– Вывод второй: если бы они хотели просто увести нас от кладбища, то подождали бы, пока мы вернемся в машину и рванули бы. Но они отъехали до того, как мы вернулись. Для них было главным, чтобы мы их не увидели. Поэтому сначала пытались от нас уйти, потом стреляли. Кстати, стреляли не по машине.
– Но…
– Если ты помнишь, я наехал на камень и нас отбросило вправо. Поэтому попали в лобовое стекло.
Мы возвращались к этой теме не один раз. И после долгих дебатов пришли к единому мнению: они не знали, что мы следим за могилой, и поступили, как мы: высадили человека с урной, чтобы приехать за ним через какое-то время. Когда вернулись, увидели нас. Человек быстро сел в машину, и они отъехали. Когда заметили, что мы их преследуем, попытались уйти. Не удалось – и они нас обстреляли.
Очевидно, у них в машине был кто-то, хорошо знающий местность: уж очень уверенно он вывел машину на шоссе по дороге, петлявшей в горах. А если это местный, то мы могли его знать. Хотя ни одного "порше" в городе нет. Наверное, если бы мы смогли разглядеть номерной знак этого "порше", то по нему узнали бы владельца.
* * *
7 ноября рано утром в салон забежал какой-то субъект.
– Синьор Эуженио, падре Джованни очень просит вас подъехать на кладбище в Муньересе.
Он пытался объяснить, что это важно, но я его не слушал.
Через полчаса мы были на кладбище. Падре Джованни прохаживался около могилы.
– Кто-то заложил урну. И мы не видели кто. Я хочу признаться, синьор Эуженио, я попросил одного прихожанина следить за могилой весь день с самого утра. Но… но он обнаружил, что урна уже в склепе.
У падре был такой удивленный и даже расстроенный вид, что я поверил: появление урны в склепе его озадачило.
Я нагнулся и открыл дверцу склепа. Убедился, урна на месте. А где ей еще быть!
– Значит, этого господина похоронили, – зло произнес я. Я должен быть злым и разочарованным. – Как же так получается, дон Джованни: человек умер седьмого ноября, и уже к утру того же дня его пепел предали земле? Не кажется ли вам, что как-то быстро все произошло?
– Я думаю, – отвечал падре, – умер он раньше. – Боюсь, что его не было в живых, когда заказывали надгробье. Но он завещал, по каким-то ему известным причинам, похоронить его именно в этот день. Родственники так и сделали.
– Но почему никто не видел этих родственников?! – не унимался я. – Урна прилетела по воздуху?
– Кто-то просто не стал дожидаться этого дня. Привезли урну вчера или позавчера. Так могло быть, не правда ли?
Падре говорил мягко, почти ласково, он видел, что я злюсь, и хотел меня успокоить. Мальвина пришла ему на помощь:
– Теперь мы видим, что этот человек умер и все дела закончились.
– А кто мне… – взорвался я и замолчал, поскольку не знал, что говорить дальше.
– Я не спрашиваю вас, – так же ласково улыбаясь, продолжал падре, – захотите ли вы отслужить молитву за упокой души этого человека.
– Ну уж нет!
– Хорошо, хорошо. Но я за него помолюсь.
– Вы очень добрый человек, дон Джованни, – поддержала падре Мальвина.
Она еще что-то говорила, а я удивлялся, как быстро она научилось сносно болтать по-португальски.
Я взял Мальвину за руку, поклонился святому отцу:
– Нам здесь больше нечего делать.
– Ступайте, ступайте, – мирно произнес падре. – А я останусь. Помолюсь за него.
В машине я чуть не рассмеялся:
– А падре-то молится за упокой души бутылки.
Мальвина меня остановила:
– Не надо так. А что касается бутылки…
Через два дня я зашел в церковь и извинился за свое поведение на кладбище.
– Простите меня, дон Джованни. Я тогда оказался несдержанным.
– Извиняться не за что. Вы вели себя естественно. А это самое главное и за это не надо извиняться.
А еще через день мы, уже днем, заехали на кладбище, открыли дверцу, вытащили урну, вынули бутылку, осмотрели урну, не нашли в ней ничего особенного. Урну вернули на место, бутылку взяли с собой.
10.45
– Engels
18701879
Что бы это могло означать?
97. Дети капитана Гранта
Что это могло означать?
Конечно, нам виделись деньги. Большие денег. Конечно, мы решили, что на бутылке нацарапан ключ к загадке, решив которую, мы сможем найти эти деньги.
– Не адрес же это капитана Гранта! – ворчал я.
И мы рассуждали.
