- Подозрение в заговоре с целью совершения уголовного преступления.
- Но преступление уже совершено, - напомнила я.
- Да, мэм. Вы все еще хотите повидаться с ними?
- Разумеется. И не знаю, важные они персоны или нет, но повидаться следует, а вдруг они действительно важные фигуры.
- Видите ли, мэм, все, что полиция хочет знать, - это, что такого секретного они замышляли, болтаясь по городу, словно им шило вставили, но они все говорят… может, вы и слышали когда-нибудь такой язык, мэм, но я не могу его вам повторить.
- Я знаю, - ответила я. - Это их жаргон.
- Ну ладно, леди, - заявил Эверетт. - Осталось сделать еще один шаг. Теперь все будет зависеть от того, захотят ли они повидаться с вами. Вы репортер "Субботнего журнала", я не ошибся?
- Нет, не ошиблись.
- Джими! - окликнул он дежурного у коммутатора. Тот в наушниках сидел в полоборота к коммутатору, а лицом к телевизору, поглощенный тем, что было на экране, а там показывали автомобильную катастрофу.
Эверетт, схватив трубку с ближайшего телефона, несколько раз нажал кнопку сигнала. Дежурный, встрепенувшись, снова превратился в примерного служаку. Эверетт отдал распоряжение препроводить студентов в комнату свиданий, если, разумеется, они согласятся на встречу. Джими, повернув голову, тупо смотрел на начальника.
Студенты согласились. Прощаясь, я всем пожала через стол руки. Форбс последовал моему примеру. Я не стала допивать пиво, ибо, осмотревшись, давно поняла, что в этом помещении удобства для женщин не предусмотрены.
Эверетт провел нас по коридору к двери в тюрьму и на прощание дал совет:
- У них больше прав, чем гражданской ответственности, и к тому же вы не обязаны терпеть их брань и грубость.
Он нажал кнопку звонка, охранник принес ключ и открыл железную дверь. В небольшой комнатке у входа в тюрьму он внес в книгу наши имена и время прихода. Затем провел нас по коридору и свернул, не доходя до кухни. Но я все же краем глаза успела заметить даму в белом, миссис О’Мэлли, при исполнении своих обязанностей. Далее мы минули гардеробную, где висела верхняя одежда заключенных, помеченная бирками с именами и номерами камер. Чем глубже мы проникали в чрево этого старого тюремного здания, тем зловонней становился воздух, пахло крысами, и мне вспомнилась вонь сточных канав предместий Парижа, тем более, что изредка ко всем прочим запахам в коридоре примешивался запах жареного лука из кухни миссис О’Мэлли.
Наконец мы оказались в большой, похожей на клетку, комнате. Перед нами была перегораживающая ее решетка, а за нею виднелась противоположная стена с привинченными к ней скамьями. Здесь охранник остановил нас, и мы ждали до тех пор, пока из левой двери один за другим, цепочкой, не вышли несколько молодых людей. Охранник выразительным жестом большого пальца указал им их места за решеткой. На молодые лица уже легла серая печать тюремной усталости. Пока они проходили в дверь, мой любопытный взгляд успел разглядеть за их спиной ряд камер и тусклые лампочки в сетках под потолком. По-прежнему где-то громко играла рок-музыка и слышались выкрики. Однако дверь, впустив арестантов, захлопнулась. Охранник, отступив на шаг, знаком разрешил нам войти к ним.
Появление Форбса вызвало реакцию недовольства среди заключенных, однако, он, подняв руки и как бы понимая их, тут же сказал, что готов сразу же уйти.
- Так уж получилось, джентльмены. Гиллспи попросил меня навестить вас, а доктор Форбс вызвался меня сопровождать, - поспешила объяснить я.
- Кстати, я так же, как и вы под подозрением, - пояснил Форбс, словно это было наилучшей рекомендацией в его пользу.
- Но вы не в тюрьме, док, - лениво растягивая слова, - произнес Йегер.
- Вы хотите, чтобы я ушел?
- А я хочу, чтобы вы остались, - вмешалась я. - Иначе мы уйдем оба.
