Закрыв глаза, она постояла еще немного у Эрнста за спиной, подождала, пока дрожь во всем ее теле окончательно не унялась. Потом выдернула нож из раны и, медленно повернувшись, направилась в ванную. Через несколько минут она вернулась в гостиную, положила нож в сумку. Взглянула на Эрнста, ноги которого по-прежнему лежали на порожке; на Эрнста, мечте которого так и не суждено было сбыться; на Эрнста, спросившего: "И придет ли день, когда мы вдоволь получим того, чего жаждем?"; на Эрнста, приговоренного к смерти раньше, чем он высказал это. Доротея пожала плечами, прогнала мысли о Фрагонаре и, оставив входную дверь открытой, ушла по черной лестнице, чтобы не столкнуться во дворе со стариком, мечтавшим вернуться в деревню.
В восемь часов вечера Джордж обнаружил Эрнста все так же сидящим у открытого окна. Вечерний воздух наполнял гостиную прохладой. Труп уже окоченел, из раны на шее вытекло на удивление мало крови. Фрагонар сидел словно живой - маленький сухощавый человек, с застывшей на губах заветной мечтой. В руке он держал по-прежнему сигарету, давно превратившуюся в пепел. Дорого же он заплатил за то, что не скрывал, будто устал ждать осуществления своей мечты.
Джордж натянул шоферские перчатки, задернул тяжелые шторы и включил в гостиной свет. При этом зажегся маленький фонарик около статуи Мадонны, висевшей над кроватью. Константайн обыскивал Эрнста, не очень-то гордясь собой за это. Но, вспоминая об избиении на пляже, о профессоре Дине, о Наде Темпл и других жертвах Скорпиона, подлинное имя которого могло быть Лонго… думая о Доротее Гюнтэм, вероятной убийце Фрагонара, и прикидывая, кто мог заставить ее взять в руки оружие, он все-таки довел дело до конца.
Почти все содержимое карманов Эрнста Джордж уже видел в отеле "Святая Анна". Однако в брюках оказался еще и маленький серебряный портсигар, который Фрагонар во время обыска не показал. Возможно, Эрнст его на "дела" и не брал. В нем были пять сигарет без фабричного клейма. Джордж понюхал их и сразу узнал марихуану. За сигаретами скрывалась захватанная, потрепанная визитка со словом "Бьянери", напечатанным на ней курсивом, и числом 17, написанным ниже чернилами. На обороте карточки сам Эрнст или кто-то другой нацарапал карандашом: "Кафе "Юлий Цезарь". Набережная Рапи. Среда".
Джордж рассовал Эрнсту обратно по карманам все, кроме визитки, рассудив, что, если у Феттони тоже была карточка со словом "Бьянери", может пригодиться и эта.
Потом он осмотрел гостиную и остальные две комнаты. В квартире не было письменного стола и никаких личных бумаг. В этом мире Эрнст владел, казалось, лишь горсткой одежды да заветной мечтой.
Покидая квартиру, Константайн вытер ручку двери, на которой оставил отпечатки пальцев, когда входил в гостиную, выключил свет и на цыпочках прокрался мимо консьержа, спавшего у себя в комнатке. Николя ждала его в "Лянче" неподалеку.
Глава 6
В зеленом халате и белом шелковом шарфе со стаканом виски с содовой в руке Антонио Барди стоял у изножья кровати Доротеи, и она не могла отвести от него глаз. В ярком свете люстры его светлые волосы серебрились. Барди улыбнулся лежащей Доротее одними глазами, и она поняла: до самой смерти ей не удастся разубедить себя в том, что за этой улыбкой скрывается истинное чувство. А потому ради этого мужчины - хотя временами он страшно отдалялся от нее и у нее находились силы его ненавидеть - она была готова на все. Она и Эрнста убила лишь потому, что он приказал.
Барди пользовался ею, как пользовался женой, Марией, Кадимом… и многими другими. Барди, Лонго, Скорпион… имена менялись, неизменной оставалась лишь привязанность к нему Доротеи, и когда он улыбался ей, она понимала, что принадлежит ему всецело.
