По этим словам Анатолий понял, что директор не знает существа его дела или не слишком верит рассказу Нины, и он хотел объяснить.
- Дело было так, - начал Анатолий, но директор поднял руку.
- У меня нет времени слушать твои излияния. Молчание - золото. Вот так. Машину водить умеешь?
- Какую?
- Правильный вопрос. "Победу".
- У меня права шофера третьего класса. Больше ездил на грузовых, думаю, в обиде не будете.
- Испытаем. Итак, согласен ли ты взять меня своим хозяином?
Анатолий рассмеялся. Постановка вопроса была весьма неожиданной.
- Значит, заметано! Итак, с сегодняшнего дня ты работаешь у меня шофером. Распоряжаюсь машиной только я и Лена, моя жена. А насчет бензина, запчастей и прочего адресуйся к моему заместителю Ахметову.
Директор вынул из ящика стола запечатанную пачку денег с красной цифрой на обороте - "1000" и бросил на стол перед Анатолием.
- Держи кусок - кажется, так? - Директор хитро прищурился. - Это тебе подъемные, - пояснил он. - Каждый месяц будешь получать две тысячи. Почему я плачу так много? Разъясняю. Мы работаем с очень сильным перевыполнением плана. Есть директорский премиальный фонд… Меня могут обвинить в том, что я несколько занизил план и допускаю самоволие в премировании. Если кого и будут бить за это, то только меня. Такой порядок - наше внутреннее дело. Вот почему я не люблю склочников, выносящих сор из избы. Ты слесарь пятого разряда?
- Да. Слесарь-механик пятого разряда, - уточнил Анатолий.
- А можешь починить станок?
- Я могу разобрать станок, устранить все дефекты, но я не токарь, чтобы выточить детали.
Директор сцепил пальцы, хрустнул ими и выжидательно смотрел то на пачку денег, лежащую на столе, то на Анатолия.
- А как будет со временем? - волнуясь, спросил Анатолий. - Я согласен жать на всю железку, но только не в вечерние часы. А тут и слесарем-механиком и шофером, так и суток не хватит. Нина говорила о дневной работе и свободном вечере.
- Заметано! Действуй! - весело крикнул директор и указательным пальцем подтолкнул деньги к Анатолию.
- А где расписаться? - спросил Анатолий.
- А нигде. Дают - бери, бьют - беги. Устраивает? - Директор внимательно наблюдал за молодым человеком.
Анатолий рассмеялся, приняв это за шутку, но директор не улыбался, и Анатолий спросил:
- Как же так?
- А вот так. В таком разрезе. Только не надо хвастаться, какой у тебя добрый и доверчивый директор.
Заметив, что на лице молодого человека исчезло выражение удивления, а появилась настороженность, директор спросил:
- Если ты так привык к бюрократическим порядкам, может, и работа без бюрократизма будет тебе в тягость, ты сразу говори.
- Работы я не боюсь, - поспешно ответил Анатолий.
- Ладно, пиши расписку. - Директор протянул лист бумаги и, взглянув на Нину, гримасой дал понять, что он не в восторге от кандидата в шоферы.
Анатолий написал расписку и не без удовольствия сунул деньги в карман. Он не будет иждивенцем у матери.
Нина дала Анатолию ключи и провела его в гараж, в том же дворе. Это был старый кирпичный сарай. Валялись тряпки, бидоны, канистры. Всюду была грязь, хлам, по полу пятна разлитого масла. Темно-синяя "Победа" стояла серая от пыли. Одна камера была спущена, дверца открыта, и ключ зажигания торчал в замке. Анатолий обошел машину кругом. На правом крыле была вмятина. Анатолий осмотрел мотор. Уровень масла был ниже положенного, оно было грязное и жидкое, в пустых бидонах ни масла, ни бензина.
Анатолий страстно, до самозабвения любил автомобили, поэтому принялся ругать того, кто так неуважительно, по-хамски обращался с машиной. Он снял пиджак, засучил рукава и начал обтирать машину, чтобы к ней можно было приступиться. Пришлось изрядно повозиться и не только сбегать за бензином и маслом, но сменить аккумулятор и сделать многое другое.
