- Ну да. Он чуть не перерезал ей горло и теперь привязан к ней на всю жизнь.
- Странный способ привязать к себе человека.
- Наверное. Но это Гарлем. Здешние люди рады, что еще живут.
Глава 7
Затем вызвали Чинка.
Он заявил, что начал вечер с маленькой дружеской игры в покер у себя в квартире. В половине второго игра кончилась, и на поминки он приехал в два часа ночи. Он ушел без пяти четыре, ибо у него было назначено свидание с Куколкой в соседнем доме.
- Перед уходом вы не посмотрели на часы? - спросил Броди.
- Я сделал это в лифте.
- Где был преподобный Шорт, когда вы уходили?
- Преподобный? Черт, я не заметил. - Он немного помолчал, словно припоминая, потом сказал: - Кажется, стоял возле гроба, но я могу и ошибиться.
- Что происходило на улице, когда вы вышли?
- Да ничего. У бакалеи стоял цветной полицейский, охранял коробки и ящики. Может, он меня припомнит.
- С ним кто-нибудь был?
- Разве что призрак.
- Ладно, дружище, давайте-ка оставим комедию и перейдем к фактам, - раздраженно буркнул Броди.
Чинк доложил, что ждал Куколку в вестибюле, но, когда они поднялись на второй этаж, где была ее квартира, она что-то раскисла, и тогда он пошел за марихуаной к знакомому, который жил на той же улице.
- Где? - спросил Броди.
- Угадайте сами, - предложил Чинк.
Броди пропустил вызов мимо ушей.
- На улице были какие-то прохожие? - спросил он.
- Когда я вышел, то увидел, что из дома появилась Дульси. И тотчас же мы увидели тело Вэла в корзине.
- А до этого вы видели корзину?
- Да. В ней был самый обыкновенный хлеб.
- Когда вы встретили Дульси, вокруг не было никого?
- Нет.
- Как она себя повела, увидев труп брата?
- Закатила истерику.
- Что она сказала?
- Не помню.
Броди предъявил ему нож.
Чинк признал, что примерно так же выглядел нож, торчащий в груди Вэла, но сказал, что до этого его не видал.
- Преподобный Шорт показал, что на следующий день после Рождества вы передали этот нож Дульси возле его церкви и показали, как им пользоваться, - сказал Броди.
Потное желтое лицо Чинка побледнело так, что сделалось похожим на грязную простыню.
- Этот сукин сын напился допьяна своим чертовым зельем, - прорычал Чарли. - Я не давал Дульси никакого ножа, а этот вижу в первый раз.
- Но вы преследовали ее по пятам, как кобель, - сказал Броди. - Об этом говорят все.
- За это не вешают, - буркнул Чарли.
- Нет, но вы вполне могли убить ее брата, если он вам мешал, - сказал Броди.
- Вэл не мешал, - пробормотал Чарли Чинк. - Если бы он так не боялся Джонни, то помог бы мне.
Броди вызвал полицейских в форме.
- Задержите его, - распорядился он.
- Я хочу вызвать моего адвоката, - заявил Чарли.
- Пусть вызывает, - разрешил Броди и спросил полицейских, задержали ли они Куколку Гривес.
- Давным-давно, - последовал ответ.
- Ведите сюда!
На Куколке было платье, выглядевшее как замаскированная ночная рубашка. Она села на табуретку под прожектором и закинула ногу на ногу так, словно ей нравилось быть в этой камере в обществе трех детективов.
Она подтвердила показания Чинка, только, по ее версии, он пошел не за марихуаной, а за бутербродами.
- Разве вас плохо покормили на поминках? - удивился Броди.
- Мы разговорились, а от этого у меня появляется аппетит.
Броди спросил, в каких она отношениях с Вэлом, на что Куколка сказала, что они помолвлены.
- И вы принимали у себя другого мужчину в такое время суток?
- Ну и что? Я ждала Вэла до четырех, а потом решила, что он бегает за юбками. - И, хихикнув, она добавила: - Что можно гусю, можно и гусыне.
- Теперь его нет - или вы это забыли? - спросил Броди.
