Найти новую работу оказалось непросто. Тем более, что я весьма избаловался на прежней. Ни в грузчики, ни продавцом в киоск мне не хотелось. Случалось, что-то предлагали, но всё это было не то. Нарвавшись в нескольких приличных местах на отказ, я всё чаще стал вспоминать Лёхино предложение. Только вспоминать… Последней каплей, изменившей мою жизнь, стал довольно мелкий, на любой взгляд, случай. Устав от беготни по офисам, конторам и объявлениям, я решил отдохнуть, как крутой мэн, так сказать, оттянуться по полной программе. Благо, деньги, заработанные в магазине, плюс выходное пособие позволяли посетить что-нибудь не рядовое, например, ночной клуб. Вечером я приоделся и, не мудрствуя лукаво, направился к ближайшему к дому ночному клубу. Подошёл к одиннадцати вечера, смотрю, реклама гоняет по фасаду тысячу огоньков, музыка гремит, за квартал слышно, у входа иномарок, как сельдей. У двери, как положено, качок.
– Ты, – спрашивает, – куда?
– Не видишь, – говорю, – сюда.
Оглядывает он меня этак внимательно-презрительно:
– А по-моему, – говорит, – парень, ты ошибся адресом, тебе, я думаю, не сюда.
Тут открывается дверь и выходит молодой, весь лощёный, в смокинге и бабочке – сразу понятно, что здешний администратор.
– Погоди, Толик, – говорит качку, – я сейчас разберусь.
Подходит ко мне и тихо спрашивает:
– Клиента ищешь?
– Какого, – говорю, клиента?
– Не строй из себя дурочку, – говорит лощёный, – очком зарабатываешь?
– Да за кого ты меня… – говорю, – ты чего?…
– Ладно, – говорит смокинг и охраннику:
– Толик, объясни…
– Слушай сюда, – говорит довольный Толик, – сейчас обойдёшь здание слева, там есть вход, человек пять уже наверное собрались, ждут. Ты их узнаешь по прикиду. Как у тебя, с того же турецкого базара.
– Чего ждут? – спрашиваю я тупо.
– Ждут, когда им вынесут опивки, что остаются от гостей. Иногда на рыло грамм по триста выходит. Эти люди бомжами называются. Тебе, я думаю, как раз туда, к ним.
Вот так. На жопомордого Толика я не обиделся: какой смысл обижаться на быдло. Но там и тогда я понял одну важную вещь. Не то я делаю, не по той дороге иду. Значит, надо менять и походку и дорожку.
На следующий день я пошёл к Лёхе.
ГЛАВА 4
– Молоток, – сказал Лёха. Я и не сомневался, что ты придёшь. Парень ты с головой, понял, что другого пути нет. Теперь поговорим серьёзно.
Есть хороший заказ. Хороший, значит, несложный. Для такого профессионала, как ты, плёвое дело. Но сначала несколько слов о самой работе, о её, так сказать, специфике. Во-первых, работа эта ответственная, значит, ни ошибок, ни халтуры не допускает. Во-вторых, требует дисциплинированности: ни бюллетеней, ни выходных, не согласованных с кем надо. Хотя времени свободного у тебя будет хоть жопой ешь. И на Канарах наотдыхаешься и на Мальдивах. На Крымы там всякие да Рижские взморья будешь с самолёта поплёвывать. Но до того, чтобы всё сказанное относилось к тебе, надо, брат, ещё дорасти. В общем, главное я тебе объяснил, подробности через два дня. Сегодня понедельник, жду тебя в четверг в это же время, а пока можем пропустить по соточке, а то и по две, не перед работой, можно.
– А кто, – спросил я, – ну, этот… ну, которого надо…
– В смысле, красивый или урод, молодой или старый, грузин или молдаванин? Вопрос – и ты это хорошо усвой – непрофессиональный. То есть, не твоё это дело – знать ненужные подробности. Через два дня получишь фотографию и исчерпывающие инструкции. На первый раз могу сказать – только на первый раз – что человечишка это мелкий, на морду и вообще противный, и хотя мелкий, но мешает людям крупным и по-крупному. Такого замочить – одно удовольствие, а за это ещё пять штук платят. Естественно, гринов.
