- И глупо. Поезжайте домой, поспите - и почувствуете себя лучше.
- Я не могу спать. У меня все в голове вертится.
- Я выпишу вам рецепт на снотворное. Зайдете с ним в больничную аптеку.
- Нет. Я хочу тут остаться. У меня есть право. Я хочу остаться тут с Гэсом.
- Разрешить вам это я не могу. Вы вредите своему здоровью. Идемте-ка ко мне в кабинет! - потребовал Саймон. - Я дам вам рецепт.
- У меня нет денег.
- Я выпишу вам бесплатный рецепт.
Он сжал ее руку повыше локтя и заставил встать. Она поплелась рядом с ним, волоча ноги.
14
Я ждал у дверей аптеки. Наконец Секундина вышла, щурясь от слепящего света.
- Миссис Донато?
Она узнала меня не сразу, как и я ее в морге. В двух шагах от нее под ярким солнцем мне стало понятно, что с ней сделала эта ночь. Изменился ее возраст. В ее облике и жестах исчезла молодость, появилась свинцовость пожилых лет. Сила тяготения лишила ее плоть упругости, а солнце было к ней беспощадно.
- Я Гуннарсон, адвокат, миссис Донато. Вчера вечером я виделся с Тони Падильей. И сегодня утром у меня с ним был небольшой разговор. Он сказал, что у вас есть важные сведения.
Ее лицо обмякло.
- Тони это приснилось. Я ничего не знаю.
- Что-то, связанное со смертью вашего мужа, - сказал я. - И не только. Он сказал, что Гэс не убивал Бродмена.
- Этого не говорите! - Ее пальцы клещами сомкнулись на моей руке.
Она оглянулась по сторонам, посмотрела на озаренный солнцем перекресток. На автобусной остановке студентки-практикантки щебетали, как белогрудые пичужки. Взгляд Секундины, казалось, с силой отодвинул реальность. Он создал зону отчуждения, пустую и холодную, вакуум в солнечном свете, и туда хлынул мрак, переполнявший ее душу.
Я взял ее под локоть и повел. Тело ее двигалось медленно и неохотно. Мы перешли улицу наискось к автобусной остановке на противоположном углу. Я уговорил ее сесть на пустую бетонную скамью под перечным деревом. Тень его листьев легла на наши лица, словно прохладное кружево.
- Тони сказал, что ваш муж не убивал Бродмена.
- Тони сказал?
- Насколько я понял, вы думаете, что его убил Гранада.
Она чуть очнулась от летаргии горя.
- Думаю, не думаю - что толку? Доказать я ничего не могу.
- Пусть так. Но другие могут.
- Кто бы это?
- Доктор Саймон. Полиция.
- Не смешите меня. Им так удобнее. Все решено и подписано.
- Только не мной.
Она поглядела на меня с вялой подозрительностью.
- Вы же адвокат, да?
- Совершенно верно.
- Денег у меня нет. И взять их негде. У Мануэля, моего деверя, деньги есть, но вмешиваться он не желает. Так что вам тут поживиться нечем.
- Я это понимаю. Просто я хочу добраться до правды.
- Выставляете куда-то свою кандидатуру?
- Со временем, возможно, и выставлю.
- Ну так улещивайте кого-нибудь еще. А я устала и совсем больна. Мне надо домой.
- Я вас отвезу.
- Нет уж, спасибо.
Но сохранять гордое безразличие дальше у нее не хватило сил. Она заговорила по-испански и совсем другим голосом - он шумел и трещал, как огонь. Казалось, голос этот принадлежал иной ее сущности, сохранившей и юность, и женственность, и гнев. Ее тело ожило, лицо преобразилось.
Я не понимал ни слова.
- Скажите это по-английски, Секундина.
- Чтобы вы побежали в суд и меня арестовали?
- С какой стати?
Она замолчала, хотя ее губы продолжали шевелиться.
- Не понимаю, чего вы от меня хотите?
- Сведений об убийстве Бродмена.
- Я все рассказала Тони. Спрашивайте его.
- Это правда?
Она вспыхнула темным пламенем:
- Вы меня вруньей считаете?
