Естественно, мне не нужны имена и номера телефонов. И я не собираюсь сам с ними связываться. Просто, может кто из сотрудников подразделения, например, женщина из группы психологической поддержки, свяжется с кем-нибудь из потерпевших, кто, возможно, согласится на интервью. Женщину в нашем сценарии похищают двое насильников-садистов, пояснил я, затаскивают в грузовик, избивают, угрожают более серьезными физическими травмами, грозятся попросту изувечить. Любая женщина, чья история имеет хоть что-то общее с нашим сценарием, вполне нас устроит. И если таковая женщина согласится помочь нам, то, возможно, она таким образом поможет и тем, кто может быть станет жертвой такого насилия в будущем, или тем, кто уже ему подвергался, не говоря уж о том, что поможет голливудской актрисе глубже проникнуть в роль…
Придуманная мной история сработала на удивление хорошо. Даже в Нью-Йорке, где ты непрерывано натыкаешься на киношников, снимающих эпизоды на улицах, малейшее упиминание о кинобизнесе кружит людям головы.
- Просто подыщите кого-нибудь, кто захочет мне позвонить, - говорил я, называя свой номер телефона и фамилию. - От них не требуется называть своего имени. Если хотят, могут сохранить инкогнито.
Элейн вошла как раз в тот момент, когда я заканчивал скармливать свою сказку женщине из манхэттенского Отдела по борьбе с сексуальными преступлениями.
- И ты собираешься дожидаться их звонков у себя в гостинице? поинтересовалась Элейн, едва я повесил трубку. - Тебя же никогда нет на месте.
- В регистратуре принимают сообщения.
- От людей, который не хотят называться и давать свой номер телефона? Послушай, давай им мой номер. Я, как правило, все время дома, а если и отсутствую. то им ответит автоответчик женским голосом. Я помогу тебе, просматривая звонки и записывая фамилии и адреса тех. кто захочет их дать. Чем плохо?
- Ничем. Но ты уверена, что тебе это нужно?
- Конечно.
- Ну, тогда прекрасно. Я только что разговаривал с Манхэттеном, а в Бронкс звонил до того. Бруклин и Куинс оставил напоследок, поскольку нам известно, что они действуют именно там. Я хотел обкатать мою басню перед тем, как им звонить.
- Ну и как, обкатал? Конечно, не мое дело тебе советовать, но может, будет лучше, если я им позвоню? Ты, безусловно, говорил сдержанно и с должным сочувствием, но почему-то мне кажется, что когда об изнасиловании говорит мужчина, возникает подсознательная мысль, что он получает некоторое удовольствие от всего этого.
- Знаю.
- Я хочу сказать, что достаточно тебе произнести слова "фильм недели", как женщине тут же слышится подтекст, что жертву изнасилуют опять в какой-то пошлой драме. То-есть, такое впечатление, что все происходит СЕЙЧАС.
- Ты права. Все прошло довольно гладко, особенно в разговоре с Манхэттеном, но ощущалось сильное сопротивление.
- Ты все проделал замечательно, милый. Но можно я попробую?
Сперва мы с ней прокатали сценарий, чтобы убедиться что она все хорошо усвоила, затем я позвонил в Отдел по борьбе с сексуальными преступлениями в прокуратуре Куинса и передал ей трубку. Элейн разговаривала минут десять, очень вежливо, серьезно и профессионально, и когда повесила трубку, я изобразил аплодисменты.
- Как тебе? - поинтересовалась она. - Не слишком искренне?
- Ты была великолепна.
- Правда?
- Угу. Меня почти пугает искусство, с которым ты лжешь.
- Понятно. Когда я слушала твою беседу, то подумала: "Он ведь такой правдивый. Где же он научился так лгать?"
- Никогда не встречал хорошего полицейского, который не был бы искусным лжецом. Ведь ты все время вынужден играть какую-нибудь роль, приспосабливаясь к человеку, с которым имеешь дело. И такое умение еще важнее в работе частого детектива., потому что все время занимаешься поисками информации, которую юридически не имеешь права получать. Так что, если у меня неплохо получается, можешь считать это частью профессиональной подготовки.
