Майрон вышел на улицу и постарался как можно быстрее выкинуть все это из головы. Рядом находилась химчистка Чанга. Он вошел туда и увидел за прилавком Максин Чанг, как всегда, усталую и измотанную. Две посетительницы примерно его лет обсуждали своих детей и колледжи. Сейчас эта тема была самой главной. Каждый апрель Ливингстон превращался в бумажный ком ответов из колледжей. Если верить родителям, то такой конкуренции, как в этом году, никогда не было. Эти недели, эти толстые или тонкие конверты в почтовых ящиках определяли, насколько счастливым и успешным будет их потомство до конца своей жизни.
- Тед находится на листе ожидания в Пенсильванский университет, но в университет Лехай его приняли.
- А ты веришь, что Чипа Томпсона уже зачислили в Пенсильванский университет?
- Благодаря отцу.
- Что? Верно, он же сам там учился!
- Он перевел им пожертвование в четверть миллиона долларов.
- Так я и знала! У Чипа были ужасные отметки.
- Я слышала, они нанимали какого-то специалиста, чтобы писать за него сочинения.
- Мне тоже надо было так сделать для Коула.
И все в таком роде. И снова, и снова.
Майрон кивнул Максин. Обычно она встречала его широкой улыбкой, но не сегодня.
- Роджер! - позвала она.
Роджер Чанг вышел из подсобки.
- Привет, Майрон.
- Как дела, Роджер?
- Вы хотели, чтобы в этот раз рубашки были упакованы, верно?
- Да.
- Одну минуту.
- Максин, - обратилась к ней одна из женщин. - А Роджер уже получил ответы?
- Его приняли в Университет Рутгерса, а в остальных он на листе ожидания, - ответила Максин, не поднимая головы.
- Замечательно, поздравляю!
- Спасибо, - поблагодарила она, но особой радости в голосе не было.
- Максин, он ведь станет первым из вашей семьи, кто будет учиться в колледже, верно? - спросила другая женщина таким покровительственным тоном, будто ласкала собачку. - Как это для вас, должно быть, чудесно!
Максин молча выписывала квитанцию.
- А где он находится на листе ожидания?
- В Принстоне и Университете Дьюка.
Услышав название своей альма-матер, Майрон снова подумал об Эйми. Почему-то вспомнилась встреча с Ларри и его туманные разговоры о планетах. Майрон не был суеверным, но и дразнить судьбу тоже не хотелось. Он подумал, не стоит ли попробовать дозвониться до Эйми, но какой в этом был смысл? Еще раз прокрутив в голове события прошлой ночи, он окончательно убедился, что не смог бы поступить иначе.
Роджер - Майрон совершенно забыл, что тот был в выпускном классе - вышел из подсобки и передал ему коробку с рубашками. Майрон взял ее, попросил выставить ему счет и направился к двери. До вылета еще оставалось время.
Он решил заехать на могилу Бренды.
Кладбище располагалось рядом со школьным двором, и такое соседство казалось ему неуместным. Как всегда во время его посещений, солнце ярко светило, будто в насмешку над неизбежной во время подобных визитов печалью. Других посетителей не было, и тишину нарушал только работавший неподалеку экскаватор. Майрон стоял неподвижно, подставив лицо горячим лучам солнца. Он чувствовал их тепло, думая о том, что жизнь продолжалась, но Бренда об этом знать не могла.
И изменить это было невозможно.
Бренде Слотер было всего двадцать шесть лет, когда она умерла. Через две недели ей бы исполнилось тридцать четыре года. Интересно, что бы с ней произошло, исполни Майрон свое обещание? Была бы она с ним?
Смерть застала ее в разгар последипломной стажировки в больнице, когда она специализировалась в педиатрии. Потрясающе красивая афро-американка ростом шесть футов четыре дюйма с фигурой модели. Она собиралась перейти в профессиональный баскетбол, а при ее внешности и данных создание новой женской лиги было вполне вероятно. Последовали угрозы в ее адрес, и Майрона наняли, чтобы охранять ее.
Хорошая работа. Кругом только звезды.
