- Вы простите, - сказала притихшая Полина. - Выпивала… Не с радости. Я и сама понимаю… А чтобы за баранкой - ни-ни. Что я, сама себе враг?
- Я вам помогу с Витякой, только держитесь с ним ровнее. На улицу поздно гулять не пускайте. Парень он, скажем прямо, запущенный, и исправлять его - дело совсем не легкое.
- Ну что я сделаю, если дружки у него - оторви да брось! Я не пускаю, а они под окном свистят да вызывают.
- А кто его дружки?
- Всякие. Я всех и не знаю. Про порядочных и разговора нет. А есть такие, как Пашка Лопухов.
"И тут Пашка! - подумал Анатолий. - На три улицы действует…" Но ничего не сказал Полине.
- Поедемте со мной в инспекцию за правами, - предложил Анатолий.
В такси он искоса наблюдал за Полиной. Она словно преобразилась, выражение безволия сошло с лица. Она глядела внимательно, собранно, морщилась, если замечала ошибки в работе шофера. Видно было, что ей очень хотелось снова сесть за руль.
- Я постараюсь отвадить Витяку от этих дружков, - сказал Анатолий.
- Помоги! Большое дело сделаешь.
Получив права, Полина медленно шла домой. Она задумчиво улыбалась.
- Эх, если бы всем можно было верить, как тебе! - громко сказала она.
Прохожие удивленно смотрели ей вслед.
7
Попрощавшись с Полиной, Анатолий зашел в школу. Он заранее продумал речь в защиту Витяки, но речи не понадобилось. Директор сама принялась убеждать его: надо уговорить Полянчука вернуться в школу, в учебе ему помогут, надо вывести паренька из тупика.
Довольный и усталый Анатолий по дороге домой завернул в детскую комнату милиции. Он застал там Асю и подробно рассказал о Полянчуках. Появился Хлопунов. Лейтенант был очень доволен оперативностью нового бригадмильца. Спросил о Троицком, Лопухове и Ушкове. Русаков обещал заняться Троицким. Тогда кое-что прояснится и с Лопуховым.
Выйдя из отделения, Анатолий не спеша направился домой. В лучах заходящего солнца рдели стекла окон, будто в комнатах полыхал пожар. Ни ветерка, а провода гудят! Да гудят как-то странно, с интервалами. Или это звенит в ушах? Внимательно прислушавшись, Анатолий понял: зуммерило во внутреннем кармане пиджака. Он вынул из кармана подарок Юры - радиофон, перевел рычажок на прием и вставил в ухо "пуговицу" - микрофон. Послышался Юрин голос:
- Ты что же, пропащая душа, молчишь? Прием!
Анатолий снова перевел рычажок и крикнул:
- Привет, Юрка! Совсем забыл о сигнале. Слышу, будто провода гудят. А ветра нет. Только сейчас догадался. Почему долго не объявлялся? Прием!
- Уезжал в командировку, в Ленинград. Сегодня я тебе с утра сигналю. Ты что, забыл условие и оставляешь радиофон дома? Прием!
- Аппарат ношу в кармане. Просто забыл. Ты где?
Прием.
- Я на работе. А ты где?
- Стою возле высотного дома на площади Восстания. На меня подозрительно смотрят прохожие. Говорю в аппарат, а рядом глазеют ребятишки, лопаются от любопытства. Надо бы потолковать с тобой, но не по телефону. Прием!
- Буду в Москве через три дня утром. Раньше не смогу. Жди, вызову.
- А как с моей работой у вас? Лопнуло? Я почти устроился, только временно. Прием.
- Форсирую! Пока!..
Как только Анатолий сунул аппарат в карман, мальчишки пристали: "Покажите, покажите!" Пришлось вытащить радиофон, объяснить его устройство, рассказать о полупроводниках. Так, в сопровождении стайки мальчишек, он дошел до дому.
Вечером Анатолий позвонил Лике Троицкой.
- Кто говорит? Ах, марсианин? Приходите к нам, товарищ марсианин.
- Спасибо… Мне действительно надо увидеть вас. Но дело в том, что нам надо поговорить наедине…
- Ого! Интересно, что за страшные секреты могут быть у нас с вами?
