6
Утром Анатолий попросил мать приготовить ему костюм, рубашку, галстук: к одиннадцати надо быть в ЦК. Мать всполошилась. Она не отходила от него и все поучала:
- Сиди там прямо, не разваливайся, не перебивай, когда говорят, и, ради бога, не спорь со взрослыми.
Пришел дядя. Он непрерывно курил, и видно было, что тоже волнуется.
- Не рассчитывай на то, что ты легко докажешь свою правду, - рассуждал дядя. - У тебя и у Кленова, думаю я, могут быть и противники. Их пригласят. Они станут возражать вам. У них свои доводы, возможно веские. Ты все внимательно выслушай, прежде чем отвечать, взвесь каждое слово. Говори спокойно… Ну, так сказать, сдерживай шторм внутри себя.
В десять часов, вместо половины одиннадцатого, Анатолий подъехал к дому Кленова. Перескакивая через ступеньки, он помчался в квартиру Дмитрия Алексеевича, не дожидаясь, пока освободится лифт. Дверь открыл сам хозяин. Задыхаясь от волнения и быстрого бега, Анатолий доложил, что машина подана.
- Очень хорошо. Я готов. - И Кленов вышел следом за юношей.
Анатолий, с трудом сдерживая волнение, спросил, как надо держаться в ЦК, с чего начинать разговор.
- Как держаться? Просто. Быть самим собой. Говорить откровенно. О Чуме, о тюрьме и колонии, даже о "чертовой читалке". Только не длинно.
Они получили пропуска. Анатолий шел по ковровой дорожке чуть не на цыпочках, стараясь сдерживать слишком шумное дыхание. Он хотел было попросить Кленова говорить и за него, но вспомнил, что не успел сообщить ему о заявлении Колосовской и о разговоре с Порфирьевым. Начал было рассказывать и замолчал. Кленов открыл дверь. Они вошли в комнату, где были двери направо и налево. Секретарь, сидевший у правых дверей, пригласил их войти.
Они вошли в большой продолговатый кабинет, в конце которого стоял длинный письменный стол. Из-за стола поднялся и пошел им навстречу генерал-лейтенант. Он пожал им руки, пригласил сесть и, опустившись на стул перед письменным столом, протянул открытую коробку папирос.
Анатолий курил от случая к случаю, но сейчас закурил. Это как-то уравнивало его с другими. Генерал окинул Анатолия беглым взглядом, взял папку с письмом Кленова и Русакова и стал читать его вслух, кратко высказываясь по поводу отдельных мыслей и предложений. Так он прочел письмо до конца.
Со многим он был согласен, кое-что брал под сомнение, критиковал. В письме говорилось, что досрочное освобождение исправившихся малолетних правонарушителей можно доверить руководителям, коллективу воспитателей колонии. Генерал возразил:
- Это, пожалуй, должны решать местные судебные органы по представлению администрации колонии. Конечно, безобразие, что иногда за случайное, впервые совершенное преступление приговариваются к таким же срокам заключения, как и за серьезные преступления, совершенные уголовниками-рецидивистами. Надо упорядочить судебную практику, чтобы соблюдалась соразмерность наказания и преступления… Да, вы правы, по отношению к рецидивистам должна применяться более крутая карательная политика… Да, система "зачетов" требует пересмотра, она иногда становится лазейкой… Впрочем, уже работает правительственная комиссия по подготовке новых, улучшенных проектов уголовного законодательства. Многое устарело, жизнь диктует новое… Безусловно, надо усилить кару тем преступникам, которые привлекают несовершеннолетних для соучастия в преступлениях. За совращение подростков и использование их в преступных целях - беспощадно карать, удваивать сроки наказания! - Генерал рассердился, встал, прошелся по комнате, а затем уже другим голосом, будто извиняясь за вспышку гнева, проговорил: - Очень хорошо понимаю мысли этой части вашего письма…
Генерал одобрил ту часть письма, в которой говорилось о необходимости помочь колониям современным оборудованием, машинами, станками, спортивным инвентарем. В заключение он сказал:
- Все дело в том, чтобы правильно сочетать меры воспитательные и меры карательные. К сожалению, у нас иногда получается так, что либо одна, либо другая сторона оказываются в забвении. И привлечь народ. Насчет "дружин порядка", общественных судов и прочего вы правы, товарищи. Многое в этом отношении уже подготовляется. А теперь буду рад послушать вас, Дмитрий Алексеевич, и вас, товарищ Русаков, если хотите чем-то дополнить материалы письма.
