Я взял со стола зажигалку и прикурил.
Пол принес еще два виски.
- На войне как на войне, мистер Данфорд. Так же как и теперь.
Я взял стакан.
Чем больше Бокс пил, тем больше потел. Его глаза бессмысленно пялились в темноту.
- Год назад шла речь о том, чтобы снова ввести талоны на продукты. Сейчас у нас инфляция поднялась до двадцати пяти процентов.
Я глотнул виски, чувствуя, что пьянею. Мне было страшно и скучно.
- А при чем тут все-таки Дон Фостер и Барри?
Бокс закурил новую сигару и вздохнул.
- Проблема вашего поколения в том, что вы ни хрена не знаете. Как ты думаешь, почему в семидесятом году мужик с лодкой сделал мужика с трубкой?
- Уилсон был слишком уверен в своих силах.
- Уверен, как моя жопа, - заржал Бокс.
- Ладно, тогда расскажите мне почему.
- Потому что такие, как Сесил Кинг, Норман Коллинз, Лорд Ренвик, Шоукросс, Пол Чемберс из "Ай-Си-Ай", Локвуд из "И-Эм-Ай", Макфадден из "Шелл" и другие ребята вроде них сели и сказали - всё, дец.
- Ну и что?
- А то, что у них есть власть, они кого угодно могут поднять и опустить.
- Ну а Фостер-то тут причем?
- Да ты меня не слушаешь! Объясняю для таких, как ты…
- Пожалуйста.
- Власть, она - как клей. Из-за нее мы держимся вместе и все - на месте.
- Вы и Фостер…
- Мы с ним - как горошины в одном стручке. Мы любим трахать баб и зашибать деньгу, и нам по большому счету все средства хороши. Но у него разыгрались аппетиты, и теперь он меня отпихивает, а мне это очень не нравится.
- И вы собирались использовать меня и Барри, чтобы шантажировать его приятелей?
- У меня был уговор с Фостером и еще с одним человеком. Тот человек мертв. Они дождались, пока он вернулся из Австралии, и взяли его, когда он выходил из квартиры своей матери в Блэкпуле. Они связали ему сзади руки полотенцем и обмотали его тело десятью метрами клейкой ленты, от плеч до бедер. Потом они запихали его в багажник и повезли на Муре. На рассвете трое мужиков поставили его на ноги и держали, а четвертый пять раз ударил его ножом в сердце.
Я смотрел в свой стакан из-под виски. Комната слегка кружилась.
- Этот человек был мой брат. Он провел дома один-единственный день.
- Мне очень жаль.
- На похороны кто-то прислал открытку. Без подписи, со следующим текстом: "Трое могут хранить тайну, если двое из них мертвы".
- Я не хочу играть в эту игру, - тихо сказал я. Бокс кивнул Полу, сидевшему у стойки, и громко сказал:
- Похоже, мы переоценили вас, мистер Данфорд.
- Я всего лишь журналист.
Пол подошел ко мне сзади, тяжелая рука легла на мое плечо.
- Вы будете делать то, что вам говорят, мистер Данфорд. За это вы получите свой материал. Остальное предоставьте нам.
- Я не хочу в этом участвовать, - снова сказал я. Бокс щелкнул костяшками пальцев и улыбнулся:
- А кто сказал, что будет легко, на хер? Ты уже в этом участвуешь.
Пол поднял меня за шиворот.
- А теперь вали отсюда!
Глиняный человечек бежит.
Обратно по Уэстгейт.
Черт, черт, черт.
Барри и Клер.
Маленькая мертвая Клер Кемплей поцеловала этого мальчика, и он заплакал.
Клер и Барри.
Грязный Барри, когда он вел себя хорошо, он вел себя очень-очень хорошо, но когда он вел себя плохо, он вел себя очень-очень плохо.
На пороге дома стоял полицейский, прячась от дождя. Мне вдруг страшно захотелось упасть на колени к его ногам, молясь, чтобы он оказался хорошим человеком, рассказать ему всю эту дикую печальную историю и укрыться от ненастья.
Но что я мог ему рассказать?
