* * *
И снова Монтрё. И Миша на скамейке.
– Так и ничего?
– Ничего.
– Я это предполагал. И вот что я подумал. А что, если все наоборот? Город – Августин, а улица – Цюрих? Понимаете, номер дома уж больно большой. В Швейцарии таких не бывает. А вот Америка – другое дело. Там номера домов зависят от того, между какими улицами они находятся. Между какой-нибудь тридцать пять и тридцать шесть стрит номера тридцать пять ноль один, тридцать пять ноль два и так далее. Поищите все города, где есть Августин. И может быть там найдете подходящую улицу. И вот вам мой подарок.
Он протянул нам книжицу "Ленин в Берне и Цюрихе".
– Знаете, что я подумал… Там может быть улица, названная не просто "Цюрих", а как-нибудь похитрее, что-нибудь связанное с Ильичом.
– Вы не последнюю книгу отдаете? – вежливо поинтересовалась Мальвина. – Давайте мы вам заплатим.
– У меня целый склад таких книг. Впору не торговать ими, а приплачивать тому, кто согласится взять. Время прошло. И еще… Многие уверены, что, вероятно, сейчас гуляют себе спокойненько по Швейцарии тихие люди, которые такой шум через несколько лет устроят в своих странах! Многие так говорят. И я так говорю. Так все и получится. Только страна, где они это устроят, будет не Россия. Для России – все кончено. Бронепоезд, который на запасном пути, украли.
* * *
В Лозанне мы отправились в библиотеку. Долго не мудрствуя, я взял Ларусс. Есть музей Августинов в Тулузе. Не подойдет. Область в Латинской Америке. Тоже вряд ли. Америка. Нужна Америка. Город Аугуста на севере, в штате Мен. Уже теплее.
– Посмотри Святого Августина, – торопила Мальвина.
И святой нас не обманул. Мы обнаружили Сант-Августин во Флориде.
– Ну и… – начал я, а Мальвина продолжила:
– Завтра вылетаем во Флориду.
Глава двадцатая
ВО ФЛОРИДУ С КНИГОЙ "ПО ЛЕНИНСКИМ МЕСТАМ В ШВЕЙЦАРИИ"
106. Тот же Атлантический океан
– Ты чего смеешься? – спросила меня Мальвина в самолете.
– Мы первые, кто летит во Флориду со справочником "По ленинским местам в Швейцарии".
Пересадка в Нью-Йорке. Нам зачем-то отдали багаж, и мы его тащили на тележке до терминала, откуда вылетают самолеты местных линий. Потом самолет до Орландо.
Аэропорт в Орландо так же похож на другие аэропорты, как современный супермаркет на сельпо. Эскалаторы, рекламы диснеевских парков и бесконечные магазины сувениров – мы попали в столицу туризма. Всё быстро и рядом. Быстро получили багаж, быстро, не выходя из аэропорта, взяли напрокат небольшой по местным понятиям ярко-красный "понтиак".
– Я начинаю понимать, за что не любят американцев, – задумчиво произнесла Мальвина, когда мы отъехали. – За то, что они все выглядят счастливыми. Для интеллигентного человека в Европе выглядеть счастливым просто неприлично.
Гостиницу в Сант-Августине я заказал из Эвиана по телефону. "Best Western on the Beach", что, естественно, должно было означать "Бест Вестерн на пляже", однако гостиница располагалась в двух кварталах от берега. Мальвина разозлилась, а я ее успокаивал:
– Ты что, на Атлантический океан в Бразилии не насмотрелась?! Здесь он такой же, как в Бразилии. Тот же Атлантический.
– Мне важен принцип, – твердила Мальвина.
Мы отправились в расположенный недалеко от отеля итальянский ресторан, в каталоге значащийся как "три звездочки", и убедились, что кулинария – не самое сильное место самой богатой страны в мире. У официанта узнали, что карту города можно купить на бензозаправочной станции. Объехали две станции, на третьей нашли подробную карту города и окрестностей, вернулись в отель и, вооружившись лупой, начали изучать.
