– Если вы убьете меня, – сказал он беззаботно, – мой брат, стоящий около меня на коленях, выльет на грудь этой девицы кислоту, которая находится в его сосуде. Я думаю, – продолжал он со вздохом, наполнившим весь подвал, – что в данном случае кинжал – менее жесткое средство.
На какое-то мгновение мне показалось, что я уже присутствовал при подобной сцене, и я вдруг вспомнил: Эриот подробно описывал мне черные мессы, в которых когда-то принимала участие мадам де Монтеспан.
– Сосуд пуст, Эриот, он предназначен для сбора крови жертвы. Я думаю, у вашего друга есть некоторый опыт.
Эриот замер в неподвижности с ножом в руке, напоминая старинную статую за языческим обрядом. Уже другим тоном, в котором сомнение, страх сменили высокомерие, он ответил: "Не понимаю!"
– Я говорю о вашей племяннице Диане, – объяснил я. – Вы посоветовал ей покинуть больницу, встретили ее на машине и привезли сюда. Она вам мешала. Если бы она увиделась с Джонни Крейсталом, она рассказала бы ему, кому она отдала эти деньги, и ваши сто пятьдесят тысяч долларов улетучились бы.
– Это ерунда, – с насмешкой сказал он.
– Тогда вы заперли Диану в этом подвале на целую неделю. Вы искали решение. Медицинская экспертиза показала, что нож входил в грудь дважды. Первым ударом была перерезана легочная вена. Однако же следов крови не было. Вы убили ее именно таким способом, Эриот. Вы привязали ее к алтарю, а ваш ученик держал сосуд, готовый собрать кровь жертвы, как только вы ее заколете!
– Астерод и Асмодей, защитите меня! – захлебнулся он в экзальтации.
– Я уже сказал, что я о вас думаю, Эриот, – сдержанно сказал я. – И это произошло только сегодня после обеда. Мои чувства по отношению к вам не изменились, только я ненавижу вас еще в десять раз сильнее. Я даю вам три секунды на то, чтобы бросить нож. Если через три секунды он будет у вас в руках, я не откажу себе в удовольствии убить вас! А если ваш друг хотя бы моргнет, его убьет мистер Полден.
– С радостью, – подтвердил Полден своим скрипучим голосом.
– Раз! – начал считать я.
Казалось, Эриот заколебался. Я продолжал:
– Два!
– Нет! – торжественно завопил он. – Меня защитят эмиссары сатаны! Жертва должна быть принесена! Я призываю...
С оглушительным шумом раздался выстрел. Эриот не двигался, в его маске появился третий глаз, из которого текла кровь, в двух других быстро мерк свет жизни. Вдруг он наклонился в сторону и упал на пол. Сзади меня раздался голос сержанта Полника:
– Черт возьми, лейтенант! Кажется, мой палец нажал на курок!
Полден в один прыжок оказался около парня в маске барана, все еще стоявшего на коленях, и сорвал ее. Мы увидели длинное лицо юноши лет двадцати, его левый глаз дергался в тике. Он поднял на нас взгляд, полный животного ужаса.
– Его давно надо было изолировать, – сказал Полден.
Я наклонился над алтарем и стал развязывать руки женщины, темные глаза которой мне показались огромными.
– Вы не думали найти меня в таком положении, Эл Уиллер? – прошептала Нина Росс.
Она потеряла сознание.
Перед тем как покинуть подвал, я освободил другую женщину от маски ведьмы. Впервые я увидел лицо Марджи Трайверс безжизненным. Ко мне присоединился Полден.
– Это очень интересно, – сказал он, подавив дрожь, и добавил, – во всяком случае, она взяла на себя труд избавить вас от Джонни Крейстала.
– Узнав его голос, она обернулась, и было уже слишком поздно...
– Вы смеетесь? – прервал он меня. – Марджи Трайверс определенно ждала, чтобы вы оказались на середине подвала, если бы она хотели вылить кислоту на вас, она бы вылила, когда вы были на полу.
Зато, узнав голос Джонни Крейстала, она не постеснялась выплеснуть все ему в лицо!
– Вы думаете? Но я, во всяком случае, доволен, что вы прикончили этого несчастного. Это был милосердный поступок.
– Вы тут ни при чем, лейтенант, я рассчитался с ним.
Час спустя дом напоминал утро после боя. Скорая помощь увезла Нину Росс. Убрали трупы, лежащие на полу подвала. А я потерял двадцать минут, стараясь объяснить шерифу смысл происходящих событий, но мне это так и не удалось.
