Человек был еще далеко, а вот собака уже близко. Наверное, услышав посторонние звуки, она решила посмотреть, что тут происходит. В любом случае я был благодарен ей за выигранные секунды. К тому же мне всегда нравились собаки.
- Какого черта? - выругался шотландец, поворачиваясь к лесу.
Все еще лежа на спине, я вскинул руку со вторым баллончиком и, вжав кнопку, выстрелил гелем в лицо Усачу, представлявшему, на мой взгляд, наибольшую опасность. Он отпрыгнул на пару шагов, но сдавленные проклятия позволяли предположить, что на сей раз выстрел достиг цели. Я развернулся и брызнул гелем в шотландца, но тот успел отступить на безопасное расстояние. Геля хватило на короткий пшик, и теперь шутки кончились. Я едва успел вскинуть руки, блокируя удар сбоку. Бита скользнула по предплечью и сорвала кожу между шеей и подбородком. Я скрипнул зубами - больно, но зато ничего не сломано.
Шотландец снова замахнулся. Злости в его глазах не было, только решимость и сосредоточенность - похоже, он решил покончить со мной одним ударом. Я подумал, что, кажется, ошибся с выбором главного противника. И в этот момент из-за деревьев выкатился Текс и, помахивая хвостом, прыгнул на моего противника. Песик вряд ли спешил на помощь мне; скорее всего он счел происходящее игрой и просто хотел принять в ней участие.
Вышло, однако, по-другому. Шотландец запаниковал, пнул собачонку в бок и даже попытался достать ее битой. Это привело к тому, что Текс только разозлился, зарычал и оскалил зубы, показывая, что намерен рассчитаться с обидчиком по-своему. Шотландец, оказавшись между двумя огнями, попытался погасить оба и, разумеется, не преуспел ни с одним, ни с другим. Я схватил биту Усача, и шотландец, хотя и видел это, не успел помешать, потому что овчарка вцепилась зубами в его собственное оружие.
На Филиппинах я набрал неплохую физическую форму, но утренние приключения не прошли бесследно - голова болела, глаза резало, левая рука онемела от только что полученного удара, - так что когда я врезал шотландцу по лопаткам, эффект получился менее внушительный, чем тот, которого я достиг с помощью геля.
Он пошатнулся, на мгновение потеряв равновесие, но тут же перенес вес тела на другую ногу и еще раз пнул овчарку. На этот раз Текс не успел отпрыгнуть, и удар в горло опрокинул его на спину. Не обращая внимания на меня, шотландец снова поднял биту и с силой обрушил ее на голову несчастного животного. Пес тявкнул и затих, и я понял, что союзника у меня больше нет.
- Текс! Эй, какого черта? Что вы сделали с моей собакой?
Хозяин овчарки стоял на дороге ярдах в десяти от нас, с всклокоченными волосами и в мокрой одежде - очевидно, пытаясь найти Текса, он шел за ним напрямик, через кусты. На лице его застыло выражение изумления и ужаса, свойственное жертвам насильственного преступления. Это был крупный мужчина, обремененный парой стоунов лишнего веса и далеко не молодой. Все в нем указывало на типичного офисного служащего, и, следовательно, рассчитывать на его помощь не приходилось. Все, что он мог, это позвать на помощь, без чего я предпочел бы обойтись. Глаза за толстыми стеклами очков предательски поблескивали, и я подумал, что он может в любую секунду потерять последние остатки самообладания и расплакаться.
- Вали отсюда, старый хрен! - рыкнул шотландец, поворачиваясь ко мне с видом человека, настроенного завершить наконец начатое дело.
И в этот момент я, собрав остатки сил, огрел его битой по затылку. Удар получился не из тех, которыми гордятся всю оставшуюся жизнь, но шотландец упал на колени, схватившись одной рукой за ушибленное место. Тем не менее биту он не выронил.
