Я наполнила из кувшина свой бокал. Самойлов галантно приподнял крышку, подцепил щипчиками и бросил мне кубик льда. После этого аккуратно опустил крышку на место и опять прошелся по комнате.
- Итак, любезная моя Виолетта Сергеевна, пришла пора нам прощаться, - проговорил он с некоторым напряжением в голосе, хотя старательно делал вид, что говорит совершенно спокойно. - Только повторюсь еще раз: скорее всего, у нас с вами состоится только одна встреча… Все остальные договоренности остаются в силе. И я еще раз подчеркиваю самое главное: вам лично бояться ничего не следует. По окончании действия нашего договора с вами ничего не произойдет…
Мне показалось, что он несколько раз излишне навязчиво подчеркнул мысль, что ничего страшного не произойдет лично со мной. Лично со мной.
- Что вы этим хотите сказать? - намек мне не понравился. - А с кем может что-то произойти? - и добавила едва ли не со страхом - Вы, надеюсь, ничего не собираетесь сделать с моей дочерью или с матерью?.. Уж не хотите ли вы…
Вячеслав Михайлович протестующе вскинул руки, отмахнулся возмущенно:
- Нет, ну что вы! Как вы такое могли подумать!.. Все вы не так понимаете… Нет, ни с вами, ни с вашими близкими ничего не произойдет, ручаюсь!
Мне по-прежнему казалось, что в его словах кроется какая-то подоплека. Но я не могла ее просчитать. А потому мысленно махнула на все рукой.
- Так вот, - продолжил Вячеслав Михайлович. - Вы теперь останетесь здесь…
- Здесь? - я скорее удивилась, чем возмутилась. - В этом борделе?..
Самойлов пожал плечами.
- А почему бы и нет? Никто ведь не собирается принуждать вас заниматься тут чем-то иным, кроме того, о чем мы договаривались! Более того, вас здесь вообще никто не станет беспокоить ни с какими вопросами. Ну а кто чем станет заниматься в других комнатах дома, вы и знать не будете.
Я промолчала. Этот человек просто природой создан для того, чтобы шокировать и ставить меня в тупик. За эти несколько дней общения с ним я постоянно только и делала, что удивлялась вывертам моей судьбы, которые она осуществляла с его помощью.
- Но почему именно здесь? - не могла я понять самое главное.
- Да потому, что это, на мой взгляд, оптимальный вариант. Отдельные апартаменты, никто вам не будет мешать, сервис налаженный, отличный… Охрана… К тому же вынужденная изоляция будет вас все время подталкивать к тому, чтобы побыстрее завершить работу.
Вся эта комбинация была мне непонятна. Однако я успела привыкнуть к тому, что Шеф просто так, непродуманно, никогда ничего не делает. Значит, и теперь он всесторонне продумал ситуацию и поступает именно так по какой-то конкретной, хотя и неведомой мне причине.
- У вас еще вопросы ко мне имеются? - опять подчеркнуто любезно спросил Шеф.
- Имеются. Мне могут понадобиться какие-то вырезки и заметки из тех, которые у вас хранятся в папке. Или ваш дневник… Сами понимаете, у меня времени было недостаточно…
Я еще не успела закончить изложение своей просьбы, а Вячеслав Михайлович уже извлек из кейса, стоявшего возле стола, знакомые мне папки.
- У вас есть еще вопросы или просьбы? - небрежно спросил он, протягивая их мне.
Ну все предусмотрел! Гад, вор, убийца, бессовестный человек… Но сколько же в нем ума! Ума и прозорливости! И на что они направлены!..
- Наверное, все.
- Очень хорошо.
Вячеслав Михайлович подошел ко мне, склонился, взял мою руку и коснулся ее губами. Совсем рядом, совсем близко я увидела его глаза. В них было… В них много чего было: тоска, например, ласка, горело нескрываемое желание обладать мною, еще что-то… И в них не было ни злобы, ни холодного цинизма, ни угрозы…
- Прощайте, - тихо сказал он.
