- Среди них были две сестры с детьми - уже взрослыми, конечно. Представитель Эбби в Германии и его жена. Чета Штроссбергов, ныне покойных. Несколько лет назад они погибли в авиационной катастрофе под Мехико-Сити. Знаете, Эбби, видимо, боялся самолетов, сам-то он повсюду летал, но мне не позволял. Временами этот запрет становился для меня сущим наказанием - я ненавижу поезда. - Она с умиленной улыбкой взглянула на Николя. - Налейте себе еще, дорогуша. По-моему, вам ужасно жарко.
Джордж под звяканье кубиков льда поспешил вернуть хозяйку к теме разговора:
- Если это возможно, не поясните ли вы, что связывало Барди с вашим мужем?
- Пожалуйста. Как я уже сказала, познакомились они, по-моему, во время войны. Но в тот раз он приехал потому, что интересовался отелем, финансировать который Эбби в конце концов отказался. К тому же он в нашем доме больше не появлялся, а Эбби о нем не вспоминал.
- Вы когда-нибудь слышали от мужа слово "Бьянери"?
- Бьянери? - Да.
- Увы, нет. Я вообще слышу его впервые.
Через десять минут Джордж и Николя покидали замок. Николя опустила в "Лянче" все окна, а Джордж вдавил педаль акселератора в пол, и сразу мощной, нескончаемой прохладной волной хлынул в салон спасительный ветер.
- Интересно, - сказала Николя, - как это она еще не расплавилась у себя в оранжерее? - Николя расстегнула верхние пуговицы блузки, приподняла ткань на груди и вздохнула полной грудью.
- Может, съедем к реке и выкупаемся? - предложил с улыбкой Джордж.
- Не отвлекайся. Нам еще с "бедняжкой Розой" надо разобраться, - решительно отрезала Николя и, откинувшись на спинку сиденья и подставив лицо под струю ветра, прикрыла глаза. - Теперь все ясно, - сказала она, - не так ли? Элзи вышла замуж за Лонго. Тот переменил фамилию - видимо, на то были веские причины. В 1949 году он водил знакомство с Марией Вендес.
- Которая, вполне возможно, и есть та темноволосая, готовая в любую минуту стрелять женщина с виллы.
- А в 1950-м, если верить миссис Пиннок, Элзи решила вроде бы уйти от Лонго вместе со своим новорожденным. Но что было потом? Куда девалась Элзи? Где теперь ее ребенок?
- Хотел бы я знать. Эбби, по-видимому, был стреляный воробей. И не купился на то, что ему подсовывали Кадим с Барди. Но во время войны он или работал на Барди, или пользовался его услугами. Не исключено, что Барди-Лонго основал в Швейцарии разведывательный центр. А информацию продавал тому, кто больше заплатит. Этим объясняется его счет в одном из лондонских банков - он существует до сих пор и пользуется уважением у агентов английской службы безопасности. О шантаже они, по-видимому, ничего не знают, но прибегают к услугам Скорпиона в других сферах. Ведь если хочешь поставить вымогательство на широкую ногу, приходится собирать избыточные сведения, для шантажа непригодные, зато стоящие больших денег.
Николя кивнула и заметила:
- У меня создается впечатление, что тебе очень не терпится поговорить с Рикардо Кадимом.
- Верно. Однако сначала побеседуем с Розой.
Адрес Розы Паллоти вместе с рекомендательным письмом к ней вручила им, прощаясь, мадам Аболер. По ее словам, Роза с сыном владели небольшой фермой - ее им купила, отправляя Розу на пенсию, сама мадам Аболер неподалеку от деревушки под названием Вове, расположенной у шоссе из Орлеана в Шартре. К письму хозяйка замка присовокупила корзину с парой бутылок шампанского, окороком и блоком сигарет "Честерфилд". Все это, по ее словам, Роза обожала. Мадам при этом не преминула рассказать, что муж к столу свинину подавать запретил, а шампанское считал дрянью. И вот теперь, сидя за рулем, Джордж размышлял о мадам Аболер, которая, по всей видимости, преданно любила мужа, но сейчас откровенно наслаждалась тем, что он ей раньше запрещал - сигарами, шампанским, свининой, жемчугами и, без сомнения, путешествиями на самолетах.