Что я увяз выше головы, измазался дерьмом и напился как сволочь.
Глиняный человечек - обратно в Лидс, чувствуя, как на мне трескается засохшая грязь.
Глиняный человечек - обратно в офисную трясину, покрытый толстым слоем дерьма.
В 15:00 в пятницу, 20 декабря 1974 года я сел за свой рабочий стол: чистое лицо и одна чистая рука, грязный костюм и черный бинт.
- Какой костюмчик, Эдди.
- Иди на хер, Джордж.
- И тебя с Рождеством.
Стол завален записками и открытками; сержант Фрейзер дважды звонил сегодня утром, Билл Хадден желает видеть меня как можно скорее.
Я откинулся на спинку стула. Джордж Гривз пердел под апплодисменты тех, кто уже успел вернуться с обеда.
Я улыбнулся и взял в руки открытки: три с юга плюс еще одна - мое имя и рабочий адрес выбиты на пластиковой ленте, наклеенной на конверт.
В другом конце офиса Гэз принимал ставки на матч "Ньюкасл - Лидс".
Я открыл конверт и вытащил открытку зубами и левой рукой.
- Эдди, ты участвуешь? - крикнул Гэз.
На открытке была изображена деревянная избушка в заснеженном лесу.
- Десятку на Лоримера, - сказал я, раскрывая открытку.
- Его уже Джек застолбил.
Внутри, над стандартными рождественскими пожеланиями, были приклеены еще два куска пластиковой ленты.
- Тогда давай на Йората, - тихо сказал я.
На верхнем куске было выбито: ПОСТУЧИ В ДВЕРЬ…
- Чего ты говоришь?
На нижнем: КВАРТИРЫ 405, СИТИ ХЕЙТС.
- На Йората, - повторил я, не отрывая взгляда от открытки.
- От кого это?
Я поднял глаза.
- Надеюсь, от какой-нибудь девушки, - сказал Джек Уайтхед.
- Что ты имеешь в виду?
- Я слышал, что ты затусовался с молоденькими мальчиками, - улыбнулся Джек. Я положил открытку в карман пиджака.
- Да ты что?
- Ага. С рыжеволосыми.
- И кто же тебе такое сказал, Джек?
- Слухами земля полнится.
- От тебя перегаром воняет.
- От тебя тоже.
- Рождество все-таки.
- Скоро уже кончится, - ухмыльнулся Джек. - Начальник хочет тебя видеть.
- Я знаю, - сказал я, не двигаясь с места.
- Он попросил, чтобы я разыскал тебя и проследил, чтобы ты больше не терялся.
- Будешь меня за руку держать?
- Ты не в моем вкусе.
- Фигня.
- Иди на хер, Джек. Слушай.
Я снова включил диктофон:
Я не мог поверить, что это она. Она выглядела совсем по-другому, прямо белая-белая.
- Фигня, - повторил Джек. - Он имеет в виду фотографии в газетах и по телику.
- Не думаю.
- Ее же везде показывали.
- Ашворт знает что-то еще.
- Мышкин сознался.
- Да это ни хрена не значит, и ты это прекрасно знаешь.
Билл Хадден молча сидел за столом и поглаживал свою бороду, его очки сползли на середину переносицы.
- Ты бы видел все то дерьмо, которое они нашли в комнате этого извращенца.
- Например?
- Фотографии маленьких девочек. Целые коробки.
Я посмотрел на Хаддена и сказал:
- Мышкин невиновен.
- Зачем тогда делать из него козла отпущения? - медленно спросил он.
- А вы как думаете? Традиция.
- Уже тридцать лет, - сказал Джек. - Тридцать лет живу на свете и знаю, что пожарники никогда не врут, а полицейские - очень часто. Но не в этот раз.
- Они знают, что он не виноват. И ты знаешь.
- Виноват. И он сознался.
- Ну так и что?
- Ты когда-нибудь слышал такие слова, как "судебная медицина"?
- Говно на постном масле. Ничего у них нет.
- Господа, господа, - сказал Хадден, наклонившись вперед. - Мне кажется, мы уже беседовали на эту тему.
