– Ты все равно не имел прав на меня, без моего согласия. – Марат хотел перебить ее, но она взмахом руки пресекла попытку. – Но я не виню тебя, хотя на душе кошки скребут. К сожалению, прошлого уже не воротишь, – она облизала пересохшие губы и продолжала. – Напоследок расскажу тебе отрывок моей биографии. Мне было пятнадцать лет, когда отца убило током на работе и жили мы тогда в деревне. Не прошло и месяца после смерти отца, к маме начал домогаться женатый сосед, несмотря на то, что он много лет дружил с моим отцом. Мама сначала просила его по-хорошему, чтоб он одумался и отстал от нее. Уговоры на него не действовали. Тогда мама нажаловалась его жене, у них начались семейные раздоры. Поликарп Матвеевич затаил обиду и грозился отомстить маме. Когда я была в школе, он ворвался к нам в дом, разорвал на маме одежду и изнасиловал ее. Я возвращалась из школы, услышала мамин крик. Он до сих пор стоит у меня в ушах. Заглянула в окно и все видела. Бросив портфель на землю, побежала звать соседей на помощь. Он настиг меня еще во дворе, схватил за волосы и поволок на сеновал. Мама в разорванной одежде прибежала в сарай и пыталась защитить меня от насильника. Она цеплялась ему за рукав и тянула в сторону, но разве может женщина справиться со здоровым мужиком? Никогда не забуду эту сцену, она даже еще раз предлагала себя, лишь бы он не трогал ее несовершеннолетнюю дочь. Никакие уговоры на Поликарпа Матвеевича не действовали. Он озверел и мало походил на человека. Когда мама ему надоела, он ударил ее по голове и она потеряла сознание. Дальше я только помню, что сильно кричала и рвалась к маме, а он меня не пускал, разрывая школьную форму… – она замолчала и посмотрела на Марата.
Тот перестал маячить по комнате, сел на диван рядом с Мариной и обнял ее за плечи.
– Прости меня, если сможешь, – вкрадчиво, с нотками сожаления произнес он.
Марина, не обращая внимания на его слова, отодвинулась и продолжала:
– Мы с мамой не стали заявлять на соседа в милицию, пожалели его жену, которая слезно умоляла не сажать мужа, и самое главное – троих детей, которые могли остаться без единственного кормильца в семье. Но в деревне такие новости распространяются быстро, и на меня начали тыкать пальцами. Не могла дождаться конца занятий в школе, учеба превратилась для меня в пытку. А вечерами я валялась на кровати и ревела в подушку. Нужно было видеть глаза мамы, которая старалась меня успокоить, хотя самой требовалось утешение. В конце концов она решилась: мы продали дом и переехали в город. Уже здесь я закончила школу и институт, дальнейшее ты знаешь, – она перевела дух. – Да, ты прав, я – не непорочная девочка, и далеко не наивная. Да, расчетливая, холодная, но мне хотелось устроить свою жизнь и не вижу здесь ничего плохого. Мне хотелось иметь свой дом, любящего мужа, а холодность – всего лишь напускная маска, позволяющая мне сдерживать твою поспешность и разобраться в собственных чувствах. После того, что со мной случилось, поневоле задумаешься прежде, чем решиться на близость с мужчиной.
– Прости идиота, ради всего святого, – умолял Марат, опустившись перед женщиной на колени и целуя ее руки.
– Подожди, – перебила она его и вновь отстранилась. – Хочу, чтобы ты выслушал до конца. – Марат покорно пересел в кресло. – Как раз вчера я решилась на близость с тобой и согласилась остаться с ночевкой, но не потому, что ты мне подарил перстень с бриллиантом, а потому, что убедилась и наконец поняла, что между нами прочная и настоящая любовь. Но ты не мог прочитать моих мыслей и по-своему воспользовался представившейся возможностью. Таким образом: второй мужчина в моей жизни оказался не намного лучше первого. Эх ты! – в ее голосе прозвучали печальные нотки.
