- За прошедший год. Иными словами, с тех пор, как поселился с Венди Хэннифорд.
- Тогда мне это не приходило в голову, но теперь я вынужден признать, что так и было.
- Какова была ваша реакция, когда вы узнали об убийстве?
- Что за вопрос? - Он всплеснул руками. - Я был подавлен, потрясен, ошарашен, просто не мог поверить, что Ричи мог совершить такое. И до сих пор не могу с этим смириться. Какая-то нелепость! Видишь человека пять дней в неделю на протяжении полутора лет и ни секунды не сомневаешься, что знаешь его как облупленного, а потом вдруг выясняется, что ты его совсем не знал… Это ужасно!
У выхода из магазина меня остановил продавец в свитере. На вопрос, удалось ли мне выяснить что-нибудь новое, я ответил, что пока еще не знаю.
- Все-таки мне непонятно: теперь-то зачем ворошить прошлое? Ведь они оба мертвы - и девушка, и Ричи.
- Это точно.
- Ну, и к чему ваше расследование? Зачем заниматься бессмысленными расспросами?
- Понятия не имею, - чистосердечно признался я. Потом, подумав с минуту, я посмотрел ему прямо в глаза. - А вот скажите, зачем, по вашему мнению, Ричи стал жить с этой девушкой?
- Ну и вопросик! Зачем люди живут вместе?
- Предположим, что он на самом деле был голубой. Почему в таком случае поселился в одной квартире с женщиной?
- Мм… Скажем, ему надоело самого себя обстирывать, убираться, готовить пищу…
- Очень сомнительно, что Венди занималась домашним хозяйством. По тому, что о ней известно, она была проституткой.
- Это я уже понял из газет.
- Так зачем же гомосексуалисту понадобилась компаньонка-проститутка?
- Откуда мне знать? В конце концов он мог увлечься ею: ведь не исключено, что он был скрытым гетеросексуалом. Я, например, вообще не стал бы с кем-либо делить жилище, будь то мужчина или женщина. Мне своих проблем хватает.
Спорить я не стал. Подойдя к двери, снова обернулся. Так много деталей не сходилось друг с другом, не вписывалось в общую картину, что это стало действовать мне на нервы.
- Я только вот что хочу понять. - Не знаю, кому я адресовал свои слова - этому парню или же самому себе. - Какого черта он ее убил? Сначала изнасиловал, а потом прикончил. Зачем?
- Он ведь был сыном священника.
Я опешил.
- При чем здесь это?
- Как при чем? Они все немного сдвинутые!
Глава шестая
Сначала преподобный Мартин Вэндерпол наотрез отказался от разговора о сыне.
- Меня и без того замучили репортеры, мистер Скаддер. Вы должны понять - я не в состоянии отвечать на ваши вопросы. У меня свои обязанности перед паствой, свободное же время я провожу в размышлениях и молитвах.
Да, конечно, его можно было понять. Я поспешил разъяснить, что не принадлежу к журналистской братии и что звоню по поручению Кэйла Хэннифорда, отца погибшей девушки.
- Вот оно что… - Священник тяжко вздохнул.
- И клянусь вам, отец Вэндерпол, надолго я вас не задержу. Мистер Хэннифорд тоже понес тяжелую утрату, так же, как и вы. В каком-то смысле он потерял дочь задолго до того, как та была убита, и поэтому хочет узнать как можно больше о том, как она провела последние годы жизни.
- Боюсь, рассказчик из меня никудышный, мистер Скаддер, да я и не обладаю информацией, интересующей мистера Хэннифорда.
- Он сказал мне, что хотел встретиться с вами.
- Хорошо, - глухо проговорил Вэндерпол-старший, - я поговорю с вами. Что толку упрямиться!.. Днем у меня дела в церкви. Вас устроит, если мы встретимся вечером?
- Конечно; условия диктуете вы, а я с радостью подчиняюсь.
- Знаете, где находится мой приход? Ну и отлично! Я занимаю дом священника, примыкающий к церкви. Буду ждать вас… ну, скажем, в восемь. Хорошо?..
