Она была на удивление спокойна. "Точнее было бы сказать, совершенно убита", – подумала она, но голос ее звучал твердо:
– У меня для тебя новость. Ты нужен у "Башни мира".
Она подошла к телевизору и включила его. Тут же появилась отчетливая картинка – площадь, пожарные машины с лестницами, люди в форме – вся эта организованная сумятица. Зиб убрала звук, и в комнате стало тихо.
– Мне звонил Нат. Он пытается тебя найти. Патти там с ним и сказала, что я могу знать, где ты.
– Ах, так, – сказал Поль. И все. Смотрел на немую картинку на экране, – Что происходит?
– Он мне только сказал, что в Башне пожар, что Берт Макгроу в больнице с инфарктом, что сотня людей отрезана в банкетном зале и что ему кое о чем с тобой нужно поговорить.
Это все? Могла что-то забыть, но эти слова она неустанно повторяла с того момента, как Нат повесил трубку.
– Отрезаны... – Поль повторил только одно это слово, не спуская глаз с экрана. – Это значит, что лифты не ходят. Это значит, что здание обесточено.
Он взглянул на Зиб: – А что он хочет от меня?
– Не сказал.
На лице Поля появилась загадочная усмешка:
– Он ничего больше не говорил?
Зиб закрыла глаза и покачала головой, прокручивая в уме весь разговор. Потом открыла глаза. Поль показался ей чужим и равнодушным человеком, которого все это не касается.
– Нат сказал: "Где этот засранец? Если не знаешь, то найди его. И пошли его сюда. И галопом! "
Поль ответил: "Ну, ну! " – и загадочная улыбка стала шире.
– Я ответила ему, – продолжала Зиб, – что он никогда в жизни так со мной не разговаривал.
– Ну и...?
– Он сказал, что это было ошибкой, что ему, видимо, следовало регулярно драть мою породистую задницу.
"Как маленькую девочку, – подумала она, – как избалованную маленькую девочку, которой слишком долго позволяли делать что угодно".
– Так что хорек уже в курятнике, как говорят англичане, – сказал Поль.
"Неужели она когда-то смеялась подобным шуткам? Ну, не важно".
– Сейчас не время для шуток.
- Да? А для чего? Для упреков?
Поль снова бросил взгляд на экран, на крохотные суетящиеся фигурки.
– Я там ничем не смогу помочь. Ничем. – Он снова смотрел на Зиб, – Как сказал бы Шекспир, "из ничего и выйдет ничего".
– Но ты мог бы попытаться. Они-то пытаются.
– Это одна из тех банальных истин, которыми я уже сыт по горло, – ответил Поль. – "Если не получается, пробуй снова и снова". Цитирую Дэвида Брюса с его пресловутым пауком. Я думаю, что В. С. Филдс сказал немного лучше: "Если тебе не повезло, оставь это и не будь дураком".
Зиб спросила:
– Так ты знаешь, что случилось? Ты это хочешь сказать?
– Откуда я могу знать?
– Но ведь ты сказал...
– Господи, но ведь это просто цитата...
– Я думаю не так...
– За твои мысли я гроша ломаного не дам. - Голос Поля был холоден. – Ты прелестна, иногда с тобой забавно, и ты очень хороша в постели, но мышление – не твоя область.
"О Боже, – подумала Зиб, сцена, как из плохого спектакля! Совершенно нереальная. Бульварная литература, перенесенная в жизнь". Но его слова она воспринимала не как смертельный удар, а как пощечину. Где же осталась боль?
– Ты мне льстишь, – сказала она.
– Мы с самого начала договорились...
– Что это только развлечение, – ответила Зиб. – Разумеется.
– Только не говори, что ты начала все принимать всерьез.
"Подлец, – подумала она, – он явно доволен ситуацией".
– Нет, тебя просто нельзя принимать всерьез. – Она умолкла и бросила взгляд на экран. – А теперь тем более, – она взглянула ему прямо в глаза. – Ты же участвовал в строительстве, я знаю. Поль Саймон и компания, подрядчики по электрооборудованию. Это твои делишки?
Она помолчала, раздумывая и вспоминая:
– Как-то ты мне сказал, что Нат окажет тебе услугу, ничего об этом не зная. Было такое?