Куколка вдруг сразу утратила беззаботность и сделалась, как положено, скорбящей.
Броди поинтересовался, не видела ли она кого-нибудь, когда ушла с поминок. Она припомнила цветного полицейского и белого управляющего бакалеей, который только-только приехал. Управляющего она узнала, потому что бывала в этом магазине, а с полицейским просто была знакома. Оба с ней поздоровались.
- Когда вы в последний раз видели Вэла? - спросил Броди.
- Он заходил ко мне примерно в половике одиннадцатого.
- А на поминках он был?
- Нет, он сказал, что поедет из дома. Я позвонила мистеру Смоллу и отпросилась на вечер, чтобы побывать на поминках. Я ведь обычно работаю с одиннадцати до четырех. Потом мы с Вэлом сидели и разговаривали до половины второго.
- Вы уверены насчет времени?
- Ну да. Он посмотрел на часы и сказал, что уже полвторого и ему надо идти. Он хотел до поминок побывать в клубе у Джонни, а я сказала, что съела бы жареного цыпленка…
- Вам не нравится, как готовит Мейми Пуллен?
- Очень даже нравится, просто я проголодалась.
- Вы всегда голодны?
Она хихикнула:
- От разговоров мне жутко хочется есть.
- Куда же вы поехали за цыплятами?
- Взяла такси и отправилась в "Колледж инн", на углу 151-й и Бродвея. Мы провели там около часа, потом Вэл поглядел на часы и сказал, что уже полтретьего, ему надо к Джонни и мы увидимся через час на поминках. Мы взяли такси, он высадил меня у Мейми, а сам поехал дальше.
- Какой у него рэкет? - спросил Броди.
- Рэкет? Никакого. Он джентльмен.
- Враги?
- Не было. Разве что Джонни…
- Почему Джонни?
- Джонни могло надоесть, что Вэл все время рядом. Джонни странный. И страшно вспыльчивый.
- А как насчет Чинка? Вэла не раздражала фамильярность Чинка с его невестой?
- Он об этом не догадывался.
Броди показал ей нож. Она сказала, что видит его в первый раз.
Броди отпустил ее.
Следующей ввели Дульси. С ней был адвокат Джонни Бен Уильямс.
Бен был сорокалетний коричневый, слегка располневший человек с аккуратно уложенной прической и большими усами. На нем был двубортный серый костюм, очки в роговой оправе и строгие черные туфли делового человека из Гарлема.
Броди опустил привычные вопросы и сразу спросил Дульси:
- Вы первой обнаружили тело?
- Вы не обязаны отвечать на этот вопрос, - быстро сказал ей адвокат.
- Это еще почему? - рявкнул Броди.
- Пятая поправка, - напомнил адвокат.
- Это не комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, - отозвался Броди. - Я могу задержать ее как главного свидетеля, и тогда ей придется отвечать Большому жюри, если вы на это напрашиваетесь.
- Ладно, ответьте ему, - сказал адвокат после небольшой паузы, как бы поразмыслив, после чего он умолк, полагая, что честно отработал свои деньги.
Дульси сообщила, что, когда она вышла из дома, у корзины уже стоял Чинк.
- Вы уверены? - спросил Броди.
- Я не слепая. Я потому-то и подошла узнать, на что это он уставился, и увидела Вэла.
Броди оставил на время эту тему и поинтересовался, как она начинала свою карьеру в Гарлеме. Ничего нового он не услышал.
- Ваш муж платил ему жалованье? - спросил Броди.
- Нет, он просто вынимал деньги из кармана и давал взаймы, когда Вэл просил. Иногда он давал ему выиграть. Ну и я помогала как могла…
- Давно он помолвлен с Куколкой?
- Помолвлен! - саркастически воскликнула Дульси. - Он просто давно бегает за этой стервой.
Броди оставил эту тему и стал задавать вопросы о рэкете Вэла, о его врагах и о том, были ли у него при себе в тот день большие деньги. Он также попросил ее описать, какие при нем были ценности. Она сказала про наручные часы, золотое кольцо и запонки. Это соответствовало тому, что было обнаружено на покойнике. Дульси сказала, что в бумажнике и правда могло быть только тридцать семь долларов.
