- Нет, я довезла ее до отеля "Святой Франциск". В Атертоне она не была ни разу.
- А почему вы продали дом и скрываетесь здесь, в Сакраменто?
- Это мое дело.
- И Бена Мерримена?
Она по-прежнему сидела низко опустив голову и пряча глаза.
- Вас это не касается. - От нашего разговора она протрезвела гораздо больше, чем от ледяной воды.
- Боитесь за себя?
- Если хотите.
- Я хочу одного: узнать, где Феба.
- Где ж я вам ее возьму? С той минуты, как она вышла из такси на Юнион-сквер, я ее больше не видела, - равнодушно сказала она, однако я почувствовал в ее голосе боль утраты.
- Вы ведь знали, что она пропала?
Опять воцарилось долгое молчание, после чего блондинка сказала:
- Я знала, что Феба собиралась куда-нибудь уехать. В такси она сообщила мне, что возвращаться в Болдер-Бич не намерена - ей хотелось избавиться от своего тамошнего ухажера. Были и другие причины…
- Какие же?
- Сейчас не припомню. В колледже, во всяком случае, ей было плохо. Ей не терпелось куда-нибудь уехать, начать новую, самостоятельную жизнь. - Блондинка говорила без всякого выражения, как говорят во сне или когда лгут, однако с чувством. - Вот что сказала мне Феба.
- А что вы ей сказали?
- Я сказала: делай как знаешь. Каждый ведь имеет право жить, как он хочет. - Она подняла на меня глаза: - Может, теперь вы уйдете и оставите меня, наконец, в покое?
- Потерпите еще минуту.
- Это я уже слышала, ваша минута тянется уже два часа, а у меня раскалывается голова.
- Очень вам сочувствую. А Феба не говорила, куда собиралась?
- Нет. Возможно, тогда она этого и сама еще не знала.
- Должна же она была хотя бы намекнуть вам, куда едет.
- Нет. Я поняла только, что отправляется она очень далеко. - В данном случае подразумевалось, наверное, не только далекое путешествие дочери, но и ее матери. Блондинка готова была расплакаться.
- Уж не на тот ли свет?
Ее передернуло.
- Не говорите этого.
- Как же не говорить? Она исчезла уже очень давно, и это наводит на грустные размышления.
- Вы действительно думаете, что Фебы нет в живых?
- Я этого не исключаю. Не исключаю и того, что вы знаете, кто ее убил. Думаю, что, если она мертва, вам об этом известно.
- Думает он! Сколько же можно об одном и том же! Убирайтесь прочь и думайте все, что вам взбредет в голову, - только меня в покое оставьте! Мыслитель нашелся!
Ее грубый юмор, резкие смены настроения стали действовать мне на нервы.
- Вы странная мать, миссис Уичерли. Похоже, вам совершенно безразлично, жива ваша дочь или нет.
Блондинка рассмеялась мне в лицо, и я еле сдержался, чтобы ее не ударить - ее злоба передалась и мне. Я резко повернулся и двинулся к двери, а мне вдогонку несся заразительный, звонкий смех.
За дверью меня ждали: в прихожей с монтировкой в руке стоял мужчина, лицо которого под прозрачной маской было похоже на круглый лоснящийся кусок окорока. Прежде чем я успел схватиться за рукоятку пистолета, он взмахнул рукой - и комната, перевернувшись в воздухе, погрузилась в кромешный мрак.
Глава XII
В темноте откуда-то сверху проступила окровавленная голова Бена Мерримена. Она раскачивалась из стороны в сторону, я пополз от нее и, проснувшись, обнаружил, что скребусь в дверь опустевшей комнаты. В глазах двоилось. Ручные часы показывали четвертый час утра - значит, без сознания я пробыл довольно долго.
Пистолет так и лежал в кобуре, под пиджаком. Я потрогал распухшую голову - на пальцах осталась черная, цвета машинного масла кровь. Я попробовал встать. Получилось.
