Министр несколько секунд смотрел на него с улыбкой. Сказал:
- Леонид Викторович, я хоть и в генеральском звании, но все же милиционер. Разрешите задать несколько, так сказать, чисто милицейских вопросов. Просто из любопытства.
- Пожалуйста, Василий Денисович.
- По представленным документам вашего отца, уроженца города Ростова-на-Дону, звали Борис Фертушный. Эмигрировав во Францию, он переменил имя и фамилию, став Виктором Феро. Мы по вашему настоянию утвердили вам отчество "Викторович". Мне просто интересно, чем вы руководствовались, выбрав именно это отчество? Благозвучие?
- Благозвучие ни при чем. Когда я родился, отец уже был Виктором. Значит, я сын Виктора, а не Бориса. Вот и все.
- Ну а фамилия Фертушный? Она вам не нравится?
- Дело не в том, нравится она мне или нет. Зачем мне менять фамилию, когда я уже сорок три года Феро? А, Василий Денисович?
Луи впервые заметил мелькнувшее во взгляде министра подобострастие. Все понятно. Министр внутренних дел Василий Денисович Пегов, как и все его окружение, упакован. И отлично знает, что будет упакован еще больше.
Министр поднял обе руки:
- Леонид Викторович, я предупредил, я спрашиваю просто из любопытства. - Помолчал. - Думаю, я не имею права вас больше задерживать. Вы еще не окрепли, да и дел у вас наверняка много. Впрочем, как и у меня.
- Верно, Василий Денисович. Спасибо, что лично вручили мне паспорт.
- Всегда рад. - Министр встал. - Если позволите, я провожу вас.
- Спасибо.
Напоследок обменявшись с министром рукопожатием у двери, Луи вышел в приемную. Сидевшие в креслах Рудольф и Стрекалов при его появлении встали. Рудольф спросил:
- Все в порядке?
- Да. Паспорт у меня.
Стрекалов вывел их на улицу, они сели в машину. Рудольф обернулся:
- Теперь куда?
- К Дому журналиста.
Снова развернувшись на Якиманке, Рудольф миновал оба Каменных моста и Волхонку и остановил машину недалеко от Дома журналиста.
Из "Плимута" они вышли вчетвером. Володя и его напарник, оставив одного охранника в машине, двигались чуть сзади.
Подойдя к старинному особняку, спрятавшемуся в глубине заросшего деревьями и кустарником палисадника, все четверо остановились. Осмотрев здание, Рудольф сказал:
- Ничего игрушка.
- Неплохая, - согласился Луи. Теперь это странное здание рядом с Домом журналиста станет его резиденцией.
Дом журналиста всегда ему нравился. Отныне он сможет захаживать по соседству в его ресторан.
Глава 10
Седов нажал кнопку звонка. Дверь открылась почти сразу же. За ней, одетый в просторный серый пуловер, стоял Гущин.
- Заходи. - Пропустил его в квартиру, взял за плечи. - Ну что? Как ты?
Встретив настороженный взгляд, Седов улыбнулся:
- Виктор Александрович, все нормально.
- Не провал?
- Никакого провала. Есть трудности, но у кого их не бывает?
- Трудности… - Гущин отпустил его плечи. - Ладно, проходи.
Они прошли в комнату. Гущин сел за стол.
- Рассказывай. Что там, какие у тебя трудности.
Седов коротко рассказал о стычке с талышами и о требовании Куманькова.
Гущин некоторое время занимался изучением линий жизни, творчества и здоровья на собственной левой руке. Наконец, положив руку ладонью на стол, поморщился:
- Я немного не рассчитал с паспортом. В смысле, не подумал, что Куманьков потребует за него так много.
- Я сам этого не ожидал.
- А Куманьков потребовал так много, потому что поверил, будто смерть Лукмаса и Будникова - фальшак. И деньги у тебя есть. Навел же Куманькова на эту мысль Шлепа, которого Куманьков вызвал к себе сразу же после твоей стычки с талышами. Шлепа "раскололся". А потом рассказал обо всем Хрулеву, который и занимается сейчас всем этим. Уже третий день.