- И я тоже. Если подумать, я тоже все время играю роль.
- И,кстати, прекрасно ее сыграла прошлой ночью.
- Это утомляет, верно? - глянула она на меня. - Я имею в виду, лгать.
- Хочешь на этом закончить?
- Ни за что, я только вошла в роль. Куда еще звонить? В Бруклин и Стейтен Айленд?
- Забудь о Стейтен Айленде.
- Почему? Там не бывает преступлений на сексуальной почве?
- В Стейтен Айленде любой секс - преступление.
- Ха - ха!
- Да, насколько мне известно, там есть такое подразделение, хотя количество подобных преступлений несоизмеримо с другими районами. Но я что-то слабо себе представляю нашу троицу, мчащуюся по мосту Верранцано, одержимую целью кого-то изнасиловать и изувечить.
- Значит, мне остался один звонок?
- Ну, вообще-то есть подразделения по сексуальным преступлениям в различных более мелких полицейских участках, и частенько имеются специалисты по расследованию изнасилований в частных участках. Нужно просто попросить дежурного переадресовать звонок соответствующему лицу. Могу составить список, но не знаю, сколько ты можешь потратить на это времени.
Элейн одарила меня призывным взглядом.
- Если у тебя есть бабки, золотко, то у меня найдется время, - лукаво сообщила она.
- Вообще-то, не вижу, почему бы действительно не заплатить тебе за эту работу. Почему бы не включить тебя в счет для Кури?
- Ой, да ладно тебе. Ну, почему стоит мне найти что-то, что мне действительно по душе, как тут же кто-то пытается дать мне на этом заработать. Нет, кроме шуток, я не хочу никакой платы.
Глава 8
Я слонялся по комнате, пока Элейн улещивала какого-то сотрудника прокуратуры Бруклина, потому отправился в библиотеку, оставив ей список телефонов. Не было никакой необходимости стоять у нее над душой. Элейн действовала безукоризненно.
В библиотеке я вернулся к занятию, которому посвятил все предыдущее утро, то есть просмотру микрофильмов с содержанием "Нью-Йорк Таймс" за последние полгода. Я не искал сообщений о похищениях, потому что на самом деле не очень рассчитывал, что о действиях моих орлов сообщали именно как о похищениях. Я предполагал, что они периодически хватали кого-то прямо на улице в отсутствие свидетелей, или эти свидетели не потрудились сообщить об увиденном в полицию. Я искал сообщения о жертвах, найденных в парках или аллеях, в частности, изнасилованных и изуродованных, искалеченных особым образом.
Проблема заключалась в том, что такие подробности редко попадают на газетные полосы. Стандартная полицейская практика - избегать давать прессе подробности о нанесенных повреждениях, чтобы оградить себя от лишних проблем - ложных признаний, лжесвидетелей и подражателей. Пресса же, со своей стороны, норовит дать как можно больше деталей, поэтому когда новость доходит но читателя, трудно сказать, как в действительности было дело.
Несколько лет назад в Нижнем Ист-Сайде орудовал сексуальный маньяк, убивавший мальчиков. Он затаскивал их на крыши, душил или резал, отрубал половой член и уносил его с собой. Он занимался этим достаточно долго для того, чтобы полицейские дали ему кличку. Они прозвали его Чарли Членорез.
Полицейские репортеры, естественно, звали убийцу также, но только не в печати. Ни одна газета Нью-Йорка не сообщала читателям о его маленькой особенности, и не было никакой возможности напечатать эту кличку, чтобы читатели не догадались, какой именно член он отрезал. Так что репортеры никак его не называли, писали лишь, что убийца уродует свои жертвы, что могло подразумевать все, что угодно, от ритуального вспарывания живота до паршивого обрезания волос.
Может, сейчас пресса стала менее сдержанной.
