…Они спустились по лестнице. Двое санитаров бережно несли носилки, на которых, под простыней, обозначалось обнаженное мужское тело. Рядом шел крупный мужчина, заботливо придерживая лежавшего на носилках за руку. Рядом с ним брела облаченная в нелепую мужскую рубаху рыдающая девушка. Они прошли мимо портье. Вкатили носилки в карету "скорой помощи". Торопливо усадили туда же девушку. И уехали.
"НЕДЕЛЯ ДЛИННЫХ НОЖЕЙ"
Азиз-Васятка-убийство
- Азиз, - тронул его за плечо Васятка.
- А? - недовольно встрепенулся "авторитет". - Чего тебе надо?
- Опять вас вызывают.
- Кто? Куда? Зачем?
В этот момент Азиз не только обеспечивал себе алиби перед своими подручными. Он, убийца, на руках которого было немало кровушки, сейчас просто не мог решиться на то, чтобы просто так уйти. Потому что он, достаточно известный в своих кругах "авторитет", должен был участвовать в комбинации под диктовку людей, которые его всегда ловили, которых он от всей души ненавидел и презирал, и которые, как теперь он воочию убедился, и сами не брезгуют незаконными методами "разборок". Ну а кроме того, он, Азиз, ради своего личного спасения, сейчас приносит в жертву двух сокамерников. Если об этом станет известно… Такое не прощается.
Но как же надоело сидеть в этой вонючей камере! В конце концов, каждый в этом мире за себя! Так почему же он, Азиз, должен думать о других, если имеется возможность вдруг, совершенно нежданно для себя, выйти на свободу?..
- Вас опять вызывают…
Васятка нарушил покой шефа, а потому повторил эти слова подчеркнуто виновато.
- Задолбали они сегодня! - возмутился Азиз. - Сколько можно?..
- А чего это они от вас хотят? - подобострастно спросил "шестерка".
- Чего хотят? - решившись, переспросил он. - Взяли какого-то "лоха" и теперь хотят как-то связать меня с ним, чтобы "припаять" мне хоть что-нибудь.
Васятка даже задохнулся от счастья - шеф перед ним хоть чуточку раскрылся!
Однако Азиз быстро спустил его с заоблачных высот на грешную землю.
- В общем, смотри, Васятка: к моему возвращению чтобы все было сделано, - поторопил он.
И решительно поднялся с нар.
…Когда за Азизом захлопнулась дверь, Васятка приподнялся, отыскал глазами Ленивца - наркомана, который сидел, забившись в угол, обхватив руками колени.
Между тем Молчун - тот самый подручный Александра Борисовича Колесова, который попался на том, что снимал копии с некоторых документов, - упорно сидел на корточках, прислонившись к стене, недалеко от двери и терпеливо ждал, когда его вызовут. Он понимал, что вытащить его отсюда будет трудно даже для майора. Однако слишком много он для своего шефа сделал, слишком много знал, чтобы его просто так здесь, среди уголовников, бросили.
- Слышь, Молчун…
Евгений поднял глаза. Ленивец болезненно морщился, подергивался весь… Круги вокруг глаз… Приближается "ломка" - опытно определил Евгений.
- Слушай, Молчун, дай мне пару "колес"!
Евгений брезгливо отдернулся. Этого еще не хватало - чтобы наркоманы у него помощи просили!
- Нету у меня!
Ленивец не отставал:
- Ну достань у кого-нибудь, Молчун! Только-то мне и нужно - пара "колес"… Ну купи, выменяй… Слышь, Молчун? Мне ведь нужно - как ты не понимаешь?
Вот ведь прицепился, как репей к собачьему хвосту!
- А мне по фигу твои проблемы! - грубо оборвал его Евгений. - Чего ты ко мне пристал?
