* * *
Уже в коридоре вертухай посоветовал:
- Не дергайся. Это не поединок, всего-навсего - допрос.
- Точно, - сержант, шагающий сзади, с силой ударил Валентина по затылку. Не то дубинкой, не то мешочком с песком. Ударил умело. Ноги у Валентина подкосились, и, рухнув на колени, он плечом прислонился к стене. Перед глазами все поплыло, воздух стал пресен. Он не утолял кислородного голода. Хотелось склониться еще ниже, прилечь на серую твердь бетона.
- Ну? Чего заскучал? Поднимайся!… - кто-то из сопровождающих дернул его за ворот.
- Отдохнул, и будя! Майор долго ждать не будет.
Майор… Все встало на свои места. Месяцев шесть назад его допрашивали чуть ли не ежедневно. Допрашивали самые разные люди, прибегая к известной методике контрастов. Одни били, другие сладкоречиво уговаривали. Майор, если это был, конечно, тот майор, принадлежал к разряду активных следователей. Он предпочитал бить. Или же позволял работать кулаками своим замам. Только один-единственный раз Валентину повезло. Он исхитрился достать ретивого офицерика ногой. Хорошо так достать! Качественно, как говаривал Барин. Его тогда, понятно, отделали так что, каким образом жив остался, одному Богу известно. Но и майора увезли к лепилам. С тех пор Валентина перевели к смертникам, а чуть позже к гладиаторам. Допросы прекратились. Но как оказалось, лишь до поры до времени.
Сержант рывком поставил его на ноги. Валентин разглядел короткую дубинку. Резиновую воительницу держали прямо перед носом.
- Ну? - подражая психиатрам, сержант поводил дубинкой справа налево. - Оклемался, выродок?
- Сейчас сблюю, - выдохнул Валентин. - Тебе на костюмчик, гадюка.
- Не советую, - сержант опасливо отодвинулся, подтолкнул вперед. - Давай, козлик, двигай. Я тебя только погладил, настоящий облом начнется в кабинете. Ты меня понял? За ребро подвесят, если будешь молчать. Так что колись, паря. Иначе живым не выпустят.
Возможно, бетон тюрьмы был не самого лучшего качества, но со звукоизоляцией все обстояло самым наилучшим образом. В здании царила тишина. Было слышно, как бьется в стекло неведомо откуда залетевшая пчела, и шумно сопели за спиной сопровождающие. Чуть пошатываясь, Валентин брел по коридору. Стены и затылок впереди идущего вертухая его не интересовали. Он смотрел в пол, следя за мелькающими носками потертой арестантской обуви.
Каково это - предвкушать будущие синяки? О чем думает рыба, угодившая в садок? О чем думал легендарный Емельян, поднимаясь по ступеням эшафота? Или не было у него никаких мыслей? Кричал и отбивался от волокущих его стражей?
Двумя этажами выше Валентина втолкнули в кабинет. Вернее, первым в дверь заглянул сержант, а через мгновение впустили арестанта.
Майор оказался тот самый. Глядя в знакомое до последней черточки желтоватое лицо офицера, Валентин выдавил из себя фразу.
- Никак ожили, господин начальничек? С половыми-то функциями как? Нормализовалось?
- От, сука!… - изумился за спиной сержант.
- Ничего, ничего, послушаем, - майор кивнул на стоящий посреди комнаты стул. - Значит, по-прежнему шутишь?
- Чего же не шутить? - Валентин криво улыбнулся. Как никто другой он знал, что обычно следует за каждой такой улыбкой.
- А я вот поквитаться с тобой заехал. Все было недосуг, а тут выкроил времечко и заехал. За все, Лужин, рано или поздно приходится отвечать.
- Понимаю.
- Ишь какой понятливый! - майор повторно кивнул на стул. - Чего не садишься-то? Садись.
- Ничего. Как-нибудь…
- Когда я говорю "садись", люди как правило садятся, - доброжелательно заметил майор.
Валентин продолжал стоять. Сержант за его спиной концом дубинки болезненно ткнул в поясницу.
- Считаю до двух, козлик, - прошипел он. - Раз!…
- Два! - стремительно развернувшись, Валентин взмахнул кулаком и провалился в пустоту. Вохровец оказался их шустрых. Успев присесть, тут же выпрямился с вытянутыми руками. Дубинка, зажатая в его пальцах, подсекла голову арестанта. Клацнув зубами, Валентин отшатнулся. На движение слева отреагировать не успел. А это был уже майор. Подскочив сбоку, он сладострастно саданул арестанта в ухо. Сержант профессионально добавил по локтевым суставам и, не давая упасть, подтолкнул к стулу.
- Успокойся, козлик! Садись…
Шипя от боли, Валентин попытался поднести руку к лицу, но у него ничего не получилось. Пальцы едва шевелились, руки висели, как плети.