Уяснив, наконец, что мне нужно, я просматривал микрофильмы гораздо быстрей, чем вчера. Не требовалось изучать все материалы, достаточно лишь раздеа Метрополитен, где печатались местные криминальные новости. Самым значительной помехой для меня было то, чем я всегда страдал в библиотеках: тенденция отвлекаться на что-то интересное, но не имеющее никакого отношения к тому, зачем я сюда пришел. К счастью, Таймс не публикует комиксов, не то мне пришлось бы бороться с искушением проглотить шестимесячный цикл какого-нибудь "Доктора Сэведжа".
В конечном итоге в моем блокноте числилось порядка полудюжины случаев, возможно связанных с делом Кури. Особенно один. Жертва, студентка старшего курса бухгалтерского факультета Бруклинского Колледжа, пропала за три дня до того, как ее обнаружил любитель птиц на Гринвудском кладбище. В заметке указывалось, что девушка была изнасилована, половые органы изуродованы. Это навело меня на мысль, что кто-то хорошо над ней поработал ножом для нарезания мяса. Все указывало на то, что она была убита где-то в другом месте, а уже труп брошен на кладбище. А полиция сделал такой же вывод относительно Мари Готтескайнд: что она была уже мертва, когда убийцы бросили ее тело на поле для гольфа в Форест Парке.
В гостиницу я попал где-то около шести. Там меня ждали сообщения от Элейн и обоих Кури, и еще три сообщения, что звонил Ти-Джей.
Сперва я позвонил Элейн и она отчиталась, что обзвонила всех.
- К концу я уже сама начала верить своей собственной легенде. Поймала себя на мысли, что все это забавно, но будет еще забавней, когда будем снимать фильм. Вот только фильма-то никакого и не будет.
- Думаю, кто-нибудь его уже сделал.
- Меня гораздо больше интересует, позвонит ли кто-нибудь.
Кенан Кури желал знать, как идут дела. Я сообщил ему, что веду следствие в нескольких направлениях, но быстрых результатов не ожидаю.
- Но считаете, что мы на верном пути.
- Уверен.
- Хорошо. Слушайте, я вот по какому поводу, собственно, вас искал. Я улетаю по делам на пару дней. Мне нужно съездить в Европу. Вылетаю завтра утром с аэропорта Кеннеди и вернусь в четверг или в пятницу. Если что-то возникнет, позвоните брату. У вас ведь есть его телефон?
Телефон Питера Кури был записан на листочке, лежащем передо мной, и я позвонил ему сразу после разговора с Кенаном. Питер ответил сонным голосом и я извинился, что разбудил.
- Да нет, все в порядке. Хорошо, что разбудил. Я смотрел баскетбол и заснул у телевизора. Терпеть этого не могу, вечно потом шея не проворачивается. Я звонил, чтобы узнать, пойдешь ли ты на встречу сегодня вечером.
- Да вроде собирался.
- Тогда, может я за тобой заеду и поедем вместе? Есть ночная воскресная встреча в Челси, куда я привык ходить. Славная небольшая группка, собирается в восемь часов в испанской церкви на Девятнадцатой Стрит.
- По-моему, я ее не знаю.
- Это немного далековато, но когда я впервые протрезвел, то был включен в программу АА в тех краях и привык ходить по воскресеньям на эту встречу. В последнее время я там не появлялся, но поскольку теперь у меня машина - знаешь ведь, у меня тойота Франсин…
- Знаю.
- Тогда я подхвачу тебя напротив гостиницы где-то в пол восьмого. Нормально?
Я сказал, нормально, и когда вышел из гостницы в половине восьмого, он уже стоял напротив. Я был страшно доволен, что не придется никуда идти на своих двоих. Днем температура скакала туда-сюда, а сейчас явно падала.
По дороге мы говорили о спорте. бейсбольные команды были на весенних сборах, поскольку сезон начинался меньше чем через месяц. Меня этой весной бейсбол не очень интересовал, но, по всей вероятности, когда начнутся игры, я включусь. На данном этапе новости, в основном, касались переговоров по контракту одного из игроков, который возмущался, потому что считал, что стоит больше, чем 83 миллиона в год. Не знаю, может он столько и стоит, может, они все стоят, но при таком раскладе мне совершенно наплевать, выиграют они или проиграют.