- Лика, я серьезно… Мне надо поговорить с вами о вашем брате. Это, можно сказать, по поручению детской комнаты милиции…
- Милиции? Вы сказали "милиции"? - В голосе девушки прозвучал испуг.
- Не волнуйтесь, ничего страшного. Только пока никому не говорите - у Боба есть зарегистрированный привод. Кто-нибудь из ваших знает об этом?
- Не-ет…
- Я хочу раньше переговорить с вами, а уж потом с вашей мамой.
- Ничего не понимаю… Заходите сейчас. Дома только Боб.
- А если вернутся родители или зайдут знакомые… Приходите лучше ко мне. Никто не помешает. Это там, где почта.
- Хорошо. Буду через часок…
Анатолий предупредил мать, что придет девушка, та, с которой ехал в поезде. Неприятности с ее братцем… Детская комната милиции поручила ему заняться этим парнишкой, вот и надо выработать план действий.
- Ох, Толя, - тревожно отозвалась Ольга Петровна. - Боюсь я этого бригадмильства. Может, не надо, Толя? Хулиганье тебя не трогает, и ты обходи их стороной. И так пострадал, обжегся!
- Я раньше и сам думал - лучше держаться в стороне. Не получается. Не могу я так. Если я обжегся, так пусть другие не обжигаются. Как вспомню Хозяина на суде, Чуму в пересылке - все во мне горит. Была бы моя воля, я б таких… - Щека у Анатолия задергалась.
- Ну, мальчик мой, ну не надо волноваться. Делай, как лучше… Только жалей и меня… иногда.
Анатолий от ужина отказался, поспешно прибрал комнату и даже вытер пыль, чего никогда не делал, надел голубую тенниску и новый костюм.
8
Наконец перед Ольгой Петровной, тайно ревновавшей сына ко всем друзьям, появилась высокая темноволосая девушка.
Разговор с Анатолием по телефону очень встревожил Лику, но это не помешало ей приодеться, "как в гости".
Ольга Петровна поставила на стол конфеты, яблоки и испытующе придирчивым взглядом, исподтишка поглядывала на девушку. Однако ничего неприятного не было замечено. Наоборот, с каждой минутой эта стройная девушка с располагающей улыбкой и простотой все больше нравилась Ольге Петровне.
Поговорили о занятиях Анатолия в вечерней школе.
Затем Анатолий пригласил Лику для разговора к себе в комнату.
- А почему нам не остаться здесь? - осведомилась девушка. - По-моему, нам нечего скрывать от вашей мамы.
- Вполне можете положиться на меня, - гордо отозвалась Ольга Петровна и поспешила на кухню готовить чай.
Анатолий рассказал о том, как в детской комнате милиции он ознакомился с материалами на Пашку Лопухова, того самого парнишку в "лондонке", дружка Боба. А потом случайно обнаружил в картотеке и карточку Бориса Павловича Троицкого, 1941 года рождения…
- Боба?
- Да, Боба, задержанного с Лопуховым за мелкую кражу в магазине. - Ему, Анатолию, поручили заняться этими двумя парнишками. Плохо, конечно, что своевременно не вызвали, не уведомили родителей. Он мог бы теперь пойти к Агнии Львовне, но та, конечно, встретит его в штыки и, кроме скандала, ничего не получится. Может быть, обратиться к Павлу Авксентьевичу?
Лика была взволнована, но постаралась не показать этого и деловито переспросила, за что Боб имел привод.
- Его привели с Пашкой Лопуховым. Тот воровал книги на Арбате и попался. Часть ворованных книг оказалась в сумке Боба. Лопухов все взял на себя и показал, что сам потихоньку сунул книги Бобу в раскрытый ученический портфель. При задержании Боб сквернословил, давал противоречивые показания.
- Никогда не слышала, а сказали бы - не поверила! Последнее время он, правда, очень груб. Папа объясняет это переходным возрастом.
- А давно?
- Отец говорит - месяца полтора, то есть с того времени, как вернулись с дачи.
- Помните разговор о домашних кражах?
- Нет, Боб не мог… А впрочем… Это надо будет выяснить.
- Но как?
