Количество свиданий в Алленвуде не было ограничено, и некоторые из парней торчали в комнатах для посещений с девяти утра до девяти вечера. Жены биржевых маклеров прибывали в лимузинах, а их служанки готовили филе или стейк прямо там же, на кухне. На выходные приходили посетители с детьми и няньками, и в колонии даже был свой детский уголок, где дети могли играть и отдыхать.
Когда я прибыл в Алленвуд, там меня встретило множество евреев. От Федерального бюро тюрем они получили право держать отдельную, кошерную кухню.
Я немедленно вызвался на работу в кошерной кухне. Я хотел с самого же начала показать себя набожным человеком, что позволило бы мне получить право на религиозные отпуска, по семь дней дома каждые три месяца.
Вскоре я разузнал, как выбираться домой еще чаще. Карен поддерживала связь со знакомым раввином, который писал в Алленвуд, испрашивая для меня разрешения покидать колонию на три дня для религиозного наставления.
Руководство тюрьмы всегда благоговело перед запросами священников. Именно таким образом мы получили в Алленвуде вторую кухню, а чернокожие заключенные смогли поддерживать исламский пост и молитвенные дни.
Стоило мне добиться религиозных отпусков по выходным, как все остальное устраивал местный раввин.
Он был пройдохой. Работал с заключенными Алленвуда уже пару лет, и у него ты мог купить себе любое предписание. В Алленвуде находился с десяток парней, которые проходили по его программе, состоящей в том, что он отводил их на молитвенные собрания в местный мотель, где они получали религиозные наставления и отдыхали.
Я понимал, что за разумную цену раввин мог устроить и что получше. Спустя пару недель я устроил все так, что по утрам в пятницу он сажал меня в свой девяносто восьмой олдсмобиль, и мы, как угорелые, мчались в Атлантик-сити, где я встречался с Карен и ребятами, и все выходные мы проводили в играх и застольях.
Раввин брал штуку за выходные, и мне приходилось оплачивать его проживание в гостинице. Он так старался угодить, что спустя пару поездок я включил в религиозные выходные Джимми.
После того как Джимми перевели в Алленвуд, я нечасто с ним виделся. Бёрка определили в другое общежитие и к тому же включили в бригаду смотрителей газона. Но я подключил его к религиозной программе, и когда наступала пятница, мы мчались в Атлантик-сити, где все было, как в старые добрые времена.
Я также вошел в программу местной Молодежной Торговой Палаты, поскольку нас вывозили в пятидневный отпуск каждый месяц. К тому же в одно из воскресений месяца для нас читали лекции в местном отеле, где обучали тому, как вновь открыть бизнес.
Большинство из руководителей палаты были людьми с добрыми побуждениями и искренними, но были и иные, и у меня ушло немного времени, чтобы выяснить, кто готов за пару сотен долларов отвернуться в сторону.
Вскоре я подписался на все программы. В один месяц мне удалось собрать столько отпусков, выходных и религиозных дней, что колония даже задолжала мне один день.
Если мне требовалось забрать таблетки или наркотики, то я всегда мог заплатить одному из охранников пятьдесят долларов, и он выводил меня из колонии после своей смены и переклички в половине пятого, а затем приводил обратно, когда возвращался на работу к утренней перекличке. Никто не задавал лишних вопросов.
Охранникам не приходилось подписывать никакие бумаги. Таким образом, некоторые из них просто срубали немного левых деньжат, и никто не собирался об этом докладывать. Обычно я наказывал Карен снять номер в одном из близлежащих мотелей. Мне нравились мотели с внутренним бассейном.
В длительные пятидневные отпуска я просто ехал домой. А почему бы нет? Карен или кто-то из парней встречали меня в одном из мотелей, где Торговая Палата проводила свои семинары, а мой руководитель лишь делал мне ручкой на прощание.
Через несколько часов я уже был дома. Спустя некоторое время я стал так часто наведываться домой, что большинство соседей верили, будто меня отпустили на год раньше".