Снова появился Полден.
– Скажите-ка, – сказал он хриплым голосом, – ваш сержант – оригинал? Должно быть, таких, как он, немного, лейтенант?
– Совершенно верно!
– Он хорошо стреляет. Пуля прошла между глаз. Никогда еще выстрел не стоил так дорого.
– Как это?
– Я хочу сказать, что он мне стоил сто пятьдесят тысяч долларов, – уточнил он со зловещим видом.
– Мы обязательно найдем деньги, – оптимистически заверил я его. – Может быть, Эриот закопал их в саду.
– Если, конечно, он не отдал их своей престарелой тетушке в благодарность за связанный шарф. Но во всяком случае Серенга будет доволен, что Пол Трайверс невиновен и что настоящий виновник получил пулю. Вот так!
Он удалился, но тут же вернулся.
– Это самая гнусная картина, которую я когда-либо видел, – заявил он с отвращением, показывая на зловещий портрет над камином. – Следует убивать тех, кто вешает такие картины.
– Кажется, это и сделали, – ответил я. – Это особа – мадам де Монтеспан, по мнению Эриота, была идеальной женщиной. Все ужасы, свидетелями которых мы сегодня оказались, – отрыжка очаровательного времени этой дамы. В жалкой жизни Эриота мадам де Монтеспан была всем. Я вам кое-что расскажу. Оба раза, когда я приходил к Эриоту, я смотрел на этот портрет, и у меня сложилось впечатление, что это возбуждало Эриота...
Вдруг я глубоко вздохнул и бросился к камину, встал на четвереньки и вполз в него: оба чемодана стояли рядом на каминном выступе.
Я вытащил их, выпрямился и посмотрел на Полдена с торжествующим видом.
Он от удивления открыл рот.
– Вы неожиданно решили уехать на каникулы, лейтенант? – спросил он, ничего не понимая.
– О, да! Все необходимое всегда со мной, – весело ответил я.
И положив один из чемоданов на пол, я открыл его. Медленно поднялась крышка, и куча банковских билетов предстала нашим глазам. Я никогда не видел столько денег.
– Диана Эриот всегда считала, что ее дядя – наипервейший из самых противных существ, – объяснил я. – Она говорила, что он ждет момента, чтобы фиги сами падали ему в рот и что у него не хватает мужества протянуть руку, чтобы их подобрать...
– Что? Ах, да! – сказал Полден, совершенно завороженный всей массой денег, лежащих у его ног. Я продолжал:
– Именно это он и сделал в очень подходящих обстоятельствах. Он осуществил свой давний план. Он совершил убийство, чтобы получить эти деньги, а когда он их получил, то удовлетворился тем, что спрятал их в камине.
– В конце концов... – Полден мгновение радовался, а потом с подавляющей слушателя логикой сказал, – в конце концов, чего же еще можно ожидать от такого типа? Ведь он ненормальный, это ясно. Не так ли, лейтенант?
Наутро оживление спало. В довершение всех неприятностей, это был день переоценки ценностей, когда снова взвешиваются все действия и все мотивы их, и все, что накануне представлялось гениальным, кажется несостоятельным.
Шериф не понял логики некоторых моих поступков. Он стучал кулаком по столу. Шума от этого слышно не было, так как при этом он орал во все горло.
– Можете вы мне объяснить это, лейтенант Уиллер? Уж все остальное ладно! Но объясните мне хотя бы это, большего я не требую: почему вы отправились арестовывать Эриота за убийство племянницы и взяли с собой сержанта, другого убийцу, которого вы не сочли нужным арестовать вовремя, и трех членов шайки гангстеров?
– Потому что... – старался я объяснить, уже исчерпав все аргументы и совсем отчаявшись, – потому что мне казалось, патрон, что у них у всех общие интересы.
Жена Полника, не предупредив, вернулась раньше положенного срока. Всю ответственность за это Полник возложил на меня, будучи совершенно уверенный в том, что она там, в Оклахоме, узнала обо всех его приключениях.
К четырем часам дня Аннабел Джексон нагнулась, чтобы поднять ластик, упавший, по крайней мере, в метре от того места, где я завязывал шнурок своего ботинка. Я клялся и буду клясться до самой смерти, что я не кусал Аннабел, а только посмеялся, когда ее очаровательный задик очутился у меня перед носом...