Затем Броди взялся прорабатывать вопрос времени. Если верить Дульси, Вэл ушел из дома часов в десять. По ее словам, Вэл хотел посмотреть шоу в театре "Аполло", где оркестр Билли Экстайна выступал вместе с братьями Николс. Он пригласил ее тоже, но у нее была назначена встреча с парикмахером. Поэтому он решил заехать в клуб, взять Джонни, а потом уже ехать на поминки.
Она же вернулась домой в двенадцать часов ночи с Аламеной, которая снимала комнату этажом ниже в том же доме.
- Сколько времени вы с Мейми провели в ванной? - спросил Броди.
- Полчаса. Может, больше, может, меньше. Когда я посмотрела на часы, было четыре двадцать пять. Тогда-то и начал колотить в дверь преподобный Шорт.
Броди показал ей нож и повторил, что сказал о нем преподобный Шорт.
- Этот нож вам дал Чарли Чинк? - спросил он.
Адвокат подал голос, сказав, что ей не стоит отвечать на этот вопрос.
Дульси вдруг разразилась истерическим смехом и лишь минут через пять настолько пришла в себя, что смогла произнести:
- Ему бы следовало жениться. А то смотрит на этих катунов каждую субботу и мечтает сам побарахтаться.
Броди покраснел.
Могильщик хмыкнул:
- А я-то думал, проповедник церкви Святого Экстаза просто обязан кататься по полу вместе с сестрицами во Христе.
- Большинство из них и катается, - призналась Дульси. - Но у преподобного Шорта так часто бывают видения, что он если и катается, то с призраками.
- Ладно, пока все, - сказал Броди. - Я вас отпускаю под залог в пять тысяч долларов.
- На этот счет не волнуйтесь, - поспешил успокоить Дульси адвокат.
- А я и не волнуюсь, - отозвалась Дульси.
Джонни опоздал на пятнадцать минут. Его адвокат стал улаживать вопрос об освобождении Дульси под залог, а Джонни отказался отвечать на вопросы без своего юрисконсульта.
Не успел Броди задать свой первый вопрос, как адвокат передал ему письменные показания двух помощников Джонни, Кида Никеля и Пони, согласно которым Джонни ушел один из своего клуба "Тихуана" на углу Мэдисон-авеню и 124-й улицы. Вэл, по их словам, за вечер в клубе так и не появился.
Не дожидаясь вопросов, Джонни сообщил, что последний раз видел Вэла в девять часов вечера накануне у него на квартире.
- Как вы относились к шурину, который брал деньги и ничего не делал? - спросил Броди.
- Мне было все равно, - отвечал Джонни. - Она так или иначе давала бы их ему. Мне хотелось, чтобы она к этому не имела отношения.
- Вас это не раздражало? - спросил Броди.
- Мне было все равно, я уже сказал, - повторил Джонни равнодушным голосом. - Он был ни то ни сё - ни жулик, ни честный трудяга. Он не умел играть, не умел сводничать. У него не было своего рэкета. Но я не имел ничего против того, чтобы он был под рукой. Он всегда был готов пошутить, посмеяться.
Броди предъявил нож. Джонни взял его, открыл, закрыл, повертел в руках и вернул.
- Хорошая штучка, - сказал он.
- Вы раньше этот нож видали? - спросил Броди.
- Если бы видал, то купил бы себе такой же.
Броди передал ему слова Шорта насчет Дульси, Чарли Чинка и ножа. Когда он закончил, на лице Джонни не отразилось никаких чувств.
- Этот проповедник спятил, - сказал он все так же равнодушно.
Он и Броди обменялись холодными невозмутимыми взглядами.
- Ладно, дружище, можете идти, - сказал Броди.
- Хорошо, - сказал Джонни, вставая, - только не называйте меня "дружище".
- Как же прикажете вас называть, мистер Перри? - удивился сержант.
- Все вокруг зовут меня Джонни - чем плохо?
