В "парилку" проследовала традиционная "тройка": бригадир Денис, пошустрее, посообразительнее и поменьше ростом, чем его коллеги: Вася - здоровенный, широкоплечий, неповоротливый с виду, в недавнем прошлом - борец-тяжеловес; и Андрей - тощий, сутулый с лицом землистого цвета и пустыми невыразительными глазами. Его рыбий взгляд почему-то наводил на всех ужас.
От него веяло таким холодом, что Люда Петушкова вздрогнула и закрыла форточку.
- Ну его, - сказала она Судакову почти шепотом, - я что-то так этого худого боюсь!
- Да брось ты, - Судаков встал из-за стола и потянулся, хрустнув пальцами, - я нашу Мадам боюсь гораздо больше: я на Мадам поставлю десять к одному. Давай-ка, пока они там отношения выясняют, мы кофейку дернем. Вот и Витька с нами выпьет, а он небось и печенья принес.
Из "парилки" доносились приглушенные голоса. Голос Мадам был гораздо слышнее тенорка Дениса. От минуты к минуте Мадам набирала большую мощь, и скоро стали отчетливо слышны все слова:
- Ты меня, мозгляк уголовный, на понт не бери! Я таких покупаю коробками! Если надо, я и до Кирпича дойду!
В ответ послышался примирительный пассаж Дениса, и разговор перешел в более мирное русло. Кофе был выпит, и Людочка поскорее вымыла чашки, чтобы скрыть следы преступления.
Наконец дверь открылась и, поскольку открылась она без грохота, стало ясно, что это не Мадам. "Тройка" покинула кабинет, Денис шел замыкающим. Задержавшись у Витиного стола, он восхищенно произнес:
- Ну хозяйка ваша дает! Потрясающая баба! Настоящий авторитет!
В дальнейшем день прошел как обычно.
На следующее утро Витя подошел к офису фирмы без пяти десять. Людочка топталась перед дверью.
- Ой, Вить, хорошо, что ты пришел, что-то еще заперто. Я без четверти пришла, так с тех пор и стою. Николай-то сегодня к зубному отпросился, а почему Мадам нет - ума не приложу. Первый случай в истории.
Витя подергал дверь, она была прочно заперта. Он постучал легонько, чтобы не привлекать внимания.
- Думаешь, дежурный заснул? - в сомнении проговорила Людочка. - Но где же все-таки Мадам?
- Черт знает что! - Витя начал волноваться. - Открывать пора, а мы тут отсвечиваем.
Он схватил Людочку за руку и потащил в подворотню к дверям черного хода. На первый взгляд железная дверь черного хода тоже казалась запертой. Но когда Витя, без надежды на успех, двинул ее плечом, дверь неожиданно распахнулась, она оказалась просто прикрытой. Они осторожно прошли в офис.
В коридоре горел свет - вот бы Мадам скандал устроила, если бы первой пришла, и почему-то была открыта дверь демонстрационного зала (Шоу-рум, как выражалась Мадам).
Людочка потянулась было закрыть дверь, но потом на лице ее появилось испуганное выражение.
- Вить, а ведь мы вчера свет гасили и дверь закрывали. Что-то случилось, Витя!
- Кто сегодня дежурил-то? Борис или Эдуард Иваныч? Эй, есть тут кто! - воззвал Витя.
Голос эхом прокатился по пустому помещению.
- Ой, не надо кричать! - взвизгнула Людочка. - Страшно очень.
Она взяла Витю за руку, и они, почему-то крадучись, вошли в зал. Посредине зала, на подиуме, выложенном роскошной испанской плиткой, стояли четыре финские гидромассажные ванны. Сегодня должна была состояться их рекламная демонстрация. Были приглашены четыре манекенщицы из модельного агентства, которые должны были плескаться в этих ваннах, изображая восторг и высшую степень наслаждения жизнью, - но это только в двенадцать, а сейчас около десяти. Тем не менее в одной из ванн кто-то уже лежал. Витя включил верхний свет, и, по-прежнему держась за руки, они с Людочкой приблизились к подиуму.
