Психиатр закрыл дверь и включил верхний свет. Я вышел на середину комнаты. Феба медленно, как-то нехотя повернула голову в мою сторону. Шея напряжена, кожа пепельно-серая, бегающий взгляд. Без густой косметики она опять выглядела бы на свои двадцать лет, если бы не измученное, распухшее от кровоподтеков лицо.
Разумеется, мы узнали друг друга.
- Привет, Феба, - проговорил я, искусственно улыбаясь.
Девушка не ответила. Более того - заткнула рот кулаком, чтобы лишить себя всякой возможности говорить.
- Ты знаешь этого человека? - спросил ее Шерилл. - Его зовут Арчер, он - частный сыщик, которого нанял твой отец.
- Первый раз вижу.
- А он уверяет, что позавчера вечером вы встречались в Сакраменто, в отеле "Гасиенда".
- Вздор.
- Нет, не вздор, - вмешался я. - Ты предложила мне деньги за убийство человека по имени Мерримен. Но он к тому времени был уже мертв. Тебе об этом было известно?
Феба пристально посмотрела на меня. Чего только в этом взгляде не было: и страх, и злоба, и недоверие, и подозрительность, и замешательство. Я еще никогда не видел, чтобы в глазах можно было столько всего прочесть.
- Я убила его. - Феба повернулась к доктору: - Назовите ему всех, кого я убила.
Шерилл отрицательно покачал головой.
- Мне надо знать, как это произошло, - сказал я. - Я ведь Мерримена не убивал.
- Конечно, нет. Я все это выдумала. Я уже тогда знала, что он мертв. Я убила его сама. Собственными руками.
Говорила девушка совершенно спокойным, каким-то даже безразличным голосом. Мы с Шериллом переглянулись. Он сделал мне знак рукой - хватит, мол; но я был убежден: Феба врет, она из тех странных, непредсказуемых существ, что признаются в преступлениях, которых не совершали. Поэтому я решил пойти на маленькую хитрость.
- При вскрытии в крови Мерримена обнаружили яд. Лошадиную дозу мышьяка. Сначала, стало быть, ты его отравила, а потом избила. Где ты взяла мышьяк?
Феба вздрогнула, но ответила быстро - подозрительно быстро:
- Я купила его в аптеке на Ки-стрит. В Сакраменто.
- А откуда у тебя ружье, которым ты разнесла череп Стэнли Квиллана?
- Я купила его в комиссионном магазине.
- Где?
- Не помню.
- Естественно, ведь ты все это выдумала. Квиллан был убит из маленького пистолета, а не из ружья. У Мерримена же, насколько мне известно, при вскрытии никакого мышьяка не нашли. Ты сознаешься в преступлениях, которых не совершала.
Феба посмотрела на меня так, как будто я пытаюсь лишить ее самого дорогого. Затем провела дрожащей рукой по лицу, откинула со лба свои крашеные золотистые волосы и таинственным голосом заявила:
- И все-таки я их убила. Как именно - уже не помню, давно это было. Но убила их я, поверьте.
- А с какой стати мы должны тебе верить? Скажи лучше, кого ты выгораживаешь?
- Никого. Я во всем виновата сама и хочу понести за это наказание. Я убила троих, в том числе и собственную мать.
Она - и это видно было невооруженным глазом - ужасно мучилась: восковое лицо, бегающий взгляд.
Феба закрылась руками, и Шерилл, улучив момент, отвел меня в угол.
- Так больше продолжаться не может, - проговорил он взволнованным шепотом. - Она к перекрестному допросу совершенно не готова.
- Она лжет. Я не верю, чтобы она кого-нибудь вообще убивала.
- Я тоже. Однако, как врачу, мне ее поведение не нравится. Она цепляется за свою ложь, и, если мы с вами выведем ее сейчас на чистую воду, я за последствия не отвечаю. Она уже много недель живет в мире, где ложь и правда тесно переплелись, и вывести ее из этого мира за один вечер очень рискованно.
- Почему?
- Потому, что врет она, скорее всего, для того, чтобы скрыть вину, в которой боится признаться.
- Или же для того, чтобы выгородить человека, чью шкуру она пытается спасти.
- Тоже возможно. Впрочем, на все эти вопросы у меня, как и у вас, пока готовых ответов нет.
Расставив пальцы, Феба, как сквозь решетку, исподтишка наблюдала за нами. Когда же я бросил взгляд в ее сторону, она тут же вновь сдвинула пальцы.
- Вы полагаете, она действительно в чем-то виновата? - спросил я у Шерилла.