Ферма Паллоти находилась примерно в двух милях от Вове, к ней вела узкая, обсаженная тополями грунтовая дорога. По обе стороны от нее, насколько хватает глаз, лежали засеянные кукурузой и свеклой поля.
Сама ферма состояла из длинного, крытого гонтом, похожего на монастырь хлева и ютившегося сбоку от него жилого дома. На первом его этаже располагалась конюшня. Деревянная лестница вела к деревянному балкону, на поручне которого были выставлены ржавые консервные банки с хилыми кустиками львиного зева и душистого табака, из последних сил тянущимися к солнцу. Навозная куча у стены хлева распространяла сильный запах мочи. Черно-белая сука непонятной породы спала рядом, прикованная цепью к лестнице. Она учуяла Джорджа с Николя, лишь когда они прошли половину ступенек, и издала протяжный вой, на который и вышла на балкон сама Роза. Женщина остановилась на пороге, и, передавая ей письмо от мадам Аболер и корзину с гостинцами, Джордж засомневался, выходит ли она вообще за порог хоть когда-нибудь? Редко встречались ему женщины полнее этой, с лицами круглее и краснее. Впрочем, выглядела она совершенно счастливой. "В дверь она, должно быть, протискивается боком, да и то с трудом", - окончательно решил Джордж.
Роза, кивая, прочла письмо, потом чуть-чуть склонилась вперед, оглядела корзину, вновь кивнула. На миг Джорджу показалось, что тяжеленные груди и огромная голова вот-вот ее перетянут, и Роза грохнется наземь. Однако она удержалась на ногах и пригласила гостей в дом.
Здесь было сумеречно и прохладно. Накрытый матерчатой скатертью стол занимал почти всю комнату. С потолка свешивалась керосиновая лампа, зев камина заслонял огромный веер из мятой розовой бумаги. Дверь в дальней стене комнаты была открыта, за ней виднелась кухня и еще одна деревянная лестница, ведущая, видимо, в спальни. Роза на сносном английском языке предложила гостям выпить вина, и, не успели они отказаться, как на столе очутились бутыль и стаканы. Шампанское Роза, очевидно, решила приберечь до лучших времен. Вино оказалось терпкое, с сильным металлическим привкусом, и Джордж с улыбкой заметил, как Николя, отведав его, наморщила нос.
- Мадам пишет, вы хотите расспросить меня о моем Андреа, - сказала Роза.
- Верно, - ответил Константайн. - Он итальянец, не так ли?
- Да, из Милана. Но познакомилась я с ним в Швейцарии. Перед тем как устроиться в дом к Аболерам, он работал официантом во Франции, в Италии, в Германии. Он любил путешествовать. Он вообще много чего любил. В том числе молоденьких девушек, в основном горничных. - Тут она беззаботно рассмеялась. - Прежде чем отринуть его, я сказала ему: до свадьбы мужчина свободен залезать в любую постель. Это его личное дело. Но потом он должен вести себя благоразумно и не имеет права позорить жену, давая всем понять, что делит ложе не с ней одной. Но Андреа благоразумием никогда не отличался, потому я его и выпиннула.
Джордж кивнул, невольно подумав при этом: "Пинки Розы наверняка до смерти не забудешь".
- Где он теперь? - спросил он.
- Не знаю. Мы друг с другом связи не поддерживаем. Наверно, или подрабатывает где-то, или пьет до полусмерти, или спит с какой-нибудь дурочкой.
Зашумел въезжавший во двор трактор.
- Это вернулся мой сын, Пьер, - пояснила Роза. - Я настояла на том, чтобы дать ему французское имя. Он хороший фермер. Возвращается домой только на закате - поесть и поспать, но чуть свет - опять в поле. Жизнь у нас нелегкая, но мы довольны.
Через открытую дверь Джордж заметил, как трактор выезжает со двора обратно в поле, таща нагруженный навозом прицеп. За рулем его сидел коренастый мужчина.
- Это ваш единственный сын?
- Нет. - Роза печально покачала головой. - У меня есть еще один, гораздо моложе Пьера, но не спрашивайте, где он. Он весь в отца. Не сидит на одном месте, не довольствуется одной женщиной. Он - как птица перелетная. Заявится на минутку, поздоровается и опять поминай как звали. Я сейчас найду его фотографию.