Вечером "Победа" катила по улице. Рядом с Анатолием, чрезмерно напряженно сжимавшим в руках баранку, восседал Семсемыч. Управление машиной на улицах Москвы было во много раз труднее, чем в Харькове. Анатолий нервничал.
Семсемыч распорядился загнать машину во двор дома в Замоскворечье, где он жил, и пригласил нового шофера к себе в квартиру. Как ни отнекивался Анатолий, директор усадил его рядом с собой за стол. Анатолий отказался от водки - шоферу не полагается, надо отвести машину в гараж. Но Семсемыч предложил на ночь оставить машину во дворе. Пришлось выпить "за знакомство", "за успехи", "за здоровье хозяйки", "за процветание дел в артели", "за взаимопонимание", "за людей, умеющих ценить хорошее отношение", и за многое иное, чего и не упомнишь.
Анатолий слушал разглагольствования хозяина и чувствовал на себе его пытливый взгляд.
2
Мать встретила Анатолия настороженно, сурово. Неодобрительно взглянув на него, она сухо сказала:
- От тебя, кажется, водкой несет… Мог бы позвонить, я беспокоилась. Садись обедать.
- Каюсь! Виноват! - бормотал Анатолий, глуповато улыбаясь. - Я уже ел и пил.
- Вижу, - заметила мать, - и не радуюсь…
Анатолий сел к столу и рассказал о своей новой работе шофером и слесарем-механиком, о полученном авансе, о проделанной сегодня работе, об обеде у начальника: С каждым словом морщины на лице матери разглаживались, губы расплывались в улыбку, и наконец она подошла к сыну, нагнулась и быстро поцеловала его.
- Ведь ты у меня единственный, - шептала мать, прижимая его голову к груди. - Ты один-единственный на всем белом свете… И если с тобой что случится… Знай, я умру.
- Все будет хорошо! Даже очень хорошо! - и вдруг неожиданно для себя добавил: - Вот так… Таким образом… В таком разрезе… - Сказал и вспомнил Семсемыча, Нину. "Молодец Нинок! Не словом, а делом!"
Нетвердо шагая и по пути задев плечом дверной косяк, Анатолий подошел к кровати, прилег и мгновенно заснул.
Мать с трудом разбудила Анатолия в шесть утра и, сонного, почти притащила к телефону. Спросонок, да еще с похмелья, Анатолий никак не мог вспомнить, кто такой Ахметов, какое он имеет право так кричать и сердиться. О каком таком опоздании идет речь и почему Анатолий сейчас, сию секунду должен мчаться к нему.
Наконец все стало ясно. Ахметов, заместитель директора "Промкомбината" по коммерческой части, срочно вызывал Русакова, если тот считает себя работником "Промкомбината". Надо везти товар. Анатолий, обескураженный своей забывчивостью, обещал явиться "как штык". Но ведь "Победа" в Замоскворечье? Туда ехать? Оказывается, "Победа" уже стоит во дворе артели, то есть "Промкомбината". А кто перегнал ее? Анатолий почувствовал ревность. Ахметов не стал объяснять. Он велел взять такси и гнать, расход будет оплачен. Анатолий удивился, но через пять минут был уже на улице. По дороге он придумал немало веских причин в свое оправдание. Ведь Семсемыч называл только двоих, чьи распоряжения были обязательны для шофера: себя и жену.
Ахметов уже ждал в доверху нагруженной "Победе". Он не стал упрекать Анатолия за опоздание, но хмуро буркнул:
- Бензин и масло, все в порядке…
Анатолию оставалось только сесть за руль и спросить, куда ехать.
- Покажу, - ответил Ахметов, - а со двора направо…
Точно так же, называя только направления, он распорядился свернуть направо и в переулок, затем налево, а проехав два перекрестка, снова указал налево, и они опять выехали на ту же улицу.
- Какого черта мы крутим? - сердито сказал Анатолий. - Ехать бы прямо, куда скорее.
- Зачем так много лишних слов? - отозвался Ахметов. - Твое дело - "крути, Гаврила". Крой в Кунцево!
Они подъезжали к Минскому шоссе, когда Ахметов крикнул:
- Гони, гони!
Анатолий увидел в смотровое зеркало позади их машины мотоцикл. Он не стал гнать.
