Сверху, с лестницы зазвучала румба, девушка, улыбнулась и ее золотая голова качнулась в такт музыке. Коротенький жирный человек с красным лицом и блестящими глазами поджидал ее. Через его руку была перекинута белая шаль. Осклабившись, он вцепился своими толстыми пальцами в обнаженную руку блондинки.
Ко мне подошла девушка с таинственно порочными глазами в китайской пижаме персикового цвета. Принимая у меня шляпу, она неодобрительно посмотрела на мой костюм.
Еще одна девушка с сигаретой спускалась вниз по лестнице, держась за перила. У нее в волосах было перо цапли, а платье, которое было на ней, едва ли могло прикрыть зубочистку. Одна ее обнаженная нога была покрашена серебряной, другая - золотой краской. Крайне презрительное выражение лица говорило о том, что она выбирает себе любовников только в высших сферах.
Я прошел в бар и опустился в низенькое кожаное кресло возле стойки. Мелодично звенели рюмки, мягко струился свет, тихие голоса шептали о любви, о десяти процентах. Да мало ли о чем шепчут в таких местах!
Высокий приличного вида человек в великолепно сшитом сером костюме внезапно встал из-за маленького столика у стены, и подойдя к стойке, принялся ругать одного из барменов. Его громкий чистый голос в течение нескольких минут произносил такие слова, которые, казалось, не должны быть знакомы ни одному приличному человеку в отлично сшитом костюме. Его голос вгрызался в звуки румбы, словно железная лопата в снег. Все замолчали и повернулись в его сторону.
Бармен молча стоял, глядя на него. У бармена были курчавые волосы, чистая нежная кожа, озабоченные широко поставленные глаза. Наконец, тот замолчал и вышел из бара. Все, кроме бармена, проводили его взглядом.
Бармен, бледный и растерянный, медленно пошел в мою сторону, остановился, и повернувшись ко мне спросил:
- Да, сэр?
- Мне надо поговорить с одним приятелем, его зовут Эдди Пру.
- Что вы еще можете о нем сказать?
- Он здесь работает.
- А что он здесь делает?
Его голос звучал равнодушно и сухо, словно шелест сыплющегося песка.
- Я знаю, что он все время ходит с боссом. Вам понятно, что я хочу сказать?
- Ах, Эдди Пру.
Его губы дрожали, рукав с зажатой в ней тряпкой делала на поверхности стойки маленькие круги.
- Ваше имя?
- Марло.
- Марло. Вы ничего не выпьете, пока будете ждать?
- Пожалуй, сухой мартини.
- Мартини, очень, очень сухой.
- О'кей.
- Что будете кушать?
- Пожалуйста, не хлопочите, - сказал я, - я уже перекусил.
- Конечно же, по дороге в школу, - сказал он. - Можно я подам вам маслину?
- Можете ею шлепнуть меня по носу, - сказал я, - если только это доставит вам удовольствие.
- Спасибо, сэр, - сказал он, - значит, сухой мартини.
Отойдя от меня шага на три, он вернулся и, перегнувшись через стойку, сказал:
- Я ошибся, составляя коктейль, и джентльмен указал мне на это.
- Я все слышал.
- И он сказал мне об этом так, как только джентльмен способен говорить о таких вещах. Ну как, например, большой начальник, когда он указывает вам на ваши маленькие ошибки. И я выслушал его.
- Угу, - сказал я, удивляясь сам, долго ли это будет продолжаться.
- Он заставил себя слушать, он ведь джентльмен. Ну а я, извините, привязался к вам, и наверное вас замучил.
- Ничего, ничего, - сказал я.
Подняв палец, он задумчиво посмотрел на него.
- Вот так-то, - сказал он, - прекрасный незнакомец.
- Все дело в моих карих глазах, - сказал я, - у них чересчур располагающий взгляд.
- Спасибо, друг, - сказал он тихо и пошел к другому концу стойки.
Я видел, как он звонил по телефону в конце бара, а потом возился с шейкером. Подавая мне коктейль, он был уже совсем спокоен.