Она грузно поднялась из-за стола, будто гигантский мяч подкатилась к каминной полке, и достала небольшой снимок в бархатной рамочке.
- Он - красавчик. Не то что Пьер. В отца пошел, - сказала с невольной гордостью Роза, показывая Джорджу карточку.
Джордж перенес снимок поближе к свету и увидел юношу лет двадцати, по пояс голого, одну ногу парень поставил на ствол срубленного дерева, руку положил на топор. Лицо повернуто немного назад - юноша смотрит как бы через плечо. Джордж узнал его мгновенно.
- Вот он какой, Джан, - вздохнула Роза. - Весь в отца.
Константайн передал снимок Николя и сказал больше для нее, чем для Розы:
- Джан очень похож на одного молодого человека, с которым я как-то познакомился на юге Франции. Шевелюра у него была каштановая.
- Да, у Джана волосы как раз такого цвета. Как и у его отца. В меня пошел один Пьер. Скажите, месье, почему вас так интересует Андреа?
Джордж помедлил, обдумывая ответ. Вопрос был уместный. И впрямь, почему? Да потому, что теперь они с Николя собирали сведения обо всех, кто имел дело со Скорпионом-Лонго-Барди - называйте как хотите. Значит, отец Джана - Андреа Паллоти. Оба - перекати-поле. Оба - позор семьи. Так что же ответить этой простоватой толстухе, счастливо живущей здесь вместе с угрюмым трудягой-сыном, не доставлявшим ей неприятностей?
Поколебавшись, Джордж сказал:
- Это, знаете ли, объяснить непросто, мадам. Я разыскиваю, собираю разные сведения, но сам точно не знаю…
- Мадам Паллоти, - перебила его Николя, - не принадлежал ли ваш муж к организации под названием "Бьянери"?
- Бьянери? - переспросила Роза, ничуть не удивившись. - Так вас это интересует?
Николя кивнула и пояснила:
- Подробности о том, чем занимаются в "Бьянери", могут нам пригодиться. Мы, видите ли, помогаем человеку, который был месье Абрлеру другом. Дело конфиденциальное, но очень важное.
- Другом месье Аболера? О, Господи, какое отношение к нему может иметь "Бьянери"?
- Вероятно, никакого, - сказал Джордж. - И все же что вы знаете о "Бьянери"?
Роза покачала головой:
- Ничего, месье. Я просто слышала, что такое дело есть. Как-то Андреа здорово напился и сболтнул о нем.
- Что же он сказал?
- Сказал? Почти ничего. Да и давно это было. В ту зиму Аболеры переехали в парижский дом, и однажды Андреа вернулся домой очень поздно и здорово хмельной. Я подумала, он был у женщины. Уложила его, а он клянется, что ни у какой бабы не был. Клянется и твердит одно - напился в клубе. В каком клубе, спрашиваю. А он отвечает - в "Бьянери". Это, говорит, клуб такой, там он раз в неделю, по средам, выпивает и играет в бильярд - и только. Потом он уснул и больше мне из него ничего было не выудить.
- А на другое утро? - подсказал Джордж.
- Да я потому и помню об этом случае, - улыбнулась Роза, - что когда он протрезвел и я спросила его о клубе "Бьянери", он удивился, о чем это я? Сказал, что такого клуба вовсе не знает. А напился в бистро.
- И больше вы ничего о "Бьянери" не слышали?
- Нет, месье. Хотите еще вина, мадемуазель? - Роза с готовностью положила руку на горлышко бутылки.
- Нет, нет, спасибо, мадам. - Николя торопливо покачала головой.
- А Джан никогда не упоминал о "Бьянери"? - спросил Джордж.
- Джан? Он ушел из дому, едва ему стукнуло шестнадцать, и с тех пор я видела его раза четыре, не больше. А упоминал он об одном - о чудесной жизни, которую ведет, служа шофером у одного богатого господина.
- Какого?
Роза опять с грустью покачала головой.
- Скорее всего, никакого, месье. Джан такой же лгун, как и отец. Мечтает о роскошной жизни. Но если проверить, наверняка окажется, что водит не лимузин, а грузовик.
