того, как мы последний раз виделись с нею, - призналась Долорес, - но, во всяком случае, до того времени у нее не было приятеля. Дела обстояли так скверно, что она присоединилась к клубу одиноких сердец. Была в бешеном - восторге от них, не могла дождаться своего первого свидания с незнакомым человеком. Это было ужасно трогательно.
Почувствовав себя тепло и безопасно в ее объятиях, собачонка бросила на меня последний высокомерный взгляд, закрыла глаза и засопела.
- Вы помните название клуба одиноких сердец?
- Конечно, "Клуб счастья Аркрайта". Я спросила Пэтти, не руководит ли им некий Ной Аркрайт, потому что он был настоящим экспертом по части распределения на парочки, но ей это совсем не показалось забавным.
- Мне тоже, - честно признался я, - но я уверен, что ваш Бобо посмеялся бы от души.
- Вы ужасный человек! - воскликнула она, прижимая к себе собачку с такой силой, что та недовольно взвизгнула во сне. - В человеке, который не любит собак, всегда есть что-то порочное, - заявила Долорес. - Это безошибочный признак.
- Вы называете это существо собакой? - Я был искренне удивлен. - Золотко, единственная разница между вашим песиком и любым другим объектом вашего самовыражения заключается в том, что Бобо покрыт мехом. Мне не нравится не собака, а то, что вы с ней сделали.
- Почему бы вам не убраться отсюда ко всем чертям, лейтенант? - процедила она сквозь зубы. - Вы закончили свои вопросы?
- Полагаю, что на сегодня я закончил, - ответил я, - но, скорее всего, я еще вернусь.
Я успел приоткрыть дверь, когда она снова заговорила, очевидно, любопытство на минуту перебороло ее антипатию ко мне.
- Разве это уж так важно, лейтенант? Я имею в виду, почему Пэтти покончила с собой. Ведь теперь никто ничего не может поделать с этим, не так ли?
- Вопросы-то у нас стандартные, - небрежно бросил я, а потом повернулся и посмотрел ей в лицо. - Вы когда-нибудь задумывались с вашим этим "одинокие - это легенда", что, если бы вы проявили к ней хотя бы одну десятую той привязанности, которую уделяете этой собачонке, она до сих пор могла бы жить и радоваться жизни?
Мускулы на ее лице напряглись, когда она взглянула на меня. Потом пес проснулся, ибо его яростно сбросили с коленей. Возможно, оно и к лучшему, Долорес могла бы его раздавить в припадке ярости.
- Это всего лишь мысль, - вежливо пояснил я, затем прикрыл за собой дверь, пока она не очухалась и не запустила в меня чем-нибудь тяжелым.
Выходя из клуба, я взял шляпу и бросил пару долларов девице, чтобы доказать ей, что я большой транжира, хотя ночь еще только начиналась.
Оказавшись на улице, я остановился и еще раз присмотрелся к афише при красном свете неоновых трубок. Стоял не менее пяти секунд, от недавнего ностальгического настроения не осталось и следа. Потом я решительно зашагал к своему "остину-хили" и успел вернуться домой как раз к десяти.
Я поставил "В ночные часы" Синатры и приготовил себе выпивку. Сидя в кресле, вслушиваясь в величайшую вокальную интерпретацию "Голубого настроения", которую я когда-либо слышал, я внезапно почувствовал, что стены комнаты слегка сжались. Мне страшно захотелось раздвинуть их на пару футов в стороны. Время принадлежало мне самому, я мог выбирать. Я мог вот так сидеть и пить всю ночь, мог лечь спать, так какого черта у меня появилось такое подавленное настроение? Еще пара стаканчиков, подумал я, и черт с ней, с этой Разящей наповал Долорес.
После этой спасительной мысли я лег спать.
На следующее утро, хотя яркое солнце лилось в мои окна, настроение мое не улучшилось. Пару секунд я подумывал, не отправиться ли мне прямиком в офис, но мысль о физиономии шерифа Лейверса, погруженного в чтение моего рапорта по делу Джефферсона, отвратила меня от этого. Человек должен смотреть прямо правде в глаза, а правдой было то, что я мучился от одиночества. Человек должен рассуждать логически, а логика подсказывала, что надо что-то предпринимать в этом отношении. Не сиди и не вздыхай, приятель, отправляйся туда и сделай все, что в твоих силах. Тебе нужно это сомнительное заведение одиноких сердец? Ну так разыщи его.