6
Описывать эти две недели, которые я провела в "заключении", - дело довольно скучное. Работала. Утром, днем и вечером. Меняла главы местами, что-то добавляла от себя, сокращала уже написанное. Пока к ночи не валилась на кровать и не забывалась в тревожном сне. Но и тогда мне снились фрагменты и эпизоды книжки. Они были разного качества: некоторые практически не требовали постороннего вмешательства, другие приходилось переписывать заново; хотя, конечно, и в этом случае я старалась, чтобы написанное мной не слишком отличалось по языку и стилю от изложенного Самойловым. Иногда дело стопорилось, наступало какое-то пресыщение работой - наверное, такое знакомо каждому творческому человеку. Тогда я заказывала себе большой кувшин своего излюбленного коктейля и заваливалась на полдня к телевизору.
Правда, я замечала, что такие отвлечения от работы как-то странно действуют на меня. Стоило мне только отвлечься от письменного стола и включить "телек", мне почему-то все чаще вспоминался Петр Васильевич Мезенцев, начальник охраны дачи Самойлова. Прямо странно, чего это он вдруг так запал мне в душу. Ни внешности у него какой-то выдающейся, да и собеседник он не Бог весть какой… Натура у него, конечно, сильная, что верно, то верно. Человек он, точно, неплохой, честный, порядочный, надежный… Это было видно даже из кратких записок Самойлова, рассказывающих о двух эпизодах из военного прошлого Мезенцева.
"ВСЯ КОРОЛЕВСКАЯ РАТЬ"
Афганистан-Мезенцев-"груз 200"-махинация
…Начальник штаба, не здороваясь, кивнул Мезенцеву на стоящий у стены стул.
- Садись.
Сейчас должен был последовать разбор, переходящий в разнос. И вопросы на нем прозвучат самые что ни на есть справедливые. Из тех, на которые ответов в принципе существовать не может. Как случилось, что он, командир разведывательной роты, старший лейтенант Петр Мезенцев, допустил в своем подразделении такие потери? Как, опять же он, Мезенцев, умудрился всей колонной сунуться в ущелье, не будучи абсолютно уверенным, что не напорется на засаду, в то время как дозор, проморгав противника, был уничтожен, а он, командир, не заметил, что связь с дозором прервалась? Почему две головные машины оказались отрезанными от остальной колонны и их экипажи полностью погибли?..
В годы войны за такие просчеты командира сразу поставили бы к стенке, не дожидаясь трибунала. И правильно бы сделали, казнился Петр.
Он всю ответственность согласен был взять на себя. И не потому, что считал себя единственным виновным. Просто он, лично он, а никто другой, был командиром всех этих мальчишек, тела которых сейчас уже спешно запаивали в цинк, потому что в этой жаре трупы слишком быстро начинают разлагаться. А потому он, именно он, должен был отказываться выполнять приказы, которые считал неверными, ошибочными, преступными…
Не рискнул, понадеялся, что все проскочит именно так, как того желает старший начальник. И вот теперь расплачивался за свою бесхребетность.
Петр не собирался оправдываться. По многим соображениям. И одно из них заключалась в том, что сидело в подкорке: валить на старшего начальника, который лично руководил операцией, бесполезно - в то время как, глядишь, возьмешь все на себя, и тот самый старший начальник хоть как-то поможет ему.
Петр презирал себя за эту мысль. Но сидела она в голове, сидела… Хоть Христос и говорил, что человек, допустивший только мысль о грехе, уже и этим согрешил, - но как же изгнать мысль из собственной головы?
- Садись уж…
Голос начальника штаба - "энша" по-военному - не предвещал грозы. Мезенцев присел на краешек стула, уронил руки на колени.
- Что, плохо, Петро?
- Хуже некуда…
Энша прошелся по кабинету.
- Ладно, Петро, - постарался сказать он как можно мягче. - Мы на войне, а здесь всякое бывает…
Это настолько не соответствовало образу энша, что Мезенцев удивленно поднял на того глаза. Всегда наглый, жесткий, требовательный до придирчивости, нахрапистый, ругатель и матерщинник…
Начштаба понял этот взгляд. И решил немного подыграть подчиненному.
- Что, другого ожидал?