– Дурацкий вопрос не заслуживает даже дурацкого ответа.
Поль подошел к телевизору и выключил его.
– Ну, спасибо, все было замечательно. То, что было раньше. – Он подошел к дверям, – Мне будет недоставать уютной атмосферы этого отеля.
Его рука уже лежала на ручке двери.
– Куда ты?
– Зайду кое к кому, – ответил Поль. – А потом, скорее всего, пойду домой.
Двери за ним бесшумно закрылись.
Зиб неподвижно замерла посреди комнаты. "Непостижимо, невероятно", – вот какие слова приходили ей в голову.
Она отогнала их, чтобы разобраться во всем позднее, подошла к кровати, плюхнулась на нее и сняла трубку. Ей не нужно было вспоминать номер. За все эти годы она достаточно хорошо запомнила телефон канцелярии.
Нат был там. Зиб говорила спокойно, без тени волнения:
Я передала Полю твои слова.
– Он придет?
– Нет, – И после паузы. – Мне очень жаль, Нат. Я пыталась.
– Куда он пошел?
В его голосе звучало что-то, чего Зиб раньше никогда не замечала. Назовите это решимостью, силой или как угодно. Теперь это в нем было главным.
– Сказал, что зайдет к кое-кому. А потом отправится домой.
– Хорошо, – сказал Нат.
– Что ты собираешься делать?
– Его заберут. Ты имеешь что-нибудь против?
Зиб молча покачала головой. Ничего против она не имела.
– Он все видел по телевидению. И я передала ему твои слова. - Она снова помолчала. – Он сказал, что ничем не может вам помочь.
Голос Ната звучал тихо, но уверенно.
– Ну что ж, все вместе взятое, это говорит достаточно о многом, – сказал он и повесил трубку.
Отвернувшись от телефона, Нат обвел взглядом трейлер: там был Браун и два командира пожарных частей, потом Гиддингс, Патти, Поттер и он сам.
– Саймон, – сообщил он, – увидел все, что ему было нужно, по телевидению. Не знаю, может он нам помочь или нет, но думаю, что мог бы понадобиться здесь.
– Если он вам нужен, то мы его доставим, – ответил Поттер.
Гиддингс сказал:
– И что гораздо важнее, если Льюис уже закончил свои расчеты, то нужно послать несколько человек и выяснить, нельзя ли подать напряжение хотя бы на один лифт.
Нат щелкнул пальцами:
– Его бригадир... как же его зовут? Пит? Пат Харрис.
Он взглянул на Гиддингса и увидел, что тот понял, а для Брауна объяснил:
– Нам нужен он. И несколько его людей. Возможно, это поможет, возможно нет, но стоит попробовать. – Он помолчал. – Но Харрис нам нужен и по другой причине. Саймон не делал изменений собственноручно. Харрис должен о них знать.
Патти откашлялась. Она оказалась в этом мужском мире одна и немного робела, но здесь ей было хорошо. "Сколько строек прошла она вместе с отцом? Сколько раз сидела в таких же трейлерах, прислушиваясь к разговорам и дожидаясь, когда же кончатся технические дебаты и они вместе отправятся куда-нибудь? Сколько сведений она при этом неосознанно впитала? "
– Есть еще кое-кто, знающий обо всех изменениях, – сказала она и тут же запнулась, но потом продолжила: – Инспектор, который принимал работу. Кто он?
Нат тихо повторил:
– Умница девочка.
Гиддингс сказал:
– Ну, это мы выясним, черт возьми, и притащим этого говнюка сюда. Я его знаю в лицо. Зовут его... – он долго вспоминал, – Гарри. Как дальше, не знаю, но выясню.
16
17.01 - 17.11
Мэр Боб Рамсей вышел из канцелярии в поисках своей жены. Он нашел ее, одиноко стоящую у окон, выходящих на широкую сверкающую реку. Когда он подошел, она улыбнулась: – Ты такой серьезный, Боб. Действительно все так плохо, как намекал Бент?
– К сожалению, да.
– Ну, вы что-нибудь придумаете.