Чувствовал я себя, прямо скажем, неважно, но, приняв деловой вид, сказал: – Пять штук? Я думал, эта работа оплачивается лучше. Ну, вообще-то семь, – сказал Лёха, – но две мои как посредника. Тут оплата как на охоте: за зайца трёшка, за медведя – стольник. А твой даже на волка не тянет – максимум шакал.
Через два дня я получал первые в своей жизни инструкции по новой профессии. Несколько фотографий: самого типа, подъезд его дома и дома напротив.
– Войдёшь в первый подъезд, – инструктировал Лёха, – чердаком пройдёшь до второго – всё будет открыто, у окна уже будет лежать знакомая тебе СВД, сегодня уже есть инструмент получше, но тебе, для первого раза такая, к какой ты привык. Работаешь в перчатках, оружие оставляешь на месте и уходишь так же – через первый подъезд. Этот хмырь выходит из дома всегда в восемь тридцать. Время удобное: кто работает – уже ушли, кто не работает – ещё спят. Всё учтено, но на всякий случай, осматривайся. Если кто из соседей выглядывает – лучше уходи, будет и следующий раз. В любом случае не нервничай. Оденься попроще, в какие-нибудь турецкие шмотки, которые сейчас носят девять из десяти. У хмыря один охранник, получает мало, так что за шефа бросаться на амбразуру не будет. При твоей квалификации работа плёвая. Через два дня после выполнения придёшь за деньгами. И хмыкнул: обмоем твою целку.
Лёха оказался прав: работу я выполнил легко и даже сам себе удивился: никаких особых переживаний не испытал. Что-то такое неприятное почувствовал, но не так чтобы очень: Афган приучил, какой-то порог был, по-видимому, перейдён. Наверное, всё-таки вру: когда устраивался у окошка, поудобнее расставлял ноги и проверял, хорошо ли направлен ствол, действительно не волновался. Но когда пошли последние минуты, а время выхода "клиента" я знал твёрдо, – что-то в душе стало подрагивать. И когда в перекрестье прицела появилось человеческое – человеческое! – лицо, одно мгновенье я уже готов был отказаться от заказа и только страшным напряжением воли вернул себе решимость. Технически задание было выполнено на отлично: "клиент" получил пулю в лоб ровно над переносицей, здесь претензий ко мне быть не могло. Выбравшись из дома в соответствие с инструкцией, я пробродил ещё пару часов по улицам, потом зашёл в дешёвый бар и накирялся. Дома залёг в койку и проспал часов десять без сновидений. Насчёт сновидений, как выяснилось через несколько часов, днём, я ошибся. Переходя Неву по Кировскому мосту, случайно обратил внимание на какой-то неказистый катерок – и вдруг вспомнил приснившийся ночью сон, про который, оказывается, начисто забыл. Снился мне Афган. Там я и кто-то ещё, наверное, кто-то из наших солдат, плыли по реке на большом теплоходе. Реки в Афганистане, как у нас на Кавказе – узкие и быстрые, но это была большая и медленная, если можно так сказать, – что-то вроде нашей Невы. Я стою у борта, а у другого стоит пара – мужчина и женщина. Их я вижу только сзади. Мужчина одет как афганец, он в их типичной шапочке, напоминающей раздвоенный блин и почему-то в длинном чёрном плаще. Женщина одета по европейски. Они явно ссорятся, точнее, мужчина что-то резко выговаривает своей спутнице, и, наконец, хватает её и начинает сталкивать её в воду. Я сначала, как завороженный, смотрю на это, потом подскакиваю к ним и пытаюсь оттащить мужика от женщины. Это мне не удаётся, и женщина с лёгким криком падает в воду. Падает и тут же исчезает. После этого мужчина поворачивается ко мне, сбрасывает свой плащ, и я вижу, что он одет в советскую форму, и, даже более того, узнаю в нём офицера нашей части майора Шукина. – "Ты что это?!" – кричит на меня Щукин, вытаскивает из кобуры пистолет и направляет на меня. Я в страхе начинаю пятиться назад, к другому борту, но, почему-то не встретив спиной ограждения, с большой высоты падаю в воду. Падаю – и просыпаюсь. Утром я сон не помнил, но тут вдруг… Поразмыслив, определил его как странный, ничем с моей теперешней жизнью не связанный, и тут же выкинул его из головы.