Мезенцев ничего не ответил, опять опустил глаза, уставился в пол. А начальник штаба прошел в угол кабинета, гулко громыхнул дверцей сейфа и протянул Мезенцеву заблаговременно наполненный стакан. В нос старшему лейтенанту ударил сладковатый дух нагревшегося на жаре спирта.
- Выпей, старлей… - почти с искренним участием фамильярно произнес начальник. - А то еще не переживешь, чего доброго, сегодняшний день…
Мезенцев понимал, что надо бы отказаться. Но по шее уже алчно прошелся кадык. Да ладно, махнул он мысленно рукой, после такого дела и в самом деле не мешало бы дернуть стаканчик…
- Давай-давай, чего уж там, не бойся… - увидев колебания подчиненного, поторопил начальник штаба. - Помяни своих ребят…
Молодой офицер проглотил сушащий губы и рот спирт и припал к кружке с водой, которую ему подал энша. По телу крупно прошла судорога неприятия, от желудка в виски сразу ударила горячая волна.
- Ну а теперь - к делу!
Мезенцев глядел на начальника настороженно. Что значит "к делу"? Мелькнула совершенно идиотская мысль: а что, если тот прямо сейчас, преследуя какие-то свои цели, в таком вот состоянии поведет его к командиру?.. Не случайно же начштаба в части так не любили и считали способным, если ему это выгодно, на любую подлость…
- Я тебе, Мезенцев, за твое преступление… - уже иначе, жестко заговорил начальник штаба, убирая в стол стакан и кружку. - А ведь ты, именно ты, и в самом деле совершил сегодня преступление, кто бы тобой ни командовал и чьи бы распоряжения ты ни выполнял… Так вот, за твое преступление я придумал тебе такое наказание, что ты, только чтобы избежать его, сам согласился бы в цинковый ящик залечь…
Он еще не закончил свою речь, а Петр уже понял, что именно тот имел в виду.
- Не надо! - прошептал он.
Наверное, Мефистофель и тот не смог бы улыбаться с более дьявольской улыбкой, чем это сделал энша.
- Надо! - твердо и высокомерно проговорил он. - Только ты, и никто иной!
Мезенцев схватил его за руку, заговорил горячо, жарко выдыхая спиртовые пары:
- Не надо, прошу вас, все что угодно, но только не это! Я согласен до самой замены во все наряды за всех подряд ходить!.. Я вашим личным адъютантом буду… Я у вас полы в кабинете буду мыть…
Энша брезгливо отдернул рукав своего новенького "камуфляжа" от прокопченных рук подчиненного.
- Мезенцев, это вопрос уже решенный. "Борт" сегодня в двадцать часов. Так что собирайся, подписывай документы - и вперед! Времени осталось слишком мало…
Только теперь в полной мере оценил Петр все коварство начальника. Он сейчас сделал бы все, лишь бы избежать выполнения данного ему задания. Однако от него сейчас разило спиртом, как из винного погреба, а потому он уже не мог пойти к командиру и попытаться упросить того избавить его от этой страшной командировки.
Делать ничего не оставалось, как только покориться приказу.
- Есть! - обреченно бросил он ладонь к козырьку форменного кепи.
- Погоди…
Все еще надеясь на какое-то чудо, подчиненный поднял глаза на начальника. Однако тот не оставил ему и последнего шанса.
- Садись! - кивнул он на стул, теперь уже стоящий возле стола.
Мезенцев присел.
- Подпиши-ка тут кое-что…
Подавленный происходящим, чувствуя, как от выпитого в голове путаются мысли, потея от жара, который растекался от желудка по всем жилочкам, старший лейтенант ставил одну свою подпись за другой в каких-то документах, в графах, на которые указывал энша.
- Ну а теперь все, - собирая бумаги в папку, кивнул ему начальник. - Можешь идти!
Когда за старшим лейтенантом закрылась дверь, энша поднял трубку полевого телефона, резко крутанул ручку.
- "Линзу"! - коротко назвал он позывной вышестоящего штаба. - Срочно!
Пока все шло по плану.