- Теряешь, Лужин, форму. Теряешь… И соображать стал хуже. Таких субчиков, как ты, на допрос без наручников не дергают. Должен был сообразить, что мальчик в сержантских погонах здесь не ради красивых глазок.
- Этому мальчику еще как-нибудь от меня перепадет.
- Обожжешься, Лужин. Этот мальчик не тебе чета. Такой и с Мохаммедом Али не растерялся бы, - майор неспешно прошагал к столу, присев на самый краешек, закурил.
- Что нужно, начальник? - Валентину наконец-то удалось согнуть одну руку. С досадой он наблюдал за усилиями скрюченных пальцев.
- Мне? - майор изобразил удивление. - Лично мне, Лужин, ничего не нужно. У меня все есть - квартира, семья, машина. Я зарабатываю, как директор гастронома, и ничего не боюсь. При этом заметь, Лужин, я живу честно, не ссорясь с государством! Чего же мне еще желать?
Валентин поднял на него глаза.
- Вы, я вижу, тоже все шутите?
- С волками жить… - майор придвинул к себе пепельницу. Затягивался он по-нездоровому глубоко, щеки западали, лицо становилось страшным. - Это тебе, Лужин, хвалиться нечем. Как жил нищей дворнягой, так и помрешь.
- Что ж делать, придет время - помрем. И вы, и я, - Валентин продолжал массировать онемевшие руки.
Как бы между прочим майор взглянул на часы.
- Можешь не стараться. Жить тебе осталось минут двадцать, от силы тридцать.
Валентину удалось сохранить невозмутимый вид, но мерзкий холодок все же скользнул по спине, наполнив внутренним трепетом. Множество раз он подготавливал себя к подобному финалу, но кризисы проходили, угроза отступала. Расслабляясь, он вновь и вновь убеждался, что жизнь сильнее его. За зимой следовало лето, и новая зима пугала с первоначальной силой.
- Тогда уж лучше быстрее, - хрипло произнес Валентин. - Чего тянуть?
- Не спеши. Я ведь могу еще передумать, - майор выдержал паузу. - Если, к примеру, вспомнишь кое-какие имена, даты.
- Какие, к лешему, имена?
- А ты не догадываешься? - майор перегнулся через стол, достал пару чистых листков. - Ладно, кончаем валять ваньку. Ей богу, надоело. Я человек незлопамятный. Называешь архаровцев, с которыми работал на стадионе, называешь место, куда заховал общачок, и разбегаемся.
- Неужели отпустите?
- Зачем же? Закон есть закон. Получишь пятачок - и до свидания!
- За что же пятачок?
- Ты считаешь, не заслужил?
- Я считаю, что помогал вашему брату. Так или иначе.
- Так или иначе нашему брату не помогают. Мы работаем по закону, - майор издевательски улыбнулся. - А вот ты, голубчик, пиратствовал! Жил нелегально, людишек гробил, машины краденые налево толкал.
- Не я эти машины крал.
- А кто шлепнул тех двоих. Припоминаешь?
- Я защищался.
- Закон, милый, надо читать! Статью о степени допустимой обороны.
- Эту статью гнида последняя выдумала!
- Ну вот, оказывается, и законы российские нам не нравятся!
- Я только защищался!
- Этого теперь уже никто не докажет.
- Доказывать обязаны вы.
- Ага, вспомнил право презумпции! Не много ли ты, Лужин, на себя берешь? - голос майора построжал. - Да на твоем счету столько, что десятерым не расхлебать. Хвост подожми, Лужин! И Богу молись, чтобы я снова не рассвирепел.
- Я и молюсь…
- Разыгрывает, понимаешь, ангела из себя! Не ты ли при захвате садил из автомата во все стороны?
- Я никого не убил.
- Ты ранил троих и одного тяжело! А я уже сказал: за все рано или поздно приходится отвечать.
- Согласен.
- А если согласен, не ерепенься. Пять лет за все - не такая уж большая цена.
- Через пять лет мне исполнится тридцать пять.
- Ну и что с того? - майор осклабился. - Иисус, помнится, и до этого не дотянул.
Валентин стиснул зубы, с трудом подавил закипающую ярость.
- Не знаю, чего вы там хотите, но на стадионе и вне стадиона я работал один. С общаком, уже сто раз повторял, меня кто-то подставил. Возможно, какие-нибудь хитрецы из вашей же конторы. Сперли под шумок бабки, а свалили на стрелочника.
- Ох, выведешь ты меня из себя! Стрелочник хренов!
- Сами подумайте, я все еще жив, - это лучшее доказательство моей невиновности! Воры тоже знают, что кассы я не брал. Иначе бы и сюда дотянулись. И не беседовал бы я с вами про эти глупости.
- Что ж, если не ты, значит, твои дружки. Кто именно?