– Знаю, что не прав и нет слов, чтобы оправдать мой поступок. Но я люблю тебя, поверь, говорю искренне. Прошу, очень прошу: дай возможность хоть как-то сгладить нанесенную тебе обиду. Клянусь, что больше не притронусь к тебе, пока сама этого не пожелаешь, – с чувством выговорился Сайфутдинов, который не хотел расставаться с любимой женщиной и, как утопающий, цеплялся за соломинку.
– Видно мне не суждено быть счастливой, – обреченно вздохнула Марина. – Две глубокие душевные раны – слишком много для одного человека, – она посмотрела на него и добавила. – Но мне почему-то не хочется именно у тебя оставить плохое впечатление о себе. Я понимаю, что мужчина не получает полного удовлетворения, если женщина в постели не отвечает на его ласки.
Она поднялась и на глазах изумленного Марата сбросила с себя всю одежду, при этом поворачивалась так, чтобы он мог любоваться ее возбуждающими формами…
Марина была активна, эротична и непредсказуема. Марат сходил с ума от нее. Он уже несколько раз получил удовлетворение, показав свою мужскую силу, но энергия все еще продолжала бить из него ключом, чему он сам изумлялся в немалой степени и приписывал эту заслугу исключительно партнерше, Он уже думал, что женщина простила его и готова пойти на примирение, когда Марина последний раз чмокнула его в губы, собралась в считанные секунды и положила на стол подаренный перстень.
– Прощай, – махнула она рукой. – Не кори и не терзай себя, мне с тобой было очень хорошо. В моей памяти ты останешься мужественным, ласковым, сильным и нежным, каким был сегодняшним утром, – и уже на пороге добавила. – Но встреч не ищи. Пожалуйста, не порть последнего впечатления. – И она исчезла, словно ее никогда и не было.
Марат не стал догонять ее, понимая, что только усугубит положение. И все равно ему казалось странным: люблю, хорошо с тобой, но прощай, почему? Как бы там ни было, а Марат утвердился в мыслях, что добьется своего, чего бы это ему ни стоило. Чтоб избавиться от тяжелых мыслей, Марат отправился в спортзал, который находился в подвале дома.
Дом был построен таким образом: общая мансарда – огромное помещение на чердаке, отделанное деревом, утопающее в зелени разнообразных домашних растений, искусно подобранных Светланой, и ее восьмилетней дочерью, жилые помещения с двумя отдельными входами, внизу общий спортзал – мужчины по-прежнему поддерживали хорошую спортивную форму.
Сайфутдинов нажал кнопку вызова, но Казаков долго не появлялся, тогда он снова нажал ее и не отпускал до тех пор, пока Алексей не спустился вниз.
– Чего растрезвонился? – пробурчал недовольный хозяин сонным голосом.
– Давай мышцы качать, а то застоялись.
– Ты меня удивляешь, – посмотрел на Марата друг, как на ненормального. – В шестом часу утра разбудил все семейство. Да после вчерашней пьянки мне бы поспать до обеда, потом горячий кофе в постель, а уж затем я подумаю: штангу тягать или просто-напросто похмелиться. – Но увидев расстроенную физиономию друга, Казаков догадался, что у него что-то случилось, поэтому поинтересовался: – Что стряслось? С Мариной поругался?
– А-а-а, – махнул рукой Марат. – Бросила она меня, – и он рассказал все, что между ними произошло.
– Плохи твои дела, – Алексей ненадолго задумался. – Единственный вариант, чтобы вновь завоевать расположение Марины – это наказать ее насильника.
– А ведь ты прав, – обрадовался Сайфутдинов. – Эта тварь заслуживает самого серьезного наказания, – и в его голосе уже проскальзывали суровые нотки.
– Адрес знаешь? – перешел Атаман к делу.
– Нет. Но это не проблема, сегодня же позвоню Марининой матери и между прочим спрошу, где они раньше жили.
– Вот и прекрасно! – Казаков решительно поднялся. – Иди звони, а я умоюсь, соберусь и через пятнадцать минут встречаемся в твоем гараже.
– Как хорошо иметь таких друзей, – подумал Марат.