Я нашел "Клуб счастья Аркрайта" примерно через час на тринадцатом этаже здания в центре города, однако возможно, что номер этажа был чистой случайностью. Я знал одного парня, который когда-то провел неделю в Майами с приятельницей своего лучшего друга тоже по чистой случайности: они заказали один и тот же номер в одной и той же гостинице. То, что случилось с моим бывшим лучшим другом, могло случиться и с "Клубом счастья Аркрайта", могло случиться даже с собакой, с самой паршивой дворняжкой, - и я вернулся снова к Долорес Келлер.
Внутри офиса я почувствовал себя немного разочарованным, потому что он выглядел примерно так же, как любой другой офис: ни тебе розовых купидонов из пластмассы, намеревающихся выпустить стрелу в самый деликатный участок чьей-то анатомии, ни тебе даже вазы, наполненной сердцами и цветами. Затем я впервые взглянул на секретаршу в приемной, сидевшую за большим письменным столом, и совершенно неожиданно мое сердце запело, может, и не в тон, но оно таки пело!
Она была брюнеткой с довольно небрежной прической и удивительно красивым загаром, буквально созданным для знойного великолепия ее лица. А когда она взглянула на меня, я убедился, что взгляд ее был добрым и ласковым. Мне ничего не стоило представить себе ее совершенно обнаженной на фоне восхитительного тропического рассвета, а затем вообразить, как она ныряет в кристально прозрачную воду, чтобы достать для меня еще несколько драгоценных жемчужин до завтрака.
- Доброе утро, - произнесла она вибрирующим, чуть хрипловатым голосом, именно таким, каким должно было изъясняться это чудесное создание.
- Ух! - с героическим усилием выдохнул я.
- Садитесь, пожалуйста! - Эти два слова в ее исполнении прозвучали как самая настоящая любовная серенада. - Я - Шерри Рэнд, а вы, мистер?..
Я тяжело плюхнулся в ближайшее кресло, и оно вздохнуло совсем как пассат, теребящий пальмовые листья.
- Уилер, - неразборчиво пробормотал я. - Эл Уилер.
Она улыбнулась, и зубы ее были словно бесценные жемчужины, и какого черта мы с ней делали в этом душном офисе, когда нам следовало плыть на каноэ по таинственной реке, я не мог объяснить.
- Пожалуйста, не стесняйтесь, - принялась она уговаривать меня. - К нам приходят сотни людей по той же самой причине, что и вы. Все они милые, симпатичные люди, но они одиноки и хотят познакомиться с другими одинокими людьми, однако не знают, как это сделать, поэтому обращаются к нам. Как вас зовут, извините, я не разобрала? Мистер Хупер?
- Хупер? - В одно мгновение куда-то исчез тропический рай. Я в негодовании посмотрел на нее. - Уилер! Неужели я похожу на парня, страдающего приступами удушливого кашля по утрам?
- Крайне сожалею, мистер Уилер! - Ее нижняя губка слегка выпятилась, а шелковая блузка выразительно приподнялась, когда она глубоко вздохнула. - Вы сначала говорили слегка неразборчиво, мистер Уилер, но, надо признаться, быстро справились со своей нервозностью. - Ее голос по-прежнему звучал бодро, но сейчас в нем стали проскальзывать более сухие нотки. - Скажите, пожалуйста, чем мы можем вам помочь, мистер Уилер? Полагаю, что вы ищете милую девушку, возможно, с планами дальнейшей женитьбы, и мы с радостью поможем вам найти именно то, о чем вы мечтаете. У вас имеются какие-то особые вкусы в этом плане?
- Вы хотите сказать, что я должен сообщить размеры, как это делается, если ты заказываешь воскресный костюм? - заинтересовался я.