Он прекрасно понимал, что едва настанет ночь, за него возьмутся вплотную. Если уголовники узнают, кто он такой, вчерашнему "оперу" несдобровать. А тюремная почта работает исправно, надо отдать должное. Впрочем, даже если и не узнают, это ему мало чем поможет. Братва четко распознает чужаков, так что "воспитывать" его начнут нынешней же ночью.
Евгений немало был наслышан, как поступают в камерах с такими, как он. Если бы было у него хоть немного времени на подготовку, узнал бы, кто тут "смотрящий", кому надо поклониться… Но он ничего и никого не знал! Да и разве возможно без должного опыта сыграть, изобразить из себя личность, значимую в криминальном мире?..
Нет, одна надежда: что Колесов не бросит его без помощи. Хоть бы в одиночную камеру перевели!
- Но мне ведь надо, - продолжал скулить Ленивец. - Помоги - и я тогда тебя не трону. Мне надо…
- Пошел ты к растакой-то матери! - взъярился Евгений. - Достал уже!
Ленивец осекся на полуслове. Даже дергаться на время перестал.
- Ну ладно, Молчун, - сказал он тихо. - Я ведь тебе помочь хотел…
- Помочь? Это ты, дерьмо пронаркоманенное, мне хочешь помочь? Пошел прочь!
Евгений демонстративно отвернулся от Ленивца и замер, по-прежнему сидя на корточках у самой двери. То, что к нему для начала подослали этого наркомана, свидетельствует, что братва его просто-напросто прощупывает. Теперь следует ожидать визита кого посолиднее. И от того уже не отделаешься так просто.
Нет, его вызовут, его обязательно вызовут, его обязательно должны вызвать. Потому что оставаться на ночь с этим отребьем… Это - страшно.
Он не видел, как Ленивец оглянулся. Ему не дано было увидеть, как тот наткнулся глазами на горящий взгляд Васятки. Тот махнул нетерпеливо из угла: чего, мол, там возишься, кончай его. А сам нервно облизывал сухим языком потрескавшиеся губы.
Ленивец почувствовал, как по телу прокатилась волна - предварительный сигнал приближающейся "ломки". Двадцать "колес"… Это целая неделя… Даже больше! Это больше недели спокойной жизни, когда не придется плакать и унижаться перед каждым!
Ленивец извлек заточку и, коротко замахнувшись, неумело ткнул ею сверху вниз в шею сидевшему на корточках человеку. Потянул заостренную арматуру на себя и ткнул еще раз. Это движение не укрылось от глаз сокармеников. По помещению мгновенно прокатился шум, который сменился тишиной. А Молчун в это время, напротив, закричал от боли и, схватившись за рану, повернулся к убийце лицом.
- Я же у тебя просил… просил… просил!..
Наркоман, свирепея от ужаса, от содеянного, от вида крови, которая толчками пробивалась сквозь пальцы Молчуна, с каждым словом ударял и ударял его мокрой, липкой заточкой по лицу, по глазам, по шее… Тот пытался уклониться, защититься, но было уже поздно.
8
- Что ж, если вы так настаиваете… - он слегка пожал плечами. - Я из военных, Виолетта Сергеевна.
Признаюсь, не удержалась, поджала губу.
- Вот как? Человек, который присягал защищать Родину, служит человеку, - я запнулась, подбирая слова, - который, насколько я могу судить, далеко не всегда действует в интересах своего народа, своей страны… Я не права?
- У меня есть жена и двое детей, - после паузы произнес Петр Васильевич. - И я, мужчина, должен их обеспечивать всем необходимым… Я ответил на ваш вопрос?
- И все же, Петр Васильевич, я не сомневаюсь, что вы знаете, чем конкретно занимается ваш патрон. И вы, если разобраться, сейчас действуете в ущерб народу, ради которого вы служили. Разве не так?
Лицо у Мезенцева закаменело. Однако он не сорвался, не повысил голос, не вспылил, чего, по большому счету, можно было ожидать.