Комната была убрана. Блондинка и ее таинственный покровитель унесли с собой все, кроме пустой бутылки из-под виски и моего недопитого стакана, который я и допил.
Я пошел в ванную, сунул разбитую голову под струю ледяной воды, а в качестве повязки использовал чистое полотенце. Из зеркала над умывальником на меня смотрел индийский святой, у которого не было ничего святого.
- Что с вами? - спросил администратор, когда я, покачиваясь, ввалился в холл главного здания.
- Пустяки, повздорил с приятелем мисс Смит.
- Понятно. - Он смотрел на меня с сочувствием и в то же время с жадным любопытством к чужой беде, столь свойственным работникам гостиниц. - С кем вы, простите, повздорили?
- С приятелем мисс Смит. Они уехали?
- Уехала мисс Смит, - сказал он, отчетливо произнося каждое слово, как будто я плохо слышал. - Она приехала одна и уехала тоже одна.
- А кто же нес ее чемоданы?
- Я.
- Она уехала на машине?
- Да.
- Какой?
- Не обратил внимания.
Тут я понял, что он лжет.
- Сколько они вам заплатили?
Он покраснел до корней волос, словно сыпью покрылся.
- Слушай, приятель, оставь свои намеки при себе. Я тебе на все вопросы ответил, а теперь убирайся - а то полицию вызову.
Я был еще слишком слаб и счел за лучшее "убраться" на своих новеньких ватных ногах. Администратор забыл отобрать у меня казенное полотенце.
Я кое-как доплелся до машины и, как во сне, покатил обратно в город. В сером, предрассветном небе вырисовывались городские башни. Движимый, по-видимому, подсознательным желанием поскорей вернуться к себе в гостиницу, я въехал на улицу с односторонним движением с противоположной стороны, однако до стоянки отеля "Чемпион" добрался благополучно.
В следующий момент из желтого тумана выплыло лицо Джерри Дингмена. Мы стояли с ним в переулке под ослепительно ярким фонарем, свет бил мне в глаза, в голове гудело, а сквозь гул слышался голос старика:
- Выпейте глоток воды, мистер Уичерли, вам сразу полегчает.
Одной рукой он поднес мне к губам бумажный стаканчик, а другой придержал сзади голову. Хотя большая часть воды попала не в рот, а за воротник, гудение вскоре стало проходить, а желтый туман, сгустившись, превратился в нимб вокруг головы старика. Добрый Сакраментянин.
- Что с вами стряслось, мистер Уичерли?
- Авария.
- Автомобильная?
- Нет.
- Вызвать полицию?
- Нет, я в порядке.
- Это вам только так кажется, мистер Уичерли, у вас на виске здоровенный шрам. Сейчас я провожу вас в номер и уложу в постель, а потом надо будет вызвать доктора - придется швы наложить. Я знаю одного врача, он по ночам работает, да и берет недорого.
Не прошло и нескольких минут, как появился доктор Брох - казалось, он не спал всю ночь, только и ждал вызова. От него здорово пахло виски, да и свой старенький черный саквояж он открывал трясущимися руками. Очки в роговой оправе, бесформенное, проспиртованное лицо. Такое впечатление, что в реке Сакраменто вместо воды течет виски.
Говорил доктор с легким немецким акцентом.
- Вы мистер Уичерли? В этом отеле останавливалась некая миссис Уичерли. Ваша родственница?
- Жена. Мы с ней в разводе. Вы ее знаете?
- Знаете - сильно сказано. Управляющий, мистер Филмор, вызывал меня к ней на прошлой неделе. Он беспокоился за ее здоровье.
- А что с ней было?
- Не могу вам точно сказать, - ответил доктор, облокотившись на свой открытый саквояж. - Она и в комнату-то меня не пустила. Думаю все-таки, что скорее всего она страдала не физическим заболеванием, а психическим. Возможно, у нее была депрессия.
- Меланхолия?
