- Мы знаем, что она здесь, у тебя, - повторил он.
- Никого у меня нет.
- Никого у меня нет, - передразнил он.
Они осклабились и потребовали их впустить. Самый длинный сделал пару шагов вперед. Я загородил дверной проем. У парня были черные от снюса губы и выбеленные волосы. Он подошел вплотную и ткнул указательным пальцем мне в грудь. С такой силой, что я невольно сделал шаг назад, споткнулся и потерял равновесие. Я упал и ударился затылком об пол. Парни стояли надо мной. Меня ударили в живот. Воздух пропал. Я съежился и стал ждать нового удара.
Его не последовало.
Я посмотрел наверх и обнаружил соседа. За парнями стоял Аск - огромный груботесаный мужик. Он оттолкнул длинного.
- Спокойно, - сказал Аск. - Нам тут проблем не нужно.
Парень со снюсом на губе пригладил белесый чуб и повернулся к Аску:
- Твоя жена тут.
Аск посмотрел на меня:
- Она здесь?
Я попытался подняться. Все болело.
- Все нормально? - спросил Аск.
Я кивнул.
- Она здесь?
Я покачал головой.
- Она тут! - сказал черногубый.
- Еще что-нибудь? - спросил я.
- Мне жаль, что так получилось, - вздохнул Аск.
Он сказал парням, чтобы те шли обратно. Те запротестовали. Черногубый повторил, что жена Аска - у меня.
Я закрыл дверь и вернулся в комнату. Мумуки сидела на диване.
- Они вас избили? - спросила она.
Я не ответил.
- Простите, пожалуйста, - сказала она.
Я сказал, что ей не надо просить прощения. Ведь не она меня била. Я надел рубашку и предложил Мумуки чего-нибудь выпить. Не дожидаясь ответа, я принес бутылку виски и два стакана. Выпили молча. Музыка на верхнем этаже стала еще громче.
Я кивнул на рассеченную бровь Мумуки:
- В полицию позвонить?
- Нет, - сказала она. - Пожалуйста, не надо полиции.
Мумуки осушила стакан и попросила еще. Я встал и долил ей виски. Она сидела, обхватив стакан тонкими руками. Сказала, что виски хороший. Она жила здесь каких-то три-четыре года, а по-норвежски уже говорила почти идеально.
- Это все из-за того мальчика, - сказала Мумуки. - Которого искали в реке.
- Что именно?
- То же, что и всегда. Людям нужен кто-то, на ком можно оторваться.
Мне это в голову не приходило. Эта шайка - товарищи погибшего. Сущие черти. Им приспичило кого-то побить. Непонятно, что они делали у соседа, но двери Аска всегда были нараспашку. Мумуки спросила, знаю ли я, что случилось с тем мальчиком. Я ответил, что неясно, как он оказался в реке.
Позвонили еще раз. Мы сидели тихо. За дверью что-то разбили: стакан или бутылку. Я уж решил, что сейчас они ворвутся в мою квартиру, но больше ничего не произошло. Снова все стихло.
Я налил еще виски.
- Вы добрый человек, - сказала Мумуки.
Она встала и пошла вдоль книжных полок, рассматривая книги и иногда читая названия. Она сказала, что у меня намного уютнее, чем она себе представляла. Она думала, что все мужчины - неряхи.
- Обожаю читать, - сказала она. - Вы тоже?
Она взяла с полки "Norwegian Wood" и улыбнулась.
- Вам тоже нравится эта книга?
Я посмотрел на нее. Странно. Эта женщина любила Харуки Мураками, изящно одевалась и жила с человеком, который наверняка за всю жизнь не прочел ни одной книги. Я знал, какого о нем мнения окружающие, но Аск мне все равно нравился. Он был вратарем городской команды и завязал с футболом за два года до того, как я начал играть в первой лиге. Иногда он брал тяжелейшие мячи, а иногда пропускал элементарные. А теперь он возит мусор, шляется по кабакам, а дома его ждет самая прекрасная жена в мире.