Генерал очень оживился и по-мальчишески смеялся, слушая про историю "Красных мечей", Мечика и страхи Колосовской.
- Хороший, видно, парнишка этот Мечик. Люблю таких.
Генерал говорил еще о многом. Анатолий слушал его с восторгом.
* * *
Через час Кленов и Русаков вышли из здания ЦК. Анатолий схватил руку Дмитрия Алексеевича и - долго жал ее.
- Ну и здорово получилось! Я и не думал, что, кроме нашей докладной, об этом же были письма из Ленинграда, Ростова, Свердловска, Донбасса… Что уже появились комсомольские бригады, устраиваются рейды по борьбе с хулиганством, дежурства в клубах… "Народная инициатива", - сказал генерал. И знаете, мне и в голову не приходило, что такие дружины, эти зачатки народной охраны порядка в будущем, - на общественных началах! Ведь при коммунизме милиции не будет. И пережитки капитализма исчезнут. А чтобы обезопасить свободное коммунистическое братство людей от каких-то отрыжек прошлого - отдельные выродки всегда могут появиться, - общественная охрана порядка будет; по очереди, добровольно люди будут выполнять эту задачу. Правильно я понял генерала?
Анатолий, сидя за рулем, говорил и говорил. Дмитрий Алексеевич улыбался и только один раз заметил:
- Смотри, Анатолий, красный светофор! Как бы тебя не взяли за воротник наши стражи порядка.
7
Лихорадочное возбуждение не оставляло Анатолия и на следующий день после разговора в Центральном Комитете. Еще с утра ему не терпелось поделиться своими переживаниями с Ликой, с Сергеем Порфирьевым, но звонить было рано. Чтобы не терять времени, Анатолий открыл учебник. До двух часов дня он был свободен.
Ровно в девять позвонил Порфирьев.
- Здорово, воитель, ну как там дела?
- А ты как думаешь? - спросил Анатолий.
- Судя по твоему торжествующему тону - не плохо.
- Превосходно! - закричал Анатолий. - Полная победа!
- А нельзя ли поточнее?
- Есть важные новости, но…
- Понимаю. Поговорим в райкоме… Время уточню потом, сейчас надо ехать на заводы.
Тут же Анатолий набрал номер Лики. Подошел Боб.
- Это ты, Лунатик? - негромко спросил Анатолий.
- Я! А это кто - Женька?
- Говорит марсианин! - отозвался Анатолий.
- Марсианин? - В голосе Боба отразилась растерянность. - Значит, это вы? Анатолий?
- Лика еще спит?
- Встала.
- Мне с тобой бы тоже надо поговорить.
- Я сейчас не могу… собираюсь в школу.
- А когда сможешь?
- Не знаю.
- Может быть, мне зайти?
Боб не ответил и передал трубку Лике.
- Что-нибудь случилось? - спросила Лика.
- Случилось… Слушай, все отлично! Я вчера из Цека словно на крыльях летел. Многие наши предложения, ты знаешь какие, одобрили.
- Толька, милый, я так рада! Я… Что? - Голос Лики сразу изменился. - Разговариваю с Анатолием. Почему на "ты"? Мы ровесники, комсомольцы. Не делай мне замечаний, мама.
- Лика! - крикнул Анатолий. - Все ясно! Вечером встретимся.
После вчерашней беседы Анатолий считал, что он обязан действовать активнее. Но ведь пока он единственный комсомолец-бригадмилец на их улице. Вот бы организовать группу комсомольцев.
Анатолий поехал к Порфирьеву. Он встретил Сергея на улице. Они пошли вдвоем в сторону Краснопресненской заставы. Анатолий рассказал о разговоре в ЦК.