Через день я получил у Лёхи деньги, обменял два стольника для родителей, хотел больше, да побоялся их испугать слишком крупной суммой, снял через каких-то риэлтеров однокомнатную квартиру и в тот же день перебрался. Родителям сказал, что устроился в коммерческую фирму охранником и должен жить по месту работы.
– Не о такой карьере для тебя мы с отцом мечтали, – сказала мама, – ну да что делать, сейчас у вас, молодых, всё не так, делай, как знаешь, тебе виднее.
Так началась моя новая жизнь. Жизнь киллера.
ГЛАВА 5
Второй заказ я выполнил легко, хотя он был посложнее первого: на этот раз пришлось самому выбирать точку выстрела, с чем я справился без труда, всё же армейский опыт не прошёл даром. "Клиент" был солидней первого, это было видно и по фотографии и по всему облику, который я, правда, наблюдал всего секунд десять. Кто он? – я уже вопросов не задавал, а получив, как обычно, через день, деньги – на сей раз семь штук (всего десять, – понял я, – три Лёхе), хватил триста водки в уже знакомом баре и взяв на углу Невского и Восстания проститутку, вернулся домой. Постоянной девушки, как я уже говорил, у меня не было, да и заводить её я не собирался. Проститутки меня устраивали тем, что не задавали вопросов и вообще не надоедали. Добросовестно делали свою работу и уходили, когда их об этом просили.
Без особого удивления я отметил, что неприятное ощущение, которое я испытал после первого раза, хотя и почувствовалось, но уже значительно меньше: можно, стало быть, привыкнуть и к такой, не вполне всё же обычной, работе.
После второго заказа я гулял месяц. Шатался, от нечего делать, по вещевым рынкам, хотя ничего там уже не покупал, пил пиво в барах, иногда ходил в кино. И однажды, выйдя после последнего сеанса с немногими в такое время зрителями, увидел впереди двух парней, которые вырывали у какой-то девушки довольно большую хозяйственную сумку. Парни были на вид невзрачные, поэтому я без колебаний подошёл и сказал спокойно, но, как мне казалось, веско:
– Ну-ка, орлы, взяли ноги в руки и ходу!
– Да ты на кого… – начал один, но получив удар в солнечное сплетение, сложился пополам. Второй, не стал дожидаться продолжения и пустился наутёк.
Девушка стояла бледная, губы у неё дрожали, но она всё же выговорила:
– Спасибо. Не знаю, как бы я без вас…
– Успокойтесь, – сказал я, – давайте сумку, я вас провожу. Взял сумку и мы пошли. Люда, – по дороге мы познакомились – жила недалеко, но, подходя к её дому, я понял, что рано потерял бдительность: следом за нами, стараясь держаться в тени, двигались четыре фигуры. Четыре, это уже перебор, подумал я, но не показал виду. Людина сумка была тяжёлой, поэтому я проводил её до дверей и с удовольствием принял предложение выпить чая. Через час, убирая со стола чашки и вазочку с вареньем, она, глядя в сторону, сказала:
– Оставайтесь, там их четверо, куда вам одному… – и покраснела.
Так у меня появилась постоянная девушка. Люда работала лаборанткой в каком-то издыхающем НИИ, куда устроилась на полставки, будучи студенткой вечернего отделения Технологического университета. Учёбу бросила после второго курса, потому что один за другим умерли родители, а лаборантской полставки на жизнь, даже самую скромную, не хватало. Красавицей её назвать было нельзя, но нежная кожа, зелёные, всегда как бы чуть удивлённые, глаза и пышные, чуть вьющиеся тёмные волосы делали её необыкновенно привлекательной, а фигура, которую я смог оценить в ночь нашего знакомства, была выше всяких похвал. Немногословная, она коротко рассказала о себе, вопросов почти не задавала и мою версию о работе в охранном агентстве восприняла, как нечто само собою разумеющееся: смелый заступник и должен был заниматься чем-то вроде этого.
На второй месяц нашего знакомства я спросил её ночью:
– Ты предохраняешься? Может быть, мне следует…
Не дослушав, она сказала: – Не предохраняюсь. И тебе не нужно. У меня детей не может быть.