- Можно я посплю на диване? - спросила Мумуки.
- Зачем?
- Все лучше, чем возвращаться туда.
Я сказал, что она может спать на моей кровати. И застелил постель свежим бельем. Это было сложно сделать с больной рукой, но Мумуки мне помогла. Я пожелал ей доброй ночи. Какое-то мгновение она стояла на пороге, потом повернулась и закрыла дверь. Я включил телевизор. Тело болело после удара, и я бы все равно не смог уснуть. Я щелкал по каналам, пока не наткнулся на старый фильм, где по пустыне ехал поезд. На одинокой станции сошел мужчина в шляпе и черном костюме. Кажется, Спенсер Трейси. Он стоял на перроне посреди пустыни и даже не догадывался, зачем он здесь. Местный телеграфист спросил, зачем тот приехал. Спенсер Трейси ответил, что пробудет тут всего сутки. Телеграфист заметил, что в таком месте сутки могут показаться целой жизнью.
Снова позвонили. Я продолжал сидеть перед телевизором. Через некоторое время звонки и шум голосов утихли. Я встал с дивана и пошел в спальню. Посмотреть, как там Мумуки. На ее лице едва мерцали уличные огни. Одеялом она закрылась только наполовину. И тихо спала, держа в руках книгу "Norwegian Wood".
В ящике ночного столика я нашел пачку сигарет, взял одну, но не зажег. Я вдруг задал себе вопрос: когда в последний раз в моей постели лежала женщина? Подумал про Ирен. Сейчас она лежит в одной постели с моим братом. Я пытался выкинуть эту картинку из головы, но она снова и снова возвращалась. Я старался думать об одной Ирен, об Ирен со мной, но перед глазами маячило: она лежит, прижавшись к моему брату.
~~~
Солнечный свет сочился между шторами. На дворе, должно быть, уже стоял день. Звонил телефон. Я хотел ответить, но не успел встать, как звонки прекратились. С меня градом катился пот. Тело болело. Я подумал про Ирен. Так начиналось каждое утро. Я просыпался и думал про Ирен. Иногда я просыпался с чувством, что за ночь она вышла из меня. Я начинал день свободным человеком. Но тут появлялась она и заполняла меня, находя во мне брешь, которую я никак не мог заткнуть.
- Доброе утро, придурок! - сказал я зеркалу в ванной.
Я принял душ и оделся. Левую руку дергало. Уж не занес ли я в рану инфекцию? Я постучался в спальню. Мне не ответили. Мумуки исчезла, застелив за собой постель. Только роман остался лежать на подушке. Что же с ней будет? Мне бы хотелось, чтоб она сейчас была здесь. Я бы разбудил ее и спросил, чем могу ей помочь. Правда, мне и своих проблем хватало. Я взял "Norwegian Wood" и поставил на полку.
У входной двери лежала газета. Эти идиоты заняли половину первой страницы фотографией двух девиц в легких платьях. Девушки поливали друг друга из садовых шлангов. Заголовок: "А жара продолжается". Мой сюжет поместили в одну из верхних колонок. А продолжение - на следующую страницу, оно занимало ее почти целиком. К статье прилагалась фотография реки. Все бы ничего, но надо же нормально размещать материал. Или у них глаз нет? Мне захотелось позвонить и устроить им головомойку. Прочистить мозги.
Телефон снова зазвонил. На этот раз я успел поднять трубку.
- Доброе утро, - сказала завотделом расследований.
Я не ответил.
- Утро-то доброе? - спросила она.
- Да, а разве нет? - ответил я.
Она поинтересовалась, с какой ноги я встал. Сказала, что попробовала применить разумную осмотрительность. Этому она выучилась на курсах.
- Нужно же испробовать то, чему учишься, - сказала она.
Я спросил, что она будет делать, если это не сработает. Она ответила, что это уже следующий курс. Пауза. Несколько лет назад она пыталась устроить мне тест на летнем пикнике. Это было еще до того, как она стала подниматься по служебной лестнице. Теперь с такими людьми, как я, она держит дистанцию. Я пошел камнем на дно. А она всплыла вверх.