Через час "жигуленок" уже плавно скользил по загородному шоссе с неизменной троицей: Сутулым, Диксоном и Атаманом…
За последние несколько лет Поликарп Матвеевич сильно постарел: многочисленные морщины, тяжелая поступь, сгорбленность, и только колючий, цепкий взгляд напоминал о былой молодости. Чуть ли не круглосуточная работа комбайнёром подрывала и так уже слабое здоровье. Несколько часов сна ему не хватало. И чтобы продлить сон, он ночевал в поле на раскладушке, соорудив небольшой навес из плотного брезента.
Сегодняшнее утро от предыдущих ничем не отличалось. Лишь забрезжил рассвет, он уже сидел за штурвалом комбайна, привычно вдыхая пыль в легкие – неприятность, с которой приходилось мириться годами. Поликарп Матвеевич встряхнул головой, отгоняя сон и направляя комбайн на третий круг, когда заметил, что какие-то люди на кромке поля машут ему руками.
– Кого еще принесла нелегкая? – сказал комбайнер вслух и, заполнив зерном очередную грузовую машину, съехал в сторону в конце полосы.
– Вы ко мне, ребята? – удивленно спросил он у трех незнакомых парней.
– К вам, Поликарп Матвеевич, – ответил за всех Казаков. – Ваша жена просила, чтобы мы срочно привезли вас домой.
– А что, она уже вернулась? – подозрительно посмотрел мужчина на собеседников.
– Откуда? – Алексей сделал вид, что не понимает комбайнера.
– Так она же дней десять, как уехала погостить к старшей дочке.
– Ах, вот вы о чем. Я думал, что она сообщила о своем возвращении, – улыбнулся Атаман. Его улыбка всегда располагала к себе людей, и Поликарп Матвеевич не составил исключения. – Мы привезли вашу жену и дочку, которая решила проведать отца.
– А внучку? – Пожилой мужчина вскинул полные надежд глаза на молодого человека. – Полгода ее не видел.
– А как же без внучки! – обрадовал его Казаков, окончательно притупив бдительность комбайнера. – Мы на машине, так что доставим в родную деревню минут за пятнадцать, – подтолкнул Алексей собеседника к принятию решения.
– Минут пять подождете, парни? – попросил довольный Поликарп Матвеевич, даже не поинтересовавшись, с кем имеет дело.
– Какой может быть разговор? – вставил свое слово Сутулый. – Мы в полном твоем распоряжении.
Парни перешли с комбайнером на "ты", как старые, добрые знакомые, чем еще больше расположили к себе.
Поликарп Матвеевич остановил комбайн бригадира с небольшим красным флажком на кабине и о чем-то долго беседовал с напарником, но в конце концов они пожали друг другу руки, и приезжие догадались, что они договорились.
– Вы-то кто такие? – задал все-таки запоздалый вопрос комбайнер по дороге.
– Вместе с вашей дочкой работаем, – проявил находчивость Диксон, сворачивая с грейдера на узкую дорожку, ведущую в сторону леса.
– Куда это мы? – Только теперь заподозрил неладное Поликарп Матвеевич.
– Веников березовых наломаем, – ухмыльнулся Сутулый, – а то в городе с ними дефицит.
– Но в этом лесу одни дубы растут. – Комбайнер почувствовал опасность.
– Дубовые тоже неплохо, – продолжал ломать комедию Павел.
– Дочь, которую уехала навестить жена, не в городе живет и вы не можете вместе работать. – Поликарп Матвеевич усиленно искал ответ на вопрос: что нужно незнакомым парням от него? Но ответа не находил. – Отвезите меня обратно, – неожиданно потребовал он.
– Ну зачем так категорично? – улыбнулся Диксон. – С твоими женой и дочкой мы действительно не знакомы, зато привезли привет от Смугловых. – По желвакам на скулах комбайнера Марат догадался, что последняя его реплика на собеседника подействовала не самым приятным образом и он добавил. – Не скучаешь по бывшим соседям?
– Отпустите меня! – взмолился Поликарп Матвеевич.
– Посмотрите на него, какой жалобный вид. Меня сейчас слеза прошибет, – сказал Сутулый с иронией.
"Жигуленок" углубился в лес на несколько километров и вырулил на небольшую поляну, остановившись возле огромного, древнего дуба.