16
Я отошел от стойки, и сев за маленький столик у стены, закурил сигарету. Прошло минут пять, и я не заметил, как ритм доносившейся из-под арки музыки изменился. Запела девушка. У нее было прекрасное глубокое контральто, способное растрогать самые твердые сердца. Она исполняла "Черные глаза" и оркестр казалось, уснул, впав в транс.
Как только она закончила петь, раздались бурные аплодисменты и несколько свистков.
Мужчина за соседним столиком сказал своей девушке:
- Опять у них поет Линда Конквест. Говорят, она вышла замуж за одного богатого типа в Пасадене, но неудачно.
- Приятный голос. Вам нравится? - спросила девушка.
Я хотел было подняться, как вдруг чья-то тень упала на мой столик. Передо мной стоял длинный, как виселица человек с изуродованным лицом и искусственным правым глазом, который неподвижно торчал в его глазнице. Он был так высок, что ему пришлось сильно ссутулиться, чтобы опереться руками о спинку стоявшего напротив меня кресла. Он молча разглядывал меня, а я молча высасывал из стакана последние капли и слушал певицу, исполнявшую новую песню. По-видимому, здешние посетители обожали сентиментальные мелодии: их, конечно, можно было понять, ведь они так уставали от своей энергичной, расписанной по минутам деятельности.
- Я - Пру, - просипел человек.
- Я так и думал. Вам надо поговорить со мной, а мне - с вами. Еще мне надо побеседовать с той девушкой, которая сейчас поет.
- Пойдем.
Дверь в задней стене бара была заперта. Он открыл ее своим ключом и пропустил меня вперед. Слева от нас вверх шла лестница, покрытая ковром. Мы поднялись по ней и оказались в длинном прямоугольном холле с несколькими дверьми. На задней стене холла был изображен киноэкран на фоне яркой звезды. Постучав в дверь возле экрана, Пру открыл ее и пропустил меня вперед.
Небольшой, уютный кабинет с балконом. Перед дверью на балкон спиной к нам стоял человек с проседью в волосах, одетый в белую домашнюю куртку. Рядом со стеклянной дверью на балкон - угловой диван с подушками. Еще я заметил большой стальной сейф, несколько футляров для дел, большой глобус на подставке, встроенный в стену бар и, разумеется, большой письменный стол как у высокопоставленных чиновников, перед которым стояло мягкое кожаное кресло с высокой спинкой.
На столе было много разных вещей и все, почему-то, из меди: лампа, подставка для ручки и пенал для карандашей, медная пепельница с медным слоником на краю ее, медный нож для открывания конвертов, медный термос на медном подносе, пресс-папье с медным верхом. На столе стояла медная ваза, в которой рос душистый горошек, и его побеги тоже были цвета меди.
Человек у окна обернулся, и я увидел мужчину лет пятидесяти с мягкими пышными седеющими волосами, с красивым, впрочем, довольно обыкновенным лицом. На левой щеке у него был небольшой морщинистый шрам, похожий на глубокую ямочку. Я не знал этого человека, но ямочка на щеке что-то пробудила во мне, и я вспомнил, что видел его в каких-то фильмах, но давно, лет десять тому назад. Я забыл, какие это были фильмы, о чем они, и какие роли он в них играл, но по этой ямочке я вспомнил его смуглое красивое лицо со шрамом. Только волосы тогда у него были черные.
Он прошел к столу, сел в кресло, и, взяв в левую руку нож для открывания конвертов, стал дотрагиваться подушечкой большого пальца правой руки до острия ножа. Безразлично посмотрев на меня, он сказал:
- Это вы Марло?
Я кивнул.
- Садитесь.
Я сел. Эдди Пру сел на стул, стоявший у стены, и стал качаться на нем, то и дело отрывая передние ножки от пола.
- Я ненавижу сыщиков, - сказал Морни.
Я пожал плечами.