- Нет. Но в суде вы это повторите под присягой?
- В суд мне не попасть, вы не хуже меня знаете. Он и со мной то же сделает.
- Кто?
- Пайк Гранада. Он всегда на меня зарился. А как не получил ничего, озлился. Один раз вечером на ледяном заводе принудить хотел. И Гэс его хорошо порезал. А он выдал Гэса легавым, будто он машину украл. Они и меня забрали. А когда меня выпустили из исправительной школы, Пайк со мной свел счеты.
- Но ведь все это, кажется, было давно.
- Началось давно. Но он с тех пор только и думал, как нагадить Гэсу и мне. А вчера вечером взял, сволочь, и застрелил его.
- Но он исполнял служебный долг, ведь так?
- А стрелять было зачем? Гэс никогда с пистолетом не ходил. Кишка у него тонка была. Позволил Гранаде подстрелить себя, точно собаку.
- За что вы так ненавидите Гранаду?
- А он купленный легавый. Легавый сам по себе пакость, а купленный легавый гаже самой последней твари.
- Вы по-прежнему утверждаете, что он убил Бродмена?
- Конечно, убил.
- Откуда вы знаете?
- А я много чего слышу.
- Голоса?
- Я еще в своем уме, если вы на это намекаете. У меня есть подружка, помощница сестры в "Неотложной помощи". В больнице она двадцать лет работает. И такое знает, о чем доктора и не слыхивали. Она сказала, что Бродмен мертвый был, когда его внесли. И вид у него был, будто у задушенного. А Мануэль видел, как Гранада забрался за ним в машину. Гранада с Бродменом разговаривал, только Бродмен-то молчал. - Она мрачно покосилась на меня, и словно само зло проглянуло между ее веками. - Вы ведь тоже там были. И видели.
Мои мысли понеслись назад через дистанцию с препятствиями, преодолевая события этого дня, - назад к тому, что произошло вчера. Бродмен кричал от страха и ярости. Гранада был с ним в машине один, якобы его успокаивал. Быть может, он и успокоил его навсегда.
- Я не могу себе представить, что же произошло, - сказал я. - А как зовут вашу подругу, помощницу медсестры?
- Я ей дала слово никому ее не называть. И свое слово сдержу.
- Но зачем бы Гранаде понадобилось убивать Бродмена?
- Чтобы заткнуть ему рот. Бродмен знал, что Гранада куплен.
- Бандой грабителей?
- Может быть.
- Но если бы Гранада участвовал в грабежах, Гэс знал бы это.
- Они Гэсу всего не говорили.
- Значит, вы не можете утверждать, что Гранада был соучастником?
- Твердо - нет, но думаю, что был. Когда Гэс забирался в дом или в магазин, он всегда знал, где полицейские. Не рентгеном же он их просвечивал. У него был на них выход.
- Он сам вам сказал?
Она энергично кивнула. Шаль соскользнула у нее с головы. Нечесаные волосы сбились в колтун, точно рваный черный войлок. Быстрым сердитым движением она накинула на них шаль.
- Но он не сказал, что это Гранада?
- Нет. Не сказал. Может, не знал. Не то бы я докопалась. Он бы и хотел скрыть от меня, да не получалось.
Ее отказ прямо обвинить Гранаду казался наиболее убедительным из того, что она наговорила. После того, как я изложил свои подозрения Уиллсу, уверенность моя поколебалась, и теперь без прямых доказательств вины Гранады я рта не открыл бы.
- Кто еще был в банде, Секундина?
- Больше я никого не знаю.
- Женщин не было?
Ее глаза сузились в блестящие темные острия, нацеленные в меня из-под края шали.
- Вам нечего в меня пальцем тыкать. Я Гэса отговаривала впутываться в такие дела.
- Я не про вас. Вы ведь не единственная женщина в мире. У Гейнса подружек не было?
Густые черные ресницы опустились и замаскировали глаза.
- Нет. То есть мне-то откуда знать?
- Я слышал, он гулял с блондинкой.
Веки ее дрогнули, но губы остались упрямо сжаты.
- Значит, вы слышали больше, чем я.
- Кто она, Секундина?