Деньги должны храниться в банке. В обычном банке деньги можно снять со счета, представив доказательства, что являешься владельцем счета, или предъявив чек, подписанный владельцем счета. Бывают банки, которые выдают деньги по предъявлении номера вклада. Как пользоваться такими банками, я знал и – работа обязывала – пользовался ими. Надо знать банк, номер счета – и все. Но таких банков в Бразилии нет. Нет и в Латинской Америке. Только в Европе: в Швейцарии, а теперь в Венгрии. Вне Европы – на островах в офшорных зонах.
– 18701879 – это не количество денег на счету, а номер счета, – вслух рассуждал я. – Если идти вверх, то вторая строка "– Engels" – скорее всего, фамилия того, кому сейчас принадлежит банк или принадлежал при основании. Энгельс – довольно распространенная фамилия для владельцев банка. Тире перед "Энгельс" может означать, что владельцев несколько: например, Браун и Энгельс. Может быть проще: двойная фамилия Браун-Энгельс. Это тоже типично для таких банков.
– Ну, а почему не указать полное название банка? – допытывалась Мальвина.
– Для маскировки. Ведь фамилия Энгельс наводит настоящего марксиста на мысль не о банке, а о теоретике марксизма. А те, кто переводил десять миллионов, были марксистами или хотели показаться ими.
– Таким образом, – суммировала Мальвина, – мы знаем или можем узнать название банка и знаем номер счета.
– Но неизвестно, где этот банк находится.
– А если объездить все страны, где существуют такие банки? – предложила Мальвина.
– Можно, – согласился я, – но трудно. Почти нереально. Не только потому, что таких банков много, но и потому, что большинство из них в справочниках не значатся.
– Что могут означать цифры 10.45?
Это была главная загадка. Без сомнения, отгадав ее, мы узнали бы город или страну, где находится банк.
– Что вообще могут обозначать эти цифры? – много раз спрашивала меня Мальвина.
Они могли обозначать или время: 10 часов 45 минут, или цену: 10 долларов или франков, а 45 мелочь – центы, сантимы. А может быть, 10 метров и 45 сантиметров.
Однажды, оставив Мальвину смотреть телевизор, я сразу после ужина отправился спать. День выдался трудным: я встречался с людьми, которых нанимал на работу, ездил смотреть территорию будущей пристройки, с адвокатом синьорой Исидорой перечитывал контракты. Едва я сомкнул глаза, как Мальвина меня растолкала:
– Я догадалась! Вставай!
Я сначала не понял.
– Вставай! Ты правильно говорил о капитане Гранте. Именно капитан Грант!
– Какой капитан Грант? – я не мог врубиться.
– Ну, тот, у Жюля Верна, которого нашли по записке в бутылке.
– При чем здесь Жюль Верн?
– У тех, кто его искал, была бутылка и указание широты. И у нас есть бутылка и координаты. Только в отличие от несчастного капитана Гранта мы знаем и широту, и долготу. Десять градусов долготы и сорок пять широты или наоборот. Идем смотреть.
Это открытие по значимости показалось мне равноценной догадке Паниковского в отношении гирь, но я смирился и пошел за картами.
Мы просмотрели все восемь вариантов:
10 градусов восточной долготы и 45 градусов северной широты – это Германия. Отпадает.
10 градусов западной долготы и 45 градусов северной широты – Ирландия. Тоже отпадает.
10 градусов восточной долготы и 45 градусов южной широты – Атлантический океан.
10 градусов западной долготы и 45 градусов южной широты – Атлантический океан.
45 градусов западной долготы и 10 градусов северной широты – Атлантический океан.
45 градусов западной долготы и 10 градусов южной широты – Атлантический океан, правда, вблизи Бразилии.
45 градусов восточной долготы и 10 градусов северной широты – Аравийское море вблизи Сомали.
45 градусов восточной долготы и 10 градусов южной широты – Сейшельские острова.
Единственное, что можно было бы рассмотреть, – Сейшельские острова. Но с очень малой вероятностью.
Я несколько дней повертелся в Торговой палате, поговорил с любезнейшим управляющим банком. Мальвина проторчала в библиотеке. И к концу недели мы пришли к общему заключению: этот вариант – забыть.
А с салоном дела шли прекрасно. Главная находка – кандидатура на должность управляющего. Директор банка порекомендовал мне некоего Эрнесту Мигела. До этого Мигел работал менеджером автомобильного салона в Порту Алегри. Ушел на пенсию и поселился в нашем городе. Прожив пару лет, понял, что пенсия не дает такого материального благосостояния, которое удовлетворяло бы его супругу, модную даму, и двух дочек, студенток университета в Рио. Словом, мы нашли друг друга.