- Тебя не было на утренней телеконференции, - сказала она.
- И что?
- И то! Мы посылаем сегодня еще одного журналиста.
Я подумал, что она умеет говорить о том, что происходит на самом деле. Наверняка она ходила на какие-нибудь курсы, где учат разговаривать без обиняков. Она могла открыто заявить, что пользы от меня мало. Что работаю я плохо. Что положиться на меня нельзя. Что мне нужно подкрепление.
- И кто приедет? - спросил я.
- Эрик Бодд, - ответила она. - Сможешь встретить его в двенадцать?
Я промолчал.
- Ты ангел, - сказала она.
Я позавтракал и поехал в центр. Солнце надраивало горные склоны, тротуары и улицы. Одда была похожа на лист белой глянцевой бумаги. Еще один жаркий день. Еще один потный день. Течение жизни стало скучным, как сюжет мыльной оперы.
Мимо проплывали кусочки снов. Их не было, когда я проснулся, но теперь я видел себя на перекрестке, по пояс в воде. Отец едет вниз по улице в старой "Вольво-ПВ". На заднем сиденье - Франк. Они наверняка меня заметили, но все равно пропали в переулке. Братец обернулся и посмотрел на меня через заднее стекло. Холодная вода сомкнулась прямо надо мной.
В киоске "Микс" я купил бульварных газет. Продавщица спросила, что новенького. Не знаю, ответил я. Она сказала, во всем виноваты беженцы. От них столько проблем.
- Каких проблем? - спросил я.
- Они воры.
- Воры?
- Да, воры и вообще бандиты.
Я пошел к себе в офис. Он находился в здании постройки семидесятых, которое называли Деловым домом. "Бергенские известия" получили там место за особый вклад. Газеты, архитекторы и рекламные бюро должны были трудиться в Деловом доме на благо будущего Одды. Теперь на крыше светилась огромная кегля. А внутри на многих дверях красовалась табличка: "Помещение сдается". Весь первый этаж занимала Служба занятости. Они появились там, когда съехали консультанты. Ума не приложу, что случилось со всеми консультантами из "Хьюстон консалтинг груп". Еще недавно ходили в шикарных костюмах и пахли дорогими лосьонами. А в заключительном отчете составили классификацию, в которой Одду сравнивали с умирающей собакой или спящим медведем.
Обливаясь потом, я потопал на четвертый. Лифт не работал с зимы. Различные владельцы по-прежнему спорили, за чей счет будет отремонтирован лифт. Я проверил электронную почту - надеялся найти что-нибудь от Ирен. Хотя знал, что ничего не найду. Она никогда не писала, но все равно каждый раз я проверял почту с надеждой.
Почитал газеты. Обе напечатали сюжет на первой странице. При этом "ВГ" поместила туда большую фотографию Гутторма Педерсена. Под ней значилось, что сделана она была школьным фотографом пару лет назад. Откуда она у них? Слева был заголовок: "УБИТ, ПОТОМУ ЧТО НОРВЕЖЕЦ?"
Позвонил Самсон Нильсен. Извинялся за вчерашнее. Он просто предприниматель, а "ВГ" сделала ему такое предложение, от которого он не смог отказаться. Просил не воспринимать как личное оскорбление то, что он не предоставил нам вертолета. Он терпеть не может ссориться с кем бы то ни было. Можно как-нибудь загладить эту историю? У него есть дело, которое меня заинтересует. Он ждет на пристани. И если я подойду, то он поведает об этом мне лично. Причем исключительно мне одному.
Несколько лет назад я предложил воскресной редакции написать статью о Самсоне Нильсене. Когда он еще был гонщиком в Польше. Мотодром там был большой, и Самсон Нильсен зарекомендовал себя как одна из звезд Тарновской команды. Нормального ответа из редакции я так и не получил. Но через пару недель спортивный обозреватель съездил в Польшу и написал репортаж.