- Я их ненавижу по многим причинам, - продолжал он, - ненавижу всегда и везде. Но особенно ненавижу их, когда они цепляются к моим друзьям или пристают к моей жене.
Я промолчал.
- Или когда они выспрашивают моего шофера и хамят моим гостям, - продолжал он.
Я промолчал.
- Короче, - сказал он, - я от всей души ненавижу их.
- Наконец-то я стал понимать, что вы имели в виду, - сказал я.
Он покраснел, его глаза сверкнули.
- С другой стороны, как раз в данный момент вы могли бы принести мне некоторую пользу. Есть одна хорошая идея, и вместе с вами можно было бы сыграть в одну игру, которая кой-чего стоит.
- И чего же она стоит?
- В основном, времени и здоровья.
- Я эту фразу слышал в каком-то фильме, забыл только в каком.
Отложив в сторону нож, он открыл дверцу внизу письменного стола, достал стеклянный графинчик, и вынув из него пробку, налил в стаканчик и вылил. Потом, заткнув графинчик пробкой, убрал его.
- В моем бизнесе настырные ребята не редкость, - сказал он, - и ребята, которые разыгрывают из себя хамов, тоже часто встречаются. Но давайте-ка лучше вернемся к делу и попытаемся преодолеть наши трудности.
Чуть дрожащей рукой он зажег сигарету.
Я повернул голову и посмотрел на сидевшего у стены верзилу. Он перестал раскачиваться и теперь сидел неподвижно, опустив длинные руки. У него был скучающий вид, точно у какого-нибудь бездельника, сидящего возле деревенской лавки.
- Кто-то что-то сказал про деньги, - ответил я. - А за что? Вот за что вы меня отчитывали, это я понимаю. Только не старайтесь себя убедить, будто вам удалось напугать меня.
- Не советую вам так со мной разговаривать, - сказал Морни, - а то как бы вам не пришили свинцовые пуговицы к вашей жилетке.
- Потрясающее зрелище, - сказал я, - бедный старый Марло в жилетке со свинцовыми пуговицами.
Эдди Пру подавился сиплым смешком.
- Что же касается дела, - сказал я, - то мой и ваш бизнес пересекаются и притом совсем не по моей вине.
- Это вряд ли, - сказал Морни. - Каким образом?
Быстро взглянув на меня, он отвел взгляд.
- Ну, например, кто-то из ваших мальчиков звонит мне по телефону, пытаясь напугать меня до смерти. А потом совсем уже ночью мне опять звонят, предлагают за работу пять сотенных бумажек и любезно объясняют, как сюда приехать, чтобы поговорить с вами. И все тот же мальчик, а может быть, другой, что маловероятно, следил за одним моим приятелем, который был убит сегодня во второй половине дня на Корт-стрит в Банкер-хилле.
Морни отвел сигарету от губ, и, сощурившись, принялся разглядывать ее кончик. Каждое движение, каждый жест взят напрокат из фильмотеки.
- Кто был убит?
- Один парень по фамилии Филипс, молоденький блондинчик. Он бы вам тоже не понравился, он был сыщик.
Я описал ему Филипса.
- Никогда не слышал о нем, - сказал Морни.
- Ну, и наконец, высокую блондинку видели выходящей из этого дома сразу после того, как он был убит, - сказал я.
- Какая еще блондинка?
Его голос слегка изменился и прозвучал озабоченно.
- Не знаю. Но ее там видели, и человек, который ее видел, мог бы ее опознать. Конечно, совсем не обязательно, чтобы она имела дело с Филипсом.
- Значит, этот Филипс был легавый?
Я кивнул.
- Я уже говорил об этом дважды.
- Как и почему он был убит?
- Его оглушили, а потом застрелили в его собственной квартире. Почему его убили, мы не знаем. Если бы мы это знали, мы бы, вероятно, знали, кто его убил. Вот такая ситуация.
- Кто это "мы"?
- Полиция и я. Я болтался там и обнаружил его труп.