- Я спрошу у няни. Она многое знает, но больше молчит или тихонько ворчит себе под нос. Она несколько раз пыталась поговорить с мамой, намекала, но мама обрывала ее. Может быть, мне поговорить с Бобом?
- Нет. Бобу даже вида не показывайте. Хорошо бы проследить, как он ведет себя на улице.
- Об этом я попрошу няню. Она знает всех дворников, у нее почти в каждом доме знакомый. Даже милиционеры с ней здороваются.
- Надо выяснить, с какими уличными дружками, кроме Пашки, водится Боб. Кто звонит ему, куда вызывают.
Ольга Петровна, вернувшаяся из кухни с чайником, не вытерпела и вмешалась в разговор:
- Послушайте, милая Лика, спасайте брата! А чего стоят "дружки", - ее голос прозвучал грустно, - это мои седины хорошо знают…
- Друзей у Боба много, - сказала Лика, - по школе и по кружку юных астрономов, по шахматам и по дому. Был Мечик Колосовский, только они поссорились. Есть Гарик Моров, тоже юный астроном. Потом был Леонид Ушков, он дважды второгодник, ушел из школы. Юзик, Федя, Женя Хлебников - одноклассники…
Ольга Петровна поставила на стол печенье, сыр, ветчину. Есть молодые люди не захотели, но выпили по чашке чая.
- Что же вы не едите, - огорчилась мать. - Анатолий перед вашим приходом так волновался, что даже не захотел ужинать, - простодушно сказала она Лике.
- Я не волновался, - сердито буркнул Анатолий, осуждающе взглянув на мать. - А если и волновался? Может быть, вы, Лика, мне нравитесь и для меня самое главное было навести красоту, а не поесть. Ведь я ждал вас! - звонко закончил он.
Ольга Петровна давно знала эту черту сына: развязность у него часто бывала признаком внутреннего смущения.
Девушка засмеялась:
- Ага, попался! Значит, хотел мне понравиться?
- А что в этом плохого?
Ольга Петровна вышла из комнаты. Лика чуть-чуть покраснела и кокетливо спросила:
- Это что же, объяснение?
- Если говорить честно, Лика, то меня просто тянет к вам и мне совсем не все равно, как вы будете относиться ко мне, - с отчаянной смелостью сказал Анатолий. Он прямо посмотрел Лике в глаза и продолжал: - Странно, конечно! Знакомы без году неделя. Всего два раза виделись. А я в вас даже влюблен… если хотите.
- А если не хочу?
- Тогда забудьте мои слова. Считайте все шуткой.
- А если я не хочу считать это шуткой? - упрямо спросила девушка.
- Вы это серьезно? - вдруг опешил Анатолий.
- А если серьезно?
Глаза у Лики возбужденно заблестели, щеки залил румянец. Ее страшил и в то же время привлекал этот острый разговор.
- Знаете что, - вдруг выпалил Анатолий, - давайте дружить.
Лика чуть нахмурилась, и лукавое выражение исчезло с ее лица. Она сжала губы, а затем тихо спросила:
- Отсюда вытекают какие-либо обязательства?
- Не знаю… как у друзей. Может быть, я говорю нескладно, так это потому, что опыта нет. Не было у меня романов. Ведь я попал… мальчишкой. И о настоящей, хорошей любви я только из книг знаю. Но в жизни не так. В романах дамы и рыцари…
- Вот и будьте моим рыцарем. - Лика засмеялась.
- Я насмешил вас всей этой болтовней? - спросил Анатолий, снова покраснев.
- Разве вы только болтали?
- Нет. Говорил от души. Вы не сердитесь на меня?
Его глаза смотрели остро и нежно, дерзко и мечтательно. Лику влекла его строптивая натура, бурная целеустремленность. Этот гордый юноша излишне мнителен, недоверчив, но скромен и тоскует по настоящей, большой дружбе. И, конечно, влюблен, как мальчишка. Какая огромная разница между ним и ее двоюродным братом Маратом, циничным и грязным, так ловко обманывающим девушек.
- Что же вы молчите? - испугался Анатолий.
- Но, чтобы дружить по-настоящему, надо, как говорят, иметь сродство душ, надо хорошо знать друг друга.
- А что вы хотите знать обо мне?