Улиц с названием, каким-нибудь образом связанным с Цюрихом и Швейцарией, ни в Сант-Августине, ни в маленьком местечке, где мы остановились – в карте оно значилось как Сант-Августин Бич – не оказалось.
– Что будем делать? – спросила Мальвина.
– Мы допустили ошибку: в Швейцарии не купили немецко-русский словарь. Он нам очень бы сейчас пригодился. Собственно, не немецко-русский, а немецко-английский. Нам надо было бы перевести названия улиц, где жил Ленин, с немецкого на английский.
– Может быть, здесь есть библиотеки?
Библиотеку мы действительно нашли. Большое количество посетителей сначала нас удивило, потом испугало. Что-нибудь найти казалось невозможным. Но вдруг около нас возникла пожилая леди. Узнав, что нам нужно, она, предварительно усадив нас в кресла, выдала огромный немецко-английский словарь.
Для начала мы решили ограничиться переводом названий трех улиц, где Ленин жил в Цюрихе.
Гейгергассе оказалась "переулком скрипача", а по-английски или Violonist Lane или, памятуя о скрипаче на крыше (словарь услужливо подсказал нам "Fidler on the Roof"), что более вероятно, Fidler Lane. Кульманштрассе – улица, названная в честь какого-то Кульмана. Мальвина нашла на полке энциклопедию и узнала, что Карл Кульман – немецкий инженер XIX века.
– Я бы очень удивилась, если бы мне сказали, что его знают во Флориде, – сказала Мальвина.
Я с ней согласился.
И наконец Шпигельгассе – зеркальный переулок, по-английски Mirror Lane. Этот может подойти.
Там же, в библиотеке, мы открыли карту и начали искать.
Улиц, названных в честь скрипачей, не было ни в Сант-Августине, ни в рядом прилегающих городах. Не было улиц, названных в честь Кульмана. Оставался зеркальный переулок. Но и его в Сант-Августине не оказалось.
Мальвина подняла глаза. Ее и без того большие зрачки стали еще больше. Я понял: она нашла!
– Смотри!
В названиях улиц городка Сант-Августин Бич значился Mirror Lane. Более того, этот замечательный переулок располагался аккурат между 15 и 23-стрит. То есть дом номер 1982 может существовать.
Мы выскочили из библиотеки.
До моста, разделяющего Сант-Августин и Сант-Августин Бич, добрались мы за пару минут… и застряли на полчаса. Мост, через который мы намеревались переехать, оказался разводным, и как раз в это время его, не торопясь, поднимали, чтобы пропустить две маленькие яхты.
– Не поздно? – волновалась Мальвина. – Уже семь часов.
– Думаю, в самый раз. Если человек работает, то к этому часу должен вернуться домой. Хотя для нас самое главное узнать – живет ли в этом доме Лоренцо Иглезиас или какой-нибудь Абиер.
– Если этот дом существует.
107. О пользе игры в гольф
Дом существовал. Двухэтажный, как две капли воды похожий на все стоящие рядом, дверь на втором этаже. Мы поднялись и, прежде чем позвонить, переглянулись. Я не решался нажать кнопку звонка. Так и простояли с пару минут. И вдруг дверь открылась сама. На пороге стояла аккуратно подстриженная женщина лет шестидесяти.
– Я услышала, кто-то подъехал. Вы кого-то ищете?
– Господина Лоренцо Иглезиаса, – ответил я, ожидая услышать: "Вы ошиблись, такой здесь не живет".
И действительно:
– Этот человек здесь не живет.
Но… Дама продолжила:
– Он два месяца назад продал дом и уехал.
Мы переглянулись.
Дама в дверях улыбалась:
– Пожалуйста, заходите. Вы приехали издалека?
– Из Европы, – не обманула Мальвина. – Мы сегодня из Парижа и хотели бы видеть дядю Лоренцо.
– Я была в Париже три года назад, – обрадовалась дама. – Мне Париж очень понравился. Заходите, заходите.
– Дядя Лоренцо не оставил своего нового адреса? – спросила Мальвина.