– Приехали, – объявил Сайфутдинов, открывая дверцу машины.
– Выходи, дядя, – подтолкнул Поликарпа Матвеевича Сутулый.
– Что вы собираетесь со мной делать? – спросил не на шутку перепуганный комбайнер.
– По идее, тебя бы следовало опустить, – процедил Павел сквозь зубы.
– Куда опустить? – не понял Поликарп Матвеевич.
– На дно, – усмехнулся Сутулый.
– Только не убивайте! – Мужчина преклонных лет встал на колени и сложил руки вместе.
– Спокойно! – Диксон вытянул руку ладонью вперед. – Опустить – это значит сделать с тобой тоже самое, что ты сотворил со Смугловыми много лет назад и не понес за содеянное заслуженного наказания.
Комбайнер все еще стоял на коленях с округленными от страха глазами, а Сайфутдинов продолжил:
– Но в конце концов мы решили не лишать тебя целомудренности, потому что наказание для такой деревенщины, как ты, может превратиться в удовольствие. Но и оставлять безнаказанной подобную выходку, – он поднял вверх указательный палец, – тоже нельзя.
– Я готов заплатить, – нашел Поликарп Матвеевич выход из щекотливой ситуации. – У меня на сберкнижке более двух тысяч рублей и я…
Но его перебил долго молчавший Алексей:
– Мы приехали не для того, чтобы шантажировать и вымогать деньги.
– Для чего же тогда вы завезли меня в лес? – На лбу разволновавшегося пожилого мужчины выступили крупные капли холодного пота.
– Мы лишим тебя возможности еще когда-нибудь причинить страдания женскому полу, – спокойным тоном, даже не ответил, а вынес приговор Атаман.
– Как это?.. – опять не понял приговоренный.
– Очень просто, – сказал Диксон, открывая багажник "жигуленка" и извлекая оттуда два красных кирпича. – Старым, испытанным методом.
Промелькнувшая догадка привела Поликарпа Матвеевича в ужас.
– Вы не посмеете, – неуверенно произнес он.
– Еще как посмеем, – ответили в унисон Сутулый и Диксон.
Поликарп Матвеевич попытался бежать, но возраст и мучавшая его одышка не позволили далеко уйти. Метров через пятнадцать – двадцать его настиг один из преследователей и поставил подножку.
Дальше все было словно в тумане: он не помнил, как его привязали к стволу могучего дуба, как он орал и сопротивлялся, как спустили штаны. Единственное, что Поликарп Матвеевич отчетливо запомнил – это разведенные в стороны два красных кирпича, глухой хлопок и адскую боль, от которой он потерял сознание…
Председатель колхоза Струнов Игорь Витальевич возвращался с поля в село. Несмотря на то, что за ним числилась служебная машина с шофером, он привык к лошади и к бричке на резиновом ходу.
Струнов находился в приподнятом настроении: урожаи выдался на славу и погода хорошая стояла. Игорь Витальевич думал, что если дождей не будет еще с недельку, рекордная сдача зерна государству обеспечена. Он мысленно уже составлял отчет в райком партии. Душераздирающий крик со стороны леса прервал планы председателя. Крик мало походил на человеческий, но Игорь Витальевич не смог вспомнить и животное, способное издавать подобные звуки, поэтому решил, что ему показалось. Но когда Струнов занес хлыст, чтобы стегнуть лошадь, крик повторился и на этот раз был похож на рев смертельно раненного зверя. Председатель замер с занесенной хворостиной в руке, но быстро пришел в себя, взял вожжи в обе руки и направил лошадь с грейдера на боковую дорожку, ведущую к лесу.
Навстречу ему, оставляя за собой шлейф пыли, приближалась легковая автомашина. Он остановил ее и поинтересовался у водителя: не заметил ли тот в лесу чего-нибудь необычного и слышал ли он какие-нибудь неестественные шумы? На что парень ответил, что ничего подозрительного не заметил и не слышал, так как мощный автомобильный приемник заглушает все уличные шумы.