Майрон посмотрел вниз и сжал кулаки. Он никогда не разговаривал с ней, когда приходил сюда. Он не садился и не пытался предаться размышлениям. Он не вспоминал что-то хорошее, ее смех, внешность или ауру. Мимо проезжали машины. В школьном дворе было тихо, никаких играющих детей. Майрон стоял, замерев, и не шевелился.
Он приходил сюда не потому, что до сих пор скорбел о ее смерти. Он приходил как раз потому, что не скорбел.
Он с трудом вспоминал ее лицо. Их единственный поцелуй… Он понимал, что это скорее игра воображения, чем воспоминание. В этом заключалась вся проблема. Бренда Слотер ускользала из его памяти. Так ему скоро начнет казаться, что ее никогда не существовало. Поэтому Майрон приходил сюда не найти утешение или выразить соболезнование. Он приходил, чтобы почувствовать боль и не дать ране затянуться. Он хотел разбудить в себе злость, потому что продолжать жить, смирившись с тем, что с ней случилось, было неправильно.
Жизнь продолжается. И это - хорошо, верно? Гнев вспыхивает и постепенно стихает. Боль уходит. А когда это случается, умирает кусочек души.
Вот почему Майрон стоял здесь и с силой сжимал кулаки. Он вспомнил, как ярко светило солнце, когда ее хоронили, и какой ужасной оказалась его месть. Он чувствовал, как в нем закипает злость на себя. Колени у него подкосились, он пошатнулся, но устоял на ногах.
Он подвел Бренду. Он хотел ее защитить, но слишком давил и тем самым позволил убийству случиться.
Майрон опустил глаза на могилу. Солнце по-прежнему было теплым, но по спине бежали мурашки. Он спрашивал себя, почему приехал сюда именно сегодня, и тут же подумал об Эйми, о том, что тоже слишком сильно давил на нее. При мысли, что все может повториться, он покрылся холодным потом.
Глава 11
Клэр Биль стояла у раковины на кухне и разглядывала незнакомца, которого называла мужем. Эрик аккуратно ел сандвич, засунув конец галстука под рубашку. Газета была тщательно сложена в четверть. Он медленно и размеренно жевал. В манжетах были запонки, а рубашка накрахмалена. Он любил все глаженое. В шкафу его костюмы висели на расстоянии четырех дюймов друг от друга. Он не развешивал их так специально - это выходило само собой. Начищенные пары ботинок стояли ровно в ряд, как на военном параде.
Кто этот мужчина?
Их младшие дочери Джейн и Лиззи намазывали арахисовую пасту на белый хлеб и болтали между собой, шевеля липкими губами. Они шумели и разбрызгивали молоко. Эрик продолжал читать. Джейн спросила, можно ли им уйти. Клэр ответила, что да, и они направились к двери.
- Стойте! - произнесла Клэр.
Они остановились.
- Тарелки в раковину.
Девочки вздохнули и закатили глаза: хотя одной было только девять, а второй - десять лет, обе старались походить на свою старшую сестру. Они двинулись назад, словно шагая по глубокому снегу Аппалачей, и понесли тарелки, как огромные валуны, продвигаясь к раковине, будто та была горной вершиной.
- Спасибо, - поблагодарила Клэр.
Девочки ушли, и наступила тишина. Эрик продолжал методично жевать.
- Есть еще кофе? - спросил он.
Она налила. Он скрестил ноги, стараясь не помять стрелки на брюках. Они были женаты девятнадцать лет, но страсть куда-то улетучилась меньше чем за два года. Они продолжали сосуществовать и делали это так давно, что привыкли к этому. Избитая истина, что время летит быстро, к сожалению, является правдой. Клэр не верилось, что страсть улетучилась гак давно. Иногда, как, например, сейчас, она отлично помнила времена, когда от одного его вида у нее перехватывало дыхание.
- Эйми не объявлялась? - спросил Эрик, не поднимая глаз.
- Нет.
Он вытянул руку, чтобы отодвинуть манжету, посмотрел на часы и поднял бровь.
- Два часа пополудни.
