* * *
- Федор Петрович, очнулись? Ну вот и хорошо. Как Вы себя чувствуете? - Открыв глаза, Минк уставился на мужчину средних лет в белом халате, очках и со стетоскопом на груди.
- Где я? - Федор попытался приподняться, однако сильная режущая боль в животе мгновенно заставила его отказаться от этой затеи.
- Не надо делать таких резких телодвижений, Вы ведь только после операции. Находитесь Вы во второй Центральной клинической больнице, в отделении реанимации. Я - начальник отделения и по совместительству Ваш лечащий врач, Берсенев Игорь Анатольевич, кандидат медицинских наук…
Федор все вспомнил. Сколько же времени он находился без сознания? И откуда врач знает его имя и отчество?
- Игорь Анатольевич, когда я поступил и откуда у Вас мои данные?
- Вы поступили сегодня ночью на "Скорой", с одиночным проникающим колото-резаным ранением брюшной полости. Я сделал операцию - слава Богу, угрозы для жизни уже нет и шанс развития перетонита тоже невысок. Но Вы потеряли достаточно много крови. Вы - везунчик! С такими ранениями не многие выживают.
- Откуда Вы знаете, как меня зовут?
- При Вас были документы. Они вместе с бумажником лежат на Вашей тумбочке. Кстати, там два паспорта, один на имя Федора Петровича Минка, а второй на другое лицо.
К горлу подступил ком: - А с чего Вы решили, что я именно Минк, а не то, другое лицо?
Врач снял очки и прищурился: - А кто Вам сказал, что я что-то решил? Я лишь предположил. А сделал я такое предположение потому, что Вы в горячке перед операцией бредили и называли себя Федором. Дескать, хрен вы, извиняюсь за выражение, Федора возьмете. А того, другого, на чье имя второй паспорт, зовут совсем по-другому. Значит, Вы знаете или предполагаете, кто мог на Вас покушаться. Федор Петрович, покушение на Вас - это явный криминал и я вынужден сообщить об этом в милицию.
- Доктор, - Минк огляделся, в палате кроме них никого не было, - там, в бумажнике, должны лежать полторы тысячи долларов. Я Вас прошу не сообщать…
- Это исключено, я в тюрьму из-за Вас садиться не собираюсь.
- Вы не дослушали! Я прошу Вас немного повременить с этим. Сообщите завтра, мол, закрутился, операции там и все такое. А я обещаю, что за это после моей выписки Вы получите еще столько же.
Немного поразмыслив, Берсенев ответил:
- Хорошо, я согласен, но вот из приемного отделения могли уже сообщить. Хотя вряд ли, у нас никто лишние заботы взваливать на себя не хочет. Я сообщу завтра с утра. А Вам, Федор Петрович, спасибо, всегда приятно иметь дело с деловым человеком! До завтра!..
* * *
Твою мать, надо же было так облажаться! Да, недооценил он Минка. Говорил же ему Витюха - возьми волыну, и дело с концом. Но нет, он решил аккуратно ножичком "сделать", по-тихому. Вот и сделал на свою голову…
Андрей Стручков с погонялом Паяльник быстрым шагом вышел из подъезда на улицу. Нож он не выбрасывал - это палево. Менты могут зацепиться за этот вещдок, и чего доброго, эта ниточка сможет привести их прямо к нему. Нет уж, пусть пока остается при нем, потом выбросит где-нибудь в подходящем месте - и концы в воду. Хотя, с другой стороны, таскать нож, при помощи которого ты покушался на жизнь человека и на котором остались следы его крови - палево ничуть не меньшее. Но это при условии, если прямо сейчас неким волшебным образом перед ним образуется наряд ППС, а следом за ним выбежит раненый Минк и толпа свидетелей, которые укажут на него, как на лицо, совершившее преступление. А это вряд ли. Хотя поторапливаться нужно.
Он хотел было спрятаться, чтобы запомнить номера машины "Скорой". По ним он сможет узнать, в какую больницу доставят Минка. Но передумал. Ему в голову вдруг пришла другая мысль. Завтра он выследит Тумеля, который обязательно поедет навестить раненого шефа, и кончит их обоих.