– Нет, – сокрушенно вздохнула дама. – Но если вам нужно помочь… Где вы остановились?
– В гостинице "Бест Вестерн", – ответила Мальвина. С английским языком она чувствовала себя значительно увереннее.
– Кофе, чай, воду? – предложила дама.
Мы отказались.
– Господин Лоренцо долго жил в этом доме? – спросила Мальвина.
Хозяйка задумалась.
– Я спрошу у своего мужа. Он сейчас играет в гольф. Я ему позвоню. – Потом повернулась ко мне. – Вы играете в гольф?
– Давно уже не играл, – ответил я.
Я действительно давно не играл в гольф, так давно, что вообще не представляю себе, что это такое. Но признаться, что вообще никогда не играл в гольф, счел неприличным.
Вмешалась Мальвина:
– Мы с мужем целый год не играли в гольф.
Это звучало как "мы с коллегой приехали из Берлина".
– О, целый год! – ужаснулась дама.
– В Париже трудно с полями для гольфа, – поделилась с хозяйкой своей печалью Мальвина.
Дама посмотрела на стенные часы, скорее всего, очень старинные:
– Мой муж уже кончил играть и сейчас сидит с друзьями в баре.
Она набрала номер телефона и очень быстро заговорила в трубку. Потом положила трубку и начала извиняться:
– Я стала очень забывчива. Хорошо, что у Дика отличная память. Вы спрашивали, сколько лет здесь жил господин Лоренцо. Долго. Дому уже около тридцати лет, а он был его первым владельцем. Сначала он жил с отцом, потом отец его умер. А вот куда уехал господин Лоренцо, Дик не знает. Но он мне напомнил, что я должна была вам сказать с самого начала. А я забыла. У меня стала плохая память. Господин Лоренцо, когда уезжал, оставил нам с полдюжины открыток и попросил, если его будут спрашивать, давать открытку. Я вам сейчас ее принесу.
Вернулась она быстро. В руках держала почтовую открытку.
– Вот, – она протянула ее мне.
Я взял открытку. Летящие аисты или журавли, я не очень разбираюсь в орнитологии. Три аиста или три журавля – справа, три аиста или три журавля – слева. И ничего больше.
– Все открытки одинаковые? – спросил я.
– Да, абсолютно одинаковые.
Я поверил.
– Хотите кофе?
Мы отказались.
* * *
В гостинице рассматривали открытку. Открытка как открытка. Три птицы справа, три птицы слева.
– Ты обратил внимание, птицы справа – не точная копия птиц слева? – спросила Мальвина. Вот где пригодилось ее умение справляться с картинками "Найди семь ошибок".
– Нет. Но что это меняет? Может быть, это разные породы журавлей. Или аистов. Или цапель.
– Когда домой в Бразилию? – спросила Мальвина.
– Завтра, – ответил я.
– А аисты?
– Думаю, господин Лоренцо улетел куда-то вместе с ними. Но утешает, что мы были на правильном пути, хотя немного не успели.
– Опоздали на три месяца.
И потом глубокомысленно изрекла:
– Опоздание на один день ничем не отличается от опоздания на два года.
– Ты как всегда права, – согласился я, и мы отправились в ресторан, где я сразу заказал двойную порцию "Чивас Регал".
108. Поэтические вечера
Через день мы уже сидели в своей квартире в Сан Бартоломеу.
Встретили нас как старожилов. Приветствовали на улице, спрашивали про Европу.
– Нет, вы непременно придете к нам и расскажете, – требовал синьор Рамирес Порталью.
– Как жаль, что вы не были в Италии! – вздыхала его супруга Росалиа.
Синьор Алберту Перейра раскатывал на новом темно-синем "мерседесе-500". А падре Джованни весело улыбался:
– Правильно сделали, что поехали в Европу. Вам нужно было прийти в себя после этой чертовщины на кладбище!