- Мы не гарантируем, что отыщем в точности девушку вашей мечты, мистер Уилер, - осторожно ответила она, - но, как правило, нам удается выполнить почти все пожелания.
Несколько секунд я обдумывал, что сказать, затем произнес:
- Девушка, которую я ищу, должна быть персиковой блондинкой. Не цвета меда, не соломы, не рыжеватая, именно персиковая. Я хочу, чтобы она выглядела экзотической, но одновременно простой, домашней. К тому же она должна быть богата, уметь хорошо готовить и всегда носить нарядное белье.
Шерри Рэнд довольно долго смотрела на меня в каком-то оцепенении, потом ее лицо расплылось в улыбке, и она залилась веселым смехом:
- Вы уверены, что вы не Хупер, а?
Веселье есть веселье, но приходит время заняться делом, как сказал жених, когда ему пришлось отказаться от партии в скрэббл в первую брачную ночь.
- Я коп, - объяснил я виноватым тоном, - так что называйте меня не "мистером", а лейтенантом.
Она перестала смеяться и осторожно воззрилась на меня, очевидно пытаясь понять, не разыгрываю ли ее и на этот раз.
- Вы офицер полиции?
- Я понимаю, что это звучит довольно глупо, - признал я, - но все лучшие копы перебрались работать в Голливуд на телевидение, так что тут, в Пайн-Сити, приходится обходиться копами второго сорта, вроде меня.
- Вы на самом деле лейтенант полиции?
- Мне даже дали значок!
Я положил его на стол перед ней, и она уставилась на него, как будто это была трехдолларовая купюра.
- Я не понимаю, лейтенант, - наконец пробормотала она, на ее лице сохранялось удивленное выражение. - Здесь у нас вполне законное учреждение, и у нас никогда раньше не бывало…
- Ну что же, в любом деле бывает первый раз, - произнес я успокоительно. - Я просто хочу навести справки о вашей бывшей клиентке Пэтти Келлер.
- Полагаю, вам лучше поговорить с мистером или миссис Аркрайт, - с сомнением в голосе произнесла она.
Я ждал, пока она сообщала по телефону о моем приходе и намерениях приглушенным голосом, который мог бы с успехом позаимствовать владелец похоронного бюро. Наконец она опустила трубку на рычаг и сказала, что мистер и миссис Аркрайт незамедлительно повидаются со мной и что мне следует войти в дверь налево.
Я послушно открыл дверь слева и вошел в маленький, но аккуратный офис. На этот раз на столе таки стояла ваза с увядшими гвоздиками. Впрочем, цветы были под стать всей обстановке: занавесям, ковру, картине - все это выгорело и поблекло. Мистер и миссис Аркрайт сидели за письменным столом, уподобляясь выцветшей фотографии в семейном альбоме; у меня возникло неприятное чувство, что хлопни любого из них хорошенько по плечу, все, что от него останется, - это облако пыли.
Мистер Аркрайт был маленьким круглолицым субъектом в очках без оправы и с жалкими остатками волос, осторожно зачесанными назад, чтобы максимально прикрыть лысину. Он был облачен в немного помятый серый костюм, который пару десятков лет назад, возможно, и считался верхом элегантности. Зато галстук из золотых, черных и красных полос сразу бросался в глаза, отчасти потому, что был затянут малюсеньким узелком на высоком, туго накрахмаленном воротничке, из-за которого шеи вообще не было видно.
- Доброе утро, лейтенант, - произнес он скрипучим голосом, который сразу наводил на мысль, что его очень давно не смазывали. - Мое имя Аркрайт, Джейкоб Аркрайт, а это моя супруга Сара.
Сара была очень высокой и тощей. Ее физиономия, казалось, состояла целиком из углов и впадин, а жидкие волосы были выкрашены в желтый цвет. Бесформенное черное платье висело на ее костлявой фигуре как чехол, неаккуратно натянутый на кресло с высокой спинкой. Глаза у нее были водянисто-голубыми и мутноватыми. Говорила она резким и каким-то ломким голосом, причем с таким выражением, будто привыкла выслушивать полуправду и не намеревалась терпеть никаких глупостей также и от офицера полиции.