- Вот именно, - пробормотал Джек.
- Нет, раньше я думал, что Мышкин виноват, но…
Хадден поднял руки.
- Эдвард, я тебя прошу.
- Извините, - сказал я и уставился на открытки на его столе.
- Когда его снова заберут в КПЗ? - спросил он.
- В понедельник утром, - ответил Джек.
- Новые обвинения?
- Он уже раскололся насчет Жанетт Гарланд и той девчонки из Рочдейла…
- Сьюзан Ридьярд, - сказал я.
- Я слышал, скоро еще что-то должно вылезти.
- Он не сказал, где их тела?
- Закопаны у тебя в саду.
- Ну ладно, - по-отечески сказал Хадден. - Ты, Эдвард, подготовишь к понедельнику фоновый материал по Мышкину. А ты, Джек, будешь заниматься следствием.
- Будет сделано, шеф, - сказал Джек, вставая.
- Хорошая статья получилась про тех двух полицейских, - кивнул Хадден, как гордый папаша.
- Спасибо. Хорошие ребята, я их давно знаю, - ответил Джек, стоя в дверях.
- До завтрашнего вечера, Джек, - сказал Хадден.
- Ага. До встречи, Акула Пера, - со смехом сказал Джек и вышел из кабинета.
- Пока. - Я встал, не отрывая взгляда от открыток на хадденовском столе.
- Присядь-ка на минуточку, - сказал Хадден, поднимаясь со стула. Я сел.
- Эдвард, я хочу, чтобы ты взял отгул до конца месяца.
- Что?
Хадден стоял ко мне спиной и глядел из окна на темный город.
- Я не понимаю, - сказал я, прекрасно понимая. Мой взгляд остановился на одной маленькой открытке, спрятавшейся под другими.
- Я не хочу, чтобы ты приходил на работу в таком состоянии.
- В каком состоянии?
- Вот в таком состоянии, - сказал он, повернувшись и указывая на меня.
- Сегодня утром я был на стройплощадке, собирал материал.
- Какой материал?
- По Клер Кемплей.
- Все, хватит.
Я не мог оторвать глаз от его стола, от той открытки, от очередной деревянной избушки среди очередного заснеженного леса.
- Возьми отгул до конца месяца. Подлечи руку, - сказал Хадден, садясь за стол.
Я встал.
- Так вам все-таки нужен материал по Мышкину или нет?
- Да, конечно. Отпечатай его и отдай Джеку.
Я открыл дверь, заряжая последний патрон, думая - да пошли вы все на хер.
- Вы знакомы с Фостерами?
Хадден сидел, не поднимая глаз от стола.
- А с советником Уильямом Шоу?
Он посмотрел на меня.
- Мне очень жаль, Эдвард. Честное слово.
- Не стоит. Вы правы, - сказал я. - Мне нужна помощь.
В последний раз за своим письменным столом, прикидывая: а не двинуть ли все это в национальную прессу, одним махом сгребая все чертово барахло со столешницы в старый пакет "Ко-оп", и мне наплевать, кто знает, что я ухожу, а кто - нет.
Джек, мать его, Уайтхед шлепнул выпуск "Ивнинг ньюс" на пустой стол. Он весь прямо светился.
- Вот, на память о нас.
Я смотрел на Джека, считая про себя.
В офисе тишина, все глаза - на меня.
Джек Уайтхед смотрел мне в лицо не моргая.
Я глянул на свернутую газету, на крупный заголовок:
ЧЕСТЬ И ХВАЛА.
- Переверни.
В другом конце офиса звонил телефон, но никто не снимал трубку.
Я перевернул газету и увидел в нижней части страницы фотографию двух легавых в форме, пожимающих руки старшему констеблю Ангусу.
Двое полицейских: высокий с бородой, маленький - без.
Я пялился на газету, на фотографию, на подпись под фотографией:
Старший констебль Ангус поздравляет сержанта Боба Крейвена и констебля Боба Дугласа с отличной работой. Они - выдающиеся сотрудники полиции, которые заслужили нашу самую искреннюю благодарность.