12-го июля 1978-го года Генри Хилла досрочно освободили за примерное поведение. Согласно докладу Федерального бюро тюрем, поведение Генри Хилла характеризовалось как идеальное.
Генри принимал участие в воспитательных и образовательных программах. В течение всего срока он отличался безукоризненным поведением. Он превосходно вписался в исправительную программу и принимал участие в общественных работах и религиозных программах, созданных с целью помочь сокамерникам.
Во время бесед с тюремным персоналом, социальными работниками и психологами Генри вел себя обходительно и всегда был готов сотрудничать. Он казался зрелым и уверенным в себе человеком. У него были крепкие семейные узы, и по выходу из тюрьмы ему гарантировали работу с окладом в двести двадцать пять долларов в неделю в качестве менеджера лонг-айлендской компании неподалеку от его дома.
Конечно, тюремная администрация и понятия не имела, как умело Генри манипулировал и эксплуатировал их систему. Как и не знала того, что его новое место трудоустройства не требовало выхода на работу, а предоставил его Поли Варио.
Будущий работодатель Генри Филлип Базиле был контролируемым мафией рок-промоутером и владельцем дискотеки, которая в свое время пользовалась услугами Генри для поджогов. Однако для Федерального бюро тюрем дело Генри Хилла служило лестным свидетельством в пользу нового подхода к реабилитационной программе.
По выходе из Алленвуда Федеральное бюро тюрем отметило благотворный прогресс Генри, добавив, что шансы на возвращение Генри в тюрьму крайне ничтожны.
Глава пятнадцатая
Генри Хилл вышел из Алленвуда двенадцатого июля 1978-го года. На нем был пятилетний пиджак от Бриони, а в кармане лежали семьдесят восемь долларов. Домой он поехал на шестилетней машине, четырехдверном бьюике седане.
Карен с детьми жили в обветшалом одноэтажном доме с двумя спальнями в захудалом районе Уэлли-Стрим. Адвокаты Генри, тюремные охранники и отпуска поглотили почти все его деньги, но он велел Карен присмотреть новый дом. У него имелись виды на будущее.
В предвкушении освобождения Генри обсудил с десяток возможных денежных схем во время своего пребывания в отпусках.
В действительности это и была одна из главных причин, почему отпуска были так важны. Они помогали Генри почувствовать, что он вернется в дело еще до выхода из тюрьмы.
После четырех лет, проведенных за решеткой, Генри не намеревался начинать праведную жизнь. Он даже не мог притворяться. Ему были нужны деньги. Для Генри все было просто - нужно выбраться из тюрьмы и преодолеть сложности.
Спустя двадцать четыре часа после освобождения Генри полетел в Питтсбург (в нарушение условий досрочного освобождения), чтобы забрать пятнадцать тысяч долларов, свою долю от торговли марихуаной в Льюисбурге, которую он начал вместе с Полом Маззеи.
Генри планировал пустить деньги на уплату первого взноса за дом. К сожалению, когда он прибыл в Питтсбург, то обнаружил, что Маззеи только что купил полный склад первосортной колумбийской травки, и наличными у него осталось только две тысячи долларов.
Генри не мог ждать, пока Маззеи соберет деньги; на следующий день у него была назначена встреча в Нью-Йорке с полицейским надзирателем, к тому же он пообещал своей дочери Рут сводить её в "ФАО Шварц" на её одиннадцатый день рождения и купить самую большую игрушку в магазине.
Генри одолжил у Маззеи самый большой чемодан, набил его брикетиками марихуаны и направился назад в Нью-Йорк.
Генри так долго находился в тюрьме, вдали от улиц, что плохо представлял себе процесс досмотра багажа до посадки на самолет.