- Наверное, она только просыпается.
- Мы могли бы позвонить.
Он продолжал сидеть.
- Под "нами" ты имеешь в виду меня? - спросила Клэр.
- Если хочешь, это могу сделать я.
Она взяла трубку и набрала сотовый номер Эйми. Они подарили ей мобильный телефон в прошлом году. Эйми принесла им рекламу, где предлагалось подключить третью линию мобильной связи за десять долларов в месяц. Эрика это не впечатлило. Но Эйми стала ныть, что у всех ее друзей - всех без исключения! - уже были свои мобильники, на что Эрик, как всегда, отреагировал своим традиционным: "Мы не все, Эйми".
Но к этому Эйми была готова. Она быстро изменила тактику и сделала упор на родительские страхи: "Если бы у меня был свой телефон, со мной всегда можно было бы связаться. Вы могли бы знать, где я, двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. А если вдруг возникнет какая-нибудь проблема…"
Этот аргумент оказался решающим. Матери отлично знают избитую истину: секс и желание быть как все являются отличным стимулом, но никакой побудительный мотив не может сравниться со страхом.
Телефон был переключен на голосовую почту. Жизнерадостный голос Эйми - она записала обращение на автоответчике сразу, как только получила телефон - предложил Клэр оставить сообщение. У Клэр голос дочери почему-то отозвался болью, хотя причины она не понимала.
Услышав сигнал, Клэр сказала:
- Привет, дорогая, это мама. Перезвони мне, ладно? - и повесила трубку.
Эрик по-прежнему читал газету.
- Она не ответила?
- Интересно, как ты догадался? Наверное, потому, что я попросила ее перезвонить.
Услышав сарказм в ее голосе, Эрик нахмурился.
- У нее мог сесть аккумулятор.
- Наверное.
- Она всегда забывает его зарядить, - заметил он, осуждающе качая головой. - Где она собиралась ночевать? У Стеффи?
- У Стейси.
- Верно, хотя и не важно. Надо позвонить Стейси.
- Зачем?
- Я хочу, чтобы она вернулась домой. Ей сдавать самостоятельную работу в четверг.
- Но сегодня воскресенье. И ее только что приняли в колледж.
- И ты считаешь, что теперь можно ничего не делать?
Клэр передала ему трубку.
- Звони сам.
- Хорошо.
Она дала ему номер, он набрал его и прижал трубку к уху. Клэр слышала, как вдалеке хихикали младшие дочери, а потом одна из них закричала, что это не она. Когда трубку взяли, Эрик откашлялся и произнес:
- Здравствуйте, это Эрик Биль, отец Эйми Биль. Она все еще у вас?
Ни его лицо, ни голос не изменились, но Клэр увидела, как побелели костяшки пальцев, державших трубку, и внутри у нее что-то оборвалось.
Глава 12
В Майами Майрона посетили две противоположные мысли. Первая: здесь такая чудесная погода, что нужно переехать сюда самому, - и вторая: здесь слишком много солнца. Все было таким ярким, что даже в аэропорту Майрон невольно морщился.
Для родителей Майрона солнце проблемы не представляло: на Эллен и Але Болитар были огромные солнцезащитные очки, подозрительно напоминавшие те, которыми пользуются сварщики, хотя и не такие стильные. Отец и мать встречали его в аэропорту. Майрон просил их не приезжать, так как вполне мог добраться на такси, но отец настоял на своем.
- Разве я не всегда приезжаю встретить тебя в аэропорт? Помнишь, как ты вернулся из Чикаго после той снежной бури?
- Папа, это было восемнадцать лет назад.
- И что? Ты думаешь, я разучился ездить?
- И тогда это был аэропорт Ньюарка.
- Восемнадцать минут, Майрон.
Майрон закрыл глаза.
- Я помню.
- Ровно восемнадцать минут.
- Я помню, папа.
- Именно столько времени нужно, чтобы доехать от дома до терминала А ньюаркского аэропорта. Я специально засекал время, помнишь?
- Да, так и было.