Я охотно согласился и повесил трубку. Порывшись в карманах, нашел еще одну монетку, бросил ее в автомат и, сверившись с записной книжкой, набрал номер. Человек, ответивший на звонок, был гораздо менее сдержан в выражениях, услыхав, что речь идет о Ричарде Вэндерполе. Почему-то мне показалось, что он даже обрадовался. Так или иначе, он тут же пригласил меня к себе.
Звали его Джордж Топакьян; на пару с братом он владел адвокатской фирмой "Топакьян и Топакьян". Располагалась сия фирма на Мэдисон-авеню, в районе Сороковых улиц. Развешанные по стенам дипломы в рамочках удостоверяли, что хозяин офиса двадцать два года назад с отличием окончил университет по курсу права.
Ростом он был невысок, лицом смугл, в хорошей форме. Когда я вошел, сразу усадил меня в удобное кресло, обитое красной кожей, и предложил выпить кофе. Я согласился, и Топакьян, нажав кнопку селектора, велел секретарше принести две чашки.
В ожидании ее появления он рассказал, что они с братом вот уже много лет занимаются адвокатской деятельностью в области частной собственности. Особых криминальных случаев в их практике не было, если не считать нескольких малозначительных дел вроде кражи кошельков из сумок, нападений в парке с угрозой физического насилия или продажи разовой дозы наркотиков. И вот сейчас, совершенно неожиданно, суд назначил его защитником Ричарда Вэндерпола.
- Пришлось согласиться, с судом не поспоришь, но я был уверен, что вскоре меня освободят от дела, - заметил Топакьян. - Отец парня - священник, и у меня не было ни малейшего сомнения, что он сможет нанять более сведущего в уголовном праве адвоката. И все-таки я увиделся с Вэндерполом.
- Когда это случилось?
- В пятницу, ближе к вечеру. - Указательным пальцем он почесал кончик носа. - Мог бы, конечно, встретиться с ним пораньше.
- Однако не встретились.
- Не буду скрывать, я намеренно тянул время. Ждал, что вместо меня предложат другого. - Он спокойно посмотрел на меня и произнес: - Зачем торопиться, если защитой убийцы займется кто-то другой? Мне не хотелось терять понапрасну время. Но не только в этом было дело.
- А именно?
- Мне совсем не хотелось защищать этого ублюдка.
Топакьян поднялся из-за стола и подошел к окну. Молча поиграл пальцами со шнуром жалюзи, приподнимая его и опуская. Я ждал. Наконец он тяжело вздохнул и повернулся ко мне лицом.
- Этот тип совершил гнусное убийство, зарезал молодую женщину. Глаза мои бы на него не смотрели! Неужели это так трудно понять?
- Да нет, что вы, совсем нетрудно.
- Слава Богу! В таком случае вы можете представить себе, как я был взволнован. Ведь я адвокат, и мое дело - защищать на процессе права обвиняемых независимо от того, виновны они или нет. Следовательно, я должен был немедленно с головой погрузиться в это дело и найти зацепки, чтобы строить на них доказательства защиты Вэндерпола. И при этом, как вы понимаете, о личных чувствах нужно было забыть и поверить как в должное в то, что мой клиент абсолютно невиновен в убийстве. В сущности, для этого мне совсем необязательно было с ним встречаться. - Вернувшись к столу, он снова опустился в кресло. - Но я все-таки приехал с ним поговорить.
Наконец-то он подошел к сути дела.
- Вы, наверное, уже в курсе, что его взяли сразу после совершения преступления - тепленьким, так сказать. Я мог бы отложить судебное разбирательство, пока не разберусь в деталях, но решил не делать этого. Ведь, по сути, я сам вынес приговор мерзавцу, едва узнал об обстоятельствах дела. Для себя уже признал его полностью виновным. К тому же я был уверен, что дело все равно будет защищать другой адвокат…
Так, его повело по второму кругу, пора возвращать его к теме нашего разговора.
- Однако в ту пятницу вы все-таки отправились на встречу.
- Да.