- Но ведь и вы тоже сюда же пришли… - очень мягко и вкрадчиво заметил Мезенцев. - Вас ведь тоже чем-то соблазнили, что вы поступились принципами…
Я высокомерно усмехнулась. Чувствовала, что в этом вопросе я выше его.
- Да, - согласно кивнула, - меня тоже соблазнили. Но только у нас с вами принципиально различное положение. Я у Вячеслава Михайловича работаю единоразово, а вы постоянно. Я согласилась на работу, не зная, чем вы все тут занимаетесь. Кроме того, я смогу потом рассказать о нем все, что сочту нужным, а вы так и будете ходить у него в холуях.
Петр Васильевич поднялся с кресла.
- Если вас не затруднит, - теперь, разговаривая со мной, он глядел в сторону, - я бы вас попросил покинуть кабинет и перейти в свою комнату.
- Почему? - не поняла я.
- Потому что вам необходимо ознакомиться с бумагами, которые вам передал Вячеслав Михайлович. Вы можете здесь находиться при условии, что вместе с вами здесь буду я или кто-то еще из тех доверенных людей, которые имеют право входить в данный кабинет. А так как я больше не имею желания общаться с вами, прошу вас перейти в ваши личные апартаменты.
Петр Васильевич, играя желваками, стоял посреди комнаты - большой, сильный, гордый - стоял, демонстративно не глядя на меня.
И мне стало стыдно. В самом деле, человек ко мне отнесся с душой, а я его так вот, наотмашь… Я совсем ничего про него не знаю. А ярлык "холуя", который кого угодно выведет из себя, уже приклеила… С Шефом так себя не повела бы, не посмела бы так разговаривать. А тут осмелела! Увидела, что человек совестливый, с добром ко мне, и сразу - ату его, такого-рассякого!
- А разве мне никак нельзя тут еще немного побыть? - спросила я робко.
Мезенцев холодно пожал плечами.
- Это ваше право, я не имею полномочий вас выпроводить отсюда. Только теперь прошу не обращаться ко мне без крайней необходимости.
Начальник охраны отвернулся, подошел к окну и замер, глядя на улицу сквозь занавеску.
- Петр Васильевич, ну в самом деле, что на женщину обижаться? - я постаралась, чтобы эти слова прозвучали как можно более кокетливо.
Он не ответил. Сделал вид, что попросту не услышал меня.
В арсенале женщины всегда есть оружие, против которого у мужчин нет противоядия. Потому и пользоваться им мы должны очень осторожно. Потому что после этого мужчина уже наш, полностью и безраздельно. Во всяком случае, я лично в этом убеждена.
Я отложила папку, которую держала в руках. Встала с кресла и подошла к Мезенцеву, по-прежнему стоявшему у окна. Положила руки ему на плечи.
- Не сердись, Петя, - сказала я тихо. - Ну дура я, дура. Не хотела же я тебя обидеть.
9
- Виолетта Сергеевна, я вас уже просил не беспокоить меня без крайней на то необходимости, - сухо заметил Петр Васильевич.
Гордый. Большинство мужчин, которых я знаю, растаяли бы, лужицей раскисшего мороженого растеклись у моих ног, если бы я вот так к ним прикоснулась.
- Ладно, Петя, я ведь извинилась уже. Признаю свою неправоту. Больше не буду… Ну и так далее. Что еще я должна сказать?
Сама удивилась тому смирению, которое звучало в моем голосе. Только почему-то очень хотелось, чтобы этот гордый человек покорился мне, поступил по-моему. Для восстановления собственного самоуважения.
- Я не Петя, а Петр Васильевич, - поправил начальник охраны.
Он повернулся ко мне. Посмотрел на меня сверху вниз. В его глазах читалась затаенная тоска, досада, боль, обида.
- Хочу заметить вам, Виолетта Сергеевна, что я никогда ничьим холуем не был. Человек, который за деньги добросовестно выполняет служебные обязанности, не может считаться холуем. Если следовать вашей логике, получается, что женщина, за которую мужчина платит в кафе или в такси, может считаться проституткой. Или нет?