Вместо того, чтобы рискнуть сесть на авиалинии, он вернулся назад на ночном автобусе компании "Грейхаунд". Поездка заняла двенадцать часов. В пути они остановились с десяток раз, и на каждой остановке Генри приходилось выходить из автобуса и караулить багажное отделение, чтобы убедиться, что никто не прихватит его чемодан. К тому же Генри даже не знал, где сбыть травку.
До ареста он никогда не продавал и даже не курил травку. Генри не мог воспользоваться связями в своей команде, поскольку Поли Варио воспрещал своим людям любые сделки с наркотиками.
У Генри ушла, по меньшей мере, неделя, чтобы разведать обстановку, прежде чем сбыть товар. Однако, когда он сбыл его, то оказался с двенадцатью тысячами долларов наличными. Все прошло быстро и гладко. Генри добыл свой аванс.
Он сводил Рут в "ФАО Шварц", и хотя она хныкала, что это им не по карману, он купил ей фарфоровую куклу за двести долларов. Затем Генри позвонил в Питтсбург и попросил Маззеи прислать ему еще сотню фунтов.
Спустя месяц Генри начал сбывать крупными партиями амфетамин, метаквалон, кокаин и немного героина. Вскоре у него уже была собственная наркобригада, состоявшая из Бобби Джермейна, налетчика, скрывавшегося от полиции и утверждавшего, что он писатель-фрилансер; служащей авиакомпании Робин Куперман, которая вскоре стала любовницей Генри; и Джуди Уикс - курьера, которая никогда не доставляла товар, не надев сине-розовую шляпу.
Вдобавок Генри приторговывал на стороне автоматическими винтовками и пистолетами, которые приобретал у одного из покупателей метаквалона и дистрибьюторов, работавших на коннектикутский арсенал.
"Гангстеры вроде Джимми, Томми и Бобби Джермейна любили иметь под рукой оружие. Джимми скупал их сумками. Шесть, десять, дюжину - для этих парней пистолетов всегда было мало".
Генри также начал сбывать краденые драгоценности через ювелира на алмазной бирже на 47-ой Уэст-стрит. Большая часть крупных драгоценностей шла от Уильяма Арико, еще одного приятеля по Льюисбургу, который присоединился к шайке, специализировавшейся на ограблении богатых отелей и домов состоятельных людей.
"Арико работал вместе с Бобби Джермейном, Боби Нало и подобным ребятами. Они занимались строго ограблениями. Бобби получал наводки от дизайнера и продавщицы мехов, которые имели доступ к домам богатых людей, а затем сообщали Бобби детали". Одной ночью бригада Арико обчистила королеву косметики Эсте Лаудер , выйдя из ее дома с драгоценностями на миллион, которые позже сбыл Генри.
"В дом забрался Арико, прикинувшись водителем. Он вышел из моего дома, переодевшись в униформу и кепку. Карен даже усы ему пририсовала. Ограбление прошло гладко, а вот ювелир угробил почти все камни, исцарапав их, когда вынимал из оправы.
Мы всегда старались извлечь краденые камни из оправы как можно быстрее, чтобы их было невозможно отследить. Затем камни продавали и вставляли в новую оправу. Золотые и серебряные оправы продавались отдельно, их переплавляли".
Генри начал пробивать себе путь в канал поставок спиртного, через который планировал поставлять виски всем барам и ресторанам, долю в которых имели Джимми Бёрк с Поли Варио.
И, что важней всего, Генри не забывал забирать свой чек на двести двадцать пять долларов без выхода на работу, как менеджер дискотеки у Фила Базиле, к которому его пристроил Поли Варио. Генри была необходима еженедельная квитанция на получение денег, чтобы он мог показать полицейскому надзирателю, что усердно работает.
В одну из своих участившихся поездок в Питтсбург Генри познакомился с Тони Перлой, местным букмекером и близким другом Пола Маззеи. За выпивкой в квартире Маззеи и разговором про наркотики Перла сообщил Генри, что у него есть баскетболист из бостонского колледжа, который готов играть на занижение счета в сезоне 1978-1979.
