5. "МАЛИНА"
Крапленый явно был не в себе.
- Кто?! Какая сука след нюхает?! - мутными от ярости глазами он по-волчьи пристально всматривался в лица своих подельников.
Зуб, избегая взгляда Крапленого, молча курил. Старый вор по кличке "Кривой", плешивый, сморщенный, как груша-сушка, кривился от гневных слов Крапленого, словно жевал лимонную дольку.
А ведь все поначалу складывалось как никогда удачно. И людишки для "дела" нашлись подходящие, правда, не без подсказки старого дружка, Профессора, и "навар" был приличный. Конечно, можно было, по здравому размышлению, и перебраться куда-нибудь в другое место, да уж больно не хотелось уходить с этой "малины", надежной и еще не известной уголовке.
Дня два назад он решил: "Еще одно дело - и баста. Только стоящее, хватит по мелочам размениваться…" Он понимал, что для этого нужна длительная подготовка, чтобы комар носа не подточил. Вот тогда и можно будет сорваться с этих мест куда подальше: "ксиву" он приобрел себе надежную, даже подельники о ней не знали, "крыша" тоже на примете имелась - жить да поживать можно не один годок безбедно. О дружках и Софе он не думал - плевать, у них своя башка на плечах, после него хоть потоп. Рванет втихаря с общаком, ляжет на дно - ищи ветра в поле. Им что, "вышка" за плечами не маячит. Он - другое дело. Поймают - шлепнут, как последнего фраера. А Зуб и Кривой побесятся, Когда он слиняет, да на том и сядут- у обоих рыло в пуху, будь Спок. Кровью повязаны давно и накрепко, в ментовку не пойдут закладывать, верняк. Знают, что ни явка с повинной, ни срок давности не помогут, на одной веревочке придется трепыхаться. Но с ними нужно ухо востро держать - народ битый. Ежели что- в расходах…
Да, все шло хорошо до последней недели, когда был убит Валет. А на него Крапленый имел виды… Что Вева и Фуфырь попали в уголовку, его не сильно волновало - о нем они не знали. Обстоятельства гибели Валета его насторожили, правда, не настолько, чтобы можно было метать икру от предчувствия беды.
Но смерть Щуки выбила из колеи напрочь. Налет на квартиру профессора Арбенина он планировал сам, по наводке Кривого, который знал всех жирных "карасей" в городе наперечет, и был абсолютно уверен в благополучном исходе дела. Даже не принял необходимых в таких случаях мер предосторожности, не поставив стрём - дело верняк, лишние люди ни к чему, делиться пришлось бы только со Щукой, а Гоге - шиш, крохи, глаза замазать. Для Кривого, узнай тот о краже, у него была готова отмазка - не знаю кто, не ведаю, наверное, залетный. Поверит, нет - да и хрен с ним, поди докажи.
И вот теперь, когда все так обернулось, придется держать ответ перед всей компанией. "Кто-то нас "пасет"… Кто?" - внутренне холодея, думал Крапленый. Дело приобретало нежелательный оборот, и выхода из этой ситуации он не видел…
- Профессора позвали? - спросил Крапленый у Кривого, остывая.
- Да. Должен быть с минуты на минуту, - ответил тот, зыркнув на Крапленого исподлобья; взгляд его был востер и пытлив.
"Чует, старое падло, нескладуху… - понял Крапленый, но виду не подал, лишь насупился. - Ничего, прорвемся…"
- "Хвост" не притащит? - посмотрел прямо в колючие глаза Кривого.
- Ну ты скажешь… Это же Профессор, - отвел взгляд Кривой и хохотнул с ехидцей.
- Чего ржешь? Смотри, а то зароют нас легавые по самое некуда. Тогда и посмеешься.
- Не психуй, все в ажуре. За ним на веревочке гребут Шуня и Чемодан. Доставят в целости и сохранности.
- Надеюсь, не сюда.
- Нет, "малину" им знать ни к чему.