- Давай направо! - заорал Ахметов, и Анатолий свернул в улицу направо. Ахметов приказал въехать в первый попавшийся двор. Въехали. Там Ахметов скомандовал: - Осмотри покрышки!
- В порядке, - ответил Анатолий.
- Дурак, делай вид! Стучи каблуком по шинам. Учить тебя надо! Осмотри мотор.
Анатолий неохотно вылез и поднял капот. Подбежали мальчишки. Ахметов вышел на улицу.
Никаких сомнений быть не могло: Ахметов делал что-то такое, что заставляло его бояться. В чем дело? Вскоре Ахметов вернулся успокоенный.
- Небольшой калабалык получился. Ты чего не гнал?
- Орудовец стоял на углу. Боялся - задержит.
- Ладно! Поедем дальше, в одно хорошее местечко…
Этим местечком оказался небольшой ларек, где торговал пожилой продавец. Увидев Ахметова, он быстро прикрыл ставни единственного окна-прилавка и помог выгрузить товар.
- Вот это - настоящая коммерция! - услышал Анатолий.
Пока Ахметов беседовал с продавцом ларька, Анатолий увидел валявшуюся на сиденье крошечную записную книжку из зеленой кожи. Он взял ее, решив, что Семсемыч случайно обронил вчера. Страницы были заполнены адресами, цифрами.
Цепкие пальцы рывком выхватили у него книжечку.
- Интересуемся? - Маленькие глазки Ахметова выражали ярость и подозрение.
- Разве это ваша? - спросил Анатолий. - Я думал, что Семсемыча…
- Зачем смотрел в книжечку? Ай, ай, нехорошо. Очень нехорошо. Будешь так делать, ссориться будем. Ссориться будем, тебе очень плохо будет.
По пути домой в машину грузили олово из небольшого сарайчика на окраине города. Отпускала женщина. По ее требованию Анатолий поставил машину вплотную к открытому дверному проему сарайчика. Женщина торопила их и даже швыряла куски олова в машину. Ахметов быстро сунул женщине деньги.
На обратном пути, заметив хмурое лицо шофера, Ахметов рассказал о бывших кустарях-одиночках, ныне работающих в артелях, и о своей нелегкой задаче приобретать у этих бывших кустарей остатки принадлежащих им материалов, пропадающих без дела. Одни продают легко, другие, хотя и не работают на дому, не желают расставаться с инструментами и материалами. Он же, покупая остатки материала, делает "большое государственное дело". "Добывая дефицитные материалы не из государственных складов, а со стороны, мы не просим у государства, сами изворачиваемся. Выгодно и артели, так как обеспечивается бесперебойная работа и хорошие прибыли". Одним словом - все это возможно только благодаря его, Ахметова, комбинациям. Об этом болтать не следует. Если другие артели проведают об этих источниках сырья, артель будет зарабатывать плохо и шофер не получит своих денег. Если друг Толька хочет, то для него Ахметов хоть из-под земли достанет любые отрезы. Вот он какой!
Одолжаться и быть обязанным этому комбинатору Анатолий не хотел и потому отказался от отреза. Это еще больше подстегнуло Ахметова. Он обещал "устроить" телевизор или мотоцикл и не за наличные, а в долг.
Во дворе комбината машину встретил директор. Ахметов принялся расхваливать нового шофера.
После третьего, и последнего, рейса, на этот раз на склад магазина игрушек, Ахметов пригласил Анатолия зайти в "забегаловку" и взять по "полтораста с прицепом". Анатолий отказался.
Все случившееся заставило Анатолия серьезно призадуматься. Он, комсомолец, не мог разыгрывать роль ничего не понимающего простачка, лишь бы не потерять работу. Но, может быть, увиденное и услышанное совсем не так страшно, как кажется? Недаром говорится: пуганая ворона куста боится. Вряд ли Нина, желая помочь ему, устроила бы его на работу в "шарашкину контору".
Надо получше присмотреться…
3
Анатолий зашел к Семсемычу отпроситься заправить машину бензином и попутно съездить домой пообедать. Семсемыч охотно разрешил. Но, когда Анатолий пошел к двери, он вернул его "на минутку". Ничего особенного, но его, директора, интересует, куда они ездили, что возили, как понравился Ахметов, как машина?