Но самое удивительное – дела нашего салона шли просто блестяще. За мое отсутствие управляющий Эрнесту Мигел продал семь машин, отремонтировал двенадцать. При этом продавал он автомобили не только в Сан Бартоломеу, но и в соседние городишки. Перед самым нашим приездом он получил предложение от центрального офиса "БМВ" в Рио быть представителем этой фирмы в нашем городе.
Познакомившись с финансовым отчетом, я понял, что продажа машин и ремонт – занятие более перспективное, чем поиск сокровищ.
Посетили мы и нашего адвоката синьору Исидору. Как всегда серьезная, она со словами "если разрешите" ознакомила меня с какими-то нормативными документами по-португальски, после чтения каждого из которых разводила руками:
– Вас это в принципе не касается.
Как-то очень быстро жизнь наша вошла в привычное русло. Машины, гости, деловые встречи. Когда живешь в маленьком городе и принадлежишь к элите, то свободного времени бывает очень немного. Но птицы, изображенные на открытке, не давали нам покоя. По вечерам мы вертели открытку и рассуждали.
– Так аисты или журавли? – спрашивала Мальвина.
– Скорее всего, журавли.
– Почему?
– Аисты – это из фольклора Западной Европы. А журавли – любимая птица русских писателей, поэтов.
– "Летят журавли", – подсказала Мальвина.
– Верно. Надо подумать, что из этого фильма могло бы послужить отгадкой. Ты видела этот фильм?
– Давно.
– И я давно. Но помню хорошо. Давай вернемся к нему позже, посмотрим песни.
– "Мне кажется порою, что солдаты…" – снова подсказала Мальвина.
– Верно, песня на текст Гамзатова.
"…Мне кажется порою, что солдаты
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей…"
– Ничего подходящего, – вздохнула Мальвина.
Я согласился.
– Человек, подбрасывающий нам загадки, из другого поколения, чем те, которые знают песню Гамзатова. Скорее всего, этот человек должен знать другую песню о журавлях.
"… О, как больно душе, как мне хочется плакать!
Перестаньте рыдать надо мной, журавли!.."
– Знаешь такую песню?
– Смутно.
Я рассказал историю, связанную с этой песней. Дело было лет двадцать пять назад, на целине в комсомольском отряде. Тогда я буквально спас одну свою знакомую.
– В то время эта песня считалась эмигрантской, оскорбляющей Советский Союз. Посуди сама:
"…Вот уж близко летят и все громче рыдая,
Словно скорбную весть мне они принесли…
Из какого же вы неприветного края
Прилетели сюда на ночлег, журавли?…Я ту знаю страну, где уж солнце без силы,
Где уж савана ждет, холодея, земля
И где в голых лесах воет ветер унылый,
То родимый мой край, то отчизна моя.Сумрак, бедность, тоска, непогода и слякоть,
Вид угрюмый людей, вид печальный земли…
О, как больно душе, как мне хочется плакать!
Перестаньте рыдать надо мной, журавли!.."
Моя знакомая где-то у костра спела эту песню. Кто-то донес. Понимаешь: "бедность, тоска, угрюмые люди, солнце без силы" – просто оскорбление любимой родины. Такое наплели. А песню тогда знали все, пели. Поставили вопрос на комсомольском собрании. Я выступил и авторитетно заявил, что, мол, песня замечательная и она справедливо критикует царскую Россию. Когда кто-то из начальства стал возражать, я пояснил, что песня написана в 1871 году Алексеем Жемчужниковым, другом и сподвижником Некрасова, одним из создателей Козьмы Пруткова, написана в Германии и что автор, естественно, имеет в виду царскую Россию, потому как другой тогда еще не было. А вот приписывать слова "бедность, тоска, угрюмые люди, солнце без силы" Советской России – это как раз и означает распространять сознательную клевету на нашу любимую родину и с такими клеветниками следовало бы разобраться.
– Это очень интересно, – вздохнула Мальвина, – но нам никак не поможет в решении нашей загадки.
Мы много раз просматривали текст песни Жемчужникова. Ничего. Вспоминали, что могли, из фильма "Летят журавли" – ничего.
– Может быть, все-таки аисты? – говорила Мальвина.
– Или цапли, – отвечал я.