- Я был один.
- Врешь! - гаркнул майор. - А Чеплугин? А придурошный маньяк? - он затряс перед лицом Валентина пустыми листами. - А разнорабочий, которого пришили очередью? Или это не твои люди?
Проще простого было сказать: "не мои". Но Валентин не сказал. Забастовал язык. Майор ударил ниже пояса. Это были действительно его люди. Он не вербовал их, он просто с ними дружил и дружбой обрек на смерть. Будь они живы, он мог бы отпираться от чего угодно. Но их тени стояли за его плечами, везде и всюду он чувствовал их незримое присутствие. И на допросах, когда всплывали имена Чапы, Гоши и Николая, он предпочитал молчать.
- Чтобы закручивать вола таким людям, как Малютин с Алоисом, мало помощи трех недоделков. Были и другие, верно? Вот о них-то ты мне и расскажешь. О них, о денежках, что вы нахапали, и тому подобных распрекрасных нюансах.
Валентин пожал плечами.
- Я уже все сказал.
Сигарета в пальцах майора возбужденно запрыгала, пепел полетел на офицерские брюки.
- Хорошо… Объясни, какого хрена ты подставлял Алоиса?
- Он бандит. Я стравливал их друг с другом.
- Чепуха! - майор покривился. - Стравливал он их!… Как всякого мерзавца, тебя интересовала только нажива. Сколько ты вытянул из своих хозяев?
- Вы говорите о зарплате?
- Я говорю о машинах, которые ты уводил из бандитских гаражей. Кому ты их продавал?
Валентин поискал глазами на стене часы и не нашел. Было ясно, что все начинается по второму кругу. Людишки, что кормились тут, тоже трудились на славу, вкалывая порой до изнеможения. Жертву брали измором, и следователи меняли друг дружку, сутками задавая одни и те же вопросы. Те, кому было не лень, тащили подследственных на детекторы лжи, втихаря впрыскивали в вены порции фталуола. Выдержать все это было невозможно, избежать - способы имелись, хотя и не самые сладкие… Выразительно глядя на майора, Валентин поднялся.
- В чем дело? - брови на желтом лице недоуменно изогнулись.
- Паскудник ты, майор! Дерьмо собачье. Как твои коллеги тебя терпят!
- Что?! Что ты сказал? - рука офицера нервно потянулась к поясу. Майор забыл, что кобура ему уже давно не полагалась.
- Давай натравливай своего цербера. На что ты еще способен, трюхач паршивый!
Некоторое время они стояли друг против друга. Майор молчал, но молчание его не сулило ничего доброго. Валентин с полным основанием ожидал команды "фас", и реакция противника несколько озадачивала.
- Что ж, не захотел по-хорошему, сделаем по-плохому, - следователь раздавил в пепельнице сигарету, не глядя на сержанта, коротко приказал:
- В камеру его. Допрос окончен.
Валентину показалось, что в буравивших его глазках проблеснуло желтоватое пламя. Противник радовался. Но чему?
Уже в коридоре он покосился на сопровождающего.
- Захочешь подраться, предупреди. Лады?
Присоединившийся к ним вертухай погрозил пальцем.
- Но-но! Побаклань мне!
Сержант снисходительно взмахнул дубинкой.
- Не боись. Ни он, ни я тебя пальцем не тронем.
Валентин примолк. Он чувствовал подвох, но не имел ни малейшего понятия, с какой стороны ждать удара. Впрочем, предотвратить что-либо он был не в силах. Сюрпризы здесь обожали. И преподносили с должной внезапностью.
- Стоять! - гремя связкой ключей, вертухай шагнул к дверям незнакомой камеры.
- Эй, ребятки, что-то вы напутали! Я же не отсюда.
- Отсюда, отсюда, не сомневайся.
Дверь отворилась, сержант почти ласково подтолкнул арестанта.
- Милости просим к нашему Минотавру.
Валентин нерешительно ступил через порог.
* * *
Первая встреча со Шкирятом кончилась для Валентина сотрясением мозга. Едва познакомившись с мрачноватым уголовником, Валентин неловко пошутил:
- Веселая фамилия. Не того ли самого папы сын?
Не спасла и природная реакция. Чугунный кулак Шкирята отправил его в нокаут. Пожалуй, зэк не удовольствовался бы этим, но Барин с Карпом сумели утихомирить буяна. В тот же день Шкирята отселили, заменив Хазратом, а позднее, когда Валентин вернулся из тюремного госпиталя, Барин шепотком поведал, что Шкирят - штучка еще та. Во-первых, блатной от пяток до макушки, во-вторых даже в этом месте ухитряющийся садиться на иглу. Вполне возможно, ни о каком Шкирятове он и слыхом не слыхивал. Может, обиделся за схожесть "шкирята" и "ширяться". Обижался он на многое. Сел за двойное убийство. На воле состоял при каком-то сутенере, бдительно контролировал многочисленных подружек. Кидался на людей по первому подозрению. В пятой или шестой драке кого-то в запале пришиб. Заодно расправился и с подружкой. "В общем псих из законченных, - заключил Барин. - Такому не то что про фамилию, про погоду лучше не заикаться".