Броди встал, посмотрел на Могильщика, потом на Гробовщика.
- Ну, кто у нас кандидат в убийцы?
- Можно попробовать выяснить, кто купил нож, - сказал Могильщик.
- Это мы уже сделали утром, "Аберкромби и Фитч" год назад закупили шесть таких ножей и пока не продали ни одного.
- Ну, это не единственный магазин в Нью-Йорке, где продаются охотничьи принадлежности, - возразил Могильщик.
- От этого все равно мало толку, - подал голос Гробовщик. - Пока мы не поймем, почему его убили, мы не найдем убийцу.
- Дело непростое, - сказал Могильщик. - Полные потемки.
- Я не согласен, - сказал Броди. - Уже одно нам понятно: убили его не из-за денег. Значит, дело в женщине. Шерше ля фам, как говорят французы. Но это не означает, что убила его женщина.
Могильщик снял шляпу и почесал макушку.
- Мы в Гарлеме, - сказал он. - Другого такого места на всей земле не сыскать. Гарлемцы все делают не так, как остальные. Сам черт их не разберет. Вот, например, жили-были двое трудяг, двое отцов семейств, так они повздорили и порезали друг друга в баре на углу Пятой авеню, около 118-й улицы, - не могли решить, Париж ли во Франции или Франция в Париже.
- Это еще что! - рассмеялся Броди. - Двое ирландцев в Адовой кухне поспорили и застрелили друг друга, потому как не сумели договориться, ирландцы произошли от богов или боги от ирландцев.
Глава 8
Аламена сидела на заднем сиденье "кадиллака", Джонни и Дульси спереди, а адвокат примостился рядом с Пламенной.
Проехав совсем немного, Джонни подрулил к обочине и обернулся, чтобы видеть одновременно и Дульси, и Аламену.
- Слушайте, женщины, я хочу, чтобы вы помалкивали обо всем этом. Мы едем к Толстяку, и не вздумайте поднимать там волну. Мы понятия не имеем, кто это сделал. Ясно?
- Это Чинк, - решительно сказала Дульси.
- Ты этого не знаешь.
- Черта с два не знаю.
Джонни уставился на нее так пристально, что она заерзала на сиденье.
- Если ты знаешь, кто это сделал, то должна знать и почему он это сделал.
Она откусила кончик наманикюренного ногтя и сказала с угрюмым вызовом:
- Нет, не знаю!
- Тогда заткнись и помалкивай. Пусть этим занимаются легавые. Им за это платят.
Дульси заплакала.
- Тебе наплевать, что его убили, - сквозь слезы проговорила она.
- Ничего не наплевать, просто я не хочу, чтобы это повесили на того, кто ни в чем не виноват.
- Ты всегда изображаешь из себя Иисуса Христа, - прохныкала Дульси. - Почему мы все должны терпеть от этих полицейских, если я знаю: это сделал Чинк?
- Потому что это мог сделать совсем другой. Вэл всю свою жизнь на это напрашивался. Да и ты, видать, тоже.
Наступило молчание. Джонни по-прежнему смотрел в упор на Дульси. Она откусила еще кончик ногтя и отвернулась. Адвокат крутился на сиденье так, словно в брюки ему заползли муравьи. Аламена безучастно смотрела на профиль Джонни.
Джонни снова взялся за руль, включил мотор, и машина плавно поехала.
У "Домашнего ресторана" Толстяка был узкий фасад. Стеклянная витрина была занавешена шторами, неоновая вывеска изображала мужчину, похожего на гиппопотама.
Не успел большой "кадиллак" остановиться, как его уже окружила стайка полуголых тощих негритят. Они выкрикивали: "Джонни Четыре Туза! Джонни Перри Рыбий Хвост!"
Они дотрагивались до "кадиллака", до сверкающих фар с таким благоговением, словно это был не автомобиль, а алтарь.
Дульси выскочила из машины и, расталкивая детей, быстро направилась к стеклянным дверям, сердито стуча каблучками.
Аламена и адвокат двинулись куда медленнее, но и они даже не подумали улыбнуться детям.