- Он был в тюрьме, и вы виделись с ним в камере?
- Да, это было в тюремной камере. И хотя местечко внушало мне отвращение, я старался не обращать внимания на обстановку. Вот взять, к примеру, ту кошмарную развалюху - Дом предварительного заключения для женщин. Снесли же ее в конце концов! О, я отлично помню это заведение - много раз проходил мимо, когда мы с женой жили в Гринвич-Виллидже. Чудовищная, надо сказать, была дыра.
- Согласен.
- Вот-вот. "Томбз" тоже давно пора снести. - Он опять дотронулся до кончика носа. - Знаете, а я ведь видел и ту самую батарею, на которой он ухитрился повеситься, и даже простыню, из которой он свил свою удавку… Пока мы разговаривали, он сидел на койке, а я - на единственном стуле.
- Сколько времени вы провели вместе?
- Думаю, всего полчаса, хотя тогда, признаться, мне казалось, что значительно дольше. Обстановка угнетала.
- Вэндерпол охотно пошел на разговор?
- Да что вы! Сперва совсем не хотел общаться, весь был какой-то заторможенный, погруженный в свои мысли. Я все пытался достучаться до него, но ничего не получалось. Понимаете, у него был такой вид, будто он меня не видит и не слышит, а ведет напряженный безмолвный диалог с самим собой. То еще, между прочим, зрелище… Да, так вот, я перед ним распинаюсь, а сам стараюсь построить план будущей защиты - если, конечно, до нее дойдет дело. У меня вообще сложилось впечатление, что в данном случае суда не будет. Стоило только посмотреть на этого типа, и все становилось ясно. Так или иначе, я решил делать ставку на невменяемость клиента.
- Похоже, никто не сомневается, что парень был психом.
- Ну, уж не знаю, я общался с ним недолго, но вид у него был совершенно ненормальный. Если бы мне удалось настоять на медицинской экспертизе, его подвергли бы специальной проверке.
Топакьян перевел дыхание и продолжил:
- Ну вот. Болтаю я с ним, вернее, сам с собой, наизнанку выворачиваюсь, стараюсь отыскать нужную струнку, докопаться до его души, а он вдруг выныривает из своего далека, поворачивается ко мне, и вид у него такой, будто он никак не может взять в толк, кто я такой и откуда взялся. Будто и невдомек ему, что я столько времени перед ним распинаюсь. Так и спросил: "А вы как появились в камере?" Пришлось начать сначала.
- Когда он об этом спросил, он говорил как нормальный? Я имею в виду - он вам казался вменяемым?
Мой вопрос поверг Топакьяна в раздумье. Сведя брови к переносице, он наконец молвил:
- Как вам сказать… Мне показалось, что он не был нормальным, а только хотел выглядеть нормальным… Да, могу утверждать, так оно и было.
- Ну хорошо. И о чем же он говорил?
- Ох, да не помню я точно! Если бы я знал, чем дело кончится… Я спросил, убил ли он Венди Хэннифорд. А он говорит: "Дайте подумать. Она же не могла сделать это сама".
- "Не могла сделать это сама", - повторил я. - Так, значит? Очень интересно!
- По-моему, именно так и выразился. Тогда я спросил, помнит ли он, что зарезал девушку, но он решительно отверг свою причастность к убийству. Сказал, что у него случились колики в желудке, и я сначала подумал, что живот у него схватило в процессе нашего разговора, но потом все-таки решил, что это он говорил о дне убийства.
- Да, в тот день он сослался на несварение и пораньше ушел с работы.
- Выходит, о резях в животе он помнил хорошо. Так и сказал: живот разболелся, и он вернулся домой. А потом он зациклился на теме крови. "Она лежала в ванне, и все вокруг было в крови". Повторил это раз пять. Но, как я понимаю, девушку нашли на кровати, да?
- Да.
- Значит, не в ванне…
- Ванна тут ни при чем. Ее зарезали в собственной кровати - это и в отчете с места преступления написано, и патрульный, что ее обнаружил, уверен, что именно там ее и убили.