– Надо найти специалиста по орнитологии, – как-то изрек я.
– Можно попытаться. Синьорина Албертину, мой парикмахер, говорила, что есть в Сан Бартоломеу человек, который коллекционирует чучела птиц. Возможно, он нам посоветует, к кому обратиться. Завтра я к ней пойду. И не думай, что это повод для посещения салона.
На следующий день из окна своего офиса я увидал красный "мерседес-300", который еще до отъезда облюбовала Мальвина. По тому, как проворно она выскочила из машины, я понял: без новостей не останемся. Новости действительно были.
– Ты никогда не догадаешься, кто коллекционирует чучела!
И не дав мне ответить, пропела:
– Наш горячо любимый друг доктор Роберту Марронту. Ну, разве не совпадение!
– Совпадение.
И к этому совпадению я мог добавить еще одно:
– Этот самый любимый друг только что звонил мне и пригласил на ужин послезавтра в субботу двадцать второго мая в семь часов.
– Ну, конечно! – вспомнила Мальвина. – Помнишь, его жена говорила, что он любитель редких птиц.
– Птичек, – поправил я.
109. Специалист по орнитологии
Через два дня мы поднимались в квартиру уважаемого доктора.
Первым, кого мы увидели, был директор торговой палаты синьор Рамирес Порталью. Увидев Мальвину в ярко-красном платье, он всплеснул руками:
– Ради одного этого стоило летать во Францию!
Мальвина была польщена и не стала уточнять, что привезла это чудо из Москвы.
Гостей было много, почти со всеми я был знаком: счастливый владелец нового "мерседеса" синьор Алберту, директор банка, с супругой, жизнерадостный падре Джованни, директор лицея, он же вице-мэр, синьор Коста с супругой, директрисой библиотеки, два почтенных старца, с которыми меня уже знакомили пару раз. И, конечно, адвокат синьора Исидора с ее вечным:
– Если не возражаете, я вас завтра ознакомлю с некоторыми нормативными документами.
Главной темой разговора были победы бразильского гонщика Сенны. Меня спросили, что я думаю по поводу присоединения Англии к соглашению в Маастрихте. Я думал так же, как обозреватель популярной "У Глобу". Потом разговор перешел на последние события в Венесуэле: возможный арест президента Переса, обвиняемого в коррупции. Дружно смеялись по поводу часовой задержки самолета с президентом Клинтоном из-за того, что ему делали прическу. Словом, обыкновенный разговор людей, регулярно смотрящих по телевизору последние новости.
Когда все вышли на балкон, я подошел к хозяину и показал открытку с птицами:
– Доктор, знакомы ли вам эти птицы?
Доктор долго не думал:
– Да, конечно. Справа, это… вот только я не знаю, как их назвать по-французски… По-португальски – это "guindaste". Да, конечно, "guindaste". А слева это – "cegonha". Давайте пройдем ко мне в кабинет.
В кабинете он протянул мне португальско-французский словарь.
Я нашел слово "guindaste". Словарь подсказал французское слово – "grue", "журавль". Слово "cegonha" искать я не стал. Я все понял!
У меня был такой вид, что находившаяся в холле и смотревшая на меня через открытую дверь Мальвина сразу догадалась. Едва я остался один, она подскочила ко мне:
– Получил подсказку?
– Да. Все понятно.
– Мы куда-нибудь летим?
– Непременно.
– А куда?
– В Ниццу.
– Когда?
– Завтра. Боюсь, уже опоздали.
К нам подошла синьора Росалиа, и начался разговор об аресте второго лица итальянской мафии.
И только когда мы наконец сели в машину, я приступил к разъяснениям:
– Эти птицы по-португальски называются "guindaste" и "cegonha", что переводится как "журавль" и "аист". Соответственно, по-французски "grue" и "cigogne". Если ты повнимательнее посмотришь открытку, то увидишь, что улетают журавли, а прилетают аисты. Хозяин открытки хотел сказать: улетают журавли, а прилетают аисты.
– Если бы я что-нибудь понимала!