- Лады. Маркиза, водки! И шамовку.
Высокая черноволосая женщина, когда-то красивая и стройная, а теперь с мешками под глазами, двойным подбородком и здоровенным бюстом, не спеша накрыла на стол. Все дружно накинулись на еду, не забывая время от времени наполнять тусклые захватанные рюмки граненого стекла ледяной "Столичной". Маркиза от мужчин не отставала, разве что водку пила по-иному, не в опрокид, а врастяжку, смакуя.
- Сходи, Маркиза, еще за одним пузырем, - попросил небритый и обрюзгший с глубокого похмелья Зуб.
- Хватит, - отрезал Крапленый. - Мы сюда не на пьянку собрались. Похавали - и будя…
В это время раздался условный стук, и вскоре в комнату вошел седой тощий старикашка в старомодных круглых очках.
- Привет честной компании! - задребезжал он тонким надтреснутым тенорком, широко улыбаясь фиксатым ртом.
- Наше вам, Профессор, - Крапленый нехотя осклабился в ответ и придвинул ему стул. - Садись. Налить?
- Нет-нет! - замахал Профессор морщинистыми, похожими на птичьи лапки, руками. - Это уже не для меня, старика. Вот чайку бы…
- Маркиза, завари чай. Как здоровье?
- Ох, не спрашивай, Крапленый. Как говорится, средне - между хреново и очень хреново. В боку колет, сердце ни к черту, одышка. Поди, скоро и на погост…
- Нам бы дожить до твоих лет. Да разве менты дадут… - выругался Крапленый матерно.
- И то правда, - охотно согласился Профессор. - Житья от них нету, забодали, язви их в душу. Не то, что в былые времена. Эх!
- Не то… - Крапленый сумрачно поковырялся вилкой в тарелке с объедками и бросил ее на стол. - Дело у нас к тебе, Профессор, имеется. Срочное дело. И важное.
- Я так и понял, хе-хе… - задребезжал Профессор. - Как у вас все ладится - Профессора побоку. Случилось что - дай совет, скулеж поднимаете. А я человек добрый, не могу отказать. Отмазались благодаря мне, все довольны, все смеются, а Профессору что? Дырка от бублика. Показываете то место, где рукав пришивается.
- Не трепись попусту, у меня ты обижен не был. И сейчас я тебя в долю возьму, если толковый совет дашь.
- Заметано. Выкладывай…
Прихлебывая мелкими глотками круто заваренный чай, Профессор слушал, не перебивая, что рассказывал ему Крапленый. Допив чашку, осторожно поставил ее на стол, пожевал сухими бескровными губами, прикрыл веками выцветшие от старости голубовато-серые глазки, задумался. Никто ему не мешал, в комнате было тихо, как в склепе. Зуб было потянулся за папиросами, но так и не вынул руку из кармана, таращил остановившиеся глаза на Профессора.
Неожиданно старик встрепенулся и с хищным прищуром, который как-то не вязался с его добродушным обликом, коротко бросил:
- Свои тут поработали, Крапленый.
- Но кто, кто?!
- Не ори! - повысил голос Профессор. - Ты и так уже фуфлом торганул, время упустил. Думать теперь нужно, много думать. Главное, менты на хвост не упали. Это хорошо. А со своими мы разберемся, это я тебе говорю.
- Узнаю кто, на кусочки порежу, - запенился от злобы Крапленый и вскочил на ноги.
- Сядь, бешеный… - тихо и устало сказал Профессор. - Поговорим спокойно. Есть у меня план. Слушай…
Крапленый выразительно посмотрел на Маркизу. Та понимающе кивнула и повиляла крутыми бедрами в соседнюю комнату. Впечатлительный Зуб, с вожделением глядя ей вслед, тихо крякнул и завистливо покосился на Крапленого; везуха прет человеку, такие пенки снимает.