- Да. Она ведь по нескольку дней не вставала с постели, не впускала к себе в номер горничную - вот управляющий и забеспокоился. Но я был бессилен помочь ей. Я видел только, что она лежит в постели под одеялом. - И доктор, изображая женское тело, дрожащей рукой описал в воздухе волнистую линию.
- Почему же в таком случае вы решили, что у нее депрессия, а не физический недуг?
- Дело в том, что у нее был прекрасный, прямо-таки волчий аппетит. По словам мистера Филмора, она ужасно много ела, можно сказать, за двоих. Блюда из ресторана ей носили не только днем, но и ночью: мясо, пироги, сладкое, мороженое, выпивку.
- Она много пила?
- Немало. Алкоголики, правда, так много не едят. - Брох загадочно, со знанием дела улыбнулся. - Может быть, она страдает обжорством?
- Может быть, - согласился я. - А может быть, она просто была не одна в номере.
- Правда? - Он вскинул брови. - А мне это даже в голову не приходило. Да, не исключено. Так вот почему она никого к себе не пускала?
Этот вопрос я оставил открытым. Несмотря на дрожь в руках, доктор быстро и ловко промыл мне рану и наложил швы. Шесть швов. Уложив инструменты в саквояж, он сообщил, что у меня, скорее всего, сотрясение мозга, и взял с меня слово, что я несколько дней пролежу в постели. Я заплатил ему двенадцать долларов и намекнул, чтобы он не сообщал о происшедшем в полицию. Доктор не возражал.
После его ухода я отправился спать и пробудился от кошмарных снов, когда за окном было уже утро. Проснувшись, я позвонил администратору и после долгих переговоров попросил позвать к телефону Джерри Дингмена.
- Я только что сменился с дежурства, мистер Уичерли.
- Если можно, я еще на несколько минут задержу тебя. Ресторан в соседнем доме уже открылся?
- Наверно.
- Тогда принеси мне, пожалуйста, три яйца, порцию ветчины, горячих пирожков, кофейник черного кофе и платяную щетку.
Старик отправился в ресторан, а я решил до завтрака принять горячую ванну. Когда Джерри постучал, я уже вылез из воды и вытирался. Накинув полотенце, я выбежал из ванной и открыл ему дверь. Пока я завтракал, старик сидел на кровати и чистил мой костюм.
В глаза бил яркий солнечный свет, а в ушах звучал старый блюз, где почему-то фигурировало имя Фебы. Она мне снилась, но о чем был сон, я забыл.
- Вам лучше? - спросил Джерри, когда я кончил завтракать.
- Мне никогда не было так хорошо, - соврал я.
- Вкусно было?
- Очень. - Я положил на поднос доллар, потом еще один. - Скажи, кто, кроме тебя, носил миссис Уичерли еду из ресторана, когда она не вставала с постели?
- Сэм Тодд, обычно он днем дежурит. Сэм был потрясен, сколько ваша жена ела. Я, кстати, тоже. Где-то около полуночи она имела обыкновение заказывать себе здоровенный бифштекс, иногда два.
- И одна все съедала?
- Дочиста тарелку вылизывала. А жареной картошки даже по две порции брала.
- А в ее номере не могло быть человека, с которым бы она делилась?
- Говорю же, я лично ни разу никого не видал. Просто у нее аппетит был волчий, а может, она переболела, а после болезни сами знаете, как есть хочется.
- И все же мог кто-то еще жить у нее в номере?
- Мужчина, что ли?
- Или женщина.
- Пожалуй, - сказал он, подумав. - Когда она сидела запершись, то меня к себе никогда не пускала. Обычно я ставил поднос у дверей и уходил, а она сама его потом забирала. Бывало, я ее по пять-шесть дней не видал. Позвонит прямо из номера администратору и заказывает все, что ей нужно, по телефону.
Я взял с кровати пиджак и снова вынул из внутреннего кармана фотографию Фебы.
- Ты никогда не видел в ее комнате эту… мою дочь?
Старик поднес цветную фотографию к окну и долго ее разглядывал, покачивая головой.