- Похоже, Дэррил в конце концов решил плюнуть и начать играть, сказал Питер. - В последнюю неделю он пахал как вол.
- Но теперь он уже не за нас.
- И вот так всегда, а? Годами ждешь, когда же он наконец заиграет в полную силу, и в итоге видишь его в форме "доджерсов".
Мы оставили машину на Двенадцатой Стрит и прошли квартальчик до церкви пешком. В этой церкви Пятидесятницы служба велась и на испанском, и на английском. На встречу собралось человек сорок. Я увидел несколько знакомых по другим встречам физиономий, а Пит поприветствовал кое-кого из присутствующих. Одна из поздоровашихся с ним женщин заметила, что давненько его не видела. Пит ответил, то ходил на встречи в другие места.
Местный стиль проведения встреч здорово отличался от других. Когда главный оратор закончил свой рассказ, народ рассыпался на небольшие группки от семи до десяти человек за каждым из пяти столов. Один стол - для начинающих, один для общей беседы, за третьим обсуждали какой-то из Двенадцати Шагов, а за остальными не помню, что. Мы с Питом сели за стол для общей жискуссии, где народ обычно рассказывал, как живет в данный момент и как исхитряется не напиваться. Я, как правило, черпаю больше из подобного рода разговоров, чем из главного выступления или из философской доктрины программы АА.
Одна из женщин только что начала работать в качестве консультанта по борьбе с алкоголизмом и жаловалась, как ей трудно идти на встречи и обсуждать те же проблемы, которыми она занимается на протяжении восьмичасового рабочего дня.
- Очень трудно отделить одно от другого, - говорила она.
Какой-то мужчина сообщил, что недавно узнал, что он ВИЧ-инфицирован и как он справляется с этой новостью. Я,в свою очередь, рассказал о цикличности своей работы и как перевозбуждаюсь, когда слишком долго сижу без дела, и как перенапрягаюсь, когда занят.
- Было очень легко соблюдать баланс, когда я пил, - поведал я. - Но я больше не пью. Встречи помогают держаться.
Пит, когда настал его черед, главным образом комментировал отдельные пассажи из выступлений предыдущих лиц. О себе он не сказал практически ничего.
В десять часов мы все, взявшись за руки, образовали большой круг и произнесли молитву. Дождь на улице слегка поутих. По дороге к машине Питер спросил, не голоден ли я. Есть мне действительно хотелось, поскольку не ужинал, а лишь перехватил кусок пиццы по дороге из библиотеки домой.
- Ты любишь восточную еду, Мэтт? Я не имею в виду ту, что продают в забегаловках, а настоящую восточную кухню? В Виллидже есть местечко, где действительно классно готовят.
Вполне приемлемо для меня, о чем я Питу и сообщил.
- Или мы можем поехать в мой старый район. Если тебе, конечно, уже не осточертела Атлантик Авеню за то время, что ты там провел в последние дни.
- Но это ведь не по пути?
- Эй, у нас машина, помнишь? Чего бы ею не попользоваться, раз она есть.
Мы поехали по Бруклинскому мосту. Я как раз размышлял о том, насколько мост красив под дождем, когда Пит сказал:
- Люблю этот мост. Я тут на днях прочитал, что все мосты разрушаются. Нельзя оставлять мост без присмотра, о нем надо заботиться, и городские власти это делают, но недостаточно.
- У них денег нет.
- Как такое может быть? Десятилетиями у них хватало денег на то, чтобы делать то, что положено, а теперь вот нет! Почему так? Ты, часом, не знаешь?
- Не думаю, что это только проблема Нью-Йорка, - покачал я головой. Везде такая же песня.
- Правда? Я-то ведь только Нью-Йорк вижу, и такое впечатление, что город сыпется. Как, бишь, ее там? - инфраструктура. Так, кажется это называется?
- Так.
- Инфраструктура разваливается. В прошлом месяце еще один волнолом разрушился. В чем дело, система, что ли прогнила? Да лет двадцать назад разве кто слыхал о подобном - волнолом рассыпался! Ты помнишь что-нибудь подобное?