На подиуме, в великолепной финской ванне Maxi-Ultra, с двойным гидромассажем, электроподогревом и подсветкой, ориентировочная стоимость три тысячи пятьсот условных единиц (или, если по-простому, долларов), лежала Марианна Валериановна Ратищева, известная всему деловому Петербургу как Мадам Джакузи.
Она была облачена в свой излюбленный васильковый костюм (пуленепробиваемый, как считали сотрудники). Остекленевшие глаза ее были устремлены в потолок, будто она выискивала там очередной непорядок.
В груди у нее торчал нож, к ножу был приколот клочок бумаги, а пониже ножа, на животе, лежала темно-красная роза, и капельки воды, непременное условие качественного гидромассажа, блестели на ней, как бриллианты.
- Витя, Витенька, что это с ней? - пискнула Людочка, прячась за Витину спину. - Что она еще задумала?
- Кажется, она больше ничего не задумает, - медленно проговорил Витя. - Вроде бы она.., того.
Он заставил себя сделать шаг и наклонился над Мадам. Клочок бумаги оказался запиской, где жирным черным фломастером было нацарапано: "С днем рождения!".
Витя вздрогнул. Людочка почему-то перекрестилась.
- Витя, я боюсь! Она это нарочно! Она сейчас как вскочит!
- Ничего она не вскочит! - голос Вити крепчал. - Мертвая она, мертвее не бывает.
Звонить нужно в милицию.
- А в "скорую"?
- "Скорая" тут не нужна.
- Витенька, а что же теперь будет? Что мы будем делать? Кто на нас будет кричать? - Губы у Людочки задрожали, и она разрыдалась.
- Что делать, разберемся. А если будешь реветь, я на тебя почище Мадам заору.
Витя приволок вконец расклеивающуюся Людочку в офис, налил ей воды из электрочайника и снял трубку телефона.
Милиция приехала быстро - Мадам в городе знали, - ив большом количестве.
Эксперты захлопотали вокруг трупа, а сутулый дядечка со скучными глазами принялся расспрашивать Витю и Людочку о событиях вчерашнего вечера и сегодняшнего утра. Витя начал с того, что немедленно сдал ему со всеми потрохами дежурного Эдуарда Ивановича, солидного человека, подполковника на пенсии, который подрабатывал в фирме ночным сторожем. Эдуарда выдернули через двадцать четыре минуты, потому что жил он неподалеку, в нескольких кварталах от офиса, почему и нанялся туда сторожить. Эдуард Иваныч пил утренний кофе и смотрел детскую передачу по телевизору. Спать он не собирался, поскольку отлично выспался в офисе на раскладушке, которую притащил тайно от Мадам. И хоть привезли его в фирму чуть ли не в пижаме, Эдуард не растерялся и тут же призвал в свидетели шофера Лешу, который, привезя Мадам, как обычно, в девять тридцать на работу, был отослан ею по делам и по дороге прихватил его, Эдуарда Иваныча, чтобы подбросить до дому. Так что сторож давал алиби шоферу, а шофер - ему, и оба они в один голос утверждали, что когда вышли из офиса, то Мадам была живая и здоровая, судя по тем словам, которые она сказала им на прощание. ("Я себе представляю", - подумал Витя.) - Но ведь дежурный мог впустить убийцу в офис еще ночью… - начал было один из штатских, приехавших с милицией.
Эдуард Иваныч на это замечание только пренебрежительно хмыкнул, а Витя со вздохом ответил, что такое дело полностью исключается, потому что ночью войти в офис могла только сама Мадам, ибо только у нее были ключи от парадного и от черного ходов. Дежурного она сама лично запирала там на ночь, выйти он не мог и впустить кого-либо - тоже, дверь изнутри было не открыть.
- А если пожар? - вякнул было молодой неопытный милиционер.
Витя промолчал, а Эдуард Иваныч рыкнул что-то невразумительное.
Вообще, по наблюдению Вити, со смертью Мадам дисциплина в фирме начала падать подобно мартовской снежной лавине.