Самсон Нильсен сказал, что стоит как раз у контейнера, заполненного клюшками для гольфа. Новые клюшки производства знаменитого американского концерна "Пинг" в Фениксе - а в Норвегии они появились благодаря человеку, который был знаком с сыном основателя. Эти клюшки произвели революцию в гольфе. Оптимальный угол между древком и головкой. Я слушал вполуха. Он был предприимчивым парнем. Но многие свои идеи высосал из пальца. В местной газете он писал, что Одда станет столицей гольфа. На месте, где стоял комбинат, будет самое большое в стране поле для гольфа. Он предлагал оддинцам поступить, как индейцы. В США и Канаде индейские племена в нескольких старых резервациях организовали казино. А на заработанные деньги выкупали свои земли. И оддинцы должны поступить так же.
Я сказал, что сейчас подойти не смогу.
Пауза.
- Ты знаешь, что у меня на тебя кое-что есть? - спросил Самсон Нильсен.
Я попросил его повторить. Он повторил, что у него на меня кое-что есть.
- Ты мне угрожаешь? - спросил я.
- Да, - сказал он.
Я подумал, что он может знать про Ирен. Вообще-то я был уверен, что об этом никто не знает. Но можно ли быть уверенным до конца? Город маленький, а вокруг - столько глаз. А может, он имел в виду рекламные тексты, которые я для него писал. Когда я подолгу оставался без дела, то подрабатывал у Самсона Нильсена. Тут можно было поспорить об этике, но об этике вообще можно спорить до посинения.
- Эй, я просто шучу, - сказал Самсон Нильсен.
Какое-то время длилась пауза. Потом я сказал, что на этот раз не могу ему помочь. Положил трубку и позвонил Мартинсену, но он не отвечал. Позвонил Франку - он тоже. Я поговорил с дежурным в полиции. Ничего нового. Никаких арестов.
Я сидел и ничего не делал. Тут нужен был план или программа. Звонить. Спрашивать. Записывать. Искать. Надоедать. Чувствовать себя дерьмом. Делать вид, будто знаешь, что делаешь. А я не знал, за что взяться. Может, начальники в Бергене и правы. Мне нужно подкрепление. Человек, знакомый со всеми финтами и увертками.
Я провел пальцем по монитору. Позвонил домой родителям. Не отвечают. Палец чертил по пыли. Руки казались теплыми и толстыми, как будто распухшими от тепла. Я часто об этом думал. Что скоро и на моем кабинете появится табличка: "Помещение сдается".
~~~
Как понять, когда именно что-то кончается? Когда оно действительно подходит к концу? Гораздо легче определить, когда что-то начинается. Одда стала промышленным городом в 1908 году. Тогда был построен завод компании "Олби карбид юнион". Посреди деревни. Но когда Одда перестала быть деревней? Последние годы были для города периодом такого затяжного спада, что никто не мог с точностью указать точку и сказать: "Вот! Вот завершение!"
Я помню, когда Ирен впервые обняла меня. Мы шли в сторонке от остальных по центру Лиссабона. Дождь. Я остановился перед витриной с понравившимися мне костюмами. Ирен шла сзади. Она прислонилась к моей спине, и ее руки проскользнули под мои и обняли меня. Я увидел ее отражение в стекле витрины и подумал: "Начинается".
А когда все закончилось? На самом деле? Ирен так часто объявляла о разрыве, что я сбился со счета. Она больше не может. Она не в силах продолжать. Каждый раз она жалела. Все заканчивалось, но насовсем - никогда. Но на этот раз я был уверен. Конец.
Ближе к полудню я поехал к мосту. "Рональдо" уже был на месте. Одетый в свою бразильскую футболку. Это выглядело трагично и смешно. Одежда словно подчеркивала, насколько мало у него шансов стать хорошим футболистом.
"Рональдо" поднял на меня взгляд.
- Сегодня одного утащили, - сказал он.