"Тони Перла обрабатывал этого парня, Рика Куна, более года. Кун, который играл в команде Бостонского колледжа центровым, рос вместе с братом Перлы, Рокко. Кун был здоровым пацаном, который хотел поднять деньжат.
Перла уже подарил пацану цветной телевизор, отремонтировал машину, даже подкидывал травку с кокаином. На мое замечание, что Кун в одиночку не сможет гарантировать нужный нам счет, Перла ответил, что Кун привлечет своего лучшего друга, Джима Суини - капитана команды. Перла добавил, что с Куном и Суини, а если понадобится, то и с третьим игроком, мы сможем контролировать набранные очки за две тысячи пятьсот долларов за игру.
Игрокам подобный расклад нравился, поскольку они не сдавали игры. Они могли сохранить лицо. Им только надо было убедиться, что они не выиграют с разницей больше необходимой.
Так, например, если букмекеры или эксперты из Вегаса выставляли линию с победой Бостона в десять очков, наши игроки должны были промазать достаточно бросков, чтобы обеспечить выигрыш с разницей меньшей, чем те десять очков, установленные букмекерами. Так они могли выиграть свои игры, ну а мы свои ставки.
Перла хотел включить меня в схему из-за моих связей с Поли. Перла просто не был в состоянии сделать большое количество крупных ставок у букмекеров по всей стране, чтобы максимизировать прибыль с каждой игры.
Также Перла нуждался в защите, на случай если букмекеры учуют подвох и откажутся платить. Иными словами, если один из букмекеров решит наехать на Перлу, он хотел иметь возможность сказать, что подобные вопросы следует разрешать с одним из его партнеров - а именно, со мной, Джимми Бёрком и Поли Варио.
Возможно, многие этого не знают, но ставить крупные суммы на университетский баскетбол - дело весьма сложное. Лишь несколько букмекеров серьезно рассматривают баскетбол.
Более того, большинство букмекеров примут ставку на университетский баскетбол лишь в качестве услуги для тех, кто активно ставит на футбол или бейсбол. Да и в этом случае они обычно урезают твои ставки до пятиста-тысячи долларов.
Именно поэтому мне приходилось связываться с целой командой из пятнадцати-двадцати букмекеров. Нескольким из них я бы дал знать о том, что происходит, чтобы те смогли помочь увеличить количество ставок.
Я уже держал в уме знакомых мне ребят. Вроде Марти Крюгмана, Джона Савино и Милти Векара, которые будут наживаться вместе с нами, пока остальные - проигрывать.
Вернувшись, я рассказал о схеме Джимми с Поли, и она им понравилась. Джимми нравилось обставлять букмекеров, ну а Поли - обставлять всех.
Помню, мы тогда стояли в баре 'Геффкенс", и Поли расцеловал меня в обе щеки. Я вышел только пару месяцев назад, а уже приносил одно выгодное дело за другим. Да, именно это я делал, и это радовало Поли.
Когда я все уладил, Маззеи с Перлой прилетели в Нью-Йорк на встречу в "Робертсе" с Джимми и Поли. К этому времени Поли передал баскетбольную сделку своему сыну, Питеру, и мы с Пити вместе с Маззеи и Перлой полетели в Бостон, чтобы переговорить с игроками.
До этого я не встречался с игроками. С ними общался Перла, но теперь мы собирались ставить на ребят крупные суммы, и мне хотелось лично убедиться, что парни понимают всю серьезность своей затеи.
Встреча состоялась в "Шератоне", в Пруденшл-Центр в Бостоне. Поначалу Кун со Суини нервничали. Прежде чем начать беседу, я по одному отвел обоих в спальню, где обыскал на наличие прослушки.
Затем они заказали самые дорогие блюда в меню. Начали обсуждать свою карьеру, причем оба отмечали, что чувствуют себя недостаточно талантливыми или высокими для игры в профессионалах.