- Он нашел что-нибудь?
- Сказал только по телефону, что эту группу в Москве знают. Он вот-вот должен подъехать. - Гущин рассеянно подвигал мышку выключенного компьютера. - Из твоего рассказа я понял, что Комарик и Куманьков вели себя так, будто что-то знали про этих талышей?
- Комарик, хоть и содрал с них деньги, держался с ними очень осторожно. Ну а Куманьков… Мне показалось, он умышленно не обратил на этих талышей никакого внимания. Они, без сомнения, завязаны. Заня тоже наверняка имеет с ними какой-то скрытый контакт.
- Возможно, эти талыши как-то связаны с Тофиком Бакинцем?
- Возможно.
- И тот предупредил о них Заню. А Заня мог сказать о них тем, кому счел нужным. Тем же Комарику и Куманькову.
В прихожей раздались три звонка, два коротких, один длинный. Гущин встал:
- Хрулев. Пойду открою.
Войдя в комнату вместе с Гущиным, капитан округлил глаза:
- Юра, ты ли это? Не встреть я тебя здесь, не узнал бы ни за какие коврижки.
- Не похож?
- Подожди… - Хрулев сделал вид, что вглядывается. - Да нет, отдаленное сходство есть. - Пожав ему руку, сел. - Рад видеть. Как вообще дела?
- Вообще ничего, а у тебя?
- У меня тоже. Ближе к делу. Виктор Александрович, я наконец могу рассказать вам хоть что-то.
- Жду с нетерпением.
- Но сначала - демонстрация экспонатов. - Достав из кармана куртки конверт, Хрулев вытащил из него четыре фотографии. Разложил на столе жестом фокусника, посмотрел на Седова: - Юра, твои?
Седов не сразу, но узнал четверых, подошедших к нему на рынке. Изучив фотографии внимательней, кивнул:
- Да, это та самая четверка.
- Тогда имею честь представить. По очереди, слева направо: Вагиф Саидов по кличке Сулик, Мамед Абдуразаков, кличка Мамо, Зейнулла Алиев, он же Зорик, и вот, последний, Таллят Ибрагимов, кличка Слон. Коммандос, прошли в свое время школу отрядов "СОБР" российского спецназа. Почти сразу после окончания учебного отряда дезертировали, чтобы тут же влиться в состав так называемой "Объединенной армии народов Кавказа". Воевали в Абхазии, начудили там изрядно. Уличены в мародерстве, в Грузии объявлены военными преступниками. Сейчас ушли из политики, став обыкновенной преступной группой. Последнее время постоянно трутся в Москве.
- К какой группировке они примыкают? - спросил Гущин.
- Ни к какой. Но, думаю, как талыши очень даже могут принимать заказы у Тофика Бакинца.
Гущин по очереди просмотрел все четыре фотографии.
- Насколько я знаю, талыши - народность на Кавказе. Да?
- Правильно, Виктор Александрович. Но с одной поправкой: очень маленькая народность на Кавказе, их всего несколько десятков тысяч человек. Живут на крайнем юге Азербайджана, в Талышских горах, в основном в трех районах: Астарском, Лерикском и Ярдымлинском. Я там работал некоторое время, кое-что знаю. К сегодняшнему дню почти половина талышей записана в документы азербайджанцами, поскольку азербайджанцы усиленно подвергали их искусственной ассимиляции. Вообще с азербайджанцами у талышей очень сложные отношения.
- Не скажи ты мне… - Гущин взял одну из фотографий. - Не скажи ты мне, что это талыши, я бы подумал, это азербайджанцы.
- Внешне у них много общего с азербайджанцами, но это два разных народа. И, главное, два разных языка.
Собрав фотографии в одну стопку, Гущин сказал:
- Ладно, добры молодцы, давайте думать.
- Давайте, - согласился Хрулев.
- Если бы вы были Тофиком Бакинцем и вам нужно было бы бесследно убрать Балмакова - подрядили бы вы этих ребят?
Некоторое время оба сидели молча. Наконец Хрулев сказал:
- Я бы точно подрядил.