Пру, перестав качаться, медленнее опустил ножки стула на пол. Его здоровый глаз стал сонно закрываться, и мне это не понравилось.
- Что вы сказали копам?
- Очень мало. Как я понял из ваших слов, сказанных вначале, вы знаете, что я ищу Линду Конквест, точнее, миссис Лесли Мердок. Теперь я нашел ее здесь, она поет у вас в джазе. Мне только непонятно, зачем надо было из этого делать секрет. Мне кажется, ваша жена и мистер Ваннье могли бы мне сказать об этом. Не понимаю, почему они этого не сделали.
- Моей жене нет дела, - сказал Морни, - до какого-то сыщика.
- По-видимому, у нее были свои причины, - сказал я, - но теперь это совсем не важно. Сейчас уже не так важно, увижусь ли я с Линдой Конквест или нет. Просто я хотел немножко поболтать с ней, конечно, если вы не возражаете.
- Допустим, возражаю, - сказал Морни.
- Все-таки, мне кажется, я должен поговорить с ней, - сказал я.
Я достал сигарету, и пока разминал ее, засмотрелся на его густые, черные, удивительно красивые брови. Пру вдруг кашлянул, и Морни, нахмурившись, посмотрел на него, затем, все так же недовольно, - на меня.
- Я спрашивал вас, что вы сказали копам, - сказал он.
- Да совсем немного. Этот самый Филипс просил меня зайти к нему и поговорить. Он намекал, что увяз в неприятной работе, просил помочь ему. Когда я там оказался, он был уже мертв. Это я и сказал полиции. Но им было этого мало. Вероятно, так оно и есть. Вот я и пытаюсь дополнить недостающее, и мне это надо сделать не позднее завтрашнего полудня.
- Прийдя сюда, вы только зря потратили время, - сказал Морни.
- По-моему, меня сюда пригласили.
- Либо вы катитесь к чертовой матери, - сказал Морни, - либо вы делаете для меня небольшую работенку, примерно на пятьсот долларов. Разумеется, вы избавите Эдди и меня от всяких разговоров с полицией.
- Что за работа?
- Вы были у меня дома сегодня утром, и наверное, догадались.
- Я не занимаюсь делами о разводах, - сказал я.
Его лицо побледнело.
- Я люблю свою жену, - сказал он. - Мы женаты всего восемь месяцев, я не хочу даже слышать о разводе. Она прекрасная девочка и, как правило, знает, как себя вести. Но в данный момент к ней привязался один наглый жулик.
- Жулик? Чем он занимается?
- Я еще не знаю, но хотел бы знать.
- Давайте внесем в это дело ясность, - сказал я, - вы хотите дать мне работу, или вы хотите, чтобы я бросил ту работу, которой занимался раньше.
Пру, сидевший у стены, опять фыркнул.
Морни опять налил стаканчик и одним залпом выпил. Постепенно к нему стал возвращаться естественный цвет лица. Но он мне не ответил.
- И вот еще что. Вы, очевидно, не верите в то, что жена вам изменяет с первым встречным, но уверены, что она изменяет вам с человеком по имени Ваннье, не так ли?
- Ее сердце принадлежит мне, - сказал он медленно, - но она такая ветреная. Имейте это в виду.
- Так вы хотите, чтобы я занялся этим Ваннье?
- Я хочу выяснить, откуда у него берутся деньги.
- Вы считаете, что он мошенничает?
- Да. Но трудно понять, в чем именно.
- Вы в этом уверены, или вам только кажется?
Пристально посмотрев на меня, он открыл средний ящик своего письменного стола и положил передо мной вчетверо сложенную бумажку. Я взял ее в руки и развернул. Это была копия счета, на которой под копирку было написано: Кол-вестерн дентал сеплай компани и адрес. В одной графе значилось: 30 фунтов кристоболита - 15 долл. 75 ц., в другой: 25 фунтов альбастона - 7 долл. 75 ц., еще налоговый сбор. Счет был выписан на Х. Р. Тигера, Вил-Кол, на нем стоял чернильный штамп: Оплачено. В нижнем углу была подпись: Л. Дж. Ваннье.