Дежурного оставили в покое, а Вите пришлось рассказать милиции о вчерашнем визите "крыши" и о разговоре в "парилке".
Милиционер очень этим заинтересовался, хотя Витя и сообщил ему, что Мадам всегда со всеми так разговаривала и что Денис вышел от нее довольный.
Людочка пришла в себя и сварила кофе.
Видимо, привычная процедура как-то ее успокоила. Милиция от кофе отказалась - при исполнении не пьем, но Вите и Людочке выпить разрешила, продолжая расспросы.
- А вообще были у нее враги?
- Ну как сказать… Она всех людей на две категории делила: козлы и бараны. Козлы - это конкуренты, бараны - покупатели. Остальные для нее просто не существовали.
- А вы, ее сотрудники, к какой же категории относились?
- Думаю, где-то посредине. Что-то среднее между козлом и бараном.
- Так, выходит, у нее много врагов было. Многие могли ее смерти желать?
- Нет, что вы, это ведь нормальные деловые отношения. Если бы все своих конкурентов убивали - мы бы с вами в пустыне жили. Ну, разумеется, ее было тяжеловато выносить, особенно в больших дозах, но, в конце концов, за это не убивают…
Наконец милиция уехала, отчаявшись, видимо, узнать что-то полезное о последних днях великой Мадам. Труп увезли раньше. Минут через десять после отъезда последнего представителя милиции заявился Денис, оставив Васю и Андрея караулить на улице. Витя понял, что "крыша" нервничала и дожидалась за углом, пока милиция уберется восвояси.
Денис по-хозяйски развалился за столом и уставился на Витю немигающим взглядом.
- Ну чего, Вшек, у вас тут стряслось?
Витя снова подробно рассказал о событиях.
- Ну вы даете, в натуре! Кто ж ее мог замочить? С нами у нее вроде все тип-топ, "тамбовские" в этот район с прошлого года не суются… Выходит, гастролер, не иначе…
Ну мы с ним разберемся. Ты смотри, Витек, если что знаешь - чтобы не тихарить.
- В натуре, - невозмутимо ответил Витя.
Его не очень беспокоил визит Дениса.
Гораздо больше его беспокоил другой визит.
Пятнадцать минут назад Людочка испуганным шепотом сообщила, что к ним выехал Павел Аркадьевич. Сам звонил!
Кто такой Павел Аркадьевич, никто толком не знал, но это был единственный человек, при котором Мадам становилась тише воды ниже травы. Он неторопливо проходил в ее кабинет, они запирались изнутри, и час-два оттуда не доносилось ни звука. То есть оттуда и не должно было ничего доноситься - дверь была достаточно толстой, чтобы голоса обычного человека не было слышно, но голос Мадам такие преграды преодолевал без труда. И только при Павле Аркадьевиче…
И вот, через полчаса после ухода Дениса, в дверях показался сухонький старичок в темно-бежевом кашемировом пальто. Шофер никогда не сопровождал его, оставался дожидаться на улице. Павел Аркадьевич неспешно подошел к кабинету Мадам, вопросительно взглянул на Виктора, который, мгновенно покрывшись испариной, бросился открывать дверь. Павел Аркадьевич вошел в кабинет и оставался там минут двадцать, после чего крикнул оттуда Витю. В кабинете он небрежным жестом указал Вите на стул для посетителей. По тому, как удобно он развалился в кресле Мадам, Витя понял, что и хозяйке приходилось при Павле Аркадьевиче сидеть на неудобном гостевом стуле.
Павел Аркадьевич не торопился. Он закурил тонкую темную сигарету, не предлагая собеседнику, придвинул к себе пепельницу и заговорил негромким скрипучим голосом, изучающе рассматривая Виктора:
- Жалко Марианну. С работой она справлялась. Характер, конечно… Но положиться на нее я всегда мог.
- Так, выходит, она не хозяйка была?