- А ты, Юра?
Заметив, что Седов молчит, Хрулев сказал:
- Плечо небось болит?
- Плечо прошло, мякоть заживает быстро. Но ребята в самом деле лихие. Я еле выкрутился. Кстати, ты быстро вычислил эту четверку.
- Старался.
- Компьютер?
- Компьютер был тоже, но в основном я вычислил их через свои ресторанные знакомства. Стал спрашивать о четырех талышах, выяснил, что неких четырех талышей часто видели в "Баку" и "Ленкорани". Принялся наводить справки, один знакомый халдей обмолвился, дескать, он слышал, что да, есть такие, и он знает, что они якобы прошли подготовку в спецназе ФСБ. Я запросил файлы из военкоматов. Остальное, ты прав, была уже чисто компьютерная работа.
- Возможно, я бы их и подрядил, - сказал Седов. - На всякий случай запиши номера двух трейлеров. Очень может быть, что это те самые трейлеры, которые в день исчезновения Балмакова почти сразу же уехали с рынка. Один из этих трейлеров охранники называют "талышским", и он связан с этой четверкой.
- Диктуй. - Хрулев записал номера в блокнот. - Все, заметано. Буду выяснять.
Гущин отодвинул снимки.
- Вот что, Женя, я вроде тебя оторвал от дела?
- Намек понял. - Хрулев встал. - Я могу снова возвращаться к делу?
- Да. Спасибо, что быстро приехал.
- Я всегда быстро приезжаю. Всем общий привет.
- Счастливо, - сказал Седов.
Дождавшись, пока за Хрулевым захлопнется дверь, Гущин сказал:
- Подожди. У меня чай заваренный на кухне, под матрешкой. Принесу тебе и себе. Выпьешь?
- От чая я никогда не отказываюсь, вы знаете.
Гущин ушел на кухню и вскоре вернулся с двумя стаканами чая. Поставил один стакан перед Седовым, мягко положил ладонь на его руку:
- Юра, я все понимаю. Понимаю, что эти сорок тысяч нужны, что они идеально закрепят твою легенду. Но, Юра, мы с тобой сейчас должны думать не об этих сорока тысячах. Меня как раз эти сорок тысяч волнуют меньше всего. Первый этап пройден. Ты внедрен в систему, ты уже вошел в нее. Разрабатывать тех, кто мог убрать Балмакова, можно без тебя. Поэтому на Бутырском рынке тебе больше делать нечего.
Гущин прав, подумал Седов. Он и сам считал, что его миссия на Бутырском рынке себя исчерпала. Отхлебнув из своего стакана, сказал:
- Но сорок тысяч отдавать все равно придется.
- Придется. Всю сумму мне начальство, конечно, не даст, но какую-то часть я выбить смогу. Отдашь Зане эту часть, остальное пообещаешь отдать потом. И уйдешь с Бутырского рынка.
- Уйду - и что дальше?
Гущин посмотрел искоса:
- Займись Луи Феро. Сейчас, после покушения, он озабочен собственной безопасностью. Это делает его уязвимым. - Гущин помолчал. - Что ты скажешь насчет того, чтобы открыть частное охранное агентство?
- Частное охранное агентство?
- Как тебе идея?
- Идея отличная. Но для того, чтобы открыть такое охранное агентство, нужны деньги.
- Ты достанешь.
- Каким образом?
- Возьмешь ссуду в банке. Миллион долларов.
- Боюсь, Виктор Александрович, мне, Алексею Федорову по кличке Федя, такую ссуду не даст ни один банк в мире.
- Даже Алексею Федорову по кличке Федя приличный российский банк вполне может дать миллион - если он эту идею подаст банку красиво. И убедит руководство, что открытое им агентство сразу же начнет приносить доход. Если же при этом руководство банка каким-то образом прознает, что ссуду просит не Алексей Федоров, а Геннадий Будников, за которым стоят деньги Лукмаса, - оно наверняка раскошелится.
- Не уверен в этом, Виктор Александрович.
- Но попробовать можно?
- Ну… конечно, попробовать можно.