Студенты еще немного поворчали, но потом согласились давать интервью в присутствии Форбса. Я их не винила. Они согласились на встречу со мной, не подозревая, что он тоже будет.
- Я буду сторожить вас, - сказал охранник, открывая и закрывая ключом замок решетки.
Вслед ему полетела брань. Охранник, ответив вместо слов не менее оскорбительным жестом, удалился.
- Вы уже договорились о сумме залога и поручительстве? - спросила я.
- Нам даже не предъявили обвинения, - взволнованно сказал один из студентов.
- Вы хотите, чтобы они это сделали? - спросила я.
- Да, но это нам мало поможет, мэм, если не будет кого-либо, кто вмешается! - воскликнул Йегер. - А раз такой человек вы, то почему бы не обговорить все? Разве нам здесь хорошо? Черт побери, конечно, нет! Нравится нам, что они так боятся нас, что решили посадить в каталажку? Да, черт побери, нравится!
- Начнем с фамилий и возраста, - я села на одну из скамей, Форбс на другую. Ребята расселись на холодном цементном полу, скрестив ноги, и уставились на меня.
- Вы получите ревматизм задницы, - заметила я.
- Еще одной болью в заднице станет больше.
Все они были студентами. Александру Йегеру было двадцать один год, он был самый старший и говорил за всех. Из шести юношей четверо были из шахтерских семей, в том числе и сам Йегер. Он был толст и лицом неприметен на первый взгляд. Но глаза за толстыми стеклами очков говорили о многом.
Он заговорил первым:
- Началось все в восемь тридцать вечера в помещении Студенческого союза. Мы резервировали там помещение. Я, как дурак, регистрируюсь, что мы - ББШ, то есть Братство безопасности шахт. Только мы это проделали, как вдруг заметили, что возле нас крутятся какие-то личности. Они то входят в наш номер, то выходят: то портье с чашками на подносе, то кто-то еще с кофеваркой в руке… Наконец мне сообщают запиской, что за нами установлена слежка и подслушивание. Я спокойно, очень спокойно, пытаюсь поменяться номерами с каким-то футболистом, но тут появился откуда ни возьмись уборщик мусора. И все это откровенно и нагло. Я заявил претензии управляющему, и вот что из этого получилось. Нас просто выставили. Предлогом для управляющего был аргумент: не все, мол, у нас студенты. Но мы никому и не говорили, что у нас только студенческая организация. Из-за постоянного прослушивания мы потеряли половину наших членов, которых это сильно напугало. И, представляете, это все были старые профсоюзные лидеры, они хвосты поджали от страха. Вот и осталось нас не больше десяти. Куда идти? Мы как раз были где-то поблизости, когда вдруг увидели профессора Ловенталя, а с ним и мисс Америку. Меня сразу же осенила идея: а почему бы нам не собраться у профессора? Он никогда никому не отказывал, если кому-то хотелось поговорить о мире на земле или нужен был его ксерокс… У него всегда были открыты двери для таких гостей. Я понимаю, записывать в журнал свой приход вечером или же уход - это просто фарс какой-то. Однажды кто-то даже расписался: Джон Диллинджер, ну вы знаете, знаменитый гангстер. Как бы то ни было, я догнал профессора и спросил, не позволит ли он нам собраться в его кабинете, часика на два, не больше. - "Нет, Йегер, - сказал он мне, - боюсь, что не смогу этого сделать". Разве это похоже на нашего профессора? Как вы считаете, док?
Форбс вздрогнул.
- Нет, не похоже, - ответил он.
Йегер секунду или две молча смотрел на Форбса, Я никак не могла понять, почему. Однако взгляд Йегера мне не понравился. В лучшем случае в нем было нахальство.
Но он повернулся ко мне и продолжал:
- Тогда мы собрались у Гилли, и если и его апартаменты прослушивают, как он считает, то они, сволочи, хорошо знают, что держат нас здесь напрасно. И вот что они на нас хотят навесить: мы, мол, подождали, когда профессор, проводив Нелли, вернулся к себе в офис, последовали за ним, проникли в административный корпус и свели с ним счеты, а на прощание ударили по голове и учинили в его кабинете разгром. А что касается эмблемы мира, написанной на столе, то полиция и все господа в городе хорошо знают, что это не наш знак, мэм. Во всем виновато наше собрание, за это нас здесь и держат. Оно против них, это они отлично знают. Они боятся ББШ больше, чем СДО.