- Вы точно помните, что в клубе ваш муж напился именно в среду? - спросила Николя. - Вы ничего не перепутали? Ведь это случилось так давно.
Роза улыбнулась, наполнила свой стакан вином и провела пухлой ручищей по многочисленным подбородкам.
- Нет, не перепутала, потому что в тот вечер готовила сырное суфле. А месье Аболер заказывал его только по средам. Нам с хозяйкой оно доставляло немало хлопот. Впрочем, это блюдо вообще требует особого внимания. И хотя у нас оно получалось почти всегда, в тот вечер - не удалось. И когда заявился Андреа, я, помнится, подумала: "Ну что это за жизнь? Сначала суфле не выходит, а потом муж-свинья опять заваливается пьяным". Но хватит об этом, мадемуазель. У меня славный сын, живем мы мирно, а время от времени мадам Аболер посылает нам сигареты и шампанское.
Когда Николя с Джорджем покидали ферму, уже смеркалось. Выезжая со двора, они еще видели в поле трактор, за рулем которого горбился неутомимый Пьер. "Честный, надежный парень! - подумал Джордж. - Живет на радость матери и в поддержку ей. Но как часто людей связывает злодейство, как запутана бывает паутина этих связей, как трудно подчас разобраться в ней! Однако, если не опускать руки, картина понемногу обретет смысл, одна нить потянет за собой другую, один персонаж выведет остальных, потому что никто не живет и не действует в пустоте. Честная Роза оказалась матерью человека, который помогал избивать Джорджа на пляже Пампелон, а мадам Аболер невзлюбила Антонио Барди за то, что он привел любовницу в дом, где его когда-то радушно принимали вместе с женой - быть может, именно это и заставило Аболера отказаться от финансирования отеля? Неужели письма Берни сумел заполучить именно Андреа Паллоти, совсем опустившийся после смерти хозяина"?
"Лянча" неслась к Шартре, фары горели, за рулем сидела Николя.
- Сдается мне, нам надо пробраться в этот самый "Бьянери", - сказала она. - Ведь и Феттони, и Андреа Паллоти, и Эрнст состоят или состояли в нем.
- В чем? В клубе?
- Не знаю. Но на обороте визитки Эрнста есть адрес. И, кажется, парижский.
- Ты хочешь сказать, это не визитка, а карточка члена клуба? Тогда почему бы не наведаться туда?
- Верно. Попытаешь счастья в среду, до нашего отъезда в Аннеси.
- Ты предлагаешь мне сунуть голову льву в пасть и посмотреть, есть ли там зубы?
- А что остается? Я бы и сама пошла, но женщин туда, по всему судя, не допускают.
Посигналив, Николя обогнала грузовик, помигала фарами и вдруг засмеялась.
- Над чем это ты? - поинтересовался Джордж.
- Вспомнила о Розе и вечере сырного суфле. Даю голову на отсечение, мадам Аболер теперь не отказывает себе и в этом. Наверняка ест это самое суфле даже за субботними обедами, чтобы досадить бедняге Эбби, где бы он теперь ни находился.
- Жаль, что он умер, - откликнулся Джордж, разглядывая габаритный огонек появившегося впереди мотоцикла, ожидая поворота и стараясь не смотреть на спидометр, стрелка которого прочно обосновалась у отметки "150 км/ч". - Чувствую я, он здорово бы нам помог. Кстати, если ты не сбросишь скорость, мы с ним быстрее, чем нужно, встретимся.
- Не суетись. Терпеть не могу мужчин, которые сами ездят быстро, а женам этого не позволяют.
- Ну и ну! - Возглас Джорджа относился и к словам Николя, и к тому, как "Лянча" прошла поворот.
- Впрочем, к тебе это не относится, - съехидничала Николя. - Я просто образно выразилась. Я же не твоя жена.
- Пожениться всегда можно - если только ты не свалишь "Лянчей" церковь в Шартре.
- Не волнуйся. Лучше раскури мне сигарету. До Парижа еще добрых шестьдесят миль, а я жду не дождусь горячей ванны и ужина в дорогом ресторане. - Николя повернулась и подмигнула Джорджу.