И первый, кого разглядел в чужой камере Валентин, был именно Шкирят. Оживший Минотавр, трехдневный утопленник, "чума" в наколках. В компании ревнивца на нарах валялось еще четверо громил. Иллюзии развеялись, как дым. Задумка майора была чрезвычайно проста. Усилиями блатных добиться того, что не удалось ему самому.
Валентин сжал и разжал пальцы. Мысленно обругал сержанта. Дубинка последнего поработала профессионально. Руки только-только начинали отходить, да и голова все еще болезненно гудела. Глазами обежав пасмурное, словно затопленное пепельным дымом помещение, он попытался прикинуть шансы. Расклад получался неважный. Это была не обычная тюрьма, - здесь содержали смертников и бессрочников. Трижды в неделю здесь баловали сахаром и маслом, а зычноголосые инструкторы натаскивали уголовную братию на рингах и в тренажерных залах. Слабые в этом местечке не задерживались. Жизнь измерялась не сроком. Жизнь измерялась боями, переломами и кровоизлияниями. Самое удивительное заключалось в том, что несмотря на очевидную "вредность" профессии, здесь заводились и свои старожилы. Балласт без сожаления списывали, тех, кто подавал надежды, опекали, заменяя поединки класса "А" (со смертельным исходом) на более льготные состязания. Узники себя называли "гладиаторами", тюремный персонал именовал их "мясом", "мешками" и "баранами". Так или иначе, но контингент в камерах проживал специфический. Цену мускулам, кулакам и верткости здесь знали, как ни в каком другом месте.
Вздохнув, Валентин шагнул вперед, примерился к ближайшему табурету. Хазрат не единожды демонстрировал сокамерникам, какие чудеса можно вытворять с помощью простейших столярных изделий. В ход могло идти все: столы, табуреты, тумбочки. Простой ложкой можно было располосовать лицо, мусорным баком отбить самый мощный удар. Бывший проворовавшийся военспец сороковой армии, Хазрат знал уйму подлейших приемов. Но то - Хазрат. Валентин был, пожалуй, не слабее, но в сложившихся обстоятельствах - при соотношении один к пяти, с желудком, переполненным чаем, с чугунной головой и онемевшими локтевыми суставами - на многое рассчитывать не приходилось.
- Привет! - бормотнул он. - Тесновато живете.
- А, явился… - притулившийся у стола Шкирят нехорошо улыбнулся. - Красивый петушок!
Валентин прикусил губу. Фактически его уже окатили грязью. Путь к отступлению был отрезан. Шагнув к столу, он присел на табурет, чуть качнулся, проверяя устойчивость и вес четырехногой конструкции.
- Брось, Шкирят. Мы здесь все в одной лодке, - Валентин скользнул взглядом по сокамерникам. - Когда галера тонет, гребцам грех душить друг дружку.
- А я тебе не гребец, Петушок! - последнее слово Шкирят вновь выделил с особой многозначительностью. Все было ясней ясного, и Валентин успел смириться с неизбежным. Обитатели камеры были настроены воинственно, незримые тучи клубились под низким потолком, в воздухе пахло грозовым разрядом.
Кто-то когда-то сказал, а Валентин запомнил: лучше идти, чем стоять, лучше бежать, чем идти. Именно так он зачастую и действовал.
- Значит на ментов решил попахать? - Валентин впился в Шкирята глазами. - Окончательно ссучился?
Такого они не ожидали. Шкирят привстал, кровь бросилась ему в лицо, даже оголенная грудь заметно побагровела. Нутро этого человека вскипало мгновенно. Казалось, он вот-вот лопнет. На этом и строился расчет. Провоцировать - значит опережать события, значит, некоторым образом их диктовать.
- Ну что примолк? Давай поведай браткам, как с кумом на пару водку пьешь. Майор мне кое-что порассказал…
Шкирят с рычанием ринулся в атаку. Валентин ждал этого и с прекрасной позиции ударил атакующего ногой. Мгновением позже обрушил на череп Шкирята табурет. Рядом словно из-под земли вынырнул малый в тельняшке. Кулак его мазнул дерзкого гостя по виску, и лишь от второго удара Валентину удалось увернуться. Дальше последовала банальная двойка. Малый с воплем зажал разбитый нос. Впрочем, идти следовало до конца. Держа в поле зрения приближающуюся ораву, Валентин даванул пяткой по чужим ребрам. Обладателя тельняшки смело. Он уже барахтался у дальней стены.