Паяльник осторожно осмотрелся. Впереди, метрах в тридцати, под фонарем стояло такси. Больше ничего подозрительного он не увидел. Неторопливым шагом, стараясь не поворачивать лицо в сторону машины такси, он дошел до своего "Джип Гранд-Чероки", стоявшего чуть поодаль, и также неторопливо, стараясь не привлекать к себе внимания, вырулил на оживленную улицу.
После разговора с Мыльниковым в ресторане он решил убрать Минка и Тумеля своими руками. Необходимо было поднимать свой сильно пошатнувшийся в глазах братвы авторитет. Ведь если этого не сделать, то его позорный косяк может стать достоянием бандитской общественности, чего допустить никак нельзя. Рано или поздно Витюха наедет на Минка, прольется кровь, и еще неясно, каким боком все это может вылезти для него самого. Да и двести штук баксов, которые ему обещал Мыло, тоже не лишние. Кстати, деньги он уже получил, они в надежном месте.
Вечером того же дня, когда он разговаривал с Мылом, он перетер и с Витюхой. Узнав, что Паяльник хочет завалить Минка и Тумеля, Витюха дал добро. Мол, твой косяк, ты и исправляй. Только узнав, что он собирается идти на дело с ножом, неодобрительно покачал головой. С пушкой, по его мнению, было надежней. Но Паяльник слышал, что недавно был случай. Кто-то из Гольяновской братвы решил грохнуть непокорного коммерса в подъезде его дома из пистолета. Грохнуть-то он его грохнул, но именно в этот момент мимо этого подъезда проезжала машина патрульно-постовой службы. Менты были с автоматами и услышали выстрелы, доносящиеся из подъезда. Браток вступил с ними в перестрелку и из него сделали решето. Вот так.
Паяльник набрал номер Мыльникова. Рассказав о неудавшемся покушении, он потребовал найти адрес дома, в котором проживал Тумель, а также марку его автомобиля и номер регистрационного знака. Через час, сидя в ресторане, Паяльник записывал информацию, которую диктовал ему Мыльников. Завтра утром он прямо от дома Тумеля сядет тому на хвост. А для надежности возьмет с собой "Калаш" с парой магазинов.
* * *
Федор понимал, ему нужно бежать. Но как? Всего полсуток назад ему, запихав кишки назад, зашили живот, он потерял много крови - и бежать? А вдруг по дороге швы разойдутся? Тогда ему конец. Да и, собственно, куда бежать? Но и оставаться было нельзя. Его элементарно могли добить прямо здесь, вот на этой самой кровати. Как его вычислили? Чей это был человек: Мыльникова или из Северово? Если даже его не убьют, завтра с утра сюда примчится опергруппа, ведь против него возбуждены два уголовных дела. В Северово и здесь, в Москве. В таком случае долечиваться ему придется в тюремной больничке.
Невероятным усилием он встал с кровати. Голова кружилась, перед глазами летали белые мухи, ноги и руки тряслись, но Федор поставил себе задачу - несмотря ни на что, начать ходить.
Поначалу он, еле бредя, сходил в туалет. После поставленной медсестрой капельницы ему стало лучше и он даже умудрился выйти в из отделения в холл. Пообщавшись там с одним из пациентов соседнего неврологического отделения, он узнал, что реанимация находится на втором этаже, а внизу, прямо под ней, приемное отделение, куда поступают больные и откуда они распределяются по другим отделениям. От избытка свободного времени и желания с кем-нибудь поговорить его собеседник стал рассказывать, как долго его оформляли в приемном покое при поступлении. Минкуже хотел было откланяться и идти к себе, но вдруг остановился, так как болтливый рассказчик сообщил, что в приемном отделении, рядом с туалетом, где поступающие сдают анализы, есть запасной выход во двор больницы. Туда вроде как подвозят тяжелых больных на "неотложке", чтобы не ломиться через центральный вход в стационар.
- Вы ничего не путаете? - прищурился Федор.
- Да Вы что? Нет, конечно! Сам видел, когда банку с мочой на столик ставил, - обиженно ответил собеседник.