Короче, к семи часам вечера я вздохнул с облегчением, добравшись до своей квартиры. Я включил свои пять громкоговорителей, чтобы вознаградить себя за жестокость окружающего мира.
Десять минут я блаженствовал, и вдруг в дверь позвонили. Я пошел открывать, полный недоумения, так как не мог вспомнить, кому я задолжал в этом месяце.
У дверей стояла загорелая брюнетка, до самого подбородка укутанная в плащ. Ее темные глаза блестели.
– Нина Росс! – воскликнул я. – Вам лучше? Вас выпустили из больницы? Когда?
– Сегодня утром... Так вы живете здесь, Эл Уиллер?
– Войдите. Посмотрите на это помещение поближе, – с энтузиазмом предложил я.
Я ввел ее в комнату. Она остановилась посредине и тщательно осмотрелась.
– Для одинокого парня, – сказала она, задумчиво глядя на меня, – это не так уж плохо. Во всяком случае, время от времени...
– Благодарю вас. Хотите что-нибудь выпить?
– Бурбон! – только и сказала она, опускаясь на диван.
– Можно помочь вам снять плащ?
– Нет.
Я приготовил два бурбона, поставил их около дивана и сел рядом с Ниной.
– Какой счастливый случай привел вас сюда? – спросил я с рассеянным видом.
– Сегодня утром я вернулась домой, – объяснила она, слегка поеживаясь. – Но этот барак, висящий над океаном, я больше не могу выносить, я поняла, что он нервирует меня. Тогда я решила провести несколько дней в городе.
– Гениальная мысль, Нина! – сказал я в экстазе. – У вас есть где жить?
– Да, благодарю вас.
– А где же?
– Здесь, – просто сказала она, – мне это подходит... Она несколько секунд с безразличием смотрела на меня, потом сказала:
– Осторожно! Ваши глаза сейчас вылезут из орбит! Осторожно же, Эл! – заботливо прибавила она.
Я отхлебнул из стакана и постарался поскорее сориентироваться в создавшейся ситуации.
– У меня только одна постель, Инна, – объяснил я. – Это вас не беспокоит?
– Нет, – сказала она, с любопытством глядя на меня, – нисколько. Мне всегда хватало одной постели, Эл. Каковы же ваши сердечные дела, если вам нужны две постели?
– У меня нет сердечных дел... Я хочу сказать, что у меня нет двух... нет... я...
– Хватит лепетать, Эл, – холодно прервала она меня. – Я боюсь лепечущих мужчин.
– А я боюсь девиц, которые приезжают к тебе без предупреждения на неделю и при этом отказываются снять плащ.
Она встала, показала на дверь и спросила:
– Это спальня?
– В двухкомнатной квартире, что еще может быть, как вы думаете? – холодно спросил я, – сокровищница?
Она скрылась в комнате, а я подумал, не свели ли ее с ума испытания, выпавшие на ее долю.
Вдруг она властно позвала:
– Эл!
– Да?
– Вы мне нужны, подите-ка сюда.
Я вошел в комнату. Я старался деликатно найти способ убедить ее уехать завтра утром, а не жить здесь неделю. Она мне приказала:
– Подержите-ка!
Я машинально взял вещь, которую она мне подала, и вдруг понял, что у меня в руках лифчик Нины.
– Но! – воскликнул я. – Что?..
Тоскливое выражение появилось в глазах Нины.
– Вы говорили, что я могу обращаться к вам при малейшем затруднении, не так ли, Эл? – спросила она.
Она повернулась ко мне спиной, сняла плащ и бросила его на пол. Я созерцал незабываемый спектакль. Голая загорелая спина Нины Росс, стройные длинные ноги, трусики, на сей раз белые, плотно облегали великолепные бедра.
– Через две недели я, может быть, выполню свое обещание, – прошептал я.
С лифчиком в руках я приблизился еще на шаг. Я хотел помочь ей надеть его, но она вдруг оттолкнула меня.
– Я поняла, Эл, – объявила она, – сейчас дело не в лифчике, а в чем-то другом.
– Я могу быть вам полезен? – спросил я с пылкостью бойскаута.
– Надеюсь.
Она обернулась ко мне, и ее круглые упругие груди уперлись в мое солнечное сплетение. Она потянулась ко мне губами. Я подарил ей свои, положил руки ей на бедра и притянул к себе.
Через полчаса она открыла глаза и с очаровательной улыбкой прошептала:
– Ты ничего не знаешь! Мне кажется, что теперь не осталось ни одной проблемы, которую бы нам нужно было решать!