Я уже собрался шмякнуть его еще разок, но тут краем глаза увидел поднимающегося с земли номера первого, парня со шрамом на губах. Это был плотный тип с физиономией уличного бойца, которая подошла бы для обложки книжонки об обычаях уголовного мира. Судя по насупленным бровям и выпяченному подбородку, жизнь не давала ему много поводов для радости.
Повернувшись ко мне, он сделал шаг вперед и произнес пару оскорбительных реплик в мой адрес, так что я запустил биту в него и угодил точно между глаз.
- Мать твою! - вскрикнул Скарфейс, подаваясь назад. Нога его угодила в ямку, и он пошатнулся, нелепо взмахнув руками, чтобы удержать равновесие.
В этот же момент хозяин Текса, выйдя из транса и выдав порцию крепких выражений, с воплем, как матерый бизон, устремился в атаку на шотландца и заключил его в прочные объятия.
- Нет, тебе это так не пройдет!
Краем глаза я увидел, что разъяренный гражданин вполне успешно справляется со своим более молодым и сильным противником, умело используя преимущество в весе. При этом он еще плакал - громко, надрывно, со всхлипами, - и в какой-то момент мне вдруг стало его жаль.
Впрочем, момент для выражения соболезнования был неподходящий. На победу в этом сражении рассчитывать не стоило, а значит, пришло время уходить. Крикнув хозяину овчарки, чтобы убирался, пока не очнулись другие, и добавив бессмертные строки: "Забудь о собаке. Спасайся сам!", я побежал к внедорожнику с надеждой на то, что моя недавняя атака из багажника застала врасплох водителя и он забыл вытащить ключ зажигания.
Расчет оказался верным.
Я запрыгнул на сиденье, включил мотор и первую передачу и дал газу, успев напоследок бросить взгляд в зеркало заднего вида. Хозяин Текса продолжал душить шотландца в своих медвежьих объятиях, но на помощь последнему уже спешил Скарфейс, вооруженный бейсбольной битой. Бедняга Текс между тем лежал неподвижно на том самом месте, где его настиг роковой удар.
Будь оно неладно. Это не моя проблема. Хозяин Текса может сам о себе позаботиться. Кто он мне? В конце концов, надо быть прагматичным: каждый спасается сам. Если расклад не в твою пользу - отступай.
И все же… Парень не сделал ничего плохого, и если оставить его здесь, одному Богу известно, что с ним сотворят эти мерзавцы. Я слишком долго был полицейским - почти двадцать лет! - и, даже с учетом того, что в последние годы не являл собой образец защитника закона, не мог спокойно смотреть на очевидную несправедливость в отношении совершенно безвинного человека. Кружилась голова, к горлу подступала тошнота, но… Я оглянулся, отыскивая свободное для разворота пространство.
Примерно в сотне ярдов между деревьями слева от дороги открылась полянка. Я переключился на вторую, выкрутил руль, сдал назад, едва не врезавшись в сосну с другой стороны проселка, и развернул машину в обратном направлении. Вся операция заняла не больше двадцати секунд.
Выскочив к месту схватки на третьей скорости, я увидел Скарфейса с занесенной над головой битой. Шотландец, желая освободиться от тисков хозяина овчарки, сидел на своем противнике, осыпая его градом ударов. Бедняга лежал на спине в нескольких дюймах от Текса, защищая руками лицо и не думая даже об активной обороне.
Услышав шум двигателя, Скарфейс поднял голову и растерянно заморгал. В его распоряжении еще оставалась пара секунд, но потратить их с толком - например, отпрыгнуть в сторону - он не сумел. Мне же удача улыбнулась в третий раз: сначала с гелем, потом с битой и вот теперь с машиной, которая в этой ситуации сыграла роль танка.
От лобового удара Скарфейс перелетел через капот и тяжело ударился о ветровое стекло. На секунду он как будто задержался в этом положении, но я ударил по тормозам, и тело слетело на землю, оставив на стекле грязно-кровавое пятно. Включать дворники я не стал, но открыл дверцу и дал задний ход.