Я положил бумажку обратно на стол.
- Она выпала у него из кармана, когда он был здесь вечером, дней десять тому назад. Эдди наступил на нее своей большой ногой, и Ваннье ничего не заметил, - сказал Морни.
Я посмотрел на него, потом на Эдди Пру.
- Мне кажется, вы неплохой детектив, и вам удастся что-нибудь разузнать.
Я снова взял бумажку, и сложив, убрал к себе в карман.
- Вполне возможно, что здесь действительно что-то есть, - сказал я.
Морни, подойдя к стоявшему у стены стальному сейфу, открыл его. Потом вернулся к столу, держа в руке веером, точно карты, пять новеньких стодолларовых бумажек. Он провел по краю этого веера рукой, сложил бумажки и бросил их на стол прямо передо мной.
- Вот вам пятьсот долларов, - сказал он, - и если вам удастся избавить мою жену от этого Ваннье, то вы получите еще столько же. Мне безразлично, как вы это сделаете, более того, я не желаю знать, как вы это станете делать. Только сделайте.
Я провел по бумажкам пальцами, потом оттолкнул их.
- Вы заплатите мне, когда я справлюсь с этим делом, - сказал я, - а пока в качестве платы я хотел бы прямо сейчас взять короткое интервью у мисс Конквест.
Морни не прикоснулся к деньгам. Он достал графинчик, налил в стакан, потом, налив в другой стакан, пододвинул его мне.
- Что касается убийства Филипса, - сказал я, - то Эдди некоторое время следил за ним. Вы ничего не хотите мне сказать по этому поводу?
- Нет.
- Вся беда в том, что информация может просочиться откуда-нибудь еще. Когда об убийстве заговорят, газеты, могут произойти неожиданные вещи. Вы не станете винить меня в этом случае?
Он пристально посмотрел на меня и сказал:
- Я не думаю, чтобы это произошло. Когда вы вошли, я немного грубо вел себя, но все-таки мы с вами договорились. Я, пожалуй, рискну.
- Благодарю, - сказал я. - Можно мне теперь спросить, зачем Эдди звонил мне и угрожал.
Он опустил взгляд, поиграл пальцами по столу.
- Линда - мой старый друг. Молодой Мердок виделся с нею здесь во второй половине дня. Он сказал, что вы стали работать на леди Мердок. Линда рассказала мне об этом. Я только не понял, в чем состоит ваша работа. Вы говорите, что не занимаетесь делами о разводах, значит, старая леди наняла вас с какой-то другой целью.
Произнеся последние слова, он поднял глаза и взглянул на меня.
Я встретил его взгляд и промолчал.
- Я очень люблю своих друзей, - сказал он, - и не хочу, чтобы сыщики их огорчали.
- Мердок должен вам некоторую сумму, не так ли?
Он нахмурился.
- Этого мы обсуждать не будем.
Он допил, и кивнув мне, встал.
- Я пришлю к вам Линду. Возьмите же ваши деньги.
Он вышел. Эдди Пру встал, распрямил свое длинное тело, и, мрачно ухмыльнувшись мне, поплелся следом за Морни.
Я закурил сигарету и посмотрел на счет от компании зубоврачебной техники. Что-то смутно зашевелилось у меня в мозгу. Я подошел к двери на балкон и посмотрел вниз на долину. Огни автомобиля поднимались вверх по склону холма по извилистой траектории. Машина подъехала к большому дому с башенкой из стекла, внутри которой горел свет. Огни фар скользнули по фасаду дома, потом исчезли в гараже. Теперь мрак в долине стал, кажется, еще чернее.
Тишина и прохлада царили кругом. Откуда-то из-под самых ног очень слабо звучала танцевальная музыка. Так слабо, что мелодия была почти неразличима. Позади меня открылась дверь, и в кабинет вошла Линда Конквест. Закрыла дверь, остановилась, и стала спокойно меня разглядывать.