Губы директора чуть застыли в добродушной, дружеской улыбке, но глаза его не смеялись. Холодный, пристальный взгляд был излишне напряжен.
Анатолий недоуменно пожал плечами. Адресов он не помнит, так как Ахметов командовал направо-налево. Возили они товар. Грузили олово из сарая, остатки материалов какого-то бывшего кустаря-одиночки. Привезли шерстяные и полотняные материалы со склада игрушек. Что сказать об Ахметове? Парень он свойский. Машина хотя и новая, но уход за ней был плохой. Необходим кое-какой ремонт.
Директор посматривал на нового шофера и не мог понять, то ли он очень прост, то ли играет в простачка. Скорее всего - парень не дурак, но, раз ожегшись, не желает знать больше, чем следует, а если знает, то умолчит. Ахметов о нем неважного мнения. Говорит, что парень трудный, слишком себе на уме и с ним трудно спеться. А если парень отказывается от даровой водки, что очень странно, от даровых папирос, от хорошего костюма, даже от телевизора и явно не желает быть ничем обязанным, то он не тот, на кого можно положиться.
Ахметов, с его наглым и жуликоватым подходом к людям, иногда настораживает и отпугивает. Этот амнистированный вор, наверно, тоже насторожился, уж слишком примитивно Ахметов дал понять, что желает "купить" его. Пожалуй, можно сыграть на этом в свою пользу…
- Тут вот какое дело, - тихо сказал Семсемыч. - Я не слишком доверяю этому Ахметову. Он уже судился за спекуляцию, отсидел, но это его не научило. Другого человека нет. Вот пока и терплю. Раз ты мне друг, то и предупреждаю по-дружески. Ты ведь по-дружески ко мне относишься?
Директор тут же спохватился, что переборщил, и поспешно добавил:
- Конечно, слишком уж в его дела свой нос не суй.
Твое дело маленькое…
- "Крути, Гаврила"? - И Анатолий хмыкнул.
Семсемыч подошел к юноше, обнял его правой рукой за плечи и сказал с ласковостью в голосе:
- И почему это я тебя вдруг так полюбил? И морда злая, и в глазах черти прыгают, и директора презирает, а люблю.
Оттолкнуть обнимавшую руку было бы грубо и глупо, но и стоять так еще глупее, и к тому же обидно, что его принимают за простачка-щенка, которому стоит весело свистнуть, и тот уже машет хвостом от радости. Директор был психологом. Он понял внутреннее сопротивление юноши фальшивым дружеским излияниям и, чтобы переломить его настороженность и отчужденность, спросил:
- Полученные денежки пропил или отдал матери?
- Матери… - Анатолий почувствовал небольшую признательность за интерес к своим личным делам.
- Я так и думал, - перестав улыбаться, серьезно сказал Семсемыч. - Молодец! Не обманул моего доверия! Я бы гордился таким сыном.
Интимность тона давала право Анатолию на вопрос.
- У вас есть дети?
- Нет. Была дочь…
- Умерла? - уже сочувственно спросил Анатолий, не чувствуя неприязни к этому грубовато-примитивному, но, видно, когда-то неплохому человеку.
- Да нет, сбежала… На Урале, в институте, - сухо ответил директор, не расположенный к откровенности, когда дело касалось его семьи.
- Так это же хорошо!
- Хорошо? Чем хорошо? - вдруг обозлившись, крикнул Семсемыч, и лицо его болезненно искривилось. Видимо, не в силах умолчать, он пробормотал, как бы вновь отвечая на давно мучившие его сомнения. - Ведь все было у нее. В шелку ходила. Комната была обита серым шелком. Ешь, пей - не хочу! И все мало. Все бросила. Семью бросила. Не пожалела…
- А почему сбежала? - не унимался Анатолий, уже искренне жалевший Семсемыча.
- "Почему, почему"! Демагоги сманили.
- Какие демагоги?
- "Какие, какие"!.. - Директор сердито махнул рукой и замолчал.
И снова Анатолий задумался. А сел за баранку, и все сомнения и подозрения исчезли. И существуют же люди, равнодушные к автомашинам! Чудаки!