Устав колотить беспомощную жертву, шотландец выпрямился, но подняться в полный рост не успел - дверца ударила в лицо, и он упал на спину, пронзительно-жалобно вскрикнув от боли. Я слегка повернул руль, чтобы не наехать на хозяина овчарки, и остановился.
Сцена была жуткая. У дороги, ярдах в десяти от Текса, лежал на боку Скарфейс. Усач все еще корчился от боли, отчаянно растирая глаза. Шотландец распластался на траве, раскинув руки; лицо его пересекала зияющая вертикальная рана. Он был в сознании, но опасности уже не представлял. И наконец, хозяин собаки - тоже с окровавленным лицом - сидел перед своим любимцем, в ужасе таращась на него через разбитые очки.
Как бы то ни было, я не мог его ждать. Да, бедняга пережил тяжелые минуты и пребывал не в лучшем состоянии, но его жизни ничто не угрожало. Когда-нибудь он еще расскажет о случившемся своим внукам. С дополнениями и исправлениями.
Ощутив подступившую вдруг тошноту, я с усилием сглотнул, сдерживая рвоту. Секунда-другая, и в глазах прояснилось, а тошнота прошла. Потом опустил голову, чтобы нечаянный союзник не смог дать мое более-менее приличное описание, вдавил педаль газа и, объехав мертвого Текса, рванул к дороге. Скарфейс такого уважения не заслужил, и я даже не поморщился, когда под колесом что-то хрустнуло. Теперь его физиономия еще больше подходила для рекламы фильма об уличных забияках.
Жестоко, наверное, но если зарабатываешь на жизнь тем, что проламываешь людям голову, не жди, что тебе будут выпадать одни только козырные карты.
Глава 11
Местом, куда они отвезли меня, был небольшой лес в стороне от шоссе, неподалеку от Хемел-Хемпстед, и чем больше я думал об этом, тем больше убеждался, что именно здесь меня планировали убить и закопать мой труп. Мнение это только окрепло после обнаружения в бардачке новенького заряженного револьвера сорок четвертого калибра. Все ясно: сначала избить до полусмерти, потом пристрелить. Так бы и случилось, если бы не чудесное явление Текса и его хозяина. Мне повезло, но факт оставался фактом: Лес Поуп так отчаянно желал избавиться от меня, что ради достижения успеха был готов пойти на крайние меры.
Путь в центральный Лондон занял целый час, и все это время покоя не давала одна мысль: вот сейчас кто-нибудь заметит измазанный кровью капот и вызовет полицию. Но похоже, кровь на капоте стала в Англии привычным делом, потому что никто никуда не позвонил. Я припарковал внедорожник в тихом переулке в Бейсуотере, положил в карман револьвер, протер носовым платком руль, дверные ручки и ключи, чтобы не оставлять отпечатков, несколько раз мысленно повторил номер машины и ее модель и поплелся в отель. Голова все еще гудела.
Часы показывали четверть второго, когда я ввалился в комнату и запер за собой дверь. Есть вещи, которые лучше делать раньше, чем позже. Я вошел в ванную и посмотрел на себя в засиженное мухами круглое зеркало над раковиной. Вид, что и говорить, жутковатый. На скуле, по которой прошлась бейсбольная бита шотландца, желтел синяк; второй красовался на шее, напоминая засос, оставленный разыгравшейся любовницей; царапины и ссадины не в счет. Глаза утратили здоровый блеск и были как будто подернуты мутноватой дымкой - такие часто бывают на нечетких фотографиях разыскиваемых преступников. Волосы растрепанные, слипшиеся на затылке от крови; на макушке - шишка от удара обрезком трубы. Впрочем, ничего приятного я не ожидал, а потому и не расстроился.