Джонни не торопясь выключил зажигание, положил в карман ключи, поглядел на ребятишек, поглаживающих машину. На лице его по-прежнему было написано бесстрастие, но в глазах засверкали довольные искорки. Он вышел из машины, оставив верх откинутым под палящими лучами солнца, и попал в окружение детворы. Озорники теребили его за пиджак, путались под ногами, мешая ему войти в ресторан.
Он похлопал по головкам девчонок и мальчишек и, прежде чем войти, порылся в кармане, вытащил гору мелочи и бросил на мостовую. Детвора устроила кутерьму, ловя и подбирая монеты.
В ресторане было прохладно и так темно, что Джонни снял черные очки. Его обдало неповторимым ароматом виски, духов и шлюх, отчего он сразу расслабился.
Настенные лампы мягкими пятнами высвечивали ряды бутылок на полках бара, где всем заправлял чернокожий гигант в белой спортивной рубашке. Увидев Джонни, он застыл, перестав вытирать полотенцем стакан.
Трое мужчин и две женщины на высоких табуретах у стойки обернулись, чтобы поздороваться с Джонни. В них безошибочно угадывались профессиональные игроки и их подруги-проститутки.
- Смерть одна не ходит, - с сочувствием произнесла представительница гарлемского полусвета.
Джонни стоял, полностью расслабившись.
- На повороте легко разбиться, - сказал он.
Они все говорили одинаковыми глухими монотонными голосами. Так было принято у людей их ремесла.
- Жаль Большого Джо, - сказал один из игроков. - Его нам будет не хватать.
- Это был настоящий мужчина, - заметила вторая проститутка.
- Это точно! Верно! - закивали другие.
Джонни через стойку обменялся рукопожатием с гигантом барменом.
- Как дела, Малыш?
- Вот стою и попискиваю, Папаша. - Он повел рукой со стаканом. - Что будем пить, Папаша? Заведение угощает.
- Принеси-ка нам кувшин лимонада.
Джонни повернулся к арке, что вела в обеденный зал.
- Увидимся на похоронах, Папаша, - сказал бармен ему в спину.
Джонни не ответил, потому что уткнулся в живот загородившего путь субъекта, напоминавшего воздушный шар, который оказался в стратосфере и обнаружил, что она на несколько сотен градусов горячей, чем хотелось бы. На нем была старомодная белая шелковая рубашка без воротничка, застегнутая на пуговицу-запонку с брильянтами, и черные шерстяные брюки. Он был такой тучный, что ноги казались сросшимися воедино, а брюки напоминали юбку. Его круглая коричневая голова смахивала на буек и была чисто выбрита. Ни единого волоска не виднелось на его лице, шее, подбородке, ноздрях, ушах, бровях, веках. Создавалось впечатление, что его голову как следует ошпарили кипятком, словно свиную тушу при разделке.
- Ну что, все обыгрываешь нас, Папаша? - просипел он, протягивая большую влажную руку.
- Пока карты не розданы, грех роптать на судьбу, - сказал Джонни. - А потом уж поглядим, что у нас на руках.
- И начнем торговлю. - Субъект опустил голову, но его огромный живот заслонял от его взора ступни в фетровых башмаках. - Очень жаль, что не стало Большого Джо.
- Потеряли вашего лучшего клиента? - предположил Джонни.
- Знаешь, а ведь Большой Джо никогда здесь не обедал. Он приходил поглядеть на курочек, поговорить о еде. - Толстяк помолчал и добавил: - Но это был человек.
- Джонни, Бога ради, поскорей! - крикнула из зала Дульси. - Похороны начнутся в два, а теперь уже почти час. - Она не сняла темных очков и в своем розовом шелковом платье выглядела очень по-голливудски.
Зал был маленький, и восемь квадратных кухонных столиков, покрытых красно-белой клетчатой клеенкой, стояли на полу, густо усыпанном опилками.
Дульси уселась за столик в углу между Пламенной и адвокатом.
- Сейчас я вас покормлю, - сказал Толстяк. - Ты небось помираешь с голоду.
- Как всегда.