Он вел машину и радостно улыбался. Собственной персоной сидит за рулем "Победы" и катит не где-либо, а по улицам Москвы, в большом потоке автомобилей всех марок! Вот бы дядя Грицько посмотрел! Покорять пространство! Вести сильную, могучую машину, чувствовать ее, как живое существо! Анатолий наслаждался. Машина подчинялась малейшему движению его рук.
Куда же ехать? Пожалуй, сначала он заедет домой, пообедает, а потом завернет к бензоколонке. Эх, хорошо бы сейчас встретить своих друзей, знакомых. Вот и улица Воровского. Хорошо бы встретить Лику. Может, согласилась бы прокатиться? Это помирило бы их. Анатолий размечтался.
4
Резкий свисток и взмах руки милиционера заставили Анатолия остановиться у обочины. Милиционер спросил, куда направляется машина, и, узнав, что на заправку, взглянул на стрелку бензомера.
- Четверть бака, надолго хватит, - сказал он. - Тут гражданка просит срочно подбросить ее с сынком в больницу. Руку порезал.
- Пожалуйста! - с готовностью отозвался Анатолий. От души отлегло: значит, он не нарушил правил.
Женщина с мальчиком уже садились в машину.
На левой руке мальчика у запястья белел бинт. Изумление и испуг отразились на бледном лице подростка, когда он увидел лицо шофера. Анатолий сразу же вспомнил: это был один из тех двух мальчишек, которых привели в детскую комнату милиции по делу о краденом цветном металле.
- В какую больницу везти?
- Все равно, лишь бы поскорее, - взволнованно ответила женщина.
- Напрасно так волнуетесь, - попытался успокоить Анатолий. - Он ведь руку порезал, и только.
- Но как! - с ужасом воскликнула женщина. - Вот что, сверните на Молчановку. Там родильный дом, но думаю - помогут.
Машина остановилась возле родильного дома. Мать хотела сразу же вести сына.
- Сначала сходите сами. Вдруг здесь не примут, - посоветовал Анатолий.
Когда мать скрылась за дверями, Анатолий повернулся к мальчику:
- Чем порезался?
- Перочинным ножичком, - нехотя ответил мальчик, отводя глаза.
- Как было дело?
- Карандаш чинил… Нечаянно… - так же тихо ответил мальчик, не поднимая головы.
- В каком месте порезал?
Мальчик провел пальцем по повязке. Так, вниз к мизинцу, да еще с наружной стороны, он сам никак не мог бы порезаться, чиня карандаш. Анатолий перегнулся через спинку, приподнял пальцами подбородок мальчика и, глядя в испуганные глаза, быстро сказал:
- Мне не ври! В милиции по делу о хищении цветных металлов ты давал честное пионерское говорить только правду. Вот я и хочу проверить, как ты выполняешь свои обещания. Меня нарочно послали с машиной отвезти тебя в больницу. Я ведь все знаю… - Анатолий коснулся пальцем его руки.
- Так я же ему сказал - не буду больше с тобой, отстань от меня! А он - нет, будешь! А я - не буду, говорю. А Пашка разозлился и мне: ага, не будешь? И вырвал у меня перочинный ножик - я болванчика из деревяшки вырезывал - и по моей руке - раз! Я даже не закричал. Это Димка, когда увидел, закричал с перепугу. Пашка убежал. А вы откуда знаете?
- Грош мне цена, если бы я, бригадмилец, не знал! И то, что тебя Пашка подучил замок на сарае выломать и ломик в руки сунул, тоже знаю. Все знаю. А то, что Пашка перед этим ослабил скобы, на которых висел замок, иначе бы их не вытащить, - этого ты не знаешь? Ну как ты думаешь, зачем Пашка это сделал?
- Вы же сами сказали, что иначе бы нам не вытащить.
- Почему же он сам не взял эту жесть, а вас подговорил?
- Из дружбы… "Ребята, - сказал он, - можете отличиться, я не жадный. В сарае лежит бесхозная медь, если сдадите ее на металлолом, всему классу нос утрете. Только больше ничего там не трогайте. А что я вам про нее сказал - ни гугу…"