…В Ташкенте Мезенцева встречали. Едва самолет, зарулив на стоянку военного аэродрома, перестал крутить винтами, к нему подкатил "ГАЗ-66". Из кабины выпрыгнул молодой крепкий парень, подошел к "борту" и остановился рядом, нетерпеливо наблюдая за тем, как летчики открывают дверь, как к образовавшемуся проему пристраивают трап- "стремянку"…
И едва Петр спустился на плиты аэродромного бетона, парень шагнул к нему навстречу.
- Добрый вечер! Вы "жмуриков" привезли?
Он весело скалил зубы, этот откормленный "качок", привыкший к спокойной и устроенной жизни… Как же Петр ненавидел таких самоуверенных наглецов, у которых в душе ничего святого! Он их ненавидел всегда, а теперь, когда вынужден сопровождать этот страшный "груз 200", ненавидел еще больше.
Потому что он и его парни там, "за речкой", страдали, умирали, болели, воевали, воду иной раз делили "по булькам"… А эти здесь…
- Я не привез "жмуриков"! - процедил сквозь зубы Мезенцев в улыбающуюся физиономию. - Я сопровождаю своих погибших подчиненных! Все ясно?
Встречающий улыбку чуть пригасил, но не стушевался, как того ожидал офицер.
- Да ладно тебе, лейтенант, не заводись, - сказал парень примирительно. - Я же не знал, что это твои…
Петру в полете летчики еще налили спирта. И теперь ему, захмелевшему, было неимоверно жаль себя.
- Знал - не знал… - с тоской произнес он. - Тебе этого не понять…
- Ну почему же? - спокойно возразил парень. - Я тоже своих ребят оттуда отправлял.
- Ты? - удивился Мезенцев. - Ты что же, был там, "за речкой"?
- Был, как положено, полтора года оттрубил, - опять спокойно подтвердил встречающий. - Меня здесь так и зовут - Шурави. А так я Вячеслав. А тебя, если не ошибаюсь, Петром зовут?
- Петром, - по-прежнему удивленно подтвердил Мезенцев. - А ты откуда знаешь?
- От верблюда, - незамысловато отшутился Самойлов. - Я у тебя один цинк сейчас заберу.
- Но как же…
Старший лейтенант ничего не мог понять. И единственное, на что он мог списать свою непонятливость - так это на выпитый спирт.
- Не переживай, все в порядке, Петя.
Вячеслав достал из кармана бумагу, протянул ее офицеру. Тот тупо уставился на отпечатанный текст, заверенный несколькими печатями.
- Что это? - несмотря на яркое освещение аэродромного поля, Петр никак не мог вникнуть в содержание бумаги. - Не пойму.
- Это документ на право получение ящика с одним "жмуриком", - терпеливо объяснял Самойлов. - То есть с павшим в бою воином-интернационалистом. Мы с тобой сейчас заберем один цинк и едем ко мне.
- Какой цинк?
- Там, где написано "Махмудов".
Мезенцев печально покивал:
- Да, Рустам… Прямо в машине сгорел. Хороший был парень… Механик-водитель.
- Вот и отлично, - по всему было видно, настроение Вячеслава далеко от лирического. - Его и забираем.
- А ты ему кто?
- Кто-кто… Хрен в пальто! Какая тебе разница, если документ в порядке?
Петр впервые сопровождал "двухсотых". До сих пор ему удавалось избегать подобных командировок. Это же ужас - передавать с рук на руки родителям или семье останки погибшего на войне, смысла которой никто не мог понять! Потому и воспринял приказ начальника штаба с таким неприятием. И теперь не знал, что делать. Его проинструктировали о том, как действовать по прибытии на место. А о том, как поступить в такой ситуации, когда кто-то хочет гроб получить раньше…
Но вот бумага. Печати. Да и кто посторонний станет возиться с покойником?
…Через полчаса они уже мчались по темной дороге по направлению к городу. КПП миновали беспрепятственно, проскочили мимо стайки "частников", которые тут дежурили едва ли не круглосуточно, вырулили на трассу и прибавили газу. Вячеслав сидел в кабине. Петр устроился в кузове, вместе с парнями. На полу между откинутыми лавками стоял ящик с телом Рустама Махмудова. Мезенцев старался на ящик не смотреть, он глядел назад, где в проеме поднятого брезента была видна убегающая назад дорога.