Они знали, кто я и почему здесь. Они знали, что у меня есть связи, чтобы делать ставки, и просили меня позволить им ставить самим вдобавок к тем двум тысячам пятистам долларам, что мы пообещали им за игру.
Они так непринужденно говорили о занижении счета, спрэдах и ставках, что у меня сложились впечатление, будто парни занимаются этим с самой школы.
Я спросил, в какой из предстоящих игр, по их мнению, можно будет сыграть на занижение. Суини достал небольшой листок с расписанием игр, обвел те игры, на которых, как он считал, мы могли нагреть букмекеров, и передал мне.
Они, не переставая, твердили о том, что им нравится идея просто занижать счет, а не сдавать игры.
Помню, как отправился на первую игру, которую мы решили проверить. Я хотел лично взглянуть на них в игре. Игра проходила шестого декабря с Провиденсом. Это был пробный заход, но мы с Джимми поставили небольшую сумму, чтобы посмотреть, как все пройдет.
Букмекеры предсказывали победу Бостону с разницей в семь очков. Кун достал мне билеты, и мое место оказалось за родителями Суини, в самом центре сектора болельщиков Бостона.
Они поддерживали команду, как сумасшедшие. Когда Бостон вырвался вперед на несколько очков, я вздохнул спокойней. Все шло, как по маслу. Игроки из Провиденса передвигались, как покойники. Мы набирали очки.
Суини феерил в тот вечер. Его родители так и прыгали. Суини начал попадать в корзину с любых позиций. Я кричал вместе с остальными, но к концу игры заметил, что мы вырвались слишком далеко вперед.
Я понимал, что аплодирую собственному поражению. У Суини залетало все, что летело в сторону корзины. Бац! Он забрасывал два очка и с гордым видом бежал назад в защиту.
У меня ставка горит, а этот идиот идет на лучшего игрока матча. Бац! Еще два очка. Бац! Бац! Два штрафных броска. Я смотрю это дерьмо, и мне хочется закричать "Промажь штрафной!", но передо мной счастливо улюлюкают его предки.
А меня ждет провал. К концу игры я заметил, что Рик Кун промазал три-четыре раза, пытаясь добыть нам счет ниже спреда. Я подметил, что парень, по крайней мере, пытается.
В одном из эпизодов он сфолил на игроке Провиденса таким образом, что засчитали два очка и дали штрафной бросок. В типичной для вечера манере парень промазал свободный удар. Но Кун соображал.
Поздно подпрыгнув, Кун позволил мячу перелететь через себя, и тот же игрок из Провиденса, что промазал штрафной, оказался первым на подборе.
Парень обошел Куна, который застыл, как фонарный столб, и забросил. Но этот идиот Суини по-прежнему бомбардировал корзину. Я уже был должен идти в банк, дымя сигарой по пути, но Суини просрал ставку. Он не останавливался.
От них лишь требовалось выиграть с разницей в семь очков. Они бы выиграли игру, а я свои деньги. Вместо этого они выиграли с разницей в девятнадцать очков, 83-64. Тоже мне схема. Пустая трата времени и денег.
Они просто взяли отличную беспроигрышную сделку и выбросили на ветер. Вот глупость. Сделай мы крупную ставку, уже были бы покойниками. Я не хотел иметь с пацанами никаких дел.
Я переговорил с Перлой и Маззеи, объяснив, что зол, и что Джимми будет еще пуще рассержен. Мы были серьезными людьми. Если ребятам хочется занижать счет, пожалуйста. Это бизнес. Но если они не могут, то забудем эту сделку.
Никаких обид, просто разойдемся. Напоследок я посоветовал им не валять дурака - со сломанными пальцами в баскетбол не играют.
Позже Кун заявил, что до игры с Провиденсом он отправился к Суини, чтобы сообщить тому, что спрэд в семь очков, но Суини промолчал.
Когда во время игры Суини принялся набирать очки, Кун спросил у того, что тот делает. На что Суини ответил, что играет на победу.