- А я тебе разрешал говорить? Когда разрешу, тогда и будешь. Я не затем приехал, чтобы слушать, а затем, чтобы ты меня слушал. Сейчас у меня здесь другого человека нет, будешь ты вместо Марианны работать. Пока. Если прибыль снизишь - пойдешь на улицу. На этом все. - Старик указал Виктору на дверь.
Минут через пять он вышел из кабинета и, ни с кем не прощаясь, ушел. Виктор проводил его потрясенным взглядом. На расспросы перепуганной Людочки он отвечал одной фразой:
- Он назначил меня вместо Мадам.
* * *
Павел Аркадьевич Куракин неоднозначно относился к своей аристократической фамилии. В юности, когда его принимали в комсомол, и старший товарищ с холодными рентгеновскими глазами спросил, не имеет ли он отношения к князьям Куракиным, Павел Аркадьевич (тогда еще, конечно, Павка или Павлик), нещадно окая, горячо убеждал старшего товарища, что о таких князьях никогда он и слыхом не слыхивал, а, должно быть, были его крестьянские предки у тех князей крепостными. Позже, когда широкая и совершенно народная улыбка Юрия Гагарина обошла все газеты и телеэкраны мира, Куракин мог, в случае чего, невзначай кивнуть: вот ведь Гагарин - тоже княжеская фамилия, а ничего, наш человек! Но постепенно иметь аристократическую фамилию сделалось как бы и неплохо - сначала романтично (поручик Голицын.., корнет Оболенский), а потом и просто почетно и выгодно.
Теперь уже в разговоре с младшими товарищами, чьи холодные рентгеновские глаза и бритые затылки кое-кому внушали физиологический страх, Павел Аркадьевич, нещадно грассируя, объяснял Толяну или Вовану, к какой из ветвей Гедиминовичей относились его предки и где располагались их необъятные владения. И Толян, впервые услышавший про Гедиминовичей от него, кивал с умным видом и на следующий день разъяснял своим коллегам, что этот старый козел - мужик авторитетный, и чтобы базар с ним фильтровали конкретно.
Павел Аркадьевич вернулся из офиса мрачнее тучи. У нею были большие неприятности. Не смертельные, конечно, не такие, как у Марианны, но все же… Он вспомнил рассказы о том, в каком виде нашли убитую, и хмыкнул. Н-да, зрелище, должно быть, не для слабонервных. Прямо в ванне, на боевом, можно сказать, посту… Он раздраженно заходил по комнате, закурил еще одну сигарету, хотя уже выкурил сегодня две, а это был предел, который он сам себе установил.
Неприятности были не смертельными, но их было много. Мало того, что убили Марианну и случилось еще кое-что. Так еще этим делом вплотную занялась милиция, и теперь вокруг фирмы будут вертеться разные личности и расспрашивать, разнюхивать, еще и до прессы дойдет! Дело-то громкое - неизвестный маньяк убивает женщин, вот, дошел до Марианны.
Павел Аркадьевич злобно швырнул сигарету в пепельницу. Дело в том, что он не верил в маньяка.
* * *
В воскресенье Сергей сидел дома и чинил телевизор. Однако получалось это у него плохо - знаний явно не хватало. Он с неудовольствием оглядел комнату, где валялись детали, и подумал, что бывшая жена была не так уж не права, когда утверждала, что руки у него не только растут не из того места, но еще и обе левые. Хочешь не хочешь, нужно было идти к соседу. Вот уж у Сан Саныча руки точно растут из того места, это все соседи знают. Сергей подумал и добавил, что голова тоже.
Он звякнул к соседям, но никто не открыл. Куда их понесло в воскресенье, когда погода ужасная - вон какой дождина хлещет!
Открылся лифт и выпустил мокрую Надежду.
- Привет, привет! Заходи! - обрадовалась она.
- Да я вообще-то к Сан Санычу… Только не говори, что опять он где-то сторожит или дежурит!
- Сегодня у него срочная работа, - помрачнела Надежда. - Охранную сигнализацию в новом "Макдоналдсе" монтирует.
Слыхал, новый "Макдоналдс" сгорел?
