* * *
Зотов медленно толкнул дверь от себя. В приемной секретарша Вика прихорашивалась перед маленьким зеркальцем и подкрашивала губы, слегка их поджимая.
Зотов покрутил головой в нерешительности и зашел внутрь, держа в руке листок бумаги.
- У себя? - Указал он на входную дверь в кабинет прокурора области.
Вика молча кивнула, не прекращая своего занятия.
Зотов открыл дверь и решительно зашел внутрь.
- Можно, Константин Сергеевич?
- Заходи, - произнес прокурор, - что там у тебя?
- Вот. Подпишите, пожалуйста, - Зотов аккуратно положил отпечатанный листок бумаги прямо на середину стола.
- Что это?
- Постановление об освобождении Крастонова из-под стражи.
- Что???
- Да, Константин Сергеевич. Я практически закончил расследование по делу в части причастности Крастонова к совершению данного преступления. Он абсолютно невиновен и…
- Докладывайте, как положено, - голос областного прокурора был сух и неприятен.
- Есть, - отчеканил Зотов.
Первое. Изнасилование было групповым. Следы спермы были обнаружены во влагалище и в заднем проходе потерпевшей. По группе крови он как насильник исключается. Второе. Под ногтями потерпевшей найдены остатки эпителия - тоже не Крастонова. Третье. Найденные на теле убитой два лобковых волоска также принадлежат кому-то неизвестному. Четвертое. Она была задушена, а следы пальцев и кисти руки по размерам Крастонову никак не подходят. Они огромны, а у него руки, как у музыканта. Вот - все заключения различных экспертиз. Они категоричны. Вот - биологическая экспертиза, тоже никаких сомнений. Вот, смотрите, заключение криминологической экспертизы микрочастиц, волокон и изделий - на одежде потерпевшей найдены наложения чужих микрочастиц, арестованному Крастонову, не принадлежащих. Пятое. Вот протоколы осмотров места происшествия и очных ставок. Они полностью подтверждают показания Крастонова и объективно опровергают показания пятерки подозреваемых мной в совершении группового изнасилования и последующем убийстве Болышевой.
- Значит… - прокурор потянул узел форменного галстука, ослабляя его. Совершенно очевидно, что видимое спокойствие давалось ему с большим трудом.
- Значит… - глухо повторил он, вглядываясь в лицо Зотова безнадежными уже глазами.
- Да. Значит, Крастонов должен быть освобожден.
- Это само собой, раз невиновен… - прокурор ждал продолжения фразы.
- А следствие необходимо продолжить, - жестко констатировал следователь, - и предать виновных суду.
- Давайте постановление, я подпишу.
- Вот оно, я его сразу положил вам на стол.
Рука прокурора не дрожала, выводя знакомую затейливую подпись, но лицо его стало подобно по цвету той же бумаге - белое, с сероватым отливом. Он достал из стоящего за спиной сейфа гербовую печать и аккуратно приложил ее внизу постановления.
- Я могу идти?
- Идите, - безжизненный голос принадлежал, казалось, уже иному человеку.
Зотов медленно брел по коридору.
Он толком еще не соображал, как может повернуться дальнейшее продолжение разворачивающихся событий. Потухший взгляд прокурора все стоял у него в глазах, а в ушах продолжали звучать слова, произнесенные неестественным, неживым голосом. Он уже начинал понимать, что победе радоваться еще рано. Что же будет дальше? Ведь он поднял руку на сильных мира сего. Не зря же прокурор области, которого он считал честным человеком, по сути дела опустил руки и явно не желал продолжения расследования…
- Ну, что? - раздался за спиной голос Долининой.
Зотов вздрогнул и посмотрел непонимающим взглядом на Долинину, которая тормошила его за плечо.
- Что - "что?", - пробормотал он. - А-а-а… Да, Константин Сергеевич подписал постановление об освобождении Крастонова из-под стражи…
- Я была в нем уверена. Все-таки у него сильный характер… А что с делом?
- Не знаю. Он ничего пока конкретно не сказал. Вообще, вид у него был просто убитый.
- Еще бы. Все только начинается. Так что - держись Зотов, - она впервые назвала его по фамилии, как бы подчеркивая тем самым уважение к нему и к занятой им позиции.
- Держись, - повторила Долинина и пошла к себе по коридору своей знакомой размашистой поступью.
* * *
Крастонова завели в кабинет следователя Зотова в сопровождении уже двух конвоиров. Вид у него был подавленный. Он явно ожидал какого-то худшего продолжения. Парень сумрачно наблюдал, как один из конвоиров подал Зотову напечатанную крупным шрифтом бумагу, и тот, не глядя, ее подписал. Затем конвоиры молча вышли за дверь.
- Ну что, в суд меня повезут? - уныло произнес Крастонов. - А вы ведь…
- Ну что, Крастонов, не надоело еще сидеть? - вопросом на вопрос ответил следователь, отчего-то улыбаясь и не предлагая даже сесть.
- Вы мне казались таким искренним, таким объективным, а начинаете еще и издеваться…
- Да не издеваюсь я, Крастонов. Это просто шутка, может быть, не совсем удачная. Но напоследок можно и пошутить. К тому же, каждая шутка, как известно, содержит долю правды.
- Напоследок? Доля правды? - арестованный смотрел одновременно и с надеждой, и с недоверием.
- Да, Крастонов. Вы свободны. Отныне по делу вы будете проходить только в качестве потерпевшего и, отчасти, свидетеля. Точнее, более будете свидетелем по делу об убийстве и изнасиловании Вашей знакомой Болышевой, и лишь отчасти потерпевшим в отношении самого себя. Вас ведь тоже пытались убить…
- Вы это серьезно?
- Более чем. Вот копия постановления об освобождении вас из-под ареста. Первый экземпляр уже ушел в СИЗО, и я сейчас расписался у конвоя, что получил вас в целости и сохранности. Вещи какие-нибудь из камеры вам нужно забирать?
- Какие вещи? - растерянно произнес Крастонов. Губы его задрожали, а глаза наполнились слезами.
Он буквально выхватил лист бумаги из рук следователя и стал читать напечатанное, не соображая, что держит постановление перевернутым. Отшатнувшись от протянувшейся на помощь руки следователя, он спохватился и развернул листок.
- … Освободить- … дважды произнес он вслух, шевеля непослушными губами. - Я свободен? Я могу сейчас идти домой?
- Да. Я вызову вас повесткой для проведения повторных очных ставок с подозреваемыми. Я все-таки изобличу этих подонков, чьими бы детьми… Э-э-э, отдайте копию постановления. Это следственный документ, который должен содержаться в деле, куда вы его прячете?
- Да, извините меня… Я немного… Я вам очень… Извините… вы настоящий… Спасибо вам огромное… - все эти обрывки фраз Крастонов произносил, уже пятясь спиной к двери, - до свидания.
И лишь открыв дверь, он остановился и строго посмотрел на Зотова.
- Вы ведь докажете их вину?
- Докажу. Обязательно докажу.
* * *
На тротуарах еще лежал снег, но все признаки указывали уже на скорый приход весны. По городской улице в легком пальто и без шапки, не спеша, шел Крастонов.
С той поры прошло уже полгода. По настоянию родителей Крастонов взял академический отпуск и почти сразу же уехал пожить к родственникам во Владимир. Оставаться в городе, бурлящем от слухов и пересудов, было попросту опасно. В суд для рассмотрения уголовного дела по обвинению убийц и насильников его должны были вызвать повесткой. Но вызова все не было, а родители на этот счет молчали. И Крастонов решил вернуться домой.
Мартовский снег еще держал город в своих цепких объятиях. Крастонов решил пройтись от вокзала по легкому морозцу, приятно щекочущему щеки, пешком.
Стояло раннее погожее утро, и прохожих на улицах было мало. Крастонов решил срезать путь, пройдя дворами на следующую нужную ему улицу, и зашел в арку проходного двора. Навстречу ему с лаем бросилась крохотная черная собачонка.
- Фу, Геля, фу, - девушка в белой курточке и розовой пушистой шапочке грозно надула заалевшие от морозца щеки, но у нее это получилось не очень-то убедительно.
- Ух, какая ты красавица, - сказал Крастонов, обращаясь к собачке, но мимолетно посмотрев в этот момент на девушку, лицом напомнившую ему погибшую Лену.
Геля тотчас начала вилять хвостом и тереться о его ногу.
- Извините, она вовсе не злая, - произнесла девушка, - пошли, Гелька.
- Да, я вижу, - Крастонов посмотрел им вслед.
Лицо его исказила гримаса - волной нахлынули воспоминания. Парень приостановился и тяжело опустился на скамейку, даже не попытавшись смести с нее жесткий заледенелый снег.
Людей становилось все больше - кто-то уже спешил на работу, кто-то бежал трусцой "от инфаркта", тогда это было повальным увлечением.
Мимо по проезжей части катил тележку мужчина в поношенной серой каракулевой шапке и в стареньком, но чистом и аккуратном пальто. На тележке лежали перевязанные бечевкой кипы использованного картона, а сбоку в матерчатом мешочке позвякивали бутылки.
"Этот с утра уже на похмелку зарабатывает, - неприязненно подумал Крастонов, - развелось же их в последнее время".
Вдруг что-то в облике раннего прохожего показалось ему очень похожим. И это угловатое лицо, и длинный хрящеватый нос, и слегка прищуренные глаза. Он присмотрелся к мужчине повнимательнее.
- Зотов? - Крастонов рванулся со скамейки вслед за мужчиной, - Зотов! - уже более уверенно закричал он.
Мужчина остановился и обернулся.
Да, это был он - Зотов, следователь областной прокуратуры, который вел дело Крастонова. Лишь изрядно похудевшее лицо дополнила редкая курчавившаяся бородка.
- Зо-отов, - протянул растерянно Крастонов, - следователь…
- Да, Зотов, - спокойно ответил мужчина. - Но - бывший следователь… А ты ничуть не изменился, Крастонов, в отличие от меня… Что, удивлен?
- Я приехал… Погодите, что с вами случилось?
- Бомжую, как видишь, - Зотов закурил дешевую сигарету без фильтра.
- Вы же не курили…
- Многое уже в прошлом. Очень многое.
- Но, что произошло? вы бросили свою работу?
- Нет, это работа бросила меня, - горько усмехнулся бывший следователь.
- Вас уволили?
- Да. Хочешь знать подробности?
- Расскажите, если можно.
- Этот подлец, начальник следственного изолятора, оказывается, записал наш с тобой разговор на магнитофон. Ну, где я объяснял тебе, как вести себя во время следствия. Пленка с записью легла на стол Ступенева, которого к тому времени избрали уже первым секретарем обкома. Ну, а дальше - служебное расследование, отстранение от должности, а затем и увольнение с формулировкой "за совершение порочащего поступка, несовместимого с высоким званием работника советской прокуратуры".
- И где вы сейчас?
- Нигде. Пенсия мне не положена. На работу не берут даже разнорабочим. Из общежития выселили… Вот, собираю макулатуру и стеклотару - тем и живу.
- Я… Я могу вам чем-то помочь?
- А чем ты мне поможешь, Крастонов? Рубль дашь? Так я не возьму, я еще не опустился до этого. И вообще не опустился на дно, не думай. Жить можно. Ты же жил в тюрьме и ничего.
- Но ведь…
- Не волнуйся - это не на всю жизнь. Мы сейчас сколотили бригаду с такими же горемыками, как и я, - Зотов горько усмехнулся, - копим деньги на билеты. Двинем на Крайний Север, там нужны люди с любыми биографиями. И заработки там хорошие. Так что перспектива у меня есть, и неплохая. Тебе спасибо за проявленное участие и всего хорошего, как говорится.
- Подождите! А что с уголовным делом?
- Ах, да. Уголовное дело по факту смерти Елены Болышевой прекращено за недоказанностью. Все его фигуранты живы, здоровы и продолжают прежний образ жизни. Ступенев-старший, как я уже говорил, стал первым лицом в области. Плеткевича, тоже старшего, назначили первым заместителем председателя облисполкома. Ремезов, прокурор области, получил обширный инфаркт, сейчас находится на пенсии по инвалидности. Его так и зарубили на новый срок. Вот, собственно, и все. Да, еще начальника УВД Калугина по-быстрому отправили на пенсию.
- А его-то за что?
- Обэхаэсэсники, его подчиненные, накрыли подпольный заводик по производству поддельной водки, нашли несколько точек ее реализации и стали подбираться к организаторам этого прибыльного дельца. Однако ниточки потянулись высоко, очень высоко… Вот на бюро обкома и рассмотрели вопрос о недостатках в работе органов внутренних дел области… И были сделаны соответствующие оргвыводы. Начальника ОБХСС тоже уволили. Как так, недосмотрел - столько лет подпольный цех этот функционировал, а из Дагестана цистернами спирт гнали… А дело, естественно, прикрыли. Впрочем, кого-то из торгашей, кажется, судили.
- Но это же… Это все!..
- Это коррупция, - тихо и жестко произнес Зотов, - это - зарождение организованной преступности. А бороться с этим пока некому, да и не дадут. Ну, все. Бывай, а то ждут меня.
- До свидания. Спасибо вам за все. И удачи.
Зотов покатил тележку дальше…
На следующий же день Крастонов уехал в Минск и сдал документы для поступления в Минскую высшую школу милиции, бросив учебу в институте народного хозяйства. С этого момента начался тот Крастонов, который возненавидел преступность во всех ее проявлениях, в особенности - коррупцию, и еще, пустившую только первые ростки, организованную преступность. Он вступил с ней в беспощадную борьбу и стал считать это делом всей своей жизни.
ВСЕГДА, ВЕЗДЕ, ДЛЯ ВСЕХ - ДА БУДЕТ ПРАВЫЙ СУД
Обладая немалой силой, необычными для такого крупного тела гибкостью, реакцией и сноровкой, основанной на специальных навыках, Легин имел очень располагающую внешность, почти гагаринскую улыбку, широковатое русское лицо и слегка курносый нос. Симпатичный простак - думали многие, встречаясь с ним впервые. И - ошибались. Простаком он, конечно, не был. Скорее, он был человеком, умеющим составить о себе ложное мнение и долго держать в этом неведении других. Довершала его портрет приличная, на уровне мастера, игра в шахматы и отличное знание английского языка, которым он овладел с детства и старался не забывать. Любимыми его героями были Че Гевара и Фидель Кастро, умевшие, как он считал, видеть осознанную, ясную цель, достигать ее и не отдавать завоеванных позиций.
Ко всему прочему, Легин был бесстрашен. То есть страх, как у всякого нормального человека, у него наличествовал, но Легин умел в нужные моменты его подавлять. Отчего опасность не делала скованными его мысли и движения, как это бывает в критические минуты со многими, даже бывалыми, оперативниками. И оттого, вероятно, за многие годы он не получил серьезных травм и ранений, участвуя лично в самых рискованных и серьезных операциях со стрельбой и рукопашным боем без правил.
Примечательно, что свое превосходство в некоторых профессиональных и человеческих аспектах он никогда не показывал, и свои преимущества и умение не применял в "мирных целях", используя их исключительно в служебных интересах при проведении различных оперативно-розыскных мероприятий. А таковых хватало.
Может быть, и даже наверняка, Легина можно было в чем-то упрекнуть. И как профессионала, и как человека. Но только не в терпимости к порокам. А главным человеческим пороком он считал предрасположенность homo sapiens к совершению преступлений. Все остальные виды земной фауны также могли красть у себе подобных, убивать их, совершать другие акты насилия. Но ни одно животное, ни одно насекомое, ни один из представителей водной среды не делал этого сознательно. Они делали это по необходимости, либо подчиняясь многовековым инстинктам. И лишь человек был способен на все, вплоть до лишения жизни другого, себе подобного, чисто из низменных побуждений.
Девизом Легина было не сдерживание зла, не его изоляция, которая оставляла злу шансы вырваться на свободу и вновь творить свои черные дела, а, по возможности, его полная ликвидация. Он готов был душить эту нечисть собственными руками. Не потому, что его кто-то серьезно обидел в детстве. Его, с такой комплекцией, и непросто было обидеть, даже в детстве. И не потому, что кого-то из его близких или просто хороших знакомых убили из-за какой-то мелочи, скажем, желания завладеть кошельком с грошовой пенсией.