- Боюсь, она, во всяком случае, так считает. - Доктор побледнел и вспотел - так он волновался. - Признаться, меня больше интересует не то, что было на самом деле, а то, что она по этому поводу думает. В противном случае я не могу понять, что с ней.
- И все же как, на ваш взгляд, обстояло дело?
- Думаю, не последнюю роль во всей этой истории сыграли анонимные письма. Они ведь никак не шли у Фебы из головы.
- Разговор идет обо мне? - раздался из другого конца комнаты голос девушки. - Нехорошо шептаться о человеке в его присутствии.
- Простите, - сказал доктор.
- Ради бога. Раз уж зашла речь об этих письмах, говорите о них громко, не стесняйтесь.
- Хорошо. Это ты их написала?
- Нет. Этого греха на моей совести нет. Но если б не я, этих писем бы не было.
Шерилл опустился на кровать, не сводя глаз со своей пациентки:
- Какое же ты имела отношение к анонимным письмам?
- Прямое. Понимаете, я все рассказала тете Элен, - призналась девушка и театральным шепотом добавила: - Я поднесла спичку к пороховой бочке.
- Кто такая тетя Элен?
- Сестра отца, Элен Тревор. На прошлую Пасху она подвозила меня домой, в Медоу-Фармс, и я проговорилась, что их видела. Я даже сама не поняла, что я наделала… - Она замотала головой. - Нет, опять вру. Я не проговорилась, я прекрасно знала, что делаю. Я их ревновала.
- Кого "их"?
- Маму и дядю Карла. Как-то поздно вечером я возвращалась из города с одним знакомым, и в Сан-Матео мы притормозили на светофоре. Рядом остановилось такси, где на заднем сиденье обнимались мама и дядя Карл. Меня они, естественно, не заметили.
Недели две я раздумывала, как мне быть, а потом, когда случай представился, обо всем рассказала тете Элен. Она промолчала, но, когда на следующий день пришло анонимное письмо, я сразу сообразила, чьих это рук дело. У тети на лице все было написано.
- Но ты ни с кем не поделилась своей догадкой?
- Нет, не решилась. Я всегда побаивалась тетю Элен, она ведь такая самоуверенная, такая строгая, добропорядочная. К тому же я сама была во всем виновата: я же знала, что делала, когда доносила на них тетке, знала, чем все это кончится. Разводом и смертью. - Последние слова Феба произнесла каким-то не своим, хриплым голосом.
- Значит, твою мать убила тетя Элен? - спросил Шерилл.
- Нет. В смерти мамы виновата и она, но в основном - я.
- Во всяком случае, ты не сама ее убила?
Девушка покачала своей светлой растрепанной головкой. У нее опять изменилось выражение лица: теперь ей явно хотелось поскорее все рассказать.
- Когда я приехала, мама уже умирала. Дверь дома была открыта, и я услышала ее стон. - Феба всхлипнула. - Мне не хочется об этом говорить… - Однако девушка справилась с собой и продолжала: - Она лежала в гостиной, в луже крови. Я положила ее бедную разбитую голову себе на колени. Она узнала меня. По голосу. Перед тем как умереть, мама произнесла мое имя.
- А еще что-нибудь перед смертью она сказала?
- Я спросила, кто ее ранил. Она ответила - отец, и тут же умерла. А я еще долго, боясь пошевелиться, сидела на полу в гостиной, положив ее мертвую голову себе на колени. Я ведь никогда не видела покойников - если не считать дедушки, но это было очень давно. Однако вскоре страх сменился жалостью: я жалела маму, я жалела их обоих. - Феба подняла голову, глаза ее сверкали. - У них ведь искалечена жизнь.
- Твой отец когда-нибудь угрожал убить мать? - спросил я.
- Много раз.
- А в тот день, на корабле?
- Да. - Феба тяжело дышала, ноздри у нее раздувались. - Между ними вспыхнул скандал. Мама сказала ему, что он уезжает, оставляя ее без гроша за душой. На это отец заявил, что она промотала все деньги и больше от него не получит ни цента. Тогда мама стала кричать, что если он ей не поможет, то она его опозорит на всю Калифорнию. Тут он и пригрозил, что убьет ее, а затем вызвал нескольких моряков и распорядился, чтобы ее увели с корабля.
Мне стало маму ужасно жалко, и я позвала ее к себе в такси, сказав, что вместе ехать веселее. Она хотела, чтобы я поехала с ней в Атертон, но я не могла - в отеле меня ждал Бобби. Я обещала, что приеду вечером, но меня опередил отец.
- