Он протянул мне лист с каким-то рисунком, выполненным все в той же технике - темно-синими чернилами. По верху страницы в две строки шел заголовок, начертанный дрожащей рукой и отдаленно смахивающий на эмблему из мультяшки про Сверхчеловека: "VENI, VIDI, VICI БЛАГОДАРЯ ВОЗДУШНОЙ МОЩИ".
- Разумеется, это лишь грубый набросок, - без всякой нужды сообщил мне Уилкинс. - Я не живописец. Придется нанимать кого-нибудь, чтобы сделал все как следует.
Похоже, он все-таки умел оценивать свои возможности. Во всяком случае, Уилкинс был прав, когда не стал причислять себя к живописцам. Уж как я ни силился, а все-таки не сумел разобрать, что именно изображено на рисунке. Он состоял из бесконечно большого числа линий, прямых и изогнутых, коротких и длинных, зачастую пересекавшихся, но я понятия не имел, что они обозначают.
Может, хлипкий самолетик-биплан, который несется над холмами Галлии? Сказать что-либо определенное не было никакой возможности. Я едва не перевернул листок вверх тормашками в надежде увидеть что-нибудь более вразумительное, но вовремя спохватился, потому что такой переворот дела всей жизни наверняка оскорбил бы Уилкинса. Он бы подумал, что я поступил так нарочно, чтобы высмеять его как рисовальщика.
Я сказал:
- Кажется, я не в состоя… это не…
- Цезарь на военном совете, - пояснил Уилкинс. - Император и члены его штаба возле одного из самолетов. - Он по-прежнему стоял на коленях над чемоданом, но теперь повернулся ко мне и принялся тыкать пальцем в завитки на листе, одновременно давая пояснения:
- Вот самолет. А вот Юлий. И один из верных ему готских воевод.
Мне оставалось лишь кивать и отвечать: "Да, да, очень красиво", что я и делал.
Когда с изучением рисунка было покончено, Уилкинс забрал его у меня, снова подполз к чемодану и вложил иллюстрацию обратно в стопу где-то возле середины рукописи. При этом он, не глядя в мою сторону, завел такую речь:
- Что мне нужно теперь, так это деньги. Найти, как водится, подходящего человека и поделить прибыль пополам. Верного человека, родственную душу. Чтобы вложил деньги. Парень из издательства берет на себя печать и сбыт - за наличные, без участия в прибылях. Я делаю книгу, рекламный экземпляр, всю раскрутку, выступаю в "Вечернем представлении" и так далее. Забираю пятьдесят процентов. Третий парень платит, помогает начать дело, а потом сидит, сложа руки, и тоже получает пятьдесят процентов.
Я не на шутку разволновался. Разумеется, Уилкинс никакой не мошенник.
Он вовсе не норовит обманом вытянуть из меня деньги, но теперь я видел невооруженным глазом, что он хочет уговорить меня вложить средства в издание его романа. И, увы, не видел никакого способа отказать начинающему автору завершенного труда. Ну что я ему скажу? Любой отказ он воспримет как хулу в адрес романа, и оскорбится. Правду сказать, мне нравился Уилкинс; я любил его пятнистый чернильный облик, его неказистую изустную речь (с письменной я еще не познакомился), его тихое отшельничество, делавшее Уилкинса похожим на маленькую мышку. Мне не хотелось ранить его чувства, не хотелось, чтобы впредь, встречаясь у почтовых ящиков, мы избегали смотреть друг другу в глаза.
Да и что я знал о романах и издательском деле? Едва ли Уилкинс сотворил шедевр, но, если вдуматься, сколько мировых бестселлеров изначально казались вовсе не бестселлерами! Мало ли великих книг, о которых издатели поначалу были не лучшего мнения, чем я - о писанине Уилкинса? Но ведь находились нужные люди, которые вывозили телегу. То ли время поспевало, то ли еще что - и пожалуйста, нате вам. А при умелой раскрутке, не поскупившись на толковую рекламную кампанию, Уилкинс, чего доброго, еще сумеет взять свое.
Но нет, надо подойти к делу разумно. В конце концов, теперь я при деньгах, больших деньгах, и если я хочу научиться обращаться с ними, беречь их, начинать надо сей же час. Уилкинс - не мошенник, это верно, но его роман вполне может оказаться чугунной чушкой, а не золотым слитком.