Все сгрудились вокруг Профессора…
6. ЛЯЛЬКА
Было уже около десяти часов вечера, когда капитан Тесленко вошел в подъезд своего дома. К груди он бережно прижимал папку, в которой лежал лоскут ткани. Нитки этой импортной тряпки были найдены на скамейке в сторожке ограбленного магазина. Впрочем, ткань про себя называл тряпкой только Тесленко, со зла - он сбился с ног, разыскивая ее, насколько редкой и дефицитной она оказалась. Помог случай - сотрудники ОБХСС конфисковали на "толчке" у одного "труженика Востока" несколько кусков заграничной мануфактуры, среди которой попалась и разыскиваемая ткань. Экспертам пришлось здорово потрудиться, чтобы по обрывкам ниток установить цвет и фактуру ткани из сторожки и ее идентичность конфискованному образцу. И теперь капитан, отчаявшись в бесплодных поисках одежды, нитки из которой выдрал гвоздь, решил с помощью хитро задуманной "операции" привлечь к расследованию свою жену Антонину.
- …Господи, ну почему, почему я вышла за тебя замуж? У всех моих подруг мужья после работы сразу домой, а ты хотя бы к полуночи явился. А зарплата? Кот наплакал, едва концы с концами сводим.
- Ну да… - с обреченным видом кивал Тесленко, изображая отсутствие аппетита после нахлобучки; а у самого слюнки текли при виде остывающей миски с наваристым украинским борщом.
- С чего это ты сегодня такой смирный? - с подозрением спросила жена, остановив на полуслове свои упражнения в риторике.
- Что? - вскинулся от неожиданности Тесленко, мысли которого в данный момент занимала тайна кастрюли, стоящей на плите; он гадал, что в ней может быть: хорошо бы котлеты… - А, ну это… то есть, виноват, каюсь, такая работа.
- Так, так… - Антонина, подбоченясь, подошла вплотную. - Брехло, соленые уши. Я тебя насквозь вижу. Сколько лет я с тобой мучаюсь? Десять. И ты меня хочешь обмануть? Ну-ка, выкладывай, что надумал.
- Сыщик… - ухмыльнулся в ответ Тесленко, теплым взглядом окинув жену с ног до головы.
Была Антонина до сих пор стройна, черноволоса, легка на подъем. Поженились они поздно, и так уж получилось, что детей у них не было. И пара видная - смуглянка Антонина и он, косая сажень в плечах, русокудрый, румяный, до сих пор девки молодые заглядываются, а не дал Господь, не дал…
- Ладно, - сдался Тесленко и, не дав опомниться, обнял жену и поцеловал. - И за что я тебя люблю, такую язву, ума не приложу.
- Отстань, трепло… - вяло засопротивлялась Антонина. - Ешь, блудный муж. Прощаю, но в последний раз.
"Две тысячи сотое последнее китайское предупреждение…" - едва не ляпнул повеселевший Тесленко, но вовремя сдержался и быстренько принялся орудовать ложкой.
- Так что там у тебя? - требовательно спросила жена, усевшись напротив.
- Нужна твоя помощь, - решив отставить всякую дипломатию, ответил капитан. - Там у меня в папке ткань, импортная и, между прочим, очень редкая и дорогая. Нужно узнать, кто в городе носит одежду из этой ткани - костюм или, возможно, платье.
- И это все? - ехидно прищурившись, Антонина уткнулась подбородком в сжатые кулачки. - Подумаешь, мелочь какая - разыскать среди городских модниц нужную доблестному оперу Тесленко. Сколько ты мне отводишь на поиски - год, два?
- Неделю, - отрезал капитан, принимаясь за свои любимые котлеты под соусом. - В крайнем случае.
- А сам что?
- Я оббегал все ателье - мимо. Такой ткани даже не видали.
- Это понятно. Нужно быть абсолютной дурой, чтобы отдать ее в государственный индпошив. Загубленные деньги и нервы. То, что они там лепят, только клоунам впору.
- Вот, вот, и я об этом. Искать нужно портного-надомника, притом высококлассного. Тут тебе и карты в руки. Поспрашивай у подруг, знакомых…
- Не было печали… - вздохнула Антонина, поднимаясь. - Придумал мне забаву, чтобы по вечерам не скучала.
- Тонечка, я тебя очень, очень прошу… - взмолился Тесленко.
- Не скули, я не отказываюсь. Сделаю все, что от меня зависит. Уж не обессудь, если ничего не получится. Мы милицейских академий не заканчивали.
Тесленко удовлетворенно улыбнулся и налил себе чаю. Антонину свою он знал достаточно хорошо и был уверен, что она не успокоится, пока не отыщет эту треклятую модницу, оставившую столь важную улику в сторожке. Впрочем, он вовсе не был уверен в необходимости таких поисков, но выбирать не приходилось - другие версии ограбления напоминали безликих уродцев, которых можно увидеть только в бреду; ни фактов, ни вещественных доказательств, ни здравых мыслей - короче, фигня на постном масле, состряпанная в угоду Бубырю, признающему только марксистскую диалектику и логику в расследовании всех дел, вплоть до краж стираных исподних с балконов…
Портниха, толстая краснощекая женщина лет пятидесяти, в махровом халате невообразимо яркой расцветки и домашних шлепанцах, отороченных мехом, повертела в руках лоскут ткани и небрежно бросила его на стол:
- Ничем не могу помочь, милочка. Нетути.
- Я заплачу любую цену… - Антонина молящим взглядом пыталась расположить к себе Вадимовну - так звали портниху ее постоянные клиенты.
- Экая ты настырная… - заколебалась Вадимовна, окидывая цепким взглядом Антонину: насколько соответствуют запросы этой смазливой девицы содержимому ее кошелька.
И осталась довольна - клиент стоящий, не пустышка. Антонина, увидев, как настороженность на лице портнихи растаяла, торжествующе воскликнула про себя: "Есть!". Для этого визита она постаралась: натянула на себя все лучшее, что было в ее гардеробе, пособирала по подругам кольца, золотые цепочки и серьги и теперь была похожа на ходячий ювелирный магазин.
- Вот что, милочка, подскажу я тебе, где такую ткань достать. Месяца два назад шила я одной девахе костюм из этого материала. У нее оставался приличный кусок, как раз для тебя хватит.
- Большое вам спасибо! - с энтузиазмом воскликнула Антонина, но потом засомневалась: - Да, но, оказывается, уже есть в городе костюм из этой ткани. А мне бы не хотелось…
- Не беспокойся, милочка, не беспокойся! - засуетилась Вадимовна, явно не желая терять такую выгодную заказчицу. - Она ведь живет на окраине, у черта на куличках. А материал - закачаешься. Сошью - лучше, чем у Ляльки, костюмчик будет. Обещаю. А насчет материала, милочка, не сумлевайся - считай, что он уже у тебя. Мне Лялька не откажет…
Так на столе капитана Тесленко появилась архивная папка с надписью "Дело №…", в которой достаточно подробно бьгл освещен житейский путь весьма смазливой и молодой Ляльки, или Лионеллы Черновой. Несмотря на свой ангельский лик и молодость, Лялька была тем еще фруктом…
Отступление 5. Цюань-шу
Кауров, мускулистый и гибкий, как пантера, хохоча, тормошил полусонного Костю, который никак не желал оторвать голову от мягкой подушки. Наконец Каурову надоело это занятие, и он опрокинул Костину раскладушку. Раздосадованный юноша, сделав кувырок через голову, стал в боевую стойку. Удар, еще удар! Молниеносные выпады Каурова сразу прогнали сон. Один из ударов едва не достиг цели, и Костя, опоздав с блоком, спасся тем, что сел в "шпагат". Разозлившись, он сделал стойку на руках, затем сальто и в свою очередь перешел в наступление. Серия точных, хорошо фиксированных ударов не застала врасплох опытного бойца; но молодость в это утро все-таки взяла верх над мастерством: выпад, второй, несколько обманных движений, стремительный прыжок, и Костина стопа коснулась виска Каурова, который на долю секунды опоздал с блоком.