Не без труда оторвавшись от зеркала, я встал под душ. Вымыл волосы. Ощупал макушку. Шишка была большая; поменьше мяча для гольфа, но достаточно крупная, чтобы навести меня на мысль, что я, возможно, перебрал с оптимизмом, когда решил, что сотрясения нет. Зрение восстановилось почти полностью, а вот голова никак не проходила.
Я знал, что после душа должен лечь спать. Но если у меня сотрясение, то, уснув, я ведь могу и не проснуться? К тому же слишком много вопросов оставалось без ответа. Я еще не приступил к расследованию, а меня уже чуть не убили. Проще всего было бы плюнуть на все, махнуть рукой, сесть на самолет и вернуться домой, на Филиппины. Признаюсь, в тот момент этот вариант выглядел особенно заманчивым. Я не мазохист и не получаю удовольствия, когда незнакомые люди колотят меня бейсбольными битами и обрезками труб. У меня нет суицидальных наклонностей. Я расплатился с теми, кто поднял на меня руку, так что теперь они будут вспоминать меня с содроганием. Оставался, правда, Поуп, но иногда долг лучше простить. Хозяин Текса уже совершил ошибку, когда, поддавшись чувствам, пошел напропалую, и не окажись рядом меня, все могло бы закончиться для него совсем плохо. А кто, если что-то пойдет не так, поможет мне?
Но я упрям. Решил сделать что-то - сделаю. Конечно, иногда и меня посещают сомнения - как и каждого человека, - но я никогда не позволяю им становиться на пути действий. Хорошая это черта или плохая - не важно. Главное, что она у меня есть. Вот почему я не мог принять легкий вариант. Просто не мог. Не мог уехать, пока не свалю Леса Поупа и тех, кто стоит за ним. Просто придется быть осторожнее, вот и все.
Зазвонил мобильный на прикроватном столике. "Наверное, Томбой, - подумал я, беря телефон. - Беспокоится, как у меня дела". Но номера на дисплее снова не было.
Значит, Поуп.
- Мистер Кейн, - сказал он, как только я нажал кнопку. - Жаль, что так получилось, но я хотел удостовериться, что вы все правильно поняли. Лондон очень опасное место. Вам лучше уехать отсюда. - Он сказал это без всякой угрозы, скорее, даже с сочувствием, благожелательно, как друг, дающий добрый совет.
Голова вдруг заболела еще сильнее. В животе заурчало. Я почувствовал себя глубоко несчастным человеком.
- Собираюсь улететь завтра.
- Я лишь хотел убедиться, что вы поняли, насколько важно, чтобы вы были завтра в самолете. Мы настроены очень серьезно.
- Что вы серьезны, я понял, но у меня сложилось впечатление, что вы хотели забрать билет. - Про револьвер я решил не говорить.
- Это было предупреждение, Кейн. Если бы мы хотели вас убить, вы из кафе бы и шагу не сделали. Но в следующий раз я найду кого-нибудь получше сегодняшних идиотов. Я недооценил вас и переоценил их. Больше такая ошибка не повторится.
- Рад слышать. Я тоже ошибок не допущу.
- Надеюсь, это надо понимать так, что завтра вы будете на борту. Гарантирую, по пути с вами ничего не случится.
- Звучит обнадеживающе, но мне почему-то кажется, что вы не человек слова. У меня свои планы, мистер Поуп, и вы услышите о них, когда темной ночью я трону вас за плечо. Вот тогда, может быть, мы и потолкуем.
Смех на другом конце прозвучал пугающе искренне.
- Поуп? - хохотнул он. - Какой еще, на хрен, Поуп?
Незнакомец повесил трубку, а я еще долго стоял, глядя в стену и думая, что чертовски многого не понимаю.
Глава 12
Я проспал три часа, а когда проснулся, чувствовал себя так же дерьмово. Желудок угрожающе урчал. Поднявшись - с тяжелой головой, но зато живой, - я выпил стакан воды из-под крана, оделся и отправился на поиски чего-нибудь съестного. Уже стемнело и похолодало.