Явзял газету, сложил ее вдвое и сунул в пакет, подмигнув:
- Спасибо, Джек.
Джек Уайтхед ничего не ответил.
Я взял мешок и пошел через весь притихший офис.
Джордж Гривз смотрел в окно, Гэз из спортивного пялился на конец карандаша.
На моем столе зазвонил телефон.
Джек Уайтхед снял трубку.
В дверях стояла Жирная Стеф с охапкой папок. Она улыбнулась и сказала:
- Мне очень жаль, дорогой.
- Тебя сержант Фрейзер, - закричал Джек из-за моего стола.
- Скажи ему, пусть идет на хер. Меня уволили.
- Его уволили, - сказал Джек и повесил трубку.
Раз, два, три, четыре, пять - вышел мальчик погулять.
Пресс-клуб, только для своих, почти пять часов.
Я - у стойки, пока еще "свой", в одной руке - виски, в другой - телефон.
- Здравствуйте. Кэтрин дома?
В музыкальном автомате играет "Как вчера", за мой счет.
- А вы не знаете, когда она вернется?
К черту "Капентерс", мне дым ест глаза.
- А вы не могли бы передать ей, что звонил Эдди Данфорд?
Я положил трубку, допил виски, закурил новую сигарету.
- Давай еще один, дорогуша.
- И мне, Бет.
Я обернулся.
Джек, мать его, Уайтхед сел на соседний стул.
- Ты что за мной бегаешь, что ли?
- Нет.
- Тогда какого хрена тебе нужно?
- Нам надо поговорить.
- Зачем?
Барменша поставила перед нами два виски.
- Тебя хотят подставить.
- Да ты что? Вот это новость, Джек.
Он предложил мне сигарету.
- А может, ты даже знаешь кто?
- Ну, давай начнем с твоих приятелей, с тех двух полицейских молодцов.
Джек прикурил и спросил шепотом:
- То есть?
Я замахал правой рукой, пихая свои бинты ему в нос, кренясь вперед и крича:
- То есть? А вот это, на хер, что такое, как ты думаешь?
Джек увернулся и поймал мой перевязанный кулак.
- Это они сделали? - спросил он, толкая меня обратно на стул, не сводя глаз с черного клубка на конце моей руки.
- Да, в свободное время между поджогами цыганских таборов, кражей судебно-медицинских фотоснимков и выбиванием признаний у умственно отсталых.
- Что ты мелешь?
- Вот так несет службу новая городская полиция Западного Йоркшира при поддержке старой доброй "Йоркшир пост", друга всех легавых.
- Ты совсем свихнулся.
Я допил скотч.
- Все именно так и говорят.
- Так ты прислушайся.
- Иди на хер, Джек.
- Эдди?
- Что?
- Подумай о своей матери.
- Что ты хочешь сказать, сука?
- Может, ей уже хватит проблем, а? Еще недели не прошло, как вы похоронили отца.
Я наклонился вперед и ткнул два пальца в его костлявую грудь:
- Ты мою семью не трогай.
Я встал и достал ключи от машины.
- Тебе нельзя садиться за руль.
- Тебе нельзя садиться за печатную машинку, но ты же садишься.
Он встал, держа меня за плечи.
- Тебя подставляют точно так же, как Барри.
- Да отпусти ты меня, мать твою.
- Дерек Бокс - это полный п…ц.
- Отпусти.
Он сел.
- Ну потом не говори, что тебя не предупреждали.
- На хер, - прошипел я, поднимаясь вверх по ступенькам, ненавидя его вместе со всеми его лживыми потрохами и вонючим миром, в котором он жил.
Шоссе М1, из Лидса на юг, обычное для семи вечера плотное движение, дождь со снегом начинает мелькать в свете моих фар.
По радио - Элвис, "Ты всегда в моих мыслях".
По скоростной полосе, бросая взгляды в зеркало заднего обзора, бросая взгляды налево, цыганский табор остался позади.
Переключая станции, избегая новостей.
Внезапно из темноты появился поворот на Кастлфорд, как грузовик, слепящий дальним светом.
Я рванул через три полосы, со всех сторон гудки и проклятия рассерженных лиц-масок, попавшихся в ловушки собственных машин.
На дюйм от смерти, думая: давай.
Давай.
Давай.
"Постучи в дверь…"
- Ты пьян.
- Я просто хочу поговорить, - сказал я, стоя на пороге дома номер 11 и готовясь к тому, что большая красная дверь сейчас захлопнется у меня перед носом.
- Тебе лучше войти.
Толстая шотландка из соседнего дома сидела на диване перед теликом и смотрела на меня.
- Он немного выпил, - сказала Пола, закрывая дверь.
- Ничего страшного, - засмеялась шотландка.
- Извините, - сказал я и сел на диван рядом с ней.
- Я принесу тебе чаю, - сказала Пола.
- Спасибо.
- Тебе еще налить, Клер?
- Нет, я сейчас уже пойду, - ответила она и пошла за Полой на кухню.
Я сидел на диване перед телевизором, слушая шепот, доносившийся из другой комнаты, глядя на танцующую степ девочку, для которой были открыты дома и сердца миллионов телезрителей. Прямо над ней Жанетт улыбалась мне с телевизора своей слабоумной улыбкой.
- Пока, Эдди, - сказала шотландка Клер уже от двери. Я хотел было встать, но не двинулся с места и только пробормотал:
- Да, спокойной ночи.
- Ага, и веди себя хорошо, - сказала она, закрывая за собой большую красную дверь.
С экрана раздались аплодисменты.
Пола подала мне кружку с чаем.
- Вот, возьми.
- Извини меня за все это. И за прошлую ночь, - сказал я.
Она села на диван рядом со мной.
- Забудь.
- Всегда так выходит, и потом вся эта чушь, которую я вчера наговорил, на самом деле я не хотел.
- Все нормально, забудь об этом. Не надо ничего говорить.
В телевизоре роботы-инопланетяне ели картофельное пюре быстрого приготовления.
- Мне не все равно.
- Я знаю.
Я хотел спросить ее о Джонни, но вместо этого поставил чашку и наклонился, притянув ее лицо к своему.
- Как рука? - шепотом спросила она.
- Хорошо, - ответил я, целуя ее губы, подбородок, щеки.
- Тебе совсем не обязательно это делать, - сказала она.
- А я хочу.
- Почему?
В телевизоре обезьяна в фуражке пила чай.
- Потому что я тебя люблю.
- Пожалуйста, не говори этого просто так.
- Это не просто так.
- Тогда скажи еще раз.
- Я тебя люблю.
Пола оттолкнула меня, потом взяла за руку и, выключив телевизор, повела наверх по крутой-прекрутой лестнице.
В Мамочкиной и Папочкиной комнате, в спальне, было так холодно, что мое дыхание превращалось в пар.
Пола села на кровать и начала расстегивать кофточку. Ее голое тело покрылось гусиной кожей.
Я толкнул ее назад, на пуховое одеяло, мои туфли упали на пол с глухим стуком.
Она извивалась подо мной, пытаясь освободиться от брюк.
Я задрал ее кофточку и черный лифчик и начал сосать ее бледно-коричневые соски, легонько кусая их.
Она стала стягивать с меня пиджак и брюки.
- Ты такой грязный, - хихикнула она.
- Спасибо, - улыбнулся я, чувствуя смех в ее животе.
- Я люблю тебя, - сказала она и провела руками по моим волосам, нежно направляя мою голову вниз.
Я подчинился, расстегивая молнию на ее брюках и стаскивая вместе с ними бледно-голубые трикотажные трусики.
Пола Гарланд толкнула мою голову себе между ног и скрестила ноги у меня на спине.
Подбородок мой стал влажным. Когда он начал высыхать, его стало щипать.
Она толкнула мою голову обратно.
Я подчинился.
- Я люблю тебя, - сказала она.
- Я тебя тоже, - пробормотал я, зарываясь лицом в ее лобок.
Она потянула меня наверх, к своим грудям.