- Сдаюсь, сдаюсь! - Кауров шумно задышал, восстанавливая ритмичность дыхания. - Один - ноль в твою пользу… Отлично, Костик. Но обрати особое внимание на стойки. Ладно, все, умываться и завтракать…
Прошло почти два года с той поры, как Костя поселился у Каурова. Первое время он чувствовал себя немного скованно - ему были непривычны и уютная домашняя обстановка, от которой он успел отвыкнуть, и забота со стороны Каурова, его ненавязчивая мужская ласка. Но постепенно, под влиянием неиссякаемой жизнерадостности и доброты Каурова, он начал, незаметно для себя, оттаивать душой, превращаясь из рано повзрослевшего подростка в замкнутого, молчаливого юношу. И только беззаботная улыбка, свойственная этому возрасту, несмотря на все старания Каурова, так и не прижилась на строго очерченном смугловатом лице Кости.
Несмотря на установившиеся между хозяином квартиры и Костей почти братские доверительные отношения, Кауров для него был сплошной загадкой. Костя знал, что он работает на заводе радиоинженером, ему были известны и кое-какие подробности личной жизни Каурова, но некоторые обстоятельства, подмеченные пытливым юношей, позволяли сделать вывод о наличии некой тайны, которую Кауров хранил весьма тщательно от всех окружающих, в том числе и от Кости.
Когда Кауров впервые разделся при Косте до пояса, юноша едва не ахнул, глядя на его могучий мускулистый торс, - многочисленные шрамы буквально испещрили кожу. Заметив недоумевающий взгляд Кости, Кауров подмигнул ему и сказал:
- Грехи давней молодости. Бывали дни веселые… - не вдаваясь в дальнейшие объяснения, запел он, дурачась, и пошел в душевую.
Костя так никогда и не отважился спросить о происхождении шрамов, явно чувствуя нежелание Каурова распространяться на эту тему.
Поразила Костю и библиотека Каурова - около сотни книг, и почти все на китайском языке. Судя по всему, Кауров знал этот язык в совершенстве. Объяснения были просты:
- Понимаешь, приходилось бывать в Китае. Дружественная помощь братскому народу в восстановлении промышленности. А без знания обычаев и языка делать там попросту нечего. Вот я и поднатужился… - и снова все перевел в шутку.
После работы и в выходные Кауров усиленно тренировался. Костя на первых порах диву давался той звериной грации и кошачьей легкости, с которой Кауров проделывал бесчисленное множество непонятных упражнений, напоминающих магические пассы шаманов, запомнившихся Костей по какому-то фильму.
- Интересно? - спросил как-то Кауров, по своему обычаю широко и добродушно улыбаясь. - А вот это ты видал?
Он сложил стопку кирпичей, штук пять, затем резко взмахнул рукой… - и остолбеневший Костя глазам своим не поверил: кирпичи превратились в груду обломков!
- Все это, браток, называется цюань-шу, китайское искусство кулачного боя. Эффектная штука, доложу я тебе. Есть в Китае один монастырь, называется Шаолинь. Приходилось мне бывать в тех местах… - Кауров ненадолго задумался, хмурясь. Затем продолжил: - Так вот, довелось мне познакомиться с одним из монахов этого монастыря, который был шифу, - заметив немой вопрос в глазах Кости, объяснил: - Мастер, значит, цюань-шу, наставник. Вот он меня лет пяток, как щенка, натаскивал… - И резко переменил тему: - Хочешь научиться? Угадал? Тогда переодевайся в спортивную форму.
Так Костя, совершенно неожиданно для себя, с головой окунулся в нелегкие премудрости китайского боевого искусства. И, к удивлению даже видавшего виды Каурова, преуспел.