- Все! - с шутливой требовательностью ответила Лика. - Хочу знать ваши вкусы, о чем вы мечтаете, только если уж дружить, то без подвоха.
- Дружите, девушка, с ним, дружите, - поспешно вмешалась мать, входя в комнату. - Он хороший, только упрямый, резковат бывает. А вы бы на него повлияли, смягчили бы…
- Попробую, - сказала Лика. - Только я тоже не ангел. Я капризная, немного избалованная. Люблю быть первой и поэтому учусь отлично. Люблю танцевать, сладкое люблю. Ненавижу ложь, грубость, пошлость. А ценю в людях искренность, скромность, благородство. Я комсомолка. Ненавижу стиляг, разболтанных, манерничающих маменькиных сынков, кичащихся цинизмом и наглостью. Мой двоюродный брат Марат такой… Мама считает, что главное - выйти хорошо замуж. Неужели только в этом назначение женщины?.. - Лика говорила горячо и долго. А закончила так: - Я как-то говорила вам, что я строгая. Значит, требовательная. Назначим месячный испытательный срок. Я беру шефство над вашей учебой в вечерней школе, и уж будьте любезны знать уроки назубок! Буду и проверять и помогать. Будем ходить в театры и кино.
Эти слова звучали как свидетельство взаимной симпатии.
- А ваша мама? - спросил Анатолий.
- Мама? - Брови девушки хмуро сошлись на переносице. - Я буду звонить вам…
Спускаясь с Ликой по лестнице, Анатолий взял ее под руку. Она хотела вырваться, юноша удержал:
- Теперь вы моя дама!
- А если увидят знакомые?
- Вы боитесь?
- Нисколько.
Они медленно шли по улице. Никогда еще Анатолий не ходил "под ручку", даже насмешливо поглядывал на встречавшиеся парочки. А сейчас, сжимая нежные, послушные пальцы и вдыхая запах незнакомых приятных духов, он волновался. Ему вдруг так захотелось ее поцеловать. Лика говорила о брате. Анатолий слышал слова, но смысл их не доходил до него. Он невпопад отвечал "да", "нет".
- Да вы меня совсем не слушаете!
- Да… Слушаю…
Они вошли в. подъезд ее дома, где никого не было. Анатолий вдруг порывисто обнял ее и поцеловал. Лика не двигалась. То ли она была поражена, то ли не протестовала… Он притянул ее голову и снова поцеловал.
Сильный толчок в грудь заставил его отшатнуться. Звонкий удар по уху оглушил.
- Рыцарь? Да вы пошляк! - яростно прошептала Лика и стремглав бросилась вверх по лестнице.
Анатолий ошалело стоял, прислонившись к стенке. Дверь отворилась, вошла пожилая пара, покосилась на Анатолия и ускорила шаги…
Дома мать сказала:
- Какая славная эта Лика. Уж ты, сынок, не теряй ее дружбы, береги! Сразу видно - она тебе от души добра хочет. Дай вам бог!
- Ладно уж! - с горечью сказал Анатолий и ушел в свою комнату, проклиная себя из-за своей выходки. Неужели они навсегда поссорились? "Что же делать, что же делать? Неужели же я не увижу ее никогда? Это невозможно…"
Глава XVI
В далеком переулке
1
Анатолий позвонил Нине и сказал, что он окончательно решил поступить на работу в артель. Она переговорила еще раз с директором, и тот назначил день.
В далеком переулке с булыжной мостовой, среди одноэтажных и двухэтажных деревянных и кирпичных домов, Анатолий Русаков не сразу нашел небольшую вывеску "Промкомбината". Контора комбината помещалась в глубине двора, в длинном одноэтажном кирпичном здании.
Анатолий увидел Нину в первой же комнате, разделенной застекленными перегородками на ряд клетушек, украшенных надписями: "Бухгалтерия", "Отдел сбыта", "Отдел снабжения", "Производственный отдел". Он кивнул ей и сказал:
- Я к директору.
Нина взглядом дала понять Анатолию, что здесь они не знакомы, вошла в кабинет и через минуту, приоткрыв дверь, пригласила его.