Прежде чем думать о вложении денег, я должен поговорить с упомянутым Уилкинсом издателем, послушать, что он скажет, как оценит виды на будущее книги. Недаром правило гласит: всегда обращайтесь к знатоку дела.
- Вы уже подписали какой-нибудь договор с этим издателем? - спросил я.
- Это невозможно, - ответил Уилкинс. - Необходимо поручительство, что наличные будут уплачены. В конце концов, парень тоже несет расходы. Не может же он заключать договор с каждым чокнутым, который заглянет к нему в контору. Надо выложить деньги на бочку, доказать серьезность своих намерений.
- Иными словами, вы должны снова встретиться с ним?
- Мы оставили вопрос открытым, - пылко прошептал Уилкинс. - Я должен позвонить, если найду человека, который войдет со мной в долю.
- Полагаю, вам следует… - начал я, и тут раздался громовой стук в дверь. - Минутку, - попросил я Уилкинса, вышел в прихожую и распахнул дверь.
Я уже напрочь позабыл о Герти Дивайн. Но разом вспомнил, когда она, подтверждая мои опасения, вошла в дом с двумя мешками съестных припасов.
- С тебя три доллара, - сообщила мне Герти и с некоторым изумлением взглянула на Уилкинса, который стоял на коленях над разверстым чемоданом. - У тебя тут молельный дом? - спросила она.
- Мой сосед мистер Уилкинс, - сказал я. - Мистер Уилкинс, это… хм… мисс Дивайн. Она была другом моего дяди.
Не выпуская из рук мешков, Герти оглядела Уилкинса и спросила:
- Что это там у вас, отче? Конец прошлой проповеди?
Уилкинс поспешно захлопнул чемодан и повернулся ко мне.
- Ей можно доверять?
Герти отплатила ему за подозрительность той же монетой, и отплатила сполна. Глядя на меня сквозь щель между мешками, она осведомилась:
- Что замышляет этот старикашка, Фред?
- Нас с мистером Фитчем связывают партнерские отношения, - ледяным тоном ответил ей Уилкинс. - Их содержание пока не подлежит разглашению.
- Да что вы!
- Мистер Уилкинс написал роман… - начал я.
- И хочет его издать, - договорила за меня Герти. - А ты должен оплатить его тщеславие, выложив доллары галантерейщику.
Я захлопал глазами.
- Галантерейщику?
- Когда творец сотворит какую-нибудь галиматью, которая никому не нужна, - пояснила она, - он идет к издателю графомании, и тот обирает творца до нитки. У меня была подружка, которая настрочила "Правду и истину о подлинной жизни настоящей стриптизерки, как на духу". Издание обошлось ей в шесть с половиной тысяч долларов. Было продано аж восемьсот экземпляров, кто-то даже написал дурацкую рецензию, а читатели плевались.
Лицо Уилкинса окаменело, и он холодно проговорил:
- Господин, с которым я встречался, занимает должность главы почтенной фирмы с давними традициями. Они издают целый спектр…
- Сивого бреда, - сказала Герти, потом повернулась ко мне и, кивнув на Уилкинса, добавила: - Выкини отсюда этого старого дармоеда.
- Вот что, послушайте-ка… - начал Уилкинс, с кряхтением и хрустом поднимаясь с колен.
- А впрочем, не надо, лучше подержи, - с этими словами Герти всучила мне оба мешка, развернулась, схватила Уилкинса за руку и стремительно потащила к двери. Когда он мчался мимо меня, я мельком увидел его обескураженную физиономию. Он был так изумлен, что обрел дар речи, лишь очутившись на лестничной клетке.
- Моя рукопись! - взвизгнул Уилкинс.
- Терпение, терпение, - сказала Герти. Она вернулась в гостиную, сгребла в охапку чемодан, словно ящик с пивными банками, вынесла его в прихожую и швырнула на ступеньки. Кажется, я слышал несколько глухих шлепков: что-то тяжелое кубарем летело вниз по лестнице. Потом, вроде бы, донеслось шуршание, похожее на шелест тысяч маленьких крыльев, и Герти захлопнула дверь, оборвав исполненный отчаяния вопль Уилкинса.
Я знал, что должен как-то вмешаться, остановить Герти, помочь Уилкинсу, защитить свои хозяйские права, но вместо этого стоял истуканом и наблюдал за происходящим. Мое поведение лишь частично объяснялось трусостью, хотя, конечно, не обошлось и без нее. Но, кроме боязни, я чувствовал облегчение оттого, что решение по роману Уилкинса принято кем-то другим. Сам я ни за что не смог бы сказать Уилкинсу "нет", хотя в глубине души знал, что просто обязан отказать ему, и когда Герти взяла это на себя, я испытал смешанное чувство облегчения, вины и удовлетворения.
Герти вернулась в квартиру, отряхивая пыль с ладоней. У нее был очень довольный вид. Взглянув на меня, она остановилась, подбоченилась и сказала:
- Ну, и что ты стоишь, будто столб? Поди разложи покупки.
- А вы не сорвете шторы с окон? - жалобно спросил я.
- На кой черт мне сдались твои шторы?
- Бог знает, - ответил я и потащил мешки со снедью на кухню.
Глава 7
Во всей этой кутерьме я напрочь позабыл о сотрудниках отдела по расследованию убийств, которые, как сказал Райли, должны были заглянуть ко мне. Поэтому, когда в четыре часа послышался стук в дверь, я поначалу решил не открывать, боясь, что пришел Уилкинс с дробовиком.
К несчастью, а может, и к счастью, мои решения больше ничего в этом доме не значили. Я сидел в гостиной, силясь распутать клубок своих мыслей.
Герти прошагала мимо меня, помахивая зажатым в правой руке острым ножом, облепленным сельдереем, и распахнула дверь, прежде чем я успел придумать какой-нибудь предлог, способный удержать ее от этого действия.
Бог знает, что подумали сыщики, когда дверь им открыла вооруженная тесаком женщина. Но они тотчас же узнали ее, и я подозреваю, что лишь это обстоятельство помогло им довольно быстро преодолеть оцепенение. Как бы там ни было, я услышал мужской голос, который произнес:
- Ба, да это Герти. Ты - тоже часть имущества наследодателя, милочка?
- Вот именно, Стив, - ответила Герти и, в свою очередь, осведомилась: - Вы по делу, мальчики?
- Скорее, по долгу службы, - отвечал голос, принадлежавший Стиву.
- Тогда заходите, - пригласила Герти и посторонилась, пропуская в мое жилище двух мужчин, вид которых почти в точности совпадал с обликом самозванного легавого, кинувшего меня нынче утром.
- Вот Стив и Ральф, - сообщила мне Герти. - Они шпики. - Указав на меня, она добавила: - А это Фред Фитч, племянник Мэтта. Полагаю, к нему-то вы и пришли.
- Лично мне хочется видеть только тебя одну, Герти, - молвил Стив не более игриво, чем это мог бы сделать бульдозер. - А вот с Фредом мне хотелось бы побеседовать.
- Я стряпаю, - сообщила Герти. - Надеюсь, вы меня извините, господа.
- Почти за любое прегрешение, Герти, - грубовато-льстивым тоном ответил Стив.
Герти лукаво улыбнулась ему и вышла, а Стив повернулся ко мне и вдруг превратился в прусского солдафона.
- Вы и есть Фред Фитч? - спросил он.
- Совершенно верно, - я поднялся. - Не угодно ли присесть?
Оба пришельца охотно уселись. Я сделал то же самое и внезапно почувствовал себя дурачком.
- Э… - начал я, - Джек Райли сказал, что вы зайдете.
- Мы получили рапорт, - ответил Стив. - Насколько мы понимаем, до сегодняшнего дня вы и знать не знали о наследстве, так?
- Так, - подтвердил я. - Хотя и не совсем так. Слухи дошли до меня еще вчера, но поверил я им только сегодня.
- Да, скверно, - удрученно молвил Стив. - А то могли бы стать нашим главным подозреваемым.
Тут в разговор впервые вступил Ральф.
- Понимаете, - объяснил он, - у вас - самая веская из всех мыслимых побудительных причин.
- Единственный известный нам мотив, - дополнил Стив.
- Поэтому мы, естественно, разочарованы вашим неведением относительно наследства, - добавил Ральф.
- И, естественно, - подхватил Стив, - нам хотелось бы опровергнуть ваше заявление, чтобы у нас опять появился главный подозреваемый.
Я ощутил легкий зуд в животе, словно там трепыхалась бабочка, и спросил:
- Неужели вы и впрямь подозревали меня?
- В том-то все и дело, что теперь мы не можем вас подозревать, - ответил Стив.
- Даже как вариант, - добавил Ральф. - Вот что нас так огорчает.
- И, разумеется, - вставил Стив, - в этом деле есть некоторые так называемые странности.
- Что нам тоже не нравится, - пояснил Ральф.
- Странности всегда действуют на нервы, - заключил Стив.
- Не понимаю, какие странности вы имеете в виду, - признался я.
- По имеющимся у нас сведениям, - сказал Стив, - вы ни разу не встречались с вашим дядюшкой Мэттом, верно?
- Да, верно.
- Даже никогда не слыхали о нем.
- Совершенно верно.
- И тем не менее, он оставил вам почти полмиллиона долларов.
- Триста тысяч, - поправил я его.
- За вычетом налогов, - поправил он меня. - А без вычетов полмиллиона.
- Да.
- Оставил племяннику, которого никогда не видел и который даже не знал о его существовании.
- Совершенно верно, - ответил я.
- Вот это и кажется нам странным обстоятельством, - объяснил Ральф.
- А еще - условие, по которому вы должны были узнать о наследстве не раньше, чем через две недели после смерти старика. В завещании так и сказано, - Стив развел руками. - В разговорах между собой мы называем это странным обстоятельством.
- Не говоря уже о Герти, - вставил Ральф.
- Вот именно, - подхватил Стив. - Итак, что мы имеем: старик, умирающий от рака, резвый, как вареная лапша, и тем не менее, он…
- Умирающий? - переспросил я.
- Ну не странно ли? - рассудил Ральф. - Одной ногой стоит в могиле, а другой, как гласит пословица, на банановой кожуре. И тем не менее, кто-то торопится спровадить его на тот свет.
- Я об этом не знал, - сказал я.
- Еще одно обстоятельство, которое можно назвать странным, - сказал Стив. - Зачем мочить человека, который со дня на день и сам загнется? Не говоря уже о Герти, как сказал Ральф.
- Неужто он и впрямь был так близок к смерти? - спросил я. - И ему оставались считаные дни?
- Уж лет пять, как ему "оставались считаные дни", - сообщил мне Ральф. - Так говорит его врач. Мэтт Грирсон был в Бразилии, узнал, что болен раком, и вернулся домой, чтобы умереть здесь.
- Не говоря уже о Герти, - снова завел Стив. - Хотя, полагаю, сейчас самое время поговорить о Герти.
- А чего о ней говорить? - спросил я.
- Ну и сиделку выбрал себе ваш дядюшка, - сказал Стив. - Божественная душечка Герти с мирскими телесами.
- Она действительно исполняла стриптиз? - спросил я, чем немало удивил Стива.
- Разумеется, - ответил он. - Я своими глазами видел ее пляски в Пассеике несколько лет назад. И, если вас интересует мое мнение, она и поныне сохранила былой задор.
- Стив воспылал любовью к Герти, как только нам поручили это дело, уведомил меня Ральф.
- Гораздо раньше, - уточнил Стив. - Еще в былые времена, когда она выступала. Ну, да не в этом дело. А в том, что старый деревенский мужлан, неизлечимо больной раком, выбрал Герти себе в сиделки. Потом его мочат, и все добро получает племянник, а когда мы приходим к нему потолковать, тут сидит все та же Герти. Еще одно странное обстоятельство. Во всяком случае, у нас в участке это расценили бы именно так.
- Давно ли вы знаете Герти, Фред? - спросил Ральф.
Мне вдруг захотелось обратиться к нему просто по имени, и я едва не сделал этого. Я хотел начать свой ответ с "Ральфа", сдобрить его "Ральфами", где надо и не надо, и завершить тоже "Ральфом", причем ответ этот должен был включать в себя только слова, из букв которых можно составить имя Ральф. Но я - трус, и поэтому ни разу не назвал Ральфа Ральфом, а просто сказал:
- Мы познакомились только сегодня. Она поджидала меня здесь, когда я вернулся от стряпчего.
Ральф и Стив слаженно захлопали глазами. Стив спросил:
- То есть, она попросту вошла сюда? И прежде вы ее не видели?
- Позвольте кое-что вам показать, - сказал я, поднимаясь на ноги.
- С удовольствием посмотрю, - ответил Стив. - И Ральф тоже.
- С большим удовольствием, - уточнил Ральф.
Я подошел к письменному столу, достал из прорези для бумаг рекомендательное письмо дядюшки Мэтта и вручил его Стиву. Тот пробежал письмо глазами, усмехнулся и сказал:
- Ну, вот, что-то новое, - и, протянув листок Ральфу, добавил: - Это меняет дело.
Ральф прочел письмо и проговорил:
- Тут есть кое-что любопытное.
- Что именно, Ральф? - спросил Стив.
- Кажется, на письме нет даты, - ответил Ральф.
- Она принесла его только сегодня, - пояснил я, будто оправдываясь.
- Я вам верю, - сказал Ральф. - Но меня занимает другой вопрос: когда он это написал? Вы меня понимаете?
- А почему бы нам не спросить у нее? - предложил я.
- Не думаю, что в этом есть нужда, Фред, - ответил Стив. - А ты как считаешь, Ральф?
- Пока нет, - решил Ральф.
Встав и снова сев, я почувствовал прилив уверенности в себе и сказал:
- Но если мой дядька так и так должен был умереть, а его огрели тяжелым тупым предметом, не будет ли разумно предположить, что он убит во время ссоры? В ярости, без какого-либо веского мотива.
- Такое возможно, - сказал Стив. - Я всецело согласен с вами, Фред, ваша версия вполне правомерна, и мы уже приступили к ее отработке. Правда, Ральф?
- Действуем по уставу, проверяем все версии, - ответил Ральф. - Работаем. Да.
- Но в то же время, - подхватил Стив, - я был бы рад, сумей мы найти человека, который видел вас в обществе дядюшки Мэтта, скажем, полгода назад.
Это я вам говорю со всей откровенностью, Фред. Или вас с Герти, верно, Ральф?
- Это очень помогло бы нам, - отвечал Ральф.
- Я говорю правду, уж не обессудьте, - сказал я.
- Я в этом не сомневаюсь, - смиренно молвил Стив. - Но мечтать не запретишь, правильно?
- Вы можете сообщить нам что-нибудь такое, чего мы еще не знаем? - спросил Ральф.
- Про это убийство?
- Раз уж мы его расследуем.
- Я и сам узнал о нем только нынче пополудни. Мне ничего не известно. Только то, что я услышал от вас и от Райли.
- И от Герти.
- Герти ни словом не обмолвилась. Во всяком случае, пока.
- Славная старушка Герти! - со смехом воскликнул Стив и поднялся. Он производил впечатление очень сильного и крутого парня. - Не дай бог мне когда-нибудь услышать, что вы ее обижаете, Фред, - полушутливо добавил он.
- Думаю, события будут развиваться несколько иначе, - ответил я.
Ральф тоже встал.
- Пожалуй, нам пора, - сказал он. - Если мы вам понадобимся, позвоните в отдел по расследованию убийств Южной стороны. Или попробуйте связаться через своего дружка Райли.
- Хорошо, - ответил я. - Если будет причина.
- Вот именно, - сказал Ральф.
Шагая к двери, Стив снова обратился ко мне:
- Попрощайтесь за нас с Герти. Скажите, что я по-прежнему ее люблю, Фред.
- Непременно, - ответил я и принялся переминаться с ноги на ногу в ожидании их ухода.
Заслышав, как хлопнула дверь, Герти вышла из кухни, огляделась и спросила:
- Они ушли?
- Стив просил попрощаться с вами.
- Все легавые - бездельники, - глубокомысленно заметила Герти и, нахмурившись, добавила: - Милый, тут как в склепе. У тебя что, нет проигрывателя?
- Не думаю, что вам понравятся мои пластинки, - ответил я.