В январе Мальвина сдала экзамен по вождению и ездила на маленьком "мерседесе-300". Побывавший под автоматным огнем "мерседес" был отремонтирован и продан. За месяц я продал пять "мерседесов", включая обещанный управляющему банком, и заказал еще десять. Начала работать группа из трех механиков. По совету опытнейшего синьора Мигела, мы брали в ремонт не только "мерседесы", но и "ауди" и "БМВ". Если бы не погоня за сокровищами, я бы сказал, что дела наши идут успешней, чем я предполагал.
– Вот увидишь, – часто повторяла Мальвина, – на "мерседесах" мы за три-четыре года заработаем не меньше, чем получили бы, если бы нашли эти миллионы.
Глава девятнадцатая
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЕВРОПУ
98. Беседы о прошлом
Однажды мы сидели на балконе. Было удивительно тихо, только мерный шум океана да крики птиц. Мы долго сидели молча. Потом Мальвина повернулась ко мне:
– Ты правда никого не убивал?
– Никого.
– А откуда у тебя револьвер?
– В апреле прошлого года нашему агенту в Риме передали кейс с необработанными алмазами. Он должен был вручить этот кейс нашему агенту во Франции, а тот в свою очередь продать алмазы в Амстердаме и вырученные деньги перевести на наш счет в Лондоне. Однако деньги в Лондон не пришли, и меня направили в Европу выяснить, что случилось. Я узнал, что агент во Франции деньги присвоил. По случайному стечению обстоятельств он через несколько месяцев был убит. Мне удалось разведать, что перед смертью он спрятал кейс внутри скульптуры. Когда я разбил скульптуру, то нашел там кейс с деньгами и драгоценностями. Там же лежал пистолет. Ты помнишь этот кейс?
– Помню. Я тогда взяла в руки пистолет и удивилась, какой он тяжелый. Я до этого никогда не держала в руках пистолет.
– Там были деньги и кулек с камнями.
– Ты знаешь, откуда эти деньги?
– Нет. Но думаю, от продажи наркотиков.
– Ты имел дело с наркотиками?
– Нет. Хотя, впрочем, один раз… Мне приказали перевезти статуэтку немецкого фельдмаршала Мольтке из Браззавиля в Женеву и не сказали, что внутри статуэтки спрятан пакет с наркотиком. Да не простым, а особым. Он называется "фельдмаршал". Синтезирован в Германии при нацистах и обладает особыми свойствами. Но так получилось, что статуэтка до меня не дошла, ее украли. Меня направили искать статуэтку. Я ее нашел, но ее новый хозяин взял наркотики себе, а мне отдал пустую статуэтку.
– Откуда у тебя швейцарский паспорт? Он фальшивый?
– Настоящий. Настоящий швейцарский паспорт на имя Жильбера Мало. Мне его выдали в швейцарском консульстве в Монреале. Выдал клерк-коммунист. Можно безбоязненно предъявлять этот паспорт в любой стране… кроме Швейцарии.
– А откуда деньги на счету у этого Мало?
– Я перевозил большие суммы наличными и распределял их по счетам в различных банках. Меня даже прозвали валютным извозчиком. Но если начальная сумма перевозимых денег была известна моему руководству, то, из-за неустойчивого и постоянно меняющегося курса валют, проконтролировать сумму денег, поступивших в банк, было просто невозможно. У меня возникали неоприходованные остатки, которые я и переводил на один из счетов господина Мало.
– Начальство знало об этих счетах?
– Да. Но при Горбачеве началась такая чехарда… Деньги с промежуточных счетов по приказу из Москвы переводились на неизвестные мне счета. Тут уж не до контроля.
Следующий вопрос был неожиданным:
– Твоя жена высокого роста?
– Да, – я посмотрел на Мальвину и добавил: – Я люблю высоких блондинок с голубыми глазами.
– Давно ты с ней разведен?
– Лет десять.
– У тебя есть дети?
– Сын. Он живет с женой. Я им оставил двухкомнатную квартиру.
– А сам где жил?
– В однокомнатной квартире с матерью. Она умерла два года назад.
– А отец?
– Отец погиб на войне.
* * *
После ужина снова пошли на балкон.
– Я тоже давно тебе хотела рассказать о себе. Да как-то не получалось.
И она замолчала.
– В конце концов, не страшно, если ты признаешься, что сидела в тюрьме.
От изумления Мальвина раскрыла рот:
– Я?!
– Ничего страшного. Провинциалка в Москве, нет знакомых, нет средств к существованию.
– Что тебе обо мне известно?! Ты даже не знаешь моего имени.
– Знаю. Тебя зовут Марина.
– А дальше?
Я хотел снова пошутить, но, посмотрев на Мальвину, понял, что настроена она романтически, и решил перевести разговор в реалистическую плоскость:
– Ты родилась в Москве. Родители у тебя преподаватели. Жила на Ленинском проспекте.