Стены большого кабинета были покрыты линкрустом. В трех застекленных шкафах виднелись образцы дешевой посуды, игрушек, разноцветные ленты, образцы клеенки, грубые застежки "молния", какие-то резинки - в общем, то, что в быту именуется ширпотребом.
Басистый хрипловатый голос произнес:
- Смелее, орел, сыпь сюда!
За большим письменным столом, покрытым толстым стеклом, сидел пожилой мужчина.
- Я парень простецкий, передо мной тянуться не надо, садись, орел, потолкуем, - предложил директор, показывая на кресло, стоящее рядом. - Сначала человек, потом бумажки, - продолжал он, небрежно отодвигая лежавшие перед ним бумаги на край стола.
Он крепко пожал руку Анатолию и еще раз показал на необъятное кресло. Анатолий опустился на него. Демократический стиль начальника ему понравился.
Директор был одет в полувоенный костюм из зеленоватого габардина. Щегольские хромовые сапоги выглядывали из-под стола. Короткий нос на мясистом, обрюзглом лице со следами оспы торчал чуть ли не прямо вперед. Улыбка обнажала крупные желтоватые зубы.
- Поговорим, как мужчина с мужчиной, - начал директор. - Нинок, - он кивнул на девушку, стоявшую у стола, - пользуется моим полнейшим доверием. Шофер бывает в курсе всех служебных и личных дел, для меня он как член семьи. А брать в семью человека, значит, доверять ему свою судьбу. Так? - Он выжидательно уставился на молодого человека.
- Так, - только и оставалось подтвердить Анатолию.
- При такой ситуации дело не только в том, - продолжал директор, - чтобы я подобрал шофера по своему вкусу, а вкусы у меня простецкие, но чтобы и шоферу понравился хозяин, как старший друг. Верно? - Он замолчал и ждал ответа.
- Верно, - согласился Анатолий.
- Объясняться друг другу в любви мы с тобой не будем, - продолжал директор, - а познакомиться следует. Я о себе скажу так: парень я простецкий…
"Да не очень, - подумал Анатолий, - если ты опять это повторяешь".
- Вкусы… у меня самые демократические, как рифмуют поэты, - водка-селедка. Ты сильно закладываешь под эту рифму? Буянишь?
- Не пью, а выпью - не хмелею.
- Пьян да умен - семь угодий в нем! Вот так. Я другим жить не мешаю, но и меня не тронь. Не христианин, поэтому, если ударят в правую щеку, левую не подставляю. Вот так. Таким образом… Всё! Ясно?
- Ясно, - как эхо, отозвался Анатолий и подумал: "Такому палец в рот не клади".
- Нинок просит меня: "Возьмите на работу моего друга Толю Русакова, головой, говорит, сердцем и честью ручаюсь за него, не подведет никогда". Так, Нинок?
- Да. Я знаю Толю давно.
- Ну что ж, думаю, парень университет жизни прошел такой, что сумеет оценить хорошее отношение… Ты как?
- Верно, - отозвался Анатолий, с трудом выдерживая сверлящий взгляд директорских глазок и боясь отвести свои, как бы тот не счел это малодушием и слабохарактерностью.
- Вот тогда и задал я Нинок вопрос: ну устрою я парня к себе шофером, место завидное, многие добиваются. А он вдруг обидится, разозлится, ведь на работе всякое бывает, и, не посоветовавшись, сгоряча рубанет. Использует какую-либо оплошность в работе артели во вред тебе или твоим друзьям, заведет склоку. Такого - не потерплю! Склочник - это первый вредитель в нашем деле. Согласен?
- Конечно, - опять согласился Анатолий, все более более удивляясь такой странной и длинной речи начальника.
- Свой своему поможет. Свой на своего не донесет. На то он и свой. Поссорятся свои, сами разберемся, не путая в это дело чужих. Вот так. Ясно?
- Ясно, - повторил Анатолий.
- А на чужих мой закон не распространяется, - продолжал директор. - Если ты начнешь воровать даже на стороне, ноги твоей здесь и минуте не будет. Меня это не устраивает. Работники артели должны быть вне подозрений…
- Да что вы! - возмущенно воскликнул Анатолий. - Я ведь…
- Не надо! Понимаю. Бывает… Ты как, сам признался или нашелся гад?