- Надо, - заключил он, - организовать комсомольцев нашей улицы в бригаду, отряд - дело не в названии. Но сначала расшевели Бориса Сущева.
- Слушай, но почему ты говоришь только о комсомольцах одной улицы, а не о комсомольцах всего района? Работа бригадмильцев будет обсуждаться у нас на райкоме. Будет большой разговор об участии комсомольских организаций в охране общественного порядка. На заседании будет присутствовать секретарь райкома, замечательный человек. Посмотреть на него - худенький, тихий, спокойный, голоса никогда не повысит, а авторитет знаешь какой? До чего с ним приятно работать, главное, он очень деловой, очень простой и искренний. На этом нашем заседании будет заведующий роно, начальник райотделения милиции и начальники отделений, председатель районного суда, прокурор и другие товарищи. Вызывают секретарей комсомольских организаций со всех предприятий района. Так что готовься выступить. Борьба с юными правонарушителями - вопрос серьезный.
- Да что ты! Какой из меня оратор. Все, что знал и думал, я уже рассказал тебе. Уж лучше прикрою эту "чертову читалку", больше пользы будет.
- В "чертову читалку" ты совершишь комсомольский рейд. Но выступить придется. Зачем же я буду подменять выступление комсомольца, познавшего на собственном опыте, что такое хорошо, и что такое плохо, и как бороться с этим плохим? Мне и без твоего материала есть о чем сказать… Впрочем, - улыбнулся Порфирьев и сразу стал похож на озорного мальчишку, - при твоем боевом характере ты и без моего поручения не сможешь промолчать. Ведь так?
- Так-то оно так, та з хаты як? - как говорил дядько Грицько… Ну и хитер же ты, секретарь.
Анатолий засмеялся. Засмеялся и Сергей Порфирьев.
8
Анатолий открыл дверь детской комнаты милиции и застыл на пороге. В дальнем углу за столом дежурного бригадмильца сидела Лика.
- Не смущайтесь, товарищ, заходите! - Лике было приятно изумление Анатолия. Именно так она и представляла себе ту минуту, когда он появится.
- Интересуешься делом брата? - спросил Анатолий.
- Ошибаетесь! Я здесь не гость, а дежурная. Что вас интересует, товарищ Русаков?
Лика пришла сюда несколько дней назад, заявила о своем желании помочь детской комнате, а сегодня уже принесла рекомендацию комсомольского комитета университета. Ася Ларионова познакомила ее с делами и теперь ненадолго вышла, оставив Лику вместо себя.
- Тебе будет очень трудно, Лика! Не надо бы…
- Значит, ты меня оберегаешь? - спросила Лика. - Или, может быть, не доверяешь?
- Видимо, так, - ответил Анатолий, улыбаясь.
- Это безобразие! Ты считаешь меня неспособной к серьезным делам? Тогда чего стоит наша дружба?
Она молча отвернулась, уткнулась в какую-то папку.
- Лика! Я не хотел тебя обидеть. Видишь ли… здесь приходится порой слышать от хулиганов такое…
- А за Асю не боишься?..
- Да ведь бывает, что хулиган замахнется…
- А за Асю не боишься? - повторила Лика.
"Ася - это Ася, а Лика - это Лика", - подумал Анатолий, но сказал другое:
- Ладно… Когда ты отправишься в бригадмильский рейд, сообщи мне. Я подключусь за компанию.
Вошел Хлопунов, пригласил Анатолия "на минутку в коридор, есть разговор". Здесь они наткнулись на Леню Ушкова.
- Ты зачем? - удивился Анатолий.
Ушков начал было что-то объяснять, потом посмотрел на Хлопунова и замолчал.
- Давай говори, - сказал Анатолий.
Ушков сообщил, что он заметил неизвестного, следившего за Анатолием. Поэтому он зашел сюда, чтобы предупредить и проводить его домой.
- Спасибо, дружище, только не надо этого. Очень прошу! - Анатолий многозначительно улыбнулся.
- А ты знаешь, кто этот тип, что за тобой вяжется?
- Не беспокойся… А теперь нам надо поговорить с лейтенантом наедине.