Он медленно покачал головой.
- Да, парень был явно не в своем уме, это точно. Твердил как заведенный, что она плавала в ванне в луже крови. Я несколько раз просил его ответить, является ли он убийцей, но он так ничего путного и не сказал. То говорил, что он не помнит этого, то бормотал, что она не могла сама сотворить с собой такое, а значит, это сделал он.
- Как я понял, он повторил это несколько раз?
- Да, раз пять или шесть.
- М-да, это интересно.
- Разве? - Топакьян вздрогнул и поежился, как от сквозняка. - Судя по всему, в тот момент он не врал. Я думаю, он действительно не мог вспомнить, убивал он эту девчонку или нет. У меня есть веские основания не сомневаться в его искренности, потому что… потому что он сознался кое в чем… гораздо худшем, а мог бы этого и не делать.
- В чем же таком страшном он вам сознался?
- В том, что переспал с ней.
- Вы считаете, что это хуже убийства?
- Вы не поняли. Он переспал с ней уже после.
- О Господи!
- Представляете? Сказал, что нашел ее в луже крови и вступил в половую связь.
- Вы помните, какие конкретно выражения он употреблял?
- Те еще выражения! Сказал, что трахнул ее.
- Уже после смерти?
- Вот именно!
- И этот факт он помнил хорошо? Не колебался в ответах?
- Нисколько. Сам я понятия не имею, были ли у него половые сношения до или после убийства. А вы что-нибудь об этом знаете? Вскрытие должно было показать…
- Может, вскрытие что-то и показало, но в отчете патологоанатома об этом нет ни слова. Кстати, я совершенно не уверен, можно ли даже при помощи вскрытия сказать с определенностью, состоялась ли связь "до того" или после, если разница во времени незначительна. А почему вы спросили?
- Не знаю… Просто он повторял: "Я ее трахнул, и она мертва". Понимаете? Будто на смерть девушки роковым образом повлияло то, что он с ней переспал.
- Однако он не смог сказать точно, что сам ее убил. Правда, он с легкостью мог все это и придумать, не так ли? Вот только одно настораживает: почему в таком случае он не стал выдумывать все остальное, почему признался в половой связи с жертвой, когда его об этом и не спрашивали? Так, давайте еще разок пройдемся по известным нам фактам. Вэндерпол признал, что вошел в квартиру и нашел Венди мертвой.
- Дословно я не помню, Скаддер, но что-то вроде этого. Он вошел, а она лежала в ванне. Да-да, именно так он и говорил. И знаете что? Он не уточнял, что она в это время была мертва, просто повторял, что нашел ее в ванне, полной крови.
- Скажите, а вы упоминали при нем об орудии убийства?
- Нет, только спросил вскользь, куда он его дел.
- Ну и что он ответил?
- Что не знает.
- А спросили ли вы, чем именно была убита Венди?
- Да нет, ни к чему было. Он же сам заявил: "Не знаю, что случилось с бритвой".
- Значит, он был уверен, что Венди зарезали бритвой?
- Конечно. У вас есть сомнения по этому поводу?
- Есть некоторые. Если Вэндерпол никак не мог припомнить, что держал в руках орудие, которым прикончил Венди, даже не признавал точно, что именно он ее убил, откуда же ему было известно, что она была зарезана бритвой?
- Ну, может, до него дошли слухи… А потом - девушка была с ног до головы изрезана, вот он и мог подумать о бритве.
- Да, конечно, мог.
Чтобы прийти в себя, мне понадобилось некоторое время прогуляться по окрестностям. В конце концов, обогнув жилой дом на Тридцать седьмой улице, я заглянул в небольшую кафешку - для снятия стресса. Не вижу в этом ничего предосудительного: выпивка прекрасно прочищает мозги и восстанавливает мыслительный процесс. По крайней мере у меня. Я прошел мимо столиков прямо к бару и устроился на высоком табурете, возле стойки. Заказал виски и начал расслабляться.