Неподалеку от отеля на глаза мне попался "Бургер кинг". В другое время я, может быть, и прошел бы мимо, но не сейчас. Парень за стойкой поразительно походил на филиппинца, но уточнять я не стал и заказал большой гамбургер с диет-колой.
Я поел наверху, где никого больше не было, и полностью уложился в две минуты. Не могу сказать, что еда была такая уж вкусная, но, как известно, голод - лучшая приправа. Потягивая за столиком колу, я достал из кармана мятую вырезку из газеты.
Автором статьи, опубликованной 3 ноября, то есть больше месяца назад, была некая Эмма Нилсон, репортер отдела журналистских расследований "Лондонского эха". Речь шла о том, что со времени двойного убийства в кафе "Кларкен-уэлл" бывшего офицера полиции Ислингтона ставшего инспектора Азифа Малика и жителя Ислингтона, неоднократно судимого Джейсона Хана минула неделя, а полиция, похоже, так и не сдвинулась с места в расследовании. Автор называла старшего инспектора Малика "одним из самых талантливых офицеров, представляющих национальные меньшинства", и, указывая на его быстрое продвижение вверх по служебной лестнице, не исключала возможности того, что однажды он мог бы занять должность начальника столичной полиции. Приведенные в статье факты соответствовали действительности, но последнее предположение Эммы Нилсон представлялось мне притянутым за уши. Азиф Малик был на редкость хорошим полицейским - никто с этим и не спорил, - но до высших чинов оставался еще очень и очень долгий путь.
Впрочем, журналистов редко интересуют только факты - им нужны захватывающие истории. Последние недели я внимательно следил за ходом расследования в Интернете и мог сделать вывод, что это дело привлекло особенное внимание Эммы Нилсон. Она посвятила ему не одну, а три статьи, и если первая сводилась лишь к рассказу о жизни и карьере Азифа Малика, то в двух последующих рассматривались возможные мотивы преступления. В общем и целом они сводились к его работе в ЦУ, где Малик занимался расследованием деятельности банды наркоторговцев, ввозившей в страну героин, и организованного сообщества педофилов. Впрочем, не забыта была и его предшествующая работа в спецотделе-7 Скотланд-Ярда, за время которой Малик нажил себе немало врагов среди криминальных элементов северного Лондона. Неудивительно, что список подозреваемых мог занять не одну страницу, но в последней из опубликованных статей мисс Нилсон сосредоточила внимание на одной конкретной шайке. Возложив на ее вожака ответственность за несколько убийств, она, однако, не назвала его имени, но зато выдвинула предположение, что он может получать помощь от кого-то из полицейских, входящих в состав следственной группы. "Что могло свести вместе Малика и Хана? Почему сто с лишним детективов до сих пор задаются этим вопросом и не могут дать ответ? Может быть, среди них есть такие, кто не хочет его искать?" - так заканчивалась последняя статья.
Намек на коррупцию в полицейской среде был более чем прозрачен. Разумеется, выступая с заявлениями подобного рода, отважная мисс Нилсон вряд ли могла рассчитывать на симпатию следователей, но, с другой стороны, от нее и не требовалось раздавать им комплименты. К тому же во времена, когда под маской служителя закона мог скрываться работающий за деньги киллер, подобные обвинения отнюдь не звучали нелепо и абсурдно. Что же касается меня, то я точно знал, что преступники имеют своего человека в полиции. Именно он уведомил своих сообщников, что Билли Уэст по кличке Ловкач попал под подозрение.
В общенациональных газетах много писали о Малике и Хане (хотя и не в столь полемическом тоне, как это делала мисс Нилсон), но время шло, старые истории вытеснялись новыми, и интерес к давнему делу постепенно таял, тем более в отсутствие какого-либо прогресса в ходе расследования. Статьи становились все короче; передовые, восхваляющие доблесть и жертвенность противостоящих беззаконию отдельных полицейских, исчезли; жизнь шла своим чередом.