Когда Леня ушел, Хлопунов сообщил Анатолию, что начальнику отделения звонили, будто бригадмилец Русаков хулиганил возле кино "Ударник". Начальник приказал до выяснения отстранить Русакова от бригадмильства. Он, Хлопунов, еле уговорил начальника отменить это приказание до поступления письменных заявлений. Что же случилось?
- Со мной - ничего. Возле кино "Ударник" не был. Это все ложь, клевета.
- Я так и думал. Ну ладно, подождем, что дальше будет. Не волнуйся.
9
Вечером Анатолий нетерпеливо поджидал Леню Ушкова у школьной калитки. Прошли Зубавины, Онегин, а Лени все еще не было. В калитке показался Шелгунов. Он дружески протянул руку Анатолию.
- Ты все еще сердишься за те неприятности, которые у тебя были из-за меня?
- Непонятный ты для меня человек, Антон, - сказал Анатолий, пристально глядя на Шелгунова. - Сначала ты от меня шарахался, потом исчез, а когда снова появился в классе, то из-за тебя тут такой переполох, черт знает что! Убийство, кровь, милиция… Ты объяснил, что знакомые, мол, ребята зашли, давно не виделись, потащили выпивать, ты не захотел, тогда они, хмельные, пустили в ход кулаки, а ты, чтобы без скандала, подался с ними на улицу… чепуха какая-то… Значит, ты все эти дни у знакомых ребят гулял? Так?
Шелгунов быстро оглянулся по сторонам. К ним с лицом, выражающим решимость и недовольство, приближалась Соня Рындина.
- Чуменята, - поспешно шепнул Шелгунов. - Потолковать бы надо. При ней не буду…
Соня властно взяла Антона под руку и повела в класс. Звонок известил о начале урока. На перемене Анатолий разыскал Ушкова.
- Ругай меня, - сказал Ушков, - поссорился я с Маратом. И рта я не успел открыть, как он сразу - сто вопросов! И кто такой Русаков, и почему я тебя привел в "читалку", и правда ли, что ты бригадмилец. Даже не дал мне книг. Объявил, чтобы я не совался к ним, а то нос прищемят. Тоже мне фюрер!
- Они все там же, в подворотне?
- Что ты! Холодно, Теперь "читалка" в котельной соседнего дома. Там тепло, светло, сидят на досках, на угле. Истопнику за это дают по двести граммов.
- Адрес знаешь?
- Конечно.
- Тогда вот какое дело…
Анатолий увлек Ушкова к окну. Вскоре звонок позвал их на урок.
В классе Людмила Зубавина, негодующая и раскрасневшаяся, кричала на Милича. Их окружили ученики.
- Воспитательница выискалась! - издевался Милич. - Милиционер в юбке. Никого я не ругал, а просто так, машинально выразился.
- Извинитесь немедленно!
- Пошляк! Стиляга! - слышались голоса девушек.
- Идите вы! - Милич грязно выругался и повернулся, чтобы выйти из класса.
Сергей Зубавин схватил его за плечо:
- А ну, гражданин Милич, сейчас же извинитесь, кроме того, придется уплатить за хулиганство штраф.
- Не запугивайте меня, не на того напали! Нечего раздувать чепуху. Чем я хуже других? - Милич оглядел собравшихся и начал перечислять по фамилиям тех, которые вот так, походя, употребляют "технические выражения".
- Сами не святые, нечего парня утюжить, - сказал кто-то.
- Вот он, голос народа, - обрадовался Милич.
- Не народа, а темного человека, - вмешался Анатолий. - Давно пора призвать Милича к порядку.
- Поучает бывший вор. Ин-те-рес-нень-ко! - издевательски выкрикнул Милич.
- Товарищи! - повысил голос Зубавин. - Мы не дети, а люди взрослые, многие отцы семейства. Давайте рассуждать здраво. До каких же пор мы будем терпеть это безобразие?
- Да, мы-то не дети, но некоторые ребята-школьники ругаются почище нас! - выкрикнул Милич.
- Они у вас учатся! От имени всех товарищей я требую, чтобы гражданин Милич извинился и уплатил штраф.
- Три ха-ха! - озлобленно выкрикнул Милич. - Лучше не связывайтесь со мной, пожалеете. Честно предупреждаю!