В конце концов мне это надоело.
- Петр Васильевич, напоминаю вам, что если я что-то сказала не так, я уже трижды извинилась перед вами. На мой взгляд, этого более чем достаточно.
Я демонстративно вернулась к своему креслу и уселась в него. Взяла папку. В ней оказались многочисленные вырезки из газет. На каждой - пометочка: дата, название газеты, номер страницы… Сразу обратила внимание на то, что в каждой вырезке шла речь о каком-то преступлении. В одной информации описывалась перестрелка между двумя бандами, которая произошла в центре Москвы, едва ли не напротив "Макдональдса". В крохотной заметочке говорилось о гибели при загадочных обстоятельствах некоего киллера по кличке Весельчак У. Третья вырезка извещала о том, что в подмосковном лесу обнаружены трупы - неких наркодельцов Титова и Протасова, о которых я и не слыхала никогда, и их охраны…
- Петр Васильевич, а по какому принципу отобраны эти вырезки? - спросила я.
Еще не закончила фразу, как сообразила, что хотела выдержать, показать характер, добиться, чтобы Мезенцев заговорил первым. Но было уже поздно.
Он ответил спокойно, будто и не было между нами недоразумения:
- Я думаю, что здесь собраны вырезки из газет, которые содержат информацию о преступлениях и происшествиях, которые либо каким-то образом имеют отношение к Вячеславу Михайловичу, либо по каким-то причинам ему интересны.
- Звучит логично, - признала я.
- Звучит-то оно, конечно, логично… - вздохнул Петр Васильевич и умолк.
- Но что? - заинтересовалась я.
Он пожал плечами. Сказал после паузы:
- Посмотрите, сколько места занимает только собранная подборка о трупах! - и добавил вполголоса - Что же творится на нашей земле…
10
- Петр Васильевич, - проговорила я едва ли не с подхалимской нежностью. - Вы только не сердитесь на меня за мои вопросы. Хорошо?
Мезенцев оторвался наконец от окна. Вернулся к своему креслу и уселся в него. Закинул ногу на ногу.
- Спрашивайте, - сдержанно кивнул он.
Похоже, у Мезенцева было сейчас именно то настроение, не воспользоваться которым было бы грешно.
- И все-таки, как же вы попали в команду Самойлова?
Мезенцев кивнул: мол, именно этого я от тебя и ожидал.
- Я могу вам об этом рассказать, - произнес он. - Но только сразу предупреждаю, что история эта непростая, да и не слишком интересная для постороннего человека. Я уже говорил вам, что я в прошлом кадровый военный, - начал Петр Васильевич. - Полтора года пришлось повоевать в Афганистане… Потом в новогоднюю ночь на девяносто пятый год штурмовал Грозный…
- Ну и что потом? - спросила я, постаравшись придать своему голосу как можно больше доброты и сердечности.
- А что потом? - пожал он плечами. - Потом мне стало совершенно ясно, что пора уходить из нашей славной, непобедимой и легендарной Красной Армии, потому что ничего хорошего для нее в перспективе я не вижу.
- И все-таки, Петр Васильевич, как вы попали в команду Самойлова? - чувствуя, что он вновь пытается уйти от ответа, повторила я.
- Да, команда Самойлова… - задумчиво повторил Мезенцев. - И в самом деле, в команде Самойлова… Я его давно знаю. Когда-то давным-давно, когда я был еще совсем молодым офицером, Вячеслав… Как бы это сказать помягче… Короче говоря, он сделал большую подлость, косвенно подставил меня. А потом, если говорить честно, откупился от меня. У меня не хватило духу от этих денег отказаться. Ну а долг платежом страшен. Короче говоря, сейчас, через много лет, когда меня выперли из армии, мы с ним встретились. И вот… - начальник охраны широко повел вокруг себя рукой. - И вот я оказался здесь.