- Нет, но это не означает, что ничего такого не происходило. Происходило много чего такого, что я не замечал.
- Это ты верно говоришь. Со мной так же. И сейчас многого не замечаю.
Расторан, куда Пит меня привез, находился на Курте, в половине квартала от Атлантик. Я последовал его рекомендациям и заказал на закуску пирог со шпинатом, не имееющий, как заверил меня Питер, ничего общего со спанакопитой, которую подают в греческих кофейнях. И правда. Основное блюдо - разваренная пшеница и мелко нарезанное мясо, жареное с луком - тоже оказалось превосходным, но порция слишком большой, чтобы я смог ее осилить.
- Ты можешь взять домой то, что осталось, - предложил Пит. - Нравится тебе здесь? Не шибко фешенебельно, но кормят вкусно.
- Странно, что они так поздно работают.
- Воскресным вечером? Они будут работать до полуночи, а может, и дольше. - Пит откинулся на спинку стула. - Теперь, чтобы все было совсем по правилам, нужно запить еду. Ты когда-нибудь слышал об араке?
- Что-то вроде узо?
- Что-то вроде. Не совсем, но да, в принципе, наподобие узо. А узо тебе нравится?
- Не сказал бы. На углу Пятьдесят седьмой и Девятой был бар, назывался "Антарес и Спиро", греческая забегаловка…
- Шутишь? Ну и названьице!
- …и спорадически я заваливался туда после ночи, проведенной за бурбоном в "Джимми Армстронге", и выпивал пару порций узо на посошок.
- Узо после бурбона, а?
- Для пищеварения. Чтобы желудок успокоился.
- Успокоился раз и навсегда, судя по всему, - хмыкнул Пит и велел официанту принести еще кофе.
- Знаешь, а я ведь в тот день действительно хотел надраться, произнес он, не глядя на меня.
- Но не надрался.
- Нет.
- А это самое главное, Пит. Желание выпить - нормальное желание. Это ведь не в первый раз, с тех пор как ты бросил, верно?
- Верно. - Он подождал, пока подошедший официант нальет кофе и продолжил. - Но первый раз, когда я действительно обдумывал такую возможность.
- Серьезно обдумывал?
- Да, серьезно. Пожалуй, серьезно.
- Но все же не стал?
- Не стал. - Пит задумчиво смотрел на свою чашку. - Но чуть не укололся.
- Наркотики, ты имеешь в виду?
- Угу. Ты с героином дело имел?
- Нет.
- Даже не пробовал никогда?
- Даже не рассматривал такую возможность. Даже не был знаком ни с кем, кто колется, в те дни, когда пил. За исключением тех, кого арестовывал.
- Значит, героин тогда был только для отребья.
- Во всяком случае, я тогда так считал.
- Ты наверняка встречал и людей другого круга, употреблявших героин, улыбнулся Питер. - Просто они тебе об этом не сообщали.
- Вполне возможно.
- А мне всегда нравилось. Я никогда не кололся, только нюхал. К счастью, боюсь уколов, иначе я скорее всего уже помер бы от СПИДа. Знаешь, ведь не обязательно колоться, чтобы стать нарком.
- Это я понимаю.
- Пару раз я перебрал и испугался. Заменил на выпивку. Ну, а дальше ты знаешь. С наркотиками я звязал сам, а вот с выпивкой пришлось обращаться за помощью. Так что достал меня алкоголь, но в глубине души я не только алкаш, но и нарк. - Он глотнул кофе. - Фокус в том, что город совсем другой, когда на него смотришь глазами наркомана. То есть, хоть ты и полицейский и забирал пушеров на улицах, я готов поспорить, что, пойди мы с тобой вдвоем прогуляться, я замечу гораздо больше сбытчиков, чем ты. Я их увижу, они меня, и мы узнаем друг друга. Куда бы я ни пошел в этом городе, мне понадобиться не больше пяти минут, чтобы найти какого-нибудь хмыря, который с удовольствием продаст мне дозу.
- Ну и что? Я прохожу мимо баров каждый день, как и ты. Это ведь то же самое, верно?