– Нет. – Мэр покачал головой. – Думать придется специалистам – Бену Колдуэллу, его парню, там внизу, или Тиму Брауну.
Он помолчал, криво улыбаясь:
– А все приказы будет отдавать Бент, а не я.
– Но это твой город, Боб.
Он снова возразил, покачав головой:
– Бывают минуты, когда человек должен признать чужое превосходство. Тут мне с Бентом не сравниться.
– Это глупости, – нежно улыбнулась Паола. – А если ты не выбросишь из головы такие мысли, я рассержусь. Ты лучше всех, кого я когда-либо знала.
Рамсей помолчал, глядя на реку, словно она его завораживала.
– Бент сегодня обронил одно замечание. Он заявил, что это здание – еще одно стадо динозавров. – Он улыбнулся жене. – В этом есть доля правды. Возможно, у меня было слишком много работы и просто не хватило времени это осознать.
– Я тебя не понимаю, Боб.
– Так ли почетно построить что-то, самое крупное в мире? Крупнейшую пирамиду, или корабль, или самое большое здание? Или, если уж зашла речь, самый большой город. Динозавры тоже были крупнейшими, и в этом была их погибель. Это точка зрения Бента.
Он покачал головой:
Нет, критериями должны быть целесообразность и качество, и прежде всего, необходимость. Нам это нужно? Это в наших силах? Вот два вопроса, которые нужно бы всегда задавать в самом начале и ответы на них записывать несмываемыми чернилами и большими буквами, чтобы не забывались.
– А ты этого не сделал? – спросила Паола.
– Я допустил, что этого не сделал город. Нужно ли ему такое здание? Ответ – нет. Конторских помещений вполне достаточно. Более чем достаточно. И я мог всему этому помешать. Вместо этого я оказывал всяческую помощь, которую только может предложить мэрия. Другая причина – тщеславие, ну как же, здание, которое поразит весь мир!
– Но так и будет, Боб.
Мэр открыл рот, но передумал и промолчал, только уронил: "Возможно".
Не имело смысла преждевременно оглашать приговор.
Паола продолжала:
– Тридцать пять лет кое-что да значат, Боб. За эти годы можно как следует узнать человека. Вот я стою с тобой, размышляю и знаю, что у тебя в голове. – Она улыбнулась. – Тут ведь есть телефоны. Мы могли бы воспользоваться одним из них, как ты думаешь?
Мэр нахмурился.
– Мы могли бы позвонить Джилл, – продолжала Паола. – Она хотела посмотреть репортаж об открытии. Будет страшно беспокоиться.
– Это хорошая мысль. – Он уже улыбался той мальчишеской улыбкой, которую так хорошо знали избиратели. – По крайней мере, хоть ее успокоим.
– Я не совсем это имела в виду, – ответила Паола.
– Тогда подождем. – Мальчишеская улыбка тут же исчезла. – Нет никаких оснований для паники.
– Для паники нет, Боб, но настало время перестать делать вид, что все идет как надо. Те вертолеты – что они могут? Те пожарные, о которых Бент говорит, что они идут вверх по лестницам... – Паола покачала головой. Ее улыбка была нежной и даже понимающей, но голос выражал несогласие. – Последняя безумная попытка покорения вершины Эвереста – зачем? Чего они хотят достичь?
– Черт возьми, – ответил мэр, – человек так просто не сдается.
– Я тоже не сдаюсь, Боб.
– Возможно, я тебя не понял, – медленно сказал мэр, – но что тогда ты хотела сказать Джилл?
– В основном всякие пустяки.
– Что ты именно хотела сказать?