Раздался ставший уже привычным мелодичный звук. Петр Васильевич мгновенно подобрался. На глазах превратился из взволнованного мужчины в спокойного и выдержанного начальника охраны секретного объекта.
Часть четвертая
Я невольно взглянул в окно. Светало. Это что ж, я всю ночь, выходит, просидел над рукописью? Вот увлекся…
Не забыть бы, чуть попозже шефу позвонить, отпроситься на сегодня. Во-первых, какой из меня сегодня работник, если ночь не спал? Ну и потом очень хочется дочитать.
Ну, Летка, ну, натворила ты дел!
Вся эта история, конечно, интересна. И изложила она ее неплохо. Довольно скучные диалоги перемежила остренькими фрагментиками - это, конечно, нормальный ход.
…Где мой кофе? Опять кончился. И во рту противный привкус, который бывает, когда выпьешь слишком много этого напитка.
1
Проснулась от того же звукового сигнала. Первым делом взглянула на часы. Шесть. Что-то рановато сегодня… Нет, все-таки приятно даже в такую рань подниматься, если тебя будят таким вот образом.
Накануне я легла поздно. Сначала просто не могла успокоиться после разговора с Мезенцевым, потом вновь взялась за рукопись Самойлова и увлеклась чтением. Что и говорить, Вячеслав Михайлович - способный человек, он и сам вполне справился бы с книгой. Однако он пригласил автора со стороны. Наверное, сказывается то, что у него просто не хватает времени - писательство действительно его много отнимает, не дает возможности отвлекаться на посторонние предметы. Но главное, наверное, в другом. Наверное, Самойлов, сознательно или нет, хочет, чтобы его описали неким современным суперменом, этаким подлинным главарем мафии, крутым гангстером… Даже не так. Ему просто очень хочется найти в глазах другого человека, особенно красивой женщины, подтверждение своего превосходства над окружающими. Одно дело самому себя так представить - и совсем иное, когда ты будешь так выглядеть при описании, так сказать, со стороны.
…Интересно, появился Вячеслав Михайлович или нет? К этому вопросу у меня сложилось весьма неоднозначное отношение. Слов нет, я бы предпочла, конечно, чтобы он не появился, чтобы я смогла денек спокойно поваляться в постели, листая его записки и беседуя с Петром Васильевичем… Ну ничего себе, я сама себе загнула: поваляться, беседуя с Петром Васильевичем… Интересно, я и в самом деле хотела бы поваляться с Петром?..
Впрочем, сейчас не о том. О Мезенцеве я подумаю потом. Тем более что тут есть о чем подумать.
Так о чем это бишь я? А, хотела бы я, чтобы появился Вячеслав Михайлович… Как это ни странно, быть может, даже стыдно, преступно признаваться, но… хотела бы! Даже кровь, которую я видела позавчера, тот выбитый из глазницы глаз теперь уж воспринимались не как нечто ужасающе-страшное, а как будоражащее приключение, заставляющее чаще биться сердце.
Я почему-то раньше никогда не задумывалась о том, что происходит в мгновение, когда живая плоть вдруг превращается в мертвое тело… Вот он, тот раненый боевик, сидел живой, волновался, морщился от боли, интересовался, куда его везут. Поддерживал пробитое пулей плечо, стонал, но - жил! А через мгновение вдруг перестал жить.
Что же случается с человеком в это неуловимое мгновение? И вообще: что делает человека живым? Кто же прав: те, кто ищет, где же у человека находится душа, или те, кто утверждает, что этой самой души не существует, а есть одна только физиология?
И потом, почему человек так противоречив: боится и при этом тянется к мертвому?
Мне, например, по-настоящему жаль всех этих парней, которые погибли на моих глазах: охранников, того программиста, равно как и обоих боевиков. Ведь все они еще только вчера были живыми людьми! И в то же время мне бы… Не то что хотелось бы увидеть "живую" смерть еще раз - не так… И тем не менее было в том нечто привлекательное, зовущее пережить вид чужой смерти еще и еще раз.