Парень рядом со мной, не скупясь в выражениях, рассказывал бармену, что устал корячиться, приобретая "кадиллаки" для ниггеров, состоящих на учете по безработице. А тот, бармен, вдруг разгорячился: "Разрази меня гром, утруждается он, видите ли! Да ты же торчишь тут по восемь часов в день! А налоги, что ты платишь, - смех да и только. Так что нечего болтать, приятель!"
Их разглагольствования начали действовать мне на нервы, и я сменил курс. Вышел из кафе и направился на юго-восток. Вскоре нашел маленькую церквушку. По-моему, она была основана в честь святого Иоанна. Я уселся прямо перед алтарем и стал наблюдать за прихожанами, жаждущими получить отпущение грехов.
Я бы не сказал, что они преображались после выхода из исповедальни. Но все-таки в голову пришла мысль: как же здорово прийти в храм отягощенным всевозможными грехами, а выйти из него полностью очищенным. И очищение сие происходит вот в этой будочке с опущенными шторками… Вот и хорошо, вот и посидим, подумаем…
Ричи Вэндерпол и Венди Хэннифорд. Чем я, по сути дела, занимаюсь? Выискиваю невидимые - и, может, несуществующие - ниточки, чтобы хоть как-то восстановить ход времени и связать вместе судьбы этих двух - увы! - ушедших в мир иной людей. Что-то такое постоянно вертелось у меня в голове, своего рода решение проблемы, но ухватиться за мысль по-настоящему почему-то не хотелось. Все во мне протестовало: ну, неправильно это, не должно так быть! Но, как бы то ни было, это есть, оно меня мучает и очень мешает вести расследование, за которое мне платят немалые деньги.
Я знал, что делать дальше, и знал очень хорошо. Слишком долго гонялся за неуловимой рыбкой, а та, в свою очередь, лишь дразняще махала мне хвостиком. Все, хватит! Поиграли в кошки-мышки. Надоело. Примемся за дело, сейчас как раз подходящий момент.
В церкви я пробыл достаточно долго, успел не только полностью прийти в себя, но и свечки поставить, и солидную сумму денег в ящик для пожертвований опустить. Потом вышел на улицу, перед Пенн-Стэйшн остановил появившееся ниоткуда такси и велел водителю гнать на Бетьюн-стрит.
…Жильцы первого этажа отсутствовали. На втором некая миссис Хакер сперва невнятно пролепетала, что никаких взаимоотношений с Венди и Ричардом не поддерживала, однако потом припомнила, что у девушки, которая делила с Венди квартиру, были темные волосы и что время от времени они включали радио или магнитофон посреди ночи, но это было не настолько громко, чтобы жаловаться администрации.
Напоследок она добавила, что лично ей нравится всякая музыка - и классическая, и та, которую предпочитает молодежь…
На двери квартиры, располагавшейся на третьем этаже, красовался внушительных размеров висячий замок. Сбить его, конечно, особого труда не составляло, но как быть с пломбой? В мои планы не входило оставлять следы своего вторжения.
Этажом выше тоже никого не было дома, чему я, надо сказать, очень порадовался, и немедленно отправился на пятый. Элизабет Антонелли, помнится, говорила, что эти жильцы не вернутся до марта. На всякий случай я нажал на кнопку звонка и добросовестно подождал целую минуту. Как и следовало ожидать, никто не отозвался.
В дверь было врезано аж четыре замка, из которых один - "тэйлор" самой последней модификации. Первые три я открыл в одно мгновение, для чего воспользовался узкой полоской кинопленки и кредитной карточкой некоей нефтекомпании, которая была мне теперь ни к чему, ибо на черта мне карточка, если и машины-то больше нет.
Проделав все эти немудреные операции, я стал сбивать сверхпрочный "тэйлор" каблуком ботинка. Да, подвел ты, дружок, хозяев: с третьего удара дверь открылась.
Оказавшись в квартире, я аккуратно закрыл дверь и невольно прыснул в кулак. Жильцам придется немало поломать головы, что же случилось с их "тэйлором", но это уж их проблемы, тем более что поломку они обнаружат только в марте, а грабить я их не собираюсь.