- Говорят же вам, что никаких блондинок я не знаю. Да и его самого я почти не видела. Может, пару раз за последние два месяца.
- При каких обстоятельствах?
- Не понимаю, о чем вы…
- А вот о чем: где вы видели Гейнса? Что он делал?
- Не помню, - ответила она упрямо.
- А давно вы знакомы с Гейнсом?
- Гэс - давно. Лет шесть-семь. Познакомился с ним в Престоне, а когда они вышли, то некоторое время вместе колесили по стране, жили тем, что под руку подвертывалось. А потом Гэс вернулся и женился на мне, но все время поминал Гарри. В те дни Гейнс называл себя Гарри. Для Гэса он был герой - такие сумасшедшие штуки выкидывал.
- Например?
- Например, надувал дураков, угонял машины, ездил быстрее всех, ну и вообще. Бог знает что. Я Гэса предупреждала, когда он прошлой осенью опять связался с Гейнсом. Я его предупреждала, что от Гейнса добра не жди. Но он не стал меня слушать. У него никогда не хватало ума меня послушать.
Она посмотрела через улицу на больницу. На углу напротив остановился городской автобус, и практикантки попрыгали в него. Секундина заметила автобус, только когда он, взревев, проехал мимо.
- Ну вот! Я пропустила автобус!
- Я отвезу вас домой.
- А что толку ехать домой? - воскликнула она хрипло. - Рассказать детям, что у них нет больше отца? И вообще, зачем все?
Она застыла, точно памятник собственному горю. Что-то сломалось в ней и выпустило на свободу ожесточенные силы ее натуры. Казалось, она отдавалась на их волю в надежде, что они ее уничтожат.
- Вы нужны вашим детям, миссис Донато. Вы должны думать о них. - Других слов я не нашел.
- А, пошли они к черту!
Собственные слова привели ее в ужас. Она перекрестилась и забормотала молитву. Хотя тень перечного дерева была прохладной, я вспотел. Никогда еще я так пронзительно не осознавал глухой стены, отделяющей мою часть города от ее.
Мимо больницы проехал грязный черный "бьюик". Тони Падилья вел машину медленно, кого-то высматривая. Увидев нас на скамье, он затормозил у тротуара.
- Здравствуйте, мистер Гуннарсон, - сказал он тихо. - Я спрашивал о вас в больнице, миссис Донато. Ваша сестра просила привезти вас домой. Вы поедете? - Он перегнулся через переднее сиденье и открыл дверцу.
На мгновение я увидел ее маленькую изящную ножку. Сквозь пластиковый носок туфли просвечивали алые ногти.
- Можно вас на минутку, Тони?
- Вот же я, - сказал он, используя Секундину как буфер. Разговаривать со мной он не хотел.
- А что с полковником Фергюсоном? Мне казалось, вы его опекаете?
- Опекал, пока он не послал меня подальше, а сам поехал оставить деньги…
- Где?
- Не знаю. Он мне не сказал. И с собой меня не взял. Тогда я поехал домой к Секундине. Хотел с ней еще поговорить. Ее сестра сказала, что она тут, в больнице. - Он машинально улыбнулся, пожал плечами и взглянул на часы у себя на запястье. - У меня времени до работы только-только отвезти ее домой.
И он тронул машину.
15
Направляясь к больничной автостоянке, я поравнялся со входом в травматологическое отделение. На той стороне улицы выстроились машины "Скорой помощи", одна стояла на выезде. За рулем, небрежно откинувшись, слушал радио пожилой юнец Уайти. Когда я подошел, он убавил звук.
- Могу я чем-нибудь помочь вам, сэр?
- Не исключено. Вчера я видел вас в лавке Бродмена, когда вы его увозили. Моя фамилия Гуннарсон.
- Я вас помню, мистер Гуннарсон. - Он попытался улыбнуться, но без заметного успеха. Его бледное губастое лицо не было создано для улыбок. - Бродмен умер на пути сюда, бедный старичок. До того горько было смотреть на него.
- Вы его близко знали?
- В первый раз видел. Да только у меня с ними всеми внутреннее сродство. Все мы братья, все смертные, понимаете? Живые и мертвые.