Все дружно согласились с Йегером.
- А что это за ББШ, позвольте спросить? - поинтересовался Форбс.
- Братство безопасности шахт.
- Но вы же физик-теоретик, а не мальчик на побегушках у промышленных воротил.
- Вы правы, док, - согласился Йегер, как мне показалось, покровительственным тоном, за что мне захотелось тут же осадить его. Я почти с отчаянием подумала о том, что Форбсу едва ли преодолеть эту взаимную антипатию.
- Что такое СДО?
- Студенты за Демократическое общество.
- A-а, эти, - сказал Форбс с уничтожающим презрением.
- Кого вы имеете в виду, когда говорите о господах? - вмешалась я.
- Владельцев шахт, профсоюзных боссов, политиканов, Стива Хиггинса, - и, обратите внимание, док, - декана Борка, эту жабу-быка, самого главного сводника и доносчика в этом списке промышленных господ.
- Жаба? А какую кличку вы дали мне? - спросил Форбс.
- Вы действительно хотите это знать, док?
- Ладно, можешь не говорить.
- Вас здесь долго не продержат, - сказала я. - Нора Феллан пытается найти вам адвоката. Впрочем, они просто могут выгнать вас отсюда.
- Скажите Норе, чтобы бросила эту затею. Пусть лучше устроит так, чтобы газета "Индепендент" напечатала о том, что нас арестовали. Она может послать сюда кого-нибудь из репортеров и мы сообщим ему, о чем мы вчера говорили на собрании. Это сущий динамит. Я не хочу обижать вас, мэм, но нам важнее статья в местной прессе.
- Лучше берите то, что можете взять сейчас, или вам не терпится снова в камеру?
- О, черт! В эту вонючую дыру.
- Вы и впрямь помочились в тарелки с ужином? - вспомнила я жалобу Тарки.
- Нет, мэм. У нас не выносят горшки с нечистотами, поэтому мы вылили им все в пустые подносы.
- Горшки? Ночные горшки?
- Ну, как их там называют? Ведра, параши, - насмешливо ответил Йегер. - Одной из причин, почему я хотел бы торчать здесь, это возможность очищать свой кишечник с пользой для общества.
- Но вы в конце концов все же провели свое собрание в доме Гиллспи? - поспешила я переменить тему. - Кто там был еще, кроме вас?
Йегер открыл было рот, чтобы ответить, как в комнате свиданий ярко вспыхнули, слепя глаза, все лампы, до этого еле-еле светившие.
- Что это, черт побери! - выругался Йегер.
- Ладно, пусть горят, - успокоила его я. - Рассказывайте дальше о вашем собрании.
Форбс встал и включил вентилятор, тот шумно загудел.
- "X" равен "У", - сказал он, - если вы действительно правы относительно большого количества "жучков" здесь.
- Верно, док. - Впервые кто-то по-человечески заговорил с Форбсом.
- Мы вместе с черными создали координационный комитет. Джордж Кенби - от бедняков, священник Стенли Родс и ветераны Вьетнама, которые больше не хотят подачек от государства…
Форбс, собираясь снова сесть на скамью, вдруг замер и, сделав знак Йегеру помолчать, прижался спиной к стене и получил возможность при отблеске верхнего света заглянуть подальше в коридор, догруженный во тьму. Он рукой, как козырьком, заслонил глаза от льющегося с потолка слепящего света. Спустя несколько секунд, он, молча, кивком указал в сторону коридора и дал нам понять, что там кто-то есть.
- Давайте остынем немного и посмотрим, что будет дальше, - предложила я и взглянула на свои часы. Я попросила две минуты полного молчания. Молодые люди продолжали сидеть на полу в непринужденных позах йогов.
Я встала и выключила вентилятор. Стало совсем тихо. Из недр тюремного корпуса до нас долетали лишь далекие звуки рок-музыки. Прошли еще две минуты. В коридоре кто-то приглушенно рыгнул. Один из юношей, не удержавшись, хихикнул. У некоторых из этих бедняг уже давно урчало в животе от голода, но Йегер вполголоса предупредил: - Никакого ужина.
Тот, кто прятался в коридоре, откашлялся.
- Это вы, охранник? - громко спросила я.
Молчание.
- Шкодлив, как кошка, труслив, как заяц. Почему не выходишь? - насмешливо крикнул Йегер.
- Ладно, умник, выйду. Почему бы нет? - из темного коридора появился Таркингтон, а за ним один, другой, третий… и вот уже перед нами стояла вся пятерка, включая и Ковача. Однако Эла среди них не было. Тени от прутьев решетки легли полосами на их фигуры. - Мы решили стать вашими первыми читателями. Ведь вы берете интервью для газеты "Индепендент"?
- А помощник шерифа Эверетт знает об этом? - спросила я.
- Он не нашел в интересе ничего недозволительного, мэм. А потом мы подумали, что вам может понадобиться защита.
- Хрю-хрю! - прохрюкал кто-то из ребят.
- Замолчите, - сердито одернула его я и, обратившись к Йегеру, спросила: - Будем продолжать?
Йегер пожал плечами.
- Кто здесь хрюкал? Приказываю оторвать задницу от пола и подойти ко мне! - приказал Таркингтон.
Теперь хрюкали еще трое.
Все казалось какой-то детской проказой, однако смертельно опасной проказой, учитывая обычную реакцию взрослых на подобные провокации. На память пришли семейные ссоры, как они начинаются, а потом переходят во взаимные обвинения, необъяснимую неприязнь и кончаются полными издевательства насмешками: "Так вот за что платит твой старик, посылая тебя в колледж? Чтобы ты научился там хрюкать как свинья?" "Какой там отец, черт побери, это мы, налогоплательщики, платим учителям из наших собственных карманов. Это все за наш счет!"
Хрюкали теперь все, кроме Йегера. А он, взяв из моих рук блокнот, что-то написал в нем. Форбс, вынув из кармана очки в черепаховой оправе, смотрел на полицейских так, словно не верил своим глазам, А те, чем сильнее сердились, тем и больше походили на настоящих свиней. Или это у меня разыгралось воображение? Трое из полицейских, неуклюже подпрыгивая, кричали на ребят, а те продолжали сидеть на полу, ритмично раскачиваясь, и время от времени похрюкивая.
Мне хотелось немедленно позвать охранника с ключом, чтобы он выпустил нас, но я со страхом подумала, что будет, если откроется решетка, разделяющая эти два враждующих лагеря. Прежде надо сделать так, чтобы полицейские ушли отсюда. Но как это сделать? Во рту пересохло и появилась горечь от страха.
- Ах ты, сукин сын! - не выдержал взбешенный Таркингтон и приказал кому-то из полицейских немедленно достать ключи.
Но тут вдруг появился Эверетт с ключами и еще парочкой помощников шерифа, но уже из университетской полиции. Понадобилось несколько убедительных слов, легких подталкиваний, парочки несильных тумаков, чтобы медленно, но верно вытеснить элитную команду шерифа в коридор, а потом и дальше. Студенты с торжествующими улыбками теснились у решетки и провожали своих недругов свистом и улюлюканьем.
Я заглянула в блокнот. Что там написал Йегер? Всего одну короткую фразу: "Пленка у Гилли".
- Вы записали ваш митинг у Гилли, не так ли?
- Да, мэм.
- Почему же вы не сказали ему об этом?
- Сначала я хотел было объяснить ему все. Но он намерен спустить на тормозах всю нашу работу, он сторонник создания прежде всего прочного фундамента. Но мы не собираемся ждать, что бы он ни делал и ни говорил. Свой урок мы уже получили, когда нас предали профсоюзные боссы.
Йегер почти кричал, вернее, сильно повысил голос, чтобы его слышали все. Однако его друзья уже пришли в себя, и вскоре в комнате дли свиданий установился прежний порядок.