И отвернулась к стене. Через какое-то время, после моих настойчивых расспросов, рассказала. Жила с одним человеком. Забеременела. Аборт делать не хотела. Понимала, что ребёнка он не захочет, решила расстаться, ему даже не рассказала. Он как-то сама догадался, стал требовать, чтобы она сделала аборт, а потом, видя, что она не соглашается, подсыпал ей в чай снотворное и отвёз на квартиру к приятелю-гинекологу, где тот сделал ей аборт, да так плохо, что она уже никогда не сможет иметь детей.
– Так что и ты не беспокойся, – сказала она, и я понял, что она плачет.
Заказы шли своим чередом, деньги – немалые – капали, и однажды я повёл Люду в Невский Палас – шикарный ресторан на Невском, между Владимирской и Марата. Нам отвели столик недалеко от входной двери. Люда была весело возбуждена, выпила пару бокалов шампанского и с интересом ковыряла в тарелке какие-то диковинные морепродукты. Вдруг я заметил, что румянец на её лице сменился бледностью. Проследив за её взглядом, я увидел только что вошедшего мужчину. Лет тридцати – тридцати пяти, хорошо и дорого одетого, с хорошей фигурой и довольно симпатичным лицом.
– Это он? – спросил я.
– Уйдём отсюда, – сказала она потухшим голосом. – Пожалуйста, расплатись и уйдём.
Мы расплатились и вышли, но я успел заметить, что метрдотель встретил его, как старого знакомого. Значит, завсегдатай. Это уже хорошо.
После этого вечера я повадился ходить в "Невский Палас". Садился недалеко от дверей и пару раз видел интересующего меня мужчину. Выходил раньше него и наконец засёк его машину. Зная номер, узнать фамилию и адрес было уже делом техники.
По моей просьбе Лёха достал мне (естественно, не бесплатно) "беретту" с глушителем, при этом предупредив, чтобы я не занимался самодеятельностью.
– Подведёшь себя – не страшно, а вот если подведёшь их… – он ткнул пальцем в потолок.
– Не бэ, – сказал я, вспомнив дворовый жаргон, – всё будет тип-топ.
Интересующий меня Игорь Леонидович Лапин жил на Петроградской стороне в одной из элитных новостроек. Работал нерегулярно, из дома выходил в разное время, садился в свой Альфа-Ромео и отчаливал. По сторонам беспокойно не оглядывался и охраны не держал.
Два полных дня – с рассвета до темноты – я провёл у его дома, стараясь понять его режим, если, конечно, можно было так назвать его хаотичные передвижения. И однажды моё терпение было вознаграждено. Когда он подъехал к дому, на часах было четверть двенадцатого. В те времена в Питере уже в десять на улицах было мало народу, сейчас рядом не было ни одного человека. Номер на кодовом замке я знал давно и, дав ему зайти в подъезд, зашёл следом. Он уже нажал на кнопку вызова лифта и спокойно ждал.
– Мне на девятый, – сказал я, подойдя.
– А мне на четвёртый, – отозвался он.
Когда мы вошли в кабину, он нажал на кнопку четвёртого, а я на "стоп".
– Не понял, – сказал он.
– Сейчас поймёшь, – сказал я и достал "беретту". – Вспомни девушку Люду, которой сделал аборт твой приятель Дима. – И глядя в его побелевшее лицо, выстрелил ему в лоб.
Деньги, как я уже говорил, капали, потихоньку я стал привыкать в дорогим шмоткам, время от времени – не часто, чтобы не вызывать подозрений – баловал дорогими подарками Люду, регулярно подбрасывал немалые суммы родителям – и старался не думать о будущем. Но будущее, как это часто бывает, само подумало обо мне.
Наши отношения с Лёхой потихоньку из приятельских превратились в деловые, поэтому я ему почти уже не звонил, а ждал звонка от него, звонка, означавшего новый заказ. В последний раз лицо Лёхи лучилось таким откровенным удовольствием, какого я на его лице никогда не видел.
– Ты что такой счастливый, – спросил я его, – миллион долларов на улице нашёл?
– Да ты на фотки посмотри, – сказал Лёха.
Я посмотрел и обалдел: с фотографии на меня смотрела свиная харя нашего прапорщика Нечипоренко. Даже чёрный галстук-бабочка, прилепленный чуть ниже третьего подбородка и малиновый пиджак, явно купленный не на вещевом рынке, не могли придать его облику человеческих черт.