Я повернулся к заливу и пересчитал утят. И правда. Осталось всего четыре. Я сказал, надо выставить народный патруль. Он меня не понял. Я присел рядом и спросил, как его зовут. Он не ответил.
- Все имеют право, чтобы их как-то звали, - сказал я. - Как минимум.
Между горами появился гидроплан. Я никогда не встречался с этим Эриком Боддом. Его недавно перекупили у конкурента - "Бергенской газеты", где он умел быстро штамповать обзорные статьи. То же самое он должен будет теперь делать для наших "Бергенских известий". Сейчас он был одним из трех репортеров криминальной хроники.
- С самолета можно увидеть Нью-Йорк, - сообщил "Рональдо". - И небоскребы. И все-все огни.
Я подумал, что по пути сюда он должен был пролетать Франкфурт. Наверняка он видел высотки и принял это за Нью-Йорк. Я и сам пару лет назад пролетал Франкфурт. Замечательное это было зрелище: высотные дома в темноте. Ты сидишь в самолете и смотришь на непогашенный свет в окнах офисов. И думаешь обо всех, кто сейчас в этих высотках.
- Ты бы хотел жить в Нью-Йорке? - спросил я.
- Да. Там "Макдоналдс".
- И тут тоже.
- Там больше.
"Рональдо" посмотрел на меня. Он сказал, что Земля не круглая. Я возразил ему, но он не сдавался. Он объяснил, что, если бы она была круглой, вся вода стекла бы с нее.
- Да, ты совершенно прав, - ответил я. - Тогда бы вся вода стекла.
- Ты был в Нью-Йорке? - спросил "Рональдо".
- Однажды, много лет назад. И даже кое-кто стрелял там в меня из пистолета.
- А ты что?
- Я? Ничего. Я просто оказался не тем человеком не на той улице.
Самолет сел на воду фьорда и стал с гудением приближаться к мосту. "Рональдо" спросил, буду ли я приходить каждый день. Я ответил, что, наверное, да.
- Скоро прилетит мой папа, - сказал "Рональдо". - У него много денег.
Я уже непроизвольно представлял себе "Рональдо" и его семью. Видел все их ссоры и ругань. Но, по крайней мере, они вместе. Я спросил мальчугана, живет ли с ним кто-нибудь из семьи. Он покачал головой.
- Скоро прилетит мой папа. У него деньги в коробке из-под ботинок. Но это секрет.
Я сказал, что обувная коробка - лучшее место для хранения денег. И пообещал, что никому не проболтаюсь.
- Думаешь, он увидит меня с самолета, когда прилетит?
- Ну разумеется.
Самолет приближался к мосту. На этот раз из кабины показался пилот и стал выруливать к нам.
- Куда тебе попали? - спросил мальчуган.
Я его не понял.
- Когда они в тебя стреляли, - пояснил он. - В тебе осталась пуля?
Я объяснил, что в меня только целились. А попали в другого.
- Он умер?
- Не знаю. Кажется, да.
- Я тоже видел, как человек умер.
Он замолчал. Я посмотрел на него. Его жесткие волосы были взъерошены. Такие рука сама тянется потрогать.
- Как тебя зовут? - спросил "Рональдо".
Я вытащил визитку. И сразу же об этом пожалел. Он не умел читать. Просто посмотрел на карточку и вернул ее. Я сказал, что меня зовут Робертом и что визитку он может оставить себе. "Рональдо" сунул ее в карман шортов.
Гидроплан остановился. Пилот достал что-то похожее на сумку для гольфа. На мост выбрался Эрик Бодд. На нем были серые брюки и белая рубашка. Узкие солнечные очки. Волосы намазаны гелем. Через левую руку перекинут пиджак; в правой - чемодан. Бодд был брюнетом. Поджарым. Но я подумал, что он склонен к полноте. Люди могут быть склонны к полноте, даже если поначалу они худощавы. Это видно по лицу: мясистые щеки и лоб, отчего глаза кажутся глубоко посаженными.
Меня окликнул "Рональдо":
- А завтра придешь?