Я понимал, хотя мне не слишком понравилось, как он это сформулировал. Видимо, больничный философ, один из тех чувствительных уязвленных душ, которые по собственному выбору обитают в атмосфере болезни и, как грибы, благоденствуют в тени смерти.
Глаза Уайти были точно два нервных окончания.
- Смотреть, как они умирают, - это меня просто убивает!
- А как умер Бродмен?
- Разом. Сию секунду вопил, вырывался - он же в настоящей панике был, а в следующую вздохнул, и его не стало. - Уайти вздохнул, и его будто тоже слегка не стало. - Я виню себя.
- Почему?
- Потому что мне даже в голову не пришло, что он может умереть у меня на руках. Если бы я знал! Дал бы ему кислород, сделал бы укол. А я позволил ему проскользнуть у меня между пальцев.
Он поднес руку к окошку и посмотрел на свои вяло расслабленные пальцы. Его подбородок опустился на грудь, длинное лицо растворилось в грусти. Из белесых глаз, казалось, вот-вот брызнут слезы.
- Не знаю, почему я не ухожу с этой жуткой работы. Столько таких вот ударов. Проще сразу пойти в гробовщики, и дело с концом. Нет, я серьезно.
И он в третий раз утонул в океане жалости к себе.
- А отчего он умер? - спросил я.
- Спросите кого-нибудь другого. Опыт у меня большой, но я же не медик. Об этом с докторами побеседуйте. - Его тон смутно намекал, что доктора способны ошибаться - и не так уж редко.
- Доктора, видимо, не вполне разобрались. Так не поделитесь ли вы со мной своим опытом?
Он настороженно покосился на меня:
- Что-то не понимаю, к чему вы клоните.
- Я хотел бы узнать, что, по вашему мнению, убило Бродмена.
- На мнения у меня права нет. Я тут мальчик на побегушках. Но думается, от повреждений на затылке.
- А какие-нибудь еще повреждения у Бродмена были?
- Вы про что?
- Например, на шее.
- Господи, нет, конечно! Что-что, но уж он не задохнулся, это точно. Если вы к этому клоните.
- Я буду с вами откровенен, Уайти. Есть предположение, что Бродмен получил смертельное повреждение после того, как его нашли в лавке. Между этой минутой и той, когда вы его увезли.
- Да от кого же?
- Пока не выяснено. Есть предположение, что с ним обошлись не слишком бережно.
- Нет! - Он был глубоко обижен, даже потрясен. - Я его укладывал, как новорожденного. С травмами головы я всегда очень осторожен.
- Но ведь укладывали его вы не один.
Глаза его вдруг стали совершенно белыми, кожа вокруг них сморщилась, как голубоватый креп. Рот то открывался, то закрывался, побулькивая на манер встряхиваемой грелки.
- Вы что, на моего напарника киваете? Да Ронни же мухи не обидит. Мы с ним столько лет вместе работаем! С тех самых пор, как он уволился с санитарной службы в армии. Он даже комара не обидит! Я сам видел, как он снимал комара с руки за крылышки и отпускал летать.
- Да успокойтесь, Уайти. Я ни на вас не киваю, ни на вашего приятеля. Я просто хочу знать, не заметили ли вы чего-нибудь необычного.
- Послушайте, мистер Гуннарсон, - сказал он жалобно, - я же должен слушать полицейские сигналы. Вот начальник увидит, что я тут развожу тары-бары…
- Если вы что-нибудь заметили, вам и минуты хватит рассказать мне.
- А заодно и на свою шею петлю накинуть.
- Все, что вы мне скажете, дальше никуда не пойдет. Но это может быть крайне важно. Речь идет не о смерти одного человека, хотя и она очень важна.
Он запустил пальцы в волосы и медленно сомкнул их в кулак. Пряди белесых волос поднялись и заколыхались, как бесцветные водоросли.
- Чего вы от меня добиваетесь, и куда это дальше пойдет?
- Дальше меня - никуда.
- Я вас не знаю, мистер Гуннарсон. Зато знаю, что будет со мной и моей работой, если кое-какие люди заимеют на меня зуб.
- Назовите их.