Паола иронически улыбнулась, однако ее улыбка тут же исчезла, и Паола тихонько ответила:
– О’ревуар. Я хотела бы еще раз услышать ее голос. Хотела, чтобы она слышала наши голоса. Хотела сказать ей, где в нашем огромном доме лежит фамильное серебро – серебро бабушки Джонс. Хотела, чтобы она знала, где некоторые мои драгоценности, часть из них подарил ты, часть в нашей семье уже несколько поколений - они в сейфе в филиале "Ирвинг траст" на углу Сорок второй улицы и Парк-авеню, и что ключ в моем туалетном столике. А кроме этих материальных проблем я бы хотела, чтобы она знала, что не обманула наших надежд, хотя и развелась. Чтобы поняла, что мы знаем, каким адом были для нее бесконечные телекамеры, репортеры и микрофоны в доме, из-за которых и нам, знающим жизнь, было тяжело сохранить реальный взгляд на вещи, а тем более ей, почти ребенку, с самого начала привыкшей видеть мир как конфетку, которая принадлежит ей еще до того, как она это заслужила. И что человек все должен заслужить сам. Хочу, чтобы она была счастлива, чтобы нашла свою судьбу, и потому ей будет лучше, что нас не станет, потому что не будет убежища, куда она сможет спрятаться, где может плакать и жаловаться. Но больше всего я хочу, Боб, чтобы она знала то, что есть и всегда было правдой, – что мы ее ужасно любим, что мы счастливы, что она у нас есть и что сейчас, попав в дурацкую западню здесь, наверху, мы думаем только о ней. Наверно, ей это немного поможет, прибавит ей больше сил, чем когда-либо до сих пор.
Паола замолчала:
– Это кое-что из тех пустяков, о которых я хотела с ней поговорить, Боб. Или не стоит?
Мэр взял ее под руку, голос его звучал нежно.
– Пойдем, поищем какой-нибудь телефон, – ответил он.
Кэрри Уайкофф нашел сенатора Петерса, опиравшегося о стену и разглядывавшего зал.
– Я смотрю, вы совершенно спокойны, – заметил конгрессмен. Это прозвучало как обвинение.
– А что вы предлагаете? – спросил сенатор. – Произнести речь? Собрать комиссию? Составить заявление или передать дело в суд?
Он помолчал, а потом совсем иным тоном продолжал:
– Или позвонить в Белый дом, свалить всю вину на власти, а потом позвонить Джеку Андерсену и рассказать ему, как тут идут дела?
Уайкофф возмутился:
– Вы и Бент Армитейдж обращаетесь со мной, как с мальчишкой, у которого еще молоко на губах не обсохло.
– Это, наверное, потому, сынок, – ответил сенатор, – что вы иногда ведете себя именно так. Не всегда, только иногда. Как, например, сегодня. – Он обвел взглядом зал. – Здесь полно глупцов, которые понятия не имеют, что происходит. Вам уже доводилось видеть панику? Настоящую панику? Толпу, охваченную животным ужасом?
– А вам? – спросил Уайкофф и тут же подумал, что вопрос этот излишен. Джек Петерс никогда не вступал в дискуссию с незаряженным револьвером.
– В шестьдесят четвертом году я был в Анкоридже, когда произошло землетрясение, – сказал сенатор и после паузы продолжал: – Вы никогда не попадали хотя бы в небольшое землетрясение? Нет? Мне кажется, это ни с чем не сравнимо. Человек всегда считает землю чем-то надежным, неизменным и безопасным. И когда она начинает колебаться под ногами, то спасения искать негде. – Он махнул рукой. – Но Бог с ним. Да, я уже пережил панику. И не хотел бы этого еще раз. Особенно здесь.
Вы правы, – ответил Уайкофф, – я тоже. Что вы хотите предпринять?
– Перестать подпирать стену, – ответил сенатор и так и сделал.
Рассерженный Уайкофф раскрыл было рот, но тут же снова закрыл.
– Не надо нервничать, – продолжал сенатор. – Я не собираюсь насмехаться над вами. Потрогайте стену. Ну как, горячо? Я стоял, прислонившись к ней, и чувствовал, как она раскаляется. Это происходит очень быстро. Видимо, это означает, что по шахтам в ядре здания поднимается горячий воздух, возможно и пламя, – Он посмотрел на часы и невесело усмехнулся, – Быстрее, чем я думал.
– Вам нужно было стать ученым, – недовольно сказал Уайкофф.
– Ну, а разве мы с вами не ученые, вы и я? Мы ведь занимаемся общественными науками, не так ли? – Сенатор усмехнулся, на этот раз веселее: – Наши методы не слишком научны, признаю, но мы все пытаемся держать руку на пульсе и контролировать кровяное давление избравшего нас народа и действовать сообразно с ним.