- Ради Бога, - простонал он, - не своди глаз с дороги.
Глава 7
Кафе "Юлий Цезарь" на набережной Рапи располагалось на правом берегу Сены в районе Рюильи. С тротуара нужно было спуститься по лестнице ко входу, вокруг которого в кадках стояли печальные пыльные лавры. Справа от двери находилось продолговатое, наполовину занавешенное окно с написанными золотом буквами: "Cafe". По обе стороны от двери в бронзовых держателях помещались выведенные лиловыми чернилами таблички с названием дежурного блюда и расписанием работы. Словом, тихое местечко для трудового люда, без затей и излишеств.
Джордж и Николя познакомились с ним в понедельник, зашли, выпили по рюмочке на скорую руку, а во вторник Джордж провел здесь целых два часа - с шести до восьми вечера, - пытаясь определить, какие люди сюда ходят. А бывали там барочники, рабочие с семьями и без них, влюбленные парочки… Словом, публика тихая, неприметная. И Джорджу не особенно верилось, что именно здесь Андреа Паллоти бражничал, а Эрнст Фрагонар покупал сигареты с марихуаной.
В среду Константайн раздобыл у старьевщика потрепанные черные брюки, сильно заношенную куртку из искусственной кожи, пару черных остроносых ботинок, чертовски неудобных, и коричневый шерстяной джемпер, застегивающийся на пуговицы до самого верха. Николя купила краску для волос и превратила Джорджа из блондина в темного шатена.
Было без четверти восемь. Джордж сидел в кафе уже полчаса и выпил за это время кружку пива и рюмку вина. Николя осталась в гостинице, взяв с него слово, что он не станет искать приключений, а уходя, позвонит ей.
Вдоль правой стены зала от самого окна протянулась длинная покатая стойка с цинковым верхом, а напротив, вдоль левой, располагались столики и стулья - так, чтобы вдоль зала оставался проход к двери с занавесью из крупного бисера - в небольшую столовую. Лестница слева от двери вела на второй этаж, она была застелена потертым красным ковром, и за те полчаса, что Джордж просидел у столика, уже шестеро, один за другим, выпив у стойки и перебросившись несколькими словами с полной темноволосой барменшей, поднялись по ней.
Хотя люди эти были разные - и старики, и молодые, и хорошо одетые, и неухоженные - нечто общее в их облике Джордж подметил. И еще: ему все время казалось, он их где-то уже видел.
Вот и сейчас на стойку наваливался человек, который, Константайн готов был поклясться, вот-вот поднимется на второй этаж. Это был сутулый старик лет шестидесяти в сдвинутой на макушку серой велюровой шляпе, из-под которой выбивались пряди седых волос, в черных штанах, потертом пиджаке явно с чужого плеча - его полы хлопали старика чуть ли не по коленкам. В руке он держал трость из ротанга с роговым набалдашником. У него было продолговатое бледное лицо с очень темными лучистыми глазами. После каждого глотка он надвигал нижнюю губу на верхнюю, и делал это часто, потому что пил быстро - в пять минут опорожнил две рюмки вермута. Поднося спиртное ко рту, он клал локоть на стойку и осматривал сидящих в зале, изредка надувая морщинистые щеки и причмокивая - словно разговаривал с самим собой и время от времени презрительно отзывался о собственных мыслях. Было ясно, что он изрядно накачался еще до прихода в кафе.
Наконец он прикончил очередную рюмку, повернулся к стойке, протянул барменше деньги и сказал ей что-то. В ответ она лишь с улыбкой подняла брови и покачала головой. Он поднял палку, хохотнул - глухо, хрипло, - легонько постучал костяшками пальцев барменше по лбу и направился к лестнице.
Джордж последовал за ним. Сделав два витка, лестница закончилась на площадке, от которой влево уходил узкий коридор. Тут старикан, уже порядком запыхавшийся, повернулся и оглядел Джорджа. Площадка наполнилась резким запахом чеснока и вермута.
- По-моему, я тебя раньше не видел, - сказал старик.
- Я здесь впервые, - откликнулся Джордж по-английски.
Старикан пару раз надул щеки и спросил:
- Ты - англичанин? - Да.
- Здесь проездом?