Вернувшись в палату, Федор позвонил Тумелю и, рассказав ему о том, что приключилось, попросил подъехать к нему в больницу к десяти часам вечера, прихватив ботинки, одежду и деньги.
За пятнадцать минут до отбоя, который был в десять часов вечера, Минк аккуратно, стараясь не привлекать к себе внимания, вышел в холл, откуда осторожно спустился вниз по лестнице и доковылял до приемного покоя.
- Мужчина, Вы куда? - Прямо перед ним вырос врач из дежурного отделения.
- Да я, это, в туалет сходить решил, - побледнел Федор.
- Вы оформляться пришли? Самообращение? А почему на Вас больничная пижама?
- Ну, да, - промямлил Минк. Он был на грани провала.
- Та-а-к, давайте-ка, проходите вон в тот кабинет, а я сейчас приду, будем разбираться! - нахмурился эскулап.
- Антон Павлович, ну где же Вы, Петроченкова срочно нужно в реанимацию, - из дальнего конца коридора закричала медсестра, - у него явно обширный инфаркт!
- Да бегу я уже, отойти человеку в укромное местечко не дадут, - насупился врачеватель.
Используя ситуацию, Федор Петрович быстро нашел туалет и дверь рядом с ним, над которой висела табличка с надписью "запасный выход". Он дернул дверь. "Слава Богу!" - дверь открылась и ему в нос сразу же ударили ароматы свежего майского воздуха. Стемнеть еще не успело, и он без особого труда нашел дорогу к воротам входа в стационар, где его уже ждал Тумель…
Саня приметил его еще издалека, пока он ковылял до КПП. Машину Тумель заранее подогнал прямо ко входу, а охраннику дал на лапу пятьдесят долларов, чтобы без проблем забрать шефа из лечебного учреждения.
- Федя, привет, как ты?! - Тумель решил было помочь Минку забраться на переднее пассажирское сидение, но тот лишь вяло махнул рукой - сам, мол, заберусь, ничего страшного.
- Ничего, Бог даст, жив буду.
Обогнув машину, Тумель открыл дверь. В это время Минк услышал резкий визг тормозов проезжавшей мимо машины. Он еще не успел ничего понять, когда отрывисто застрекотал автомат и пули градом забарабанили по их машине, пробивая насквозь корпус, кроша стекла и впиваясь в человеческую плоть. Последнее, что увидел Федор, была маленькая иконка Божией Матери "Умиление", которую Тумель прикрепил к передней панели. Ему показалось, что из-под прикрытых глаз Богородицы потекли слезы…
Глава третья
Воскресенье, 12 июля 2009 года.
Хорошо быть богатым. А еще лучше богатым и здоровым. Почему, когда человека поздравляют, то первым делом желают ему здоровья, а уже потом все остальное? Да потому, что без здоровья, как без воды - и не туды и не сюды. Такие мысли первым делом посетили его голову, когда Василий проснулся. Воскресное утро, на часах всего семь, а он чувствовал себя свежим и отдохнувшим. Не в пример тому состоянию, в котором он находился вчера. Рывком оторвав свое здоровое и сильное тело от кровати, Василий энергично сделал короткую, но интенсивную зарядку и пошел принимать водные процедуры.
В голове крутилась мысль: с чего ему начать свое расследование.
Первым делом, по его мнению, следовало отработать версию причастности Мыльникова к убийству Минка. Уж у кого, а у этого человека мотив был железобетонный: месть и желание во что бы то ни стало сохранить украденные у Минка активы.
Однако Василию не давало покоя то, что накануне смерти Минка-младшего, на вечеринке его жене, Марине Светловой, стало плохо. Это показалось Василию очень подозрительным. Если это совпадение, то очень странное и требующее проверки.
Получается - если Светлова действительно была отравлена, то убийца или его сообщник были в числе приглашенных на вечеринку гостей.
Если же она притворялась, то зачем? Может, потому что боялась случайно угодить под пулю снайпера? Ведь если разобраться, то и у нее был очень серьезный мотив для того, чтобы отправить мужа к праотцам.