- Ладно. Давай не будем спешить. Заня ведь дал тебе неделю? Вот и езжай пока домой. А завтра, примерно в эти же часы, к девяти-десяти, приходи сюда. Я за это время попробую нащупать какие-то ходы. Может, что-то в голову придет и тебе.
Глава 11
Выйдя из квартиры и спустившись вниз, Седов сел в стоящий у тротуара "Москвич". Впереди был целый день, и он стал думать, куда может сейчас поехать. Все же в первую очередь он должен попасть наконец в свою настоящую квартиру, на 3-ю Владимирскую. С момента, как он стал Алексеем Федоровым, он жил на подставной квартире в районе Миусской площади, куда, естественно, не приходило никакой почты. Ключ от почтового ящика на 3-й Владимирской он, как всегда, оставил соседке по лестничной площадке. Служебная почта к нему домой не приходила, с живущими в Петербурге родителями переговаривался по телефону, поэтому писем от них тоже не ждал. Но он был подписан на "Известия", "Литературку" и "Вечерку", так что сможет сейчас хотя бы забрать газеты.
Выехал по набережной Москвы-реки к Таганке. Миновав несколько привычных в это время дня заторов у перекрестков, выбрался в конце концов на шоссе Энтузиастов - и, дав полный газ, уже минут через десять был дома.
Позвонил в дверь к соседке, она открыла, заулыбалась:
- Юрочка, приехал… Как съездил-то?
- Все в порядке, Мария Афанасьевна.
- Совсем вернулся-то?
- Нет, Мария Афанасьевна, опять уезжаю. Так что корреспонденцию продолжайте доставать. Если не трудно.
Соседка вынесла набитый газетами полиэтиленовый пакет.
В квартире Седова стоял запах затхлости, пыли, слежавшейся бумаги и еще чего-то трудноуловимого, что очень точно определяется как запах нежилья.
Пройдя в спальню, настежь распахнул окна. От ударившего в грудь холодного осеннего воздуха сразу стало легче.
Несколько минут стоял, разглядывая открывшийся из окон вид на Измайловский лесопарк. Знакомая картина… Облетевшие темные деревья, изредка поднимающиеся над ними стаи ворон, тяжелые осенние облака над уходящим вдаль лесом.
Пройдя на кухню, заглянул в холодильник. Здесь, если не считать двух коробок с бульонными кубиками, было пусто. От яичницы он бы не отказался, но подумал, что ему вполне хватит чашки кофе.
Заварив кофе, вернулся с чашкой в спальню. Взял пакет, сел в кресло, придвинул журнальный столик - и начал не спеша разбирать почту.
Как он и ожидал, писем оказалось мало. Писали из общества охотников и городского яхт-клуба, приглашая на очередные собрания, два напоминания с просьбой вернуть книгу прислала библиотека, которой он до сих пор не отдал подшивку журнала "Секретный путеводитель по компьютерам".
Допил кофе и стал сортировать газеты. Машинально перебирая и распрямляя согнутые газетные полосы, нашел среди них еще одно письмо.
Конверт был узким и длинным, из тех, которыми в России пользуются крайне редко.
Прочел обратный адрес, написанный по-английски: "От мистера Джеймса Стюарта, 14, Беннетт-роад, Дюмон, штат Нью-Джерси, США". Это был адрес отца Аллы.
Его опять охватила тоска. Тупая, ватная, безнадежная тоска.
Посмотрел в распахнутое окно. Подумал: будь оно все проклято. Это будет всегда. Любое напоминание об Алле, абсолютно любое, всегда будет вызывать у него приступ тупой отчаянной тоски. Он знает, он никогда не сможет смириться со смертью Аллы. Никогда не сможет поверить, что она вдруг ни с того ни с сего, ничего ему не объяснив, ничего не сказав, взяла и ушла, исчезла, растворилась в небытие. Не сможет.
В первом письме, которое ему прислали сразу после смерти Аллы ее родители, они просто уведомляли его, что Алла погибла в автомобильной катастрофе. И все. Непонятно, зачем они прислали ему второе письмо.