Струнов уже углубился в лес на несколько километров, но никого и ничего не обнаружил. Узкая дорожка между деревьев не позволяла повернуть назад и он собирался развернуться на ближайшей поляне, когда до его слуха донесся слабый человеческий стон. Игорь Витальевич стеганул лошадь и вскоре действительно выехал на поляну, где увидел комбайнера своего колхоза Поликарпа Матвеевича, привязанного к дереву. Его необычный вид и состояние, в котором тот находился, привели председателя в замешательство.
– Что уставился? – посмотрел комбайнер на руководителя мутными глазами и, вероятнее всего, не узнал. – Лучше помоги.
– Что случилось? – поинтересовался Струнов, освобождая Поликарпа Матвеевича. – В поле мне сказали, что у тебя вернулась жена и ты отпросился у бригадира на пару часиков.
– Это вы, Игорь Витальевич? – Только освободившись, пострадавший узнал председателя и поведал ему все, что с ним приключилось, лишь умышленно скрыв то, из-за чего с ним так по-скотски обошлись.
– Я же их встретил перед выездом на грейдер, – возмущался раздосадованный руководитель, помогая Поликарпу Матвеевичу сесть в бричку.
Председатель отвез пострадавшего в больницу, затем сообщил о случившемся участковому. В дело вмешалась милиция:
Алексей с женой еще нежился в постели, когда во входную дверь позвонили.
– Лежи, я открою, – остановила Светлана мужа. Она накинула халат, и, сладко позевывая, вышла из спальни. Женщина посмотрела в глазок и увидела лицо незнакомого мужчины средних лет.
– Кто там? – спросила она.
– Извините, срочная телеграмма, – ответил незнакомец. – Вам необходимо расписаться.
– От кого интересно? – подумала Света, открывая внутренний замок.
Но не успела она приоткрыть дверь, в прихожую буквально ворвались трое на вид физически крепких мужчин.
– Казакова? – резко спросил один из них.
– Казакова, – Машинально подтвердила ничего не понимающая хозяйка.
– Где вас муж?
– Он еще в спальне, – как бы оправдываясь, произнесла Света. – Сейчас позову.
– Не нужно, мы сами, – остановил ее старший, как ей показалось, среди незваных гостей.
– Казаков? – Перед глазами Алексея выросли три внушительные фигуры и он сразу догадался, кто они.
– Я, – коротко ответил. Алексей и нехотя поднялся.
– Вы арестованы, вот ордер на арест, – и ему предъявили официальный документ. – Обвинение будет предъявлено в отделении.
– За что арестовали папу? – спросила Светлану восьмилетняя дочь.
– Ксюша, милая! – Мать взяла дочку на руки, уткнулась в ее детское плечо и горько заплакала. – Боюсь, что мне не выдержать очередного испытания.
В суматохе хозяйка оставила входную дверь открытой. Появление Смугловой Марины и ее голос заставили Светлану вздрогнуть от неожиданности.
– Ты не знаешь, Марат дома? – с тревогой спросила Марина. – Не могу до него достучаться.
– Нет, – ответила хозяйка и отрицательно покачала головой.
– Несколько часов назад у тебя была милиция. Ты не представляешь, что он натворил. Думаю, что и твой замешан в этом деле, – и Марина рассказала все, что знала. – Кстати, где Алексей?
– Их обоих уже арестовали, – как-то отрешенно ответила Света. До этого она ни разу не перебила подругу, пока та рассказывала, за что могли арестовать Марата и Алексея.
Марина поднесла руки к лицу и опустилась на диван. Сначала тихие всхлипывания, а затем плач в полный голос заполнил комнату.
– Я во всем виновата, – причитала Смуглова. – Из-за меня их арестовали. Какая же я дура!
– Ну хватит реветь, – попыталась Света успокоить подругу. – Слезами горю не поможешь. – Но закончилось все тем, что сама не выдержала и расплакалась.
Две женщины голосили на весь дом, распаляя друг друга, а восьмилетняя девочка кружилась вокруг них и старалась успокоить несчастных.
– Папу и дядю Марата скоро отпустят, – говорила она серьезно. – Разберутся в том, что они не виноваты и непременно отпустят.
Но слова ребенка на взрослых не действовали, и они продолжали голосить и причитать в своем неутешном горе.