Постепенно дома стали мельчать, появились дувалы, из-за которых курчавились деревья. Возле одного из них машина и остановилась.
- Ну что, командир? - подошел к нему Вячеслав. - Нормально доехал?
- Да разве с таким грузом можно нормально ехать? - вздохнул офицер.
Встречавший его непонятно хохотнул и бросил:
- Это точно. С таким грузом и в самом деле ехать не очень-то спокойно… - Потом он повернулся к парням: - Давайте сюда ящик!
Те уже с грохотом откинули задний борт. Услышав команду, ухватились за ручку, потянули ящик на себя. Тот подался с пронзительным скрежетом. На землю его опустили небрежно, с громким стуком.
- Осторожнее… вашу мать! - рявкнул Мезенцев.
Парни удивленно оглянулись.
- Работайте, работайте, - махнул им Вячеслав. А Петру сказал - А ты успокойся, не ори. И не надо их по матери - это Азия, здесь на такое могут и обидеться.
Между тем узбеки легко поддели ломиком крышку ящика. Откинули ее. Поднатужившись, рывком, вытащили цинковый гроб. На нем ярко чернела надпись: "Махмудов".
Офицер чувствовал, как в его душе нарастает тревога. Он по-прежнему ничего не понимал в происходящем.
- Что они делают?
- Что надо - то и делают…
Только теперь стало заметно, что Вячеслав нервничает. Так ведь и было от чего!
Парни начали вскрывать цинковый гроб. Один достал зубило и молоток, приставил острие к крышке и примерился бить. Второй стоял рядом, держал в руках большие ножницы для резки металла.
- Останови их, Слава, - торопливо заговорил Петр, схватив за руку собеседника. - Он ведь уже сутки на жаре - сейчас оттуда такая вонь пойдет…
- Ничего страшного, - криво ухмыльнулся Самойлов. - Не задохнемся…
- Да и труп весь обгоревший, его ведь даже опознать невозможно.
- Это и хорошо, что невозможно.
Не обращая внимания на перепалку, парень несколько раз с силой ударил по зубилу. Наконец оно провалилось в образовавшееся отверстие. Узбек поворочал стальным бруском, расширяя его. Наконец вытащил блестящее острие, кивнул второму, что-то сказал ему по-своему. Тот начал ловко орудовать ножницами.
- Но зачем вам это?
- Сейчас узнаешь, - оборвал офицера Вячеслав. - Только помолчи пока что.
Запаха и в самом деле не было. Парень прошелся ножницами по дуге, отогнул тонкий цинк, заглянул внутрь. Поднял голову, сверкнул белоснежными зубами.
- Есть, Шурави! Все в порядке.
И засмеялся. Засмеялся и второй.
- Отлично! - хлопнул по погону офицера Вячеслав. - Все отлично, Петруха!
Мезенцев стряхнул его руку и быстро подошел к гробу. Тоже заглянул в открывшееся отверстие. И остолбенел, пораженный увиденным.
Вместо обугленного тела, которое должно было находиться в смрадной тесноте, он увидел полиэтилен с чем-то белым.
- Ну что, теперь понял?
Мезенцев ошарашенно поднял взгляд на довольно улыбающегося Вячеслава, стоявшего рядом.
- Что это?
Вся троица весело рассмелась.
- Не дошло еще? Петруха, ты ведь нам сюда привез почти сто килограммов наркотиков! Первосортного опиума! Почти центнер! Понял теперь?
Мезенцев медленно разогнулся. Он был настолько ошеломлен происшедшим, что даже не возмутился, не вскипел, осознав, насколько его подставили. Он только подавленно спросил:
- А где же?.. А где же Рустам?..
- Сейчас будет тебе и Рустам.
Парни подхватили гроб с наркотиками и потащили его куда-то в глубь двора. И вскоре приволокли оттуда же другой цинковый гроб, тщательно запаянный. Его они и опустили в ящик, начали умело приколачивать крышку.
- Кто там?