– Почти угадал. Родилась я действительно в Москве. Отец работал в ЦК партии. Должность невысокая, но в ЦК. Мать была учительницей географии.
– Вот откуда у тебя такие познания в географии! Не забыла в тропики взять шубу. В таком случае вы жили в цековских домах на Кутузовском проспекте.
– Да. У нас была трехкомнатная квартира. Из этой квартиры я и уехала. Училась я в английской школе.
– Могу засвидетельствовать, что с английским у тебя лучше, чем с географией.
– Отец умер, когда я училась в пятом классе. Мать умерла, когда я была в десятом. И я осталась одна. Но друзья отца меня не забыли. После школы я не стала поступать в вуз. Приятель отца взял меня к себе в ЦК. Я работала у него в отделе. Точнее, в секторе. Мне доверяли. Наш сектор имел дело с самыми засекреченными лабораториями, институтами. Работать было интересно. Но началась смута. Однажды Артур Никитич, так звали друга отца, вызвал меня и сказал: "В этой стране скоро все перевернется с ног на голову. Кем я стану, не знаю. Одно только ясно – помогать тебе больше не смогу. Мой последний долг перед твоим отцом – отправить тебя за границу". "Но как я поеду одна?" – испугалась я. "Тебе надо выйти замуж. Я тебя познакомлю с моим племянником. Он молодой парень, очень талантливый ученый. Работает в одной из наших совершенно закрытых лабораторий. Хотя какие теперь закрытые лаборатории! О нем знают за рубежом. Сейчас он в командировке в Англии. Когда вернется, я вас познакомлю. Скоро он получит грант и тогда сможет уехать окончательно. Ты поедешь с ним. Денег у него хватит. Будете жить безбедно". Я сомневалась. А он меня уговаривал. Никого из близких в Москве у меня не было. В стране тогда уже стало очень плохо. Я понимала: одна я пропаду. И согласилась. Согласилась и начала готовиться к отъезду. Купила манто…
– Ты собиралась на север?
– Нет. Артур Никитич сказал, что это самое удачное вложение русских рублей. Когда в августе начались события, меня отпустили домой. Потом Артур Никитич позвонил мне и попросил срочно приехать. В ЦК был полный беспорядок. Все куда-то спешили. В кабинете Артура Никитича сидел какой-то человек, которого я раньше не видела. Артур Никитич сказал мне: "Полетишь сегодня. Племянника ждать не будем. У тебя будет другой спутник. Полетишь в Бразилию. Твой спутник сядет в самолет в Будапеште. В аэропорту Рио-де-Жанейро тебя встретят. Другого выхода нет. Просто нет". Я была совершено подавлена. Появление другого спутника особо меня не расстроило, потому что с первым познакомиться я не успела. Я спросила только: "Кто он такой?" Вмешался человек, который сидел рядом с Артуром Никитичем.
– Как его фамилия?
– Он не назвал ее. Представился как Владимир Гаврилович.
– Владимир Гаврилович! Владимир Гаврилович Колосов. Мой непосредственный начальник. И что он тебе сказал?
– Что хорошо знает моего будущего спутника и характеризует его как очень порядочного человека. Я хотела еще что-то спросить. Но мне не дали. Артур Никитич торопил: "Времени у тебя в обрез. Ты должна быть готова к восьми. За тобой приедет мой шофер. Я спросила, что брать с собой. Артур Никитич только махнул рукой. Что мне оставалось делать?! В восемь часов приехала машина. Шофер дал мне паспорт и два билета. Отвез в Шереметьево. А дальше ты все знаешь.
Она улыбнулась:
– Вот и вся моя тайна. Когда я ходила по аэропорту в Будапеште, то все время рассматривала пассажиров. Я догадывалась, что кто-то из них окажется моим мужем. Рассматривала и выбирала. А когда увидела тебя, подумала: хорошо бы этот.
Я вспомнил письмо, которое прочел в отеле. Из письма не следовало, что ее отношения с этим Артуром Никитичем были просто товарищескими. Она как догадалась:
– Ты хочешь спросить, на какие деньги я купила шубу. Деньги мне дал Артур Никитич. Он мне всегда помогал.
Она немного помолчала:
– Да, мы были близки. Я тебе уже говорила, что мне никогда не нравились мальчики.
– А мне девочки нравились всегда, – признался я, и мы оба засмеялись.
– А фамилия моя – Волкова. Марина Витальевна Волкова. Была.
– А я был Евгений Николаевич Лонов.
Марина Витальевна вздохнула:
– Марина Витальевна Лонова звучит лучше, чем Марина Сокраменту. Вовек бы не слышать.