Двое-трое отошли от группы.
- Кого вы испугались? - спросил Анатолий, обращаясь к ним. - Это ведь трус.
- Мы не испугались, мы покурить.
- Или извинитесь и обещайте уплатить штраф, или мы передадим дело в суд. Решайте скорей. Сейчас начнется урок, - предупредил Зубавин.
В классе слышались разные возгласы: "Правильно!", "Да брось, Зубавин, с кем не бывает!", "Не защищай!", "Гнать его к черту из класса без суда!"
Зубавин стал составлять акт. Он громко называл фамилию свидетеля, и каждый, кого он называл, кивал головой в знак согласия. Милич оробел. Он сообразил, что товарищеского суда теперь не миновать. Суд затребует характеристику, запросят домоуправление…
- Застопорите, подполковник! - сказал сквозь зубы Милич. - Я могу извиниться, мне фигура позволяет. Мадам, - обратился он к Людмиле, - миль пардон, эскюз ми, простите-извините. На каком еще языке прикажете извиняться?
Раздались смешки.
Милич швырнул сторублевку, она упала на пол, схватил акт л потянул его к себе.
Зубавин встал:
- Во-первых, Милич, не хамите и поднимите деньги с пола. Вы сами снесете их в административную комиссию исполкома и предъявите нам расписку об уплате штрафа. Во-вторых, извинитесь и обещайте не употреблять похабных слов.
- А я вообще могу бросить школу.
- Упрашивать не будем, - отрезал Зубавин. - А если будете продолжать упорствовать, передадим этот акт, как заявление всего класса, в суд. Подписывайтесь, товарищи!
- Нет такого закона, чтобы за "выражения" судили, - вдруг окрысился Милич, - обожгетесь!
- Ничего… Нет, так будет… А привлечем мы вас за хулиганство, за оскорбление граждан и нарушение общественного порядка. Такая статья есть.
- Мало этого! - раздались голоса. - Надо общественный суд устроить над ругателями. В газете пропечатать, с карикатурой. Сообщить на работу. После второго замечания гнать из школы! - Советы так и сыпались.
Анатолий воспользовался тем, что все занялись Миличем, и отвел Шелгунова в сторону.
- Продолжим разговор. Только покороче и поскорее.
- Я знаю хату, где бывает Чума. Там его можно накрыть, - сказал Шелгунов, уставясь в пол.
- Именно для этого сообщения тебя и отпустил Чума?
- Зачем ты так?.. Он отпустил, чтобы я пригласил тебя будто бы к себе, а на самом деле заманил на воровскую "хазу". Я должен сказать тебе, что можно поймать Чуму, а это дело секретное и обговорить его можно только вдвоем.
- Вот гадюка! Хитро! Так ведь то же самое ты и предлагаешь мне сейчас.
- Сейчас я предлагаю без подвоха. Честно! И мне и тебе он поперек горла, жить не дает. Я знаю, ты бригадмилец, тебе в милиции поверят. Только дело надо делать быстро. Чума увертлив. Ну как? Рискнем?
- Согласен… А как вы условились?
- Скажи ему день и час, когда ты придешь на ту квартиру.
- А если припрет не он, а его бандиты?
- Черт! Может и так быть. Я знаю хату, где он часто ночует. Вот бы там накрыть!
- Это где же?
- В Сокольниках. Улицу знаю, а номер дома не помню. Я только покажу дом, а сам в дело вязаться не стану. Поймаете Чуму - меня в дело не путайте. Только так! Сейчас Чума в отлете, а заявится - скажу тебе.
В классе стих шум голосов. Милич извинялся, не глядя на Людмилу. Соня быстро шла к Антону, не сводя сердитых глаз с Анатолия.
Когда после занятий все расходились, Милич не утерпел и сквозь зубы сказал Анатолию:
- Я тебе, Мамона, все припомню!
- Передай своим дружкам, чтобы не попадались мне на глаза! - рассердился Анатолий. - Распустились! Да и ты, "студент прохладной жизни", подтянись.
На улице Анатолий догнал Шелгунова с Соней.