Удаляющиеся голоса в коридоре совсем затихли, и охранник наконец открыл дверь решетин.
- Выходите. А свой балаган приберегите для тех, кому он может понравиться. - Он отошел от двери и, вынув револьвер и помахивая им, по одному выпускал арестованных. Форбс и я вышли последними. Однако кованая тюремная дверь в стене, через которую арестанты должны были вернуться в свою камеру, оказалась запертой. Охранник постучал в нее сначала кулаком, а затем стал бить в нее ногами и, наконец, крикнул: - Эй, там, проснитесь!
Форбс и я стояли на пятачке, где коридор расходился в обе стороны. Справа от нас сгрудились арестованные студенты, кое-кто сидел на каменных ступенях у двери, ведущей в тюремный блок. Слева была незапертая дверь в комнату свиданий.
Охранник продолжал безуспешно требовать у кого-то за дверью открыть ее. А тем временем со стороны коридора наперегонки уже бежали к нам Таркингтон, Ковач, Эверетт и, среди других, на этот раз и Эл тоже.
- Скорее назад, в комнату свиданий, - отчаянно замахав руками, крикнул ребятам Форбс.
Те поняли его, но было уже поздно. Форбс и я попытались преградить путь полицейским, чтобы дать возможность ребятам все же проскользнуть за решетку. Но Таркингтон, схватив меня за подбородок, свирепо зашипел:
- Послушайте, вы, леди-провокаторша…
Я хотела ударом отбросить его руку, но в этот момент он сам ее убрал, и мой удар пришелся по его поднятой вверх ладони. Звук от сильного хлопка был настолько громкий, что близорукий Иегер, оказавшийся за моей спиной, сняв очки, встал со мною рядом и, не раздумывая, принялся защищать меня. К нему мгновенно присоединились, не скупясь на брань, его товарищи.
Эверетт и Эл вытащили меня из этой свалки в коридор, но Эл тут же вернулся обратно, а Эверетт поспешно вывел меня из тюремного помещения и эскортировал до самого оперативного отдела. Мимо нас пробежало еще несколько полицейских. Сигнальный колокол оглашал воздух своим звоном. В оперативном отделе никого не было, кроме дежурного за столом и Джими у коммутатора.
- Итак, миссис Осборн, немедленно убирайтесь отсюда, если не хотите, чтобы я арестовал вас за подстрекательство к мятежу, - Эверетт держал свой дрожащий указательный палец прямо у меня перед носом.
Я посмотрела на часы: было десять двадцать. Застану ли я дома Стива Хиггинса, если позвоню ему сейчас же? То, что он, казалось, в шутку сказал мне о своей лицензии на адвокатскую деятельность, могло теперь пригодиться.
Вскоре появился Форбс в сопровождении незнакомого мне полицейского.
- Этому парню нужна первая помощь, Эв! - сказал полицейский Эверетту.
- Многим она еще понадобится. В тюрьме могут начаться беспорядки. Кто включил этот чертов сигнал тревоги? Выключи его.
- У вас все в порядке? - спросил меня Форбс. Рука его была обернута носовым платком.
- Да, - ответила я и повернулась к Эверетту. - Можно мне от вас позвонить своему адвокату?
- Если я вас сейчас арестую, тогда звонить адвокату будет вашим конституционным правом.
- Спасибо, - ответила я. - Мы уходим, доктор.
Эверетт приказал дежурному по коммутатору проводить нас и проследить, чтобы мы сели в машину. Тому явно не нравилось, что Эверетт приказывает ему. Он был профессионалом своего дела. Он проворчал что-то о полицейских, появляющихся на работе только по уик-эндам. Пока мы шли, умолк колокол. Наступившая тишина казалась благодатью, но лишь на короткое мгновение - в тюрьме раздавался странный ритмичный звук, он нарастал.
Сначала он был похож на глухие удары, но потом я поняла, что это такты. Я уловила ритм. Sieg heil! Значит, ребята уже в камере, но они успели заразить духом протеста всех арестованных, ибо все больше голосов подхватывало клич, а затем послышались звуки ударов о металл, будто колотили ботинком по прутьям решетки.