И вот родители в аэропорту с темными от загара лицами и новыми печеночными пятнами. Когда Майрон спустился по эскалатору, мать бросилась к нему и обняла, будто он был военнопленный, возвращавшийся домой из Вьетнама в 1974 году. Отец держался сзади с довольным видом. Майрон обнял мать - ему показалось, что она стала еще меньше. Пребывание здесь оборачивалось тем, что родители высыхали и темнели, становясь похожими на гигантские сморчки.
- Надо забрать твой багаж, - сказала мать.
- У меня только ручная кладь.
- Всего одна сумка?
- Я же приехал только на одну ночь.
- И все же!
Майрон внимательно разглядывал ее лицо и посмотрел на руки. Увидев, что они стали дрожать сильнее, он почувствовал, как защемило сердце.
- Что? - спросила она.
- Ничего.
Эллен покачала головой:
- Ты никогда не умел врать! Помнишь, как я застала вас с Тиной Вентура, а ты сказал, что ничего не происходит? Ты думаешь, я не знала?
Первый год старшей школы. А если поинтересоваться у родителей, что они делали вчера, то и не вспомнят. А вот все, что было в его детстве, помнят так, будто только что просмотрели это в записи.
Он шутливо поднял руки, сдаваясь.
- Попался!
- Так что не умничай! Я все помню!
Они подошли к отцу, и Майрон поцеловал его в щеку. Он всегда так делал - это остается с тобой на всю жизнь. Кожа была дряблой. Все тот же запах лосьона после бритья "Олд спайс", хотя и не такой выраженный, как раньше. Но к нему примешивался еще какой-то запах, и Майрон решил, что это запах старости. Они направились к машине.
- Догадайся, кого я недавно видела? - сказала мать.
- Кого?
- Дотти Деррик. Ты помнишь ее?
- Нет.
- Наверняка помнишь! У нее во дворе еще была эта штука… как ее…
- А-а, понятно. Ты про нее.
Он понятия не имел, о ком шла речь, но так было проще.
- Так вот, я увидела Дотти, и мы начали болтать. Они с Бобом переехали сюда четыре года назад - купили участок с домом возле Форт-Лодердейла, но там все разваливается. То есть там вообще никогда ничего не ремонтировалось. Ал, как называется место, где они живут? Саншайн-Виста или что-то вроде этого, верно?
- Какая разница? - отозвался отец.
- Спасибо за помощь. Не важно… так вот, Дотти живет там. Адом - просто ужас! Совсем разваливается. Ал, ведь правда, их дом разваливается?
- Не отвлекайся, Эл, - заметил отец. - Говори по существу.
- Я и говорю! На чем я остановилась?
- На Дотти, - напомнил Майрон.
- Да, Дотти Деррик. Ты же помнишь ее?
- Отлично помню, - подтвердил Майрон.
- Хорошо. У Дотти есть кузены, которые живут на севере. Левайны. Ты помнишь их? Хотя вряд ли, так что не напрягайся. Один из них живет в Касселтоне. Ты же знаешь Касселтон, верно?
- Я знаю Касселтон.
- Не нервничай.
Отец возвел руки к небу.
- По существу, Эл, ближе к делу!
- Ты прав, извини. Когда ты прав, то прав! Короче говоря…
- Нет, Эл, "короче говоря" ты не умеешь! Ты всегда превращаешь короткие истории в длинные, но никогда наоборот!
- У меня здесь есть право голоса, Ал?
- Как будто что-то может тебя остановить! Ни пушка, ни большой армейский танк этого сделать тоже не смогут.
Майрон не мог удержаться от улыбки. Леди и джентльмены, позвольте представить вам Эллен и Алана Болитар, или как любила представляться мама: "Мы - Эл и Ал, совсем как израильская авиакомпания "Эль-Аль"".
- Так вот, мы с Дотти начали болтать о том о сем. Ну, ты понимаешь. Раскины уехали из города. У Герти Шварц нашли камни в желчном пузыре. Красотка Антонетта Виталь вышла замуж за миллионера из Монклера. Все в таком роде. А потом Дотти сказала мне - заметь, Дотти, а не ты, - что у тебя появилась подружка.