Ей - двадцать девять, ему - пятьдесят, детей у них нет. Кстати, нужно выяснить, почему. В случае смерти мужа Светлова становилась единственной наследницей всего его немалого состояния. Естественно, что так по закону. А если было завещание? Если оно было, то неизвестный наследник тоже мог быть заинтересован в скорейшем уходе Федора Петровича из этого бренного мира. Василий подумал, что надо будет обязательно посетить нотариуса. Вдруг что-то удастся узнать.
Однако первым делом он все же решил навестить Светлову. Вдруг у нее есть любовник, и они решили избавиться от мешающего их счастью мужа? Если это так, то Светлова, состоя в сговоре с убийцей и по совместительству своим любимым человеком, могла либо притвориться на вечере, что ей плохо, либо подсыпать какой-нибудь гадости себе сама. А что, очень даже может быть. По крайней мере, эта версия показалась Василию очень перспективной, и он решил начать свое расследование именно с нее.
Номера мобильного Светловой у него не было. Домашнего телефона Федора Петровича он тоже не знал, а беспокоить из-за такой мелочи Степана Минка не хотелось. К тому же, Василий сам хотел поговорить со Светловой.
* * *
Он влюбился. Никогда раньше он не испытывал такого сильного и глубокого чувства. Влюбился в Марину Светлову, вдову своего убитого подзащитного. Так бывает. Встретил человека, посмотрел на него, вроде ничего особенного. Ну да, красива, ну да - талантлива. Ну и что? Ведь она замужем, и не просто замужем, а за твоим подзащитным. И думать забудь! Но, как говорится, сердцу не прикажешь. Сейчас Минка нет, а красавица Марина перед ним. За открытой на его звонок входной дверью.
- Здравствуйте, Марина! - сглотнул Василий. Его сердце замерло. Как же она хороша! Несмотря на раннее утро, Светлова была одета так, будто прямо сейчас собиралась выйти на сцену. Разве только бального платья на ней нет. Роста она невысокого, однако высокие каблуки новых модных туфель, красующихся на стопах ее точеных ножек, делают ее существенно выше. Дорогие колготки телесного цвета с витиеватым узором и шортики-мини подчеркивают стройность и красоту Марининых ног, а романтичная сорочка с ажурным декольте, выполненная в красном цвете, подчеркивает большую, красивую грудь и стройность фигуры ее обладательницы. Прямые длинные черные волосы водопадом спадают на спину до самых ягодиц. Красивое, скуластое, чуть надменное лицо с умело нанесенным макияжем почти наверняка притягивает к себе восхищенные мужские взгляды. Она явно куда-то собиралась…
- Здравствуйте, э-э… Василий, Вы ко мне? - Она выглядела удивленной.
- Да, к Вам, - чуть зардевшись и глядя ей в глаза, ответил Кравчук.
- Проходите, - едва заметно пожав плечами, пригласила она. - Я собиралась сейчас уйти, но так и быть, думаю, минут десять-пятнадцать для Вас выкрою. Она смотрела на Василия изучающе, стараясь понять, что именно привело его к ней.
Пройдя за хозяйкой через довольно узкий для квартир такого класса коридор, Василий оказался в просторном холле с панорамным видом на Москву. Видимо, окна выходили на восток, поэтому утром это помещение было залито солнцем. Посреди комнаты, выгнутый полумесяцем, стоял большой новый диван из светлой кожи, чуть в стороне маленький чайный столик. Больше, как ни странно, мебели в этом помещении не наблюдалось. Если, конечно, не считать большое белое трюмо с огромным зеркалом, стоявшее возле окна у правой стены. Слева на стене висел огромный плоский телевизор, над которым находился целый иконостас. Справа, сразу за коридором, из которого вышел Василий, он заметил лестницу, ведущую на второй уровень.
Кравчук незаметно осмотрелся и не заметил признаков присутствия охраны или домработницы. Похоже, в квартире, кроме него и хозяйки никого не было. По крайней мере, на первом этаже. По предложению Светловой он уютно расположился на диване, напротив нее. В комнате было довольно прохладно, работал кондиционер. Еще бы хозяйка квартиры присела к нему на колени, но он старался гнать эти мысли прочь.