– А иногда, и чаще всего, – добавил Уайкофф, – бездействовать.
– Бездействие – тоже форма действия. Некоторые понимают это слишком поздно, другие – никогда. "Так не стойте же – действуйте!" – вот обычная реакция. Хотя требование: "Ничего не делайте, лучше стойте" – часто могло быть более разумным решением. Помните, как Маугли попадает в логово кобр, которые не хотят причинить ему зла, и тогда кобры говорят удаву Каа следующее: "Ради Бога, скажи ему, чтобы перестал вертеться и наступать на нас! ". – Черт побери, парень, мне вся эта ситуация нравится не больше, чем вам, но я не вижу, что можно предпринять, и пока мне не придет в голову ничего умного, я не собираюсь ничего делать, чтобы не навредить еще больше. Так что успокойтесь и наблюдайте за окружающими. Как вы думаете, куда так целеустремленно направляются Боб и Паола Рамсей? Может быть, в туалет?
Уайкофф улыбнулся:
– Может быть. Это настолько же правдоподобная гипотеза, как и любая другая.
– Самая правдоподобная, – сказал сенатор. – Однажды, помню, посреди дискуссии, которая расшевелила обе палаты и заполнила галерею журналистами, репортерами с радио и телевидения и просто любопытными или убежденными в том, что решается судьба народа, а, возможно, так и было, один старый сенатор от Небраски, или Оклахомы, или, скажем, от Нью-Йорка наклонился к своему коллеге и что-то прошептал ему на ухо. Репортеры на галерее сразу определили – что-то происходит. И действительно. А старик сенатор сказал: "Слушай, Джордж, я должен пойти отлить, а то у меня лопнет мочевой пузырь. Столько кофе, и к тому же еще фасолевый суп... Пока этот старый козел закончит, я уже вернусь". Потом он встал и величественно вышел из зала. Все на галерее при этом думали, что он направляется прямо в Белый дом, чтобы обсудить что-то с Ним.
Уайкофф снова улыбнулся:
– Какую бы вы хотели эпитафию, Джек? "Он ушел, смеясь? "
Сенатор покачал головой. Лицо его, стало очень серьезным:
– Нет, мне кажется, я заслуживаю самой почетной надписи: "С тем, что имел, сделал все, что мог". Думаю, что мы спокойно можем выпить, а?
Инженер-электрик Джо Льюис сказал:
– Что произошло, нам по-прежнему неизвестно. Возможно, сгорели электромоторы. Или полетел подводящий кабель. Все, что мы можем сделать, – проложить от подстанции новый кабель, подключить его и надеяться, что щиты настолько уцелели, чтобы подать напряжение на лифты. – Он развел руками. – Ничего другого мы сделать не можем.
– Ну так беритесь за дело, – ответил Гиддингс. – Электростанция "Кон Эдиссон" готова помочь нам всем, чем сможет.
Он замолчал и уставился в небо, где гигантские здания почти соединялись вершинами.
– Назовите мне хоть одну разумную причину, – взмолился он, – почему нужно было это чертово здание строить таким высоким?
– Потому, – ответил Джо Льюис, – что кто-то построил другое высокое здание и нам нужно было его превзойти. Нет ничего проще. В этом вся суть.
17
17.03 - 17.18
Зиб уже снова сидела за столом в редакции журнала, но никак не могла сосредоточиться. Было уже поздно и перед ней все еще лежали груды рукописей, уже прочтенных и рекомендованных к изданию. По большей части это чтение она воспринимала как гимнастику для ума. Но сейчас, в эти минуты, рукописи казались ей никчемными, даже глупыми и – как сейчас говорят – неактуальными.
Однако это была неправда. Даже не глядя на их страницы, она знала, что изрядная часть, даже большинство этих историй – о молодых женщинах и их проблемах, а если это не актуально, тогда что же? Ведь она тоже молодая женщина; не так ли? И, слава Богу, наконец стало ясно, что у нее те же проблемы, что и у всех.
Она была воспитана как Зиб Марлоу, это имя что-то значило, и вышла замуж за многообещающего Ната Вильсона из знаменитой фирмы Бена Колдуэлла. Уже эти два обстоятельства выделяли ее из толпы. И не только они.