- Слыхал, это его конкуренты подожгли, которые из "Быстрой еды".
- Вот, третий раз уже сигнализацию переделывают. Они, главное, не успевают ее включить. Только сделали, все сдали - уже пожар! Хорошо хоть деньги получить успели… Ну что у тебя нового?
- Все, тетя Надя, дело сделано.
- Ты это к чему? Пятый нож в дело пошел?
- Вот, понимаешь, нож-то как раз остался, но тетку - пришили! Огромный такой магазин сантехники "Марат" - знаешь?
- Так неужели . Мадам Джакузи? - ахнула Надежда.
- Ее-то ты откуда знаешь?
- Я ее не знаю, но Саша, когда в "Бахчисарайском фонтане" сторожил, видел пару раз. Я тебе доложу, женщина - ох! Саша уж на что у меня человек спокойный, так и то два дня под впечатлением был.
- Что ты мне будешь рассказывать, я и сам видел.., то есть то, что от нее осталось.
- Значит, магазин "Марат". Это в честь того Марата, которого в ванне утопили? - полюбопытствовала Надежда.
- Какого еще Марата? - недоумевал Сергей.
- Как - какого? Деятеля времен французской революции. Там одна патриотка его в ванне утопила.., или зарезала.., но я точно помню, что в ванне. Ты, Сергей, позже меня в школе учился, должен помнить.
- Не знаю я ничего, - рассердился Сергей, - а магазин назвали так в честь хозяйки.
Марианна Ратищева - вот и получается сокращенно - "Марат".
- Стало быть, теперь магазин переименуют? - не унималась Надежда.
- Ну не знаю, может, теперь и будет в честь этого, из Парижской коммуны…
- Да не Парижской коммуны, а французской революции! Это чуть не на сто лет раньше было! Впрочем, тебе, как я вижу, без разницы.
Надежда достала из ящика стола все тот же нераспечатанный набор ножей.
- Значит, первый нож, - она указала на самый узкий, - это наша Сталина Викентьевна. Второй - директор школы. Третий - Евдокия. Четвертый…
- Дама из Института животноводства, которая глистов изучала.
- И пятый, самый широкий…
- Вот и нет. Нож, безусловно, из такого же набора, но не такой, а самый узкий. Роза такая же, записка - тоже, то есть насчет почерка там имеются сомнения, но ведь и раньше, на других записках было кое-как нацарапано.
- А удар, рана. Что там эксперты говорят?
- Удар как удар, - рассердился Сергей. - Хороший удар, профессиональный.
Не сколько сильный, сколько умелый. Рука твердая.
- Ну это же надо… - протянула Надежда. - Как ты думаешь, зачем он другой нож взял? Узким удобнее бить?
- Не знаю, что там у него в мозгах повернулось Это же маньяк, ненормальный.
- А по-моему, он не псих. То есть псих, конечно, но не настолько, - запуталась Надежда. - Сейчас соображу Вот ты же сам рассказывал, как тщательно он все убийства оформляет - розочка, там, записка. Да, кстати, а день рождения у Мадам Джакузи когда?
- Вот, день рождения у нее через три месяца будет, и это настораживает.
- И я о том же говорю. По-моему, для этого вашего маньяка с розой очень важна четкая последовательность, завершенность, что ли. И если уж он взял набор из пяти ножей, то не случайно, наверняка он хотел его полностью использовать.
- Значит, что-то ему помешало. И вот еще что Сталину и Евдокию убить - ему было раз плюнуть, потому что одна - на пустой дороге, другая - в подъезде рано утром. Никто его не увидел, да никого вокруг и не было. Как он в школу попал - предположительно мы выяснили, в школе вечером тоже пусто. В Институт животноводства днем пройти может любой, стало быть, тоже проблем нет. А вот с магазином "Марат" - совершенно другое дело. Там на дверях такие замки, что их не всякий мастер с техникой вскроет. Завтра туда пойду, вокруг похожу. Не может быть, чтобы никто ничего не видел. Должен же он был как-то в офис попасть!