- Итак, я Вас слушаю, - она заинтригованно повела бровью.
Василий заерзал на приятно проскальзывающей кожаной поверхности стильного дорогого дивана. Марина была столь соблазнительна, от нее так приятно пахло свежевымытыми волосами и дорогими духами, что у него перехватило дыхание. Она смотрела на него насмешливо. Казалось, что она вот-вот расхохочется, видя его стеснительность и нерешительность. Она знала силу своей красоты и была уверена в собственной неотразимости. Василий же, наоборот, был скован и чувствовал себя неуверенно рядом с этой роскошной и богатой молодой женщиной.
Волевым усилием он привел мысли в порядок, а с первыми же своими словами обрел прежнюю уверенность в себе.
- Марина, - обратился он к ней, - я хотел бы задать Вам несколько вопросов, касающихся того вечера накануне смерти Вашего мужа. - Он решительно посмотрел ей в глаза и заметил некое беспокойство. - Предвидя вопрос о том, какое право я имею Вас допрашивать, скажу, что меня попросил провести расследование гибели Федора Петровича его брат, Степан Петрович Минк. И это не допрос, а скорее беседа. Вы не против?
- Я вся внимание, - перебила Светлова, мазнув по нему взглядом. - Вы же, как я слышала, бывший следователь, значит, Вам можно, а я, так и быть, отвечу на все Ваши вопросы. Только по существу и, желательно, побыстрее. Она поднялась со своего места и направилась на кухню. - Вам чай, кофе?
- Чай. - Кравчук дождался, пока она поставит чайник и вернется на место, и продолжил. - Скажите, почему Вы уехали с того вечера раньше времени?
- Мне стало плохо. Вас устраивает такой ответ? - с язвительной насмешкой в глазах ответила она.
- Не совсем, - Василий впился в нее внимательным взглядом, - что случилось после того, как Вы отыграли и танцевали со мной? Я ведь заметил, что Ваше самочувствие ухудшилось после этого.
Она сверкнула глазами. Видно было, что этот вопрос ей неприятен. Откинувшись на спинку дивана, она заложила ногу на ногу.
- Да, мне резко поплохело сразу после выступления, - она с вызовом глянула на Василия, - меня пробил понос. - Она стала заводиться. - Я удовлетворила Ваше любопытство, господин сыщик?
- Частично, - Василий сдерживал себя, чтобы не рассмеяться. Этого допустить было нельзя. И не только потому, что на этом допрос, скорее всего, прекратится. Для него важнее было другое. Эта женщина ему нравилась. И чем сильнее она злилась, тем сильнее.
Сохраняя невозмутимый вид, он продолжил:
- Вас отравили?
- Думаю, да. И произошло это, скорее всего, пока я играла. Кто-то подсыпал мне какой-то гадости в вино. Возможно, это было слабительное.
Кравчук удовлетворенно кивнул, поощряя собеседницу к дальнейшим откровениям:
- Скажите, Вам звонил кто-нибудь в тот вечер, до того, как Вы узнали, что Федора Петровича не стало?
- Нет, никто.
- Может быть, Вы звонили кому-то?
- Нет, я тоже никому не звонила. Состояние, знаете ли, не позволяло кому-либо звонить, - начала раздражаться она.
- Как Вы узнали о смерти мужа? - спросил Кравчук.
- Где-то в час ночи в дверь позвонили работники милиции и сообщили, что Федя мертв.
- Что было дальше?
- Дальше? - В ее голосе зазвучал металл. - Дальше меня допрашивали.
Я надеюсь, хоть Вы не подозреваете меня в том, что это я сама себе подсыпала слабительное, чтобы обеспечить алиби, - надула губки Светлова.
- А что, Вас в этом подозревает следствие? - удивленно вскинул брови Кравчук.
- По крайней мере, молодой человек, который меня допрашивал, не постеснялся меня об этом спросить, - пренебрежительно фыркнула она.
- По его версии, я могла быть заказчицей убийства мужа, чтобы завладеть его наследством. Бред!