Взяв ножницы, вскрыл конверт. Достал листок, прочел короткое послание:
"Уважаемый мистер Седов! Заранее прошу прощения, что вынужден побеспокоить Вас еще раз. Приводя в порядок бумаги моей дочери Эллен после ее смерти, я выяснил, что на ее счету в "Чейз Манхэттен Банк" лежит довольно большая сумма денег, записанная на Ваше имя. Для того чтобы Вы получили эти деньги, необходимо Ваше физическое присутствие в США. Прошу выяснить, как скоро Вы сможете вылететь в Нью-Йорк, и заранее сообщить номер Вашего рейса. Я Вас встречу. Все расходы, связанные с проездом и пребыванием в США, моя семья берет на себя.
С уважением, искренне Ваш Джеймс Стюарт".
Отложив письмо, подумал: большая сумма денег… Конечно, он помнил про миллион сорок тысяч долларов, которые они вместе с Аллой нашли на яхте, в тайнике за телевизором. Перед отлетом Алла как-то туманно сказала ему о том, что, хоть она и положила эти деньги на свой счет, это отнюдь не значит, что деньги будут принадлежать только ей. Ясно, он тогда не придал этим ее словам никакого значения. И довольно скоро о них забыл.
Если речь действительно идет о тех самых одном миллионе сорока тысячах долларов - это не его деньги. Это деньги Глеба.
Еще раз прочитав письмо, спрятал его в конверт. Подумал: хорошо, завтра, когда он поедет к Гущину, он возьмет это письмо с собой.
Глава 12
Письмо, которое Седов показал ему утром, Гущин прочел несколько раз. Покончив с листком, занялся изучением конверта.
Наконец сказал:
- Штемпель на конверте видел?
- Видел. Судя по штемпелю, из США письмо было отправлено двадцать три дня тому назад.
- Вот я про то и говорю. Ты уже давно должен был ответить.
- Ответить - что?
- Что ты вылетаешь. - Вложив листок в конверт, Гущин протянул его Седову. - Держи.
Седов положил конверт на стол.
- Вы считаете, я должен вылететь?
- Обязательно. Причем вылететь немедленно. И получить деньги, о которых сообщается в письме.
- Но… - Седов посмотрел на Гущина. - Я ведь даже не знаю, что это за деньги.
- Так уж и не знаешь? Ты ведь рассказывал о миллионе сорока тысячах долларов, которые Довгань оставил Алле? И которые она положила на свой счет.
- Рассказывал.
- Скорей всего это те самые деньги.
- Возможно.
- Вот и получи их.
- Виктор Александрович, но я не могу получить эти деньги.
- Почему?
- Они принадлежали Довганю, а Довгань оставил их Алле. Это не мои деньги.
- Понимаю, Юра. Очень хорошо все понимаю. - Гущин довольно долго смотрел на него. - А теперь послушай меня. Послушай внимательно. Мы с тобой, помимо всего прочего, юристы и понимаем, что, раз ни Довганя, ни Аллы уже нет, речь в первую очередь должна идти об их наследниках и родственниках. Но у Довганя наследников и родственников не осталось, ты мне говорил об этом сам.
- Но остались родственники Аллы.
- Объясняю все, что касается родственников Аллы. Как ты думаешь, Алла рассказала отцу о том, что она несколько месяцев жила с Довганем фактически на правах жены?
- Не знаю. Могла рассказать, а могла и не рассказать.
- Согласен. Но узнать об этом уже после смерти дочери ее отец ведь мог вполне?
- Да, конечно.
- Но даже если он не узнал об этом, он легко мог определить, что миллион сорок тысяч долларов, о которых мы ведем речь, появились на счету его дочери после того, как она вернулась из России. Так?
- Так.
- Он, Джеймс Стюарт, конгрессмен, знает что-нибудь о происхождении этих денег, миллиона сорока тысяч долларов, привезенных из России?
- Нет, конечно. Сама Алла не знала об этом.
- А теперь подумай сам. Вспомни лекции по зарубежному госустройству, которое ты проходил в академии.
- Я их помню.