- Нет, сэр, в отеле я ее не видал. Такую хорошенькую девушку я бы обязательно запомнил. Миссис Уичерли, мне кажется, когда-то очень была на нее похожа. Пока толстеть не начала. Правильно я говорю? - Он осекся и испуганно взглянул на меня. - Простите, я не хотел вас обидеть.
- Понимаю.
- Вы-то ее вчера нашли?
- Не будем об этом, ладно, Джерри?
- Просто интересно, кто это вас так обработал.
- Мне и самому интересно. Как ты думаешь, горничные уже начали уборку?
- Должны были.
Старик ушел немного обиженный тем, что я скрыл от него свое ночное приключение. А я оделся и спустился на третий этаж. В коридоре перед открытой дверью в комнату номер 323 стояла корзина с грязным бельем. За дверью гудел пылесос.
Смуглая горничная с волосами цвета свежего асфальта стояла ко мне спиной, и, когда я к ней обратился, она от неожиданности подпрыгнула.
- Да, сэр?
- В этом номере последние две недели жила моя жена. Вы здесь каждый день убираете?
- Каждый, если только постояльцы меня внутрь пускают. - Она выключила пылесос и угрюмо уставилась на меня, словно я ее в чем-то обвинял. - Что-то пропало?
- Нет, нет. Просто швейцар Джерри говорит, что на прошлой неделе жена несколько дней подряд никого к себе не впускала.
- Да, верно. - Горничная кивнула. - Я даже за нее беспокоилась.
- Почему?
- По-моему, ее околдовали, - совершенно серьезно ответила она. - У моей сестры Консуэло было то же самое, когда мы еще в Салинасе жили. Сестра приставила свою кровать к дверям и никого в спальню не пускала. Целыми днями сидела взаперти и ни с кем не разговаривала. Мне неделю пришлось на кухне спать. Слава богу, удалось найти curandero, и он снял с сестры колдовское наваждение.
- А кто-нибудь еще, кроме моей жены, в этом номере жил? - спросил я, с трудом дослушав эту увлекательную историю до конца.
- Из живых - никого, - ответила, перекрестившись, горничная.
- Как вас прикажете понимать?
Она не ответила - вероятно, испугалась моего резкого тона.
- Вы видели в комнате кого-то еще, вообще что-нибудь необычное? - спросил я помягче.
- Нет, видеть не видела.
- А слышали?
- Она плакала. Я слышала, как она плакала. Я хотела зайти утешить ее, но побоялась.
- А чужих голосов за дверью не слышали?
- Чужих - нет, только ее голос.
- Говорят, она заказывала в номер очень много еды, на двоих бы хватило.
- Да, я потом уносила грязные тарелки. Она их каждое утро в коридор выставляла.
- А зачем, как вы думаете, ей было столько еды?
- Их кормить, - прошептала горничная. Ее глаза под густыми черными бровями сверкнули, точно раскаленные угли. - Они ведь голодные, когда возвращаются обратно.
- О чем вы, миссис…
- Тониа, зовите меня просто Тониа. Вы, наверно, считаете меня дурой, но ведь я имела дело с душами умерших. Пока я их не накормила, они целых семь дней не давали Консуэло ни спать, ни есть, ни разговаривать. Curandero сказал, чтобы я их накормила, и Консуэло опять стала моей сестрой.
Все это говорилось вполголоса, чтобы души умерших, не дай бог, ее не услышали. Горничная украдкой покосилась на окно, где на грязном стекле по-прежнему красовалось имя Фебы. В этот момент, несмотря на то что за окном стоял белый день, я готов был поверить в переселение душ.
- Значит, вы думаете, она кормила привидения?
- Не думаю, а знаю.
- Откуда же вы знаете, Тониа?
Она взялась за маленькую золотую серьгу.
- У меня ведь есть уши. Я сама слышала, как она разговаривала с мертвыми. Я под дверью не стою, не думайте, - она плакала так громко, что в коридоре слышно было.
- И что же она говорила?
- Оплакивала убитых.
- Убитых?! Ты слышала это слово?
- Да, она что-то говорила об убийстве, смерти, крови, о каких-то еще ужасах.
- Попытайтесь вспомнить, о чем именно шла речь.
- Не могу, я слышала только отдельные слова. Мне было страшно. Ведь когда души мертвых возвращаются на землю, они вселяются во всех, кто их ждет. Я убежала и заперлась в бельевой.
- Когда это было?
- Шесть или семь дней назад. - Горничная начала загибать пальцы. - Нет, шесть. Это было накануне Епифании - в это время с душами мертвых лучше не связываться.
- А она говорила, кто умер?
- Нет, но голос у нее был очень несчастный. Может, у нее скончался кто-то из близких? Сын или дочь? - Вид у Тонии был озадаченный.
Я показал ей фотографию Фебы:
- Это ее дочь… наша дочь. - Горничной мне врать почему-то очень не хотелось.
- Красивая… - Тонна улыбнулась. - У меня тоже есть дочка, ничуть не хуже. Голубоглазая - вся в отца, моего мужа бывшего.
- Вы когда-нибудь видели эту девушку? - спросил я горничную, прервав ее воспоминания.
Тониа долго разглядывала фотографию.
- Вроде бы видела, хотя точно сказать не могу. Ее лицо мне знакомо. Господи, где же я могла ее видеть?
- Может быть, в этой комнате?
- Нет, - твердо сказала она. - В этой комнате, кроме вашей жены, никого не было. Она спала одна - по постельному белью видно. Я ведь за постельным бельем внимательно слежу: когда пытаются вдвоем в одноместном номере устроиться, я сообщаю мистеру Филмору.
- Вы могли видеть ее на улице.
- Могла. - Тонна вернула мне фотографию. - Простите, не помню. Но где-то я ее видела, это точно.
- Недавно?
- Вроде бы. - Горничная стала тереть лоб, но так ничего и не вспомнила. - Уж вы извините, я ведь их за свою жизнь столько перевидала. Красивая она у вас.
Я поблагодарил ее и, подойдя к окну, вырвал из блокнота лист бумаги. Бумага была слишком толстой, и свести написанное на стекле было невозможно. Вместо этого я скопировал надпись, стараясь как можно точнее срисовать наклонный почерк.
- Caray! - прошептала Тониа у меня за спиной. - Что это?
- Женское имя.
- Дурное имя?
- Нет, хорошее.
- Я его читать не буду - боюсь.
- Бояться тут нечего, Тониа, - это имя моей дочери.
Но когда я выходил из комнаты, горничная истово крестилась.
Управляющий отелем мистер Филмор сидел у себя в кабинете, находившемся прямо за стойкой администратора. Это был один из тех довольно нелепых немолодых людей, кому необходимо постоянно напоминать, что его темный костюм сильно измят, а вихры на затылке торчат во все стороны. Я опять представился Гомером Уичерли - в отеле "Чемпион" это имя и трагикомическая роль поистине преследовали меня.
Фамилия "Уичерли", по-видимому, произвела на управляющего должное впечатление, ибо он, стряхнув с себя утреннюю хандру, протянул мне руку и пригласил сесть.
- Очень рад познакомиться, сэр. Чем могу служить?
- Я беспокоюсь из-за своей жены Кэтрин. Последние две недели она жила у вас в гостинице, а вчера вечером уехала в неизвестном направлении.
- Мне очень грустно, сэр, - его лицо приняло скорбное выражение, - но у вас есть все основания беспокоиться. Ваша жена - очень несчастная женщина. В жизни не видел несчастнее.
- А вы с ней разговаривали?
- Да, приходилось. Когда она приехала, я случайно оказался в холле. Было это дня за два до Рождества. Признаться, меня несколько удивило, что такая представительная дама решила остановиться в "Чемпионе".
- А что тут удивительного?
Управляющий перегнулся через стол, вплотную придвинувшись ко мне. Лицо его находилось так близко, что можно было пересчитать морщины - если бы их не было так много.