Майрон закрыл глаза.
- Это правда?
Он промолчал.
- Дотти сказала, что ты встречаешься с вдовой, у которой шестеро детей.
- Детей всего двое.
Мать остановилась и улыбнулась:
- Попался!
- Не понял?
- Если бы я сказала про двоих детей, ты бы все отрицал. - Она торжествующе подняла вверх палец. - Но я знала, что если скажу шесть, то ты среагируешь. И я тебя поймала!
Майрон взглянул на отца - тот пожал плечами.
- В последнее время она постоянно смотрит сериал про успешного адвоката Мэтлока.
- Дети, Майрон? Ты встречаешься с женщиной, у которой есть дети?
- Мам, я постараюсь выразиться как можно мягче: отвяжись!
- Послушайте меня, мистер Весельчак. Когда в деле замешаны дети, то уже нельзя думать только о себе. Надо помнить о том, как это может на них сказаться. Ты слышишь, что я тебе говорю?
- Ты понимаешь значение слова "отвяжись"?
- Ладно, будь по-твоему, - сказала она и подняла руки, передразнивая его. - Какое мне дело?
Так они и шли - Майрон в середине, отец справа, а мать слева. Они всегда так ходили, только теперь не так быстро. Это Майрона не смущало: он бы пошел еще медленнее, лишь бы родители успевали за ним.
Они подъехали к кондоминиуму и оставили машину на парковке, где для нее было зарезервировано место. Мать повела Майрона длинной дорогой мимо бассейна, чтобы иметь возможность показать сына всем обитателям. Она постоянно его спрашивала, помнит ли он того или другого жильца, и Майрон делал вид, что помнит. У некоторых женщин явно за семьдесят были слишком хорошие фигуры: "пластика", как советовали Дастину Хоффману в фильме "Выпускник". Только иного рода. Майрон не имел ничего против косметической хирургии, но считал, что после определенного возраста прибегать к ее услугам было неправильно, хотя и сознавал, что пожилые люди ничем не хуже других.
Кондоминиум тоже был залит ослепительным солнечным светом. Казалось бы, с возрастом люди должны сторониться такой его интенсивности, однако в действительности все обстояло иначе. Его родители минут через пять уже избавились от своих огромных очков. Мать поинтересовалась, не проголодался ли он, и Майрон догадался ответить, что да. Она заранее заказала огромное блюдо сандвичей в кафе "У Тони", где готовили "так же вкусно, как в их любимом ресторане дома". Сама она готовила так, что кормить ее стряпней даже закоренелых преступников в тюрьмах посчитали бы бесчеловечным.
За едой они разговаривали. Мать постоянно пыталась вытереть кусочки, прилипавшие к уголкам губ отца, но ее рука слишком сильно дрожала. Майрон встретился с отцом глазами. Болезнь Паркинсона, которой страдала мать, постоянно прогрессировала, но от Майрона это скрывали. Они дряхлели. У отца был электронный стимулятор сердца, а у матери - Паркинсон. Но их родительский долг по-прежнему требовал оградить сына от любых проблем.
- Когда тебе нужно на встречу? - спросил отец.
Майрон посмотрел на часы.
- Уже пора.
Они попрощались и снова обнялись. Уезжая, Майрон не мог избавиться от чувства, что оставляет их на линии обороны - сдерживать воображаемого противника, пока сын не доберется до безопасного места. Иметь стареющих родителей было несладко, но, как справедливо заметила Эсперанса, лишившаяся их в детстве, альтернатива была еще хуже.
Войдя в лифт, Майрон вытащил мобильник - Эйми так и не перезвонила. Он опять набрал ее номер и не удивился, услышав сообщение голосовой почты. Он подумал, что с него хватит, и решил позвонить ей домой и узнать, что к чему, но в голове по-прежнему звучала ее напоминание: "Ты обещал!"
Он набрал домашний номер Эрика и Клэр.
- Алло? - трубку взяла она.
- Привет, это Майрон.
- Привет.
- Как вы?
- Не очень, - ответила Клэр.