– Заказ? – спросил я, ещё не веря своему счастью.
– Заказ, – с восторгом подтвердил Лёха. Клянусь Аллахом, Андрюха, первый раз в жизни пожалел, что не умею метко стрелять. Если бы умел, никому бы этот заказ не отдал, сам бы гада прикончил. Даже денег бы не взял – ей-богу, сам бы ещё приплатил. Как вспомню, что из-за этой падлы мы в Афгане собачатину ели, потому что он наши продукты налево сплавлял, за яйца бы суку повесил, пуля для него слишком гуманно.
– Да кто он сейчас-то? – Спросил я, – ты же сам говорил, что киллеры сантехников не отстреливают. Не могу поверить, что этот дуб может что-то соображать в бизнесе.
– А он и не соображает, – сказал Лёха. Чтобы дело начать, большого соображения не нужно, нужна наглость, да бабки, так сказать, первоначальный капитал. Наглости у него, ты помнишь, на пятерых, а бабки он из Афгана привёз – на нашей жратве да на шмотках сделанные. Не зря же он так за своё место держался, все из Афгана домой рвались, а этого танком было не сдвинуть. А вот чтобы бизнес вести реально, тут уж надо соображать. А этот козёл решил, что можно как тогда: этого обошёл, тому наобещал и не сделал – знай, клади денежки в карман. Набрал ссуд где только можно и объявил себя банкротом: нету у меня, бедного, денег, простите сироту. А сейчас такие штуки не проходят: не можешь рассчитаться кошельком, плати головой. Поначалу, конечно, попытались получить добром: и в подвале на цепи держали и утюгом гладили – хера! Настоящим героем оказался наш прапор: ни копейки не выдал. Пришлось мужикам скинуться на заказ. Короче, завидую я тебе, Андрюха.
"Сделать" прапора-бизнесмена Нечипоренко было легче лёгкого: хотя он и завёл себе охранника, в реальную опасность, по-видимому, всё-таки не верил. Как же: в Афгане несколько лет провоевал – царапины не получил, – чего здесь, в мирной обстановке, опасаться? Видать, запамятовал герой, что в Афгане на километр к тем местам, где стреляли, не приближался. Всё поближе к штабу держался да к складу.
Когда рассказывал Лёхе, как подстрелил орла – можно сказать, на лету, когда он своё пузо из личного "Форда" вытаскивал, – Лёха аж расстроился: – Одной пулей? Тут ты, Андрюха, не прав – надо было одну в живот, одну по яйцам, а вот уже третью – в репу. Ну да что базарить? – дело сделано.
Но вот уже почти два месяца, как Лёха не проявлялся. На мои звонки его мобила молчала, и я решил к нему зайти.
Позвонив в дверь и не дождавшись ответа, я потянул её на себя. Квартира оказалась открытой. В прихожей на вешалке весела Лёхина кожанка, без которой он на улице не появлялся. Значит, дома. Но почему тогда открыта дверь? Уже несколько насторожившись, я осторожно зашёл в комнату и увидел Лёху сидящим в кресле. Не знаю, что бы со мной было, если бы я не провёл два года в Афгане. Лёха был мёртв, и было видно, что его смерть была мучительной. Грубо говоря, он выглядел почти так же, как наши солдаты, попавшие в руки моджахедов. С той лишь разницей, что духи обязательно отрезали своим пленникам гениталии, а Лёха сидел одетый в брюки и голый только до пояса. Но и того, что я увидел, было достаточно, чтобы понять, какие муки ему пришлось вынести. Окно было раскрыто, запаха крови почти не чувствовалось. Судя по некоторым признакам, Лёха "отдыхал" в кресле минимум сутки. Как бы там ни было, из квартиры пора было убираться. Если я и был в этот день первым посетителем, то явно не последним.
– Прости, Лёха, – сказал я про себя, в Афгане я бы тебя не оставил, но здесь не Афган, хотя, сам видишь, и здесь идёт война не на жизнь, а на смерть. Планировал ты жить в построенном по твоему проекту доме, а поедешь "грузом 200" уж и не знаю, на какое кладбище.