- Как я могу? Чем я защищен? Драться я не способен и особым умом не отличаюсь.
- Вот ведете вы себя не особенно умно. Видимо, вам что-то известно об убийстве и вы намерены скрывать это, пока не будет поздно!
Он заерзал на сиденье и отвернул лицо. Шея у него была тонкая и слабая, точно у ощипанного цыпленка.
- Бродмена убил какой-то Донато. Я по радио слышал. Может, кончим на этом?
- Нет, не кончим, если это не так.
- Донато убили, верно?
- Да. Его застрелил Пайк Гранада. Вы ведь Гранаду знаете?
- Само собой. По работе встречаюсь. - По его длинному узкоплечему туловищу пробежала дрожь. Оно испуганно скорчилось на сиденье, подобрав колени. - По-вашему, я хочу, чтобы и меня пристрелили? Отвяжитесь от меня. Я ж не герой.
- Это заметно.
На протяжении нашего разговора приемник то начинал бормотать, то стихал. Но теперь ритм диспетчерского голоса убыстрился. Уайти протянул руку и усилил звук. Голос объявил, что новый голубой "империал" был засечен на скорости шестьдесят миль - направляется по Оушен-бульвару к востоку от пристани.
Я крикнул, перекрывая голос диспетчера:
- Гранада что-то сделал с Бродменом?
Уайти притворился глухим. Голос диспетчера гремел, как голос Рока. "Империал" столкнулся с грузовиком на пересечении Оушен-бульвара с Раундтейбл-стрит. Патрульной машине службы движения номер семь следовать к месту происшествия. Несколько секунд спустя диспетчер передал сообщение, что шофер ранен.
- Вот видите! - расстроенно воскликнул Уайти. - Из-за вас я чуть было не проморгал дорожную катастрофу!
Он включил сигнал и негромко гуднул. Его толстенький напарник, освободитель комаров, выбежал из гаража. Машина выкатила на улицу и, заведя свою песнь сирены, помчалась к Оушен-бульвару.
Я поехал следом. У полковника Фергюсона был голубой "империал".
16
Длинный голубой автомобиль расквасил нос об алюминиевый бок автоприцепа. Регулировщик дирижировал движением вокруг поврежденных машин. У тротуара другой полицейский разговаривал с дюжим детиной в замасленном комбинезоне. С сердитым сочувствием они поглядывали вниз на третьего человека, который сидел на краю тротуара, пряча лицо в ладонях. Это был Фергюсон.
Уайти и его напарник выскочили из машины и зарысили к нему. Я не отставал от них. Уайти озабоченно спросил у полицейского:
- Бедняга сильно пострадал, Мейен?
- Не очень. Но лучше все-таки свезти его в больницу.
Фергюсон поднял голову.
- Чушь. Никуда меня везти не надо. У меня все нормально.
Он явно выдавал желаемое за действительное: из его ноздрей в рот ползли червячки крови.
- Поезжайте-ка в больницу, - сказал Мейен. - Похоже, у вас нос сломан.
- Пустяки. Не в первый раз. - Фергюсон был немного пьян от шока. - Мне надо глотнуть чего-нибудь покрепче, и все как рукой снимет.
Мейен и санитары переглянулись, тревожно улыбаясь. Детина в комбинезоне буркнул, ни к кому не обращаясь:
- Видно, уже перебрал. То-то попер на красный свет.
Фергюсон услышал его и рывком встал на ноги.
- Уверяю вас, я не пил. Но всю ответственность за случившееся беру на себя и приношу извинения за причиненные вам неудобства.
- Еще бы! А кто будет платить за ремонт прицепа?
- Я, разумеется.
Фергюсон делал все, чтобы ему вчинили внушительный иск, и я не мог не вмешаться:
- Ничего больше не говорите, полковник. Возможно, вина и не ваша.
Мейен набросился на меня:
- Он держал на бульваре скорость в шестьдесят миль. Лепил нарушение на нарушение. Да вы поглядите на его тормозной след!
Я поглядел. Широкие черные полосы, которые фергюсоновские покрышки оставили на бетоне, тянулись почти на двести футов.
- Я же принес извинения.