"Интересно, - вдруг подумала она, - сумею ли я когда-нибудь восстать против него? Ведь рано или поздно он бросит меня, и я получу свободу… поступить как Мария - она смирилась с тем, что ее втоптали в грязь, или как жена - та восстала, и ее жизнь загубили.
Не снимая очков, Доротея улыбнулась ему в ответ, и он не спеша поднял стакан, отсалютовав им ей; и все же, несмотря на страстное желание отдаться ему, она сознавала: Барди не любит ее. Скоро он допьет виски и, погасив свет, ляжет рядом… Лишь в темноте приходил он к ней, и его нежность и страсть заставляли ее забыть обо всем, кроме желания быть с ним.
Он тихо сказал:
- Скоро ты вычеркнешь Эрнста из памяти. Ведь о других ты забыла уже давно.
- Да. - Она кивнула. - Верно.
Он встал и медленно подошел к занавешенному окну, произнес:
- С Конвеем мы сплоховали. Лодель не должен был терять самообладания. А Марии следовало поверить байке Конвея о бензине и не задерживать его. Став у Конвея поперек дороги, мы засветили себя. Надо было просто не обращать на него внимания - пусть бы бился головой в глухие стены.
- Ты веришь, что его послала миссис Пиннок?
- Нет. Впрочем, теперь он опасен для нас независимо от того, на кого работает. - Он повернулся к Доротее, на губах его играла прежняя улыбка. - Лаборд все еще хранит у себя записи об Элзи?
- Нет.
- А о Кадиме? Разве данных о нем у Лаборда в тетради нет?
- Есть.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Барди, он резко произнес:
- Завтра же прикажи этому глупцу уничтожить их. А где сам Кадим?
- В Каннах. В эти выходные начнутся его гастроли в Аннеси. Сообщить ему, что Конвей, возможно, станет его разыскивать?
- Да. И добавь, что я приеду к нему в Аннеси. А еще нужно предупредить о Конвее всех Бьянери. Я хочу знать о каждом его шаге. - Он осушил стакан и, поставив его на столик, сел на край кровати, положил руку Доротее на бедро. Она даже глаза прикрыла - от одного его прикосновения тело ее словно воспламенилось.
- Помнишь, как мы познакомились? - Барди переменил интонацию, что означало - деловой разговор окончен.
- Да, помню, - отозвалась она.
Это случилось в Гамбурге. Она работала расчетчицей в отеле, где Барди остановился с женой. Доротею он из-за какого-то несоответствия в счете пригласил прямо в номер - жена ушла за покупками. Происшедшее там напоминало сон. Доротея, застенчивая, с лицом страшным как смертный грех, на которое никогда не заглядывались мужчины, вдруг ощутила, как Барди взял ее за локти и внезапно грубо бросил на кровать, приручив таким образом навсегда. А теперь, лежа в постели, полная воспоминаний, она видела, как он снял халат, протянул руку и снял с нее очки. Она закрыла глаза, услышала щелчок выключателя и вдруг почувствовала, как Барди прижался к ней, ощутила все его твердое мужское тело, которое входит в ее мягкое, женское. Страсть Барди заглушила все ее муки, только едва слышный голос в глубине сознания несмело молил о свободе.
В понедельник Джордж и Николя решили на денек съездить из Парижа в Орлеан. Номер в парижской гостинице они за собой оставили. Перед отъездом Джордж позвонил Берни, а потом Сайнату. После гибели Эрнста напрямую к Скорпиону можно было подобраться только через Доротею Гюнтэм и Лаборда. Однако Джордж понимал: от них ему ничего не добиться, а помня о трагической судьбе Фрагонара, он тем более не спешил появляться у них на глазах. Ясно было, что за спиной этих двоих стоит Скорпион, однако выйти на него благоразумнее было бы через Рикардо Кадима, гастроли которого начинались в Аннеси лишь в субботу. Так у Джорджа и Николя появилось несколько свободных дней.
Но Константайну не терпелось действовать. Потому, вспомнив, как Берни говорил, что мадам Аболер уехала из Швейцарии и обосновалась в одном из французских замков, он взял у министра ее адрес. Ведь любые сведения о прошлом могли помочь в поисках Скорпиона.
Сайнату Джордж представил полный отчет о происшедшем и напрямую спросил, на какую сумму можно рассчитывать, если сведения придется покупать. Он помнил о корыстолюбии Эрнста и не желал в будущем попадать впросак.
- Я оплачу любые расходы, которые вы посчитаете разумными, - ответил Сайнат.
Мадам Аболер жила в замке под Орлеаном у деревеньки Боженси, что на Луаре. Джордж и Николя приехали туда в начале третьего пополудни. Это было крытое голубой черепицей здание с многочисленными башнями. Прекрасный заливной луг, окруженный вязами и липами, тянулся перед ним до самой Луары.
Дорогу в поместье перегораживали огромные ворота кованого железа. Джордж вышел из машины и постучал в дверь небольшой сторожки. Показался пожилой небритый мужчина в рубашке, зеленом переднике грубого сукна и черном берете.
Джордж назвался подлинным именем и сказал, что желал бы повидаться с мадам Аболер, если она дома. Едва он собрался попросить привратника передать хозяйке, что он, Константайн, - друг Берии, как мужчина произнес:
- Так это вы и есть месье Константайн? Мадам ждет вас. - И с этими словами он шагнул в сторожку, снял телефонную трубку, нажал кнопку, после чего огромные ворота медленно распахнулись. Мужчина жестом пригласил Джорджа проезжать.
- Видимо, Берии известил мадам Аболер о нашем приезде, - не удивился Джордж, садясь в машину. - Интересно, много ли он ей рассказал?
Ответ они получили уже через несколько минут от самой хозяйки замка. По огромному коридору их провели в оранжерею с высоким потолком, выходящую к реке и лугам. Размерами она не уступала теплицам лондонского ботанического сада "Кьюгарденз". Этот зеленый влажный мир населяли самые разнообразные экзотические растения, которыми, будь у него время, Джордж мог бы весьма долго любоваться. Посреди оранжереи располагался бассейн, заросший лилиями и другими водяными цветами, под покровом которых плавали рыбы.
Мадам Аболер сидела в кресле на колесах и курила длинную тонкую сигару. Дворецкий доложил ей о Джордже и Николя, она концом сигары указала на низкую каменную скамью у края бассейна, и на чистом английском сказала:
- Садитесь. Берни позвонил мне, и я ждала вас. Надеюсь, вас не пугает здешняя жара. И моя сигара. - Она улыбнулась Николя. - Когда был жив муж, я курила их тайно. Он видеть не мог меня с сигарой. Но теперь он умер, и я курю когда хочу. А он где-то там, на небесах, несомненно, ругает меня за эту шалость. Мужчины - зануды и жадины. Хотят заграбастать все греховные удовольствия себе. Ну да ладно. Хотя Берни ничего такого не сказал, по его тону я поняла, что он попал в беду. И я с удовольствием его выручу. Но предупреждаю: я - старуха очень болтливая, однако не против, если меня перебивают. Мало того, вам, вероятно, придется делать это не раз, иначе я собьюсь с темы. Дело в том, что Эбби мне рта не давал раскрыть. Так же, как и курить сигары. Но теперь я себе ни в чем не отказываю.
Джордж с Николя молчали, ожидая, когда схлынет первая словесная волна. А мадам Аболер все не унималась, окруженная уже целым облаком голубого сигарного дыма, - сухонькая старушка, которой могло быть и восемьдесят, и девяносто, и сто лет, хрупкое существо с напудренным лицом, седыми волосами, по-старомодному собранными в пучки за ушами, и огромной ниткой жемчуга, свисавшей с тощей шеи почти до самых колен, закрытых длинным черным вечерним платьем. У мадам Аболер было морщинистое удлиненное овальное лицо и большие серые глаза. В молодости, по словам Берии, она считалась писаной красавицей. Теперь от ее прелестей остались одни огромные серые глаза, по-девичьи живые и выразительные.
В конце концов Джордж оправился от изумления и довольно бесцеремонно оборвал замечание старушки о жемчугах - о том, что она всегда надевает их, отправляясь в оранжерею, ведь они, как и она, любят тепло.
- Берни попал в беду, - произнес Константайн, - и все мы пытаемся его выручить.
Мадам Аболер кивнула и откликнулась:
- Тогда скажите, чем могу помочь ему я. - Одной рукой она приподняла ожерелье, тотчас выпустила его, и ее понесло снова: - Конечно, Эбби дарил мне драгоценности. Самые разные. Но только не жемчуга. Он не любил их. И вообще он был очень забавный. Ко многим пустякам относился с неприязнью. Это ожерелье я купила сама - и меня, без сомнения, обманули. Но, с другой стороны, что хорошего…
- Нас интересует, - довольно нахально перебил ее Джордж, - не было ли у вас до смерти мужа - особенно во время пребывания в Швейцарии - слуг, которым вы не доверяли или которых вам даже пришлось уволить из-за их нечестности или по другим необычным причинам.
- Зачем вам это? - В голосе мадам Аболер послышались недовольные нотки, но она быстро спохватилась и, улыбнувшись, извинилась: - О, простите, простите. Впрочем, это естественное недовольство. Кому нравится говорить о недостатках собственных слуг? Однако их всех нанимал Эбби. Даже мою горничную. И был предельно щепетилен при этом, что вполне понятно.
Меж лопаток у Джорджа от жары уже струйкой тек пот, и он с завистью глядел на рыб, плескавшихся в прохладной глубине бассейна.
- И все же вспомните, - настойчиво попросил он, - неприятности Берни коренятся в злоупотреблении доверием, чего ваш муж сам допустить не мог. Злоупотребил им, видимо, тот, кто работал на месье Аболера и пользовался его безграничным доверием. И еще: хотя это и произошло давным-давно, не помните ли вы гостей на том единственном приеме в вашем швейцарском доме, на котором побывал Берни?
Мадам Аболер ответила не сразу, и потому в оранжерее наступила непривычная тишина. Над Джорджем словно прохладный ветерок пронесся. Но молчание было недолгим; хозяйка замка улыбнулась, ободряюще кивнула и застрочила с новой силой:
- Вы мне нравитесь. Вы идете к цели напрямик. Если хотите, можете курить. - При этих слова свой окурок она затушила о серебряный поднос, вмонтированный в подлокотник кресла, и вдруг проворно откатила кресло, подняла с приступочки для ног трость черного дерева с серебряным набалдашником и, нацелив ее, словно шпагу, на одну из оранжерейных колонн, резко вонзила в кнопку звонка, укрепленную на колонне. Не успела она опустить трость, как появился дворецкий. Он был высокий, чернявый, в черно-белой одежде, главным предметом которой были узкие бриджи до колен. Надеть на него высокую черную шляпу с пряжкой - и получится вылитый пилигрим.
- Ламбрель, - обратилась к нему мадам Аболер, - принесите книгу записей гостей за 1949 год. И поднос с напитками.
Дворецкий вышел, не проронив ни слова.
- От Ламбреля у меня мурашки по спине бегают, - весело заметила мадам Аболер, вернув кресло на прежнее место к бассейну, - но, согласно завещанию Эбби, я не имею права увольнять никого из слуг - разве только за провинности, - пока они не достигнут пенсионного возраста. Раньше Ламбрель служил у нас шофером, но у него отобрали права за езду в пьяном виде. Однако это случилось, когда он был в отпуске, поэтому уволить его за провинность на службе было бы несправедливо. Впрочем, слуги его тоже недолюбливают.
- А кого из них вы все-таки рассчитали за проступки? - спросил Джордж.
- Только одного. Я как раз собиралась рассказать вам о нем. Он служил лакеем у Эбби. Был уже немолод. По происхождению итальянец. Женился на нашей поварихе-француженке. Эбби любил его и доверял ему, но после его смерти этот человек совсем опустился. Начал пить и воровать, причем совершенно открыто, а потом соблазнил двух горничных - не одну, а двух, и всего за неделю. Одна из них потом родила. Я уволила его, а жене, бедняжке Розе, назначила пенсию. Андреа Паллоти его звали. Больше мне никто из слуг неприятностей не доставлял.
- Вам известно, где Паллоти сейчас?
- Нет, но его жена и сын живут отсюда неподалеку. Можете повидать их. Не исключено, что Роза знает, где Андреа, хотя вряд ли - после скандала с горничными она его отринула, - так она сама об этом говорит. Мне понравилось это слово: оно показалось мне и возвышенным, почти библейским, и очень точным. Милая Роза. Я все еще привязана к ней. - Мадам Аболер смолкла, открыла серебряный коробок, встроенный в другой подлокотник кресла, и вынула новую сигару. Разожгла она ее от зажигалки, скрытой в набалдашнике трости.
При этом Джордж внутренне содрогнулся и бросил сочувственный взгляд на Николя. Вернулся Ламбрель с большим, в черной кожаной обложке томом под мышкой и подносом с бокалами и бутылками, который он поставил на столик у бассейна.
- Дорогуша, - попросила мадам Аболер Николя, - вы, может быть, приготовите нам коктейли, - и добавила, обращаясь к дворецкому: - Ламбрель, вы свободны.
Когда он ушел, а Николя занялась бокалами и бутылками, Джордж подал мадам Аболер черный том. Она положила его на колени и, полистав, похвасталась:
- У меня очень хорошая память. Эбби всегда это утверждал. И Берни я прекрасно помню. Он показался мне немного похожим на молодого Ллойд-Джорджа, хотя был гораздо выше того ростом. Я, знаете ли, англичанка, и раза два встречалась с Ллойд-Джорджем. Да, я англичанка, но на родину возвращаться не собираюсь. Там слишком холодно. И жизнь уже не такая, как раньше. А я не выношу холод и перемены… - И вдруг резко прервала себя. - Вот он. - Она поднесла книгу поближе к лицу, чтобы не надевать очков.
Джордж вынул из кармана фотографии Элзи и Кадима и передал их мадам Аболер с вопросом:
- Не было ли этих людей в числе гостей на том приеме?
Мадам опустила книгу, посмотрела на снимки, вернула их и, кивнув, сказала:
- Сначала о мужчине. Он присутствовал на том приеме. Сейчас посмотрим… - Она сверилась с книгой: - Его имя Рикардо Кадим, он был как-то связан с увеселениями в отеле, строительство которого мой муж собирался финансировать. Впрочем, из этого ничего не вышло. Эбби, случалось, внезапно остывал к своим идеям, о причинах я даже не догадывалась. Помню я и девушку - но в тот раз ее на приеме не было. Она приезжала годом раньше, с мужем. Его я запомнила особенно хорошо.
- Почему?
- Потому что он был среди гостей и тогда, когда приезжал Берни, но с собой он привез другую женщину. Любовницу. - Мадам Аболер вновь приблизила к себе книгу. - Да, это она. Чернявое, похожее на испанку создание, звали ее Мария Вендес. Мне она пришлась не по душе. У меня, знаете ли, старомодные взгляды на супружескую верность, однако Эбби постоянно твердил мне: "Если я перестану иметь дело с аморальными людьми, у меня вообще никакого дела не будет".
- А что вы можете сказать о человеке, который был с этой женщиной? - Джордж поднял фотографию Элзи. - О ее муже? Кто он, этот высокий, светловолосый мужчина? Звать его Лонго.
Мадам Аболер снова сверилась с книгой и ответила:
- Описание совпадает, а имя - нет. Этого человека зовут Антонио Барди.
- Барди? - переспросил Джордж и нахмурился. - Вы уверены?
Она обиженно вскинула голову.
- А как же, месье! У меня хорошая память, к тому же Барди одно время довольно часто к нам наведывался. По-моему, Эбби познакомился с ним во время войны, и хотя он никогда ничего такого не говорил, мне казалось, будто Барди был связан с разведкой - так же, впрочем, как и сам Эбби в силу своего положения в международных финансовых кругах. А почему вас так смущает его имя?
- Дело не в имени. Просто я знаю, что блондинка с этой фотографии вышла замуж за некоего Антонио Лонго, и вдруг выясняется, что он и Барди похожи как две капли воды.
- Тогда это скорее всего один и тот же человек. Ведь имя изменить нетрудно.
- В вашей книге случаем не записано, откуда приезжали гости? Нет ли там их адресов?
- Нет. Только список имен и блюд, которые подавали на банкете. На таком порядке настоял сам Эбби. К подобным мелочам он был очень придирчив.
- Если можно, расскажите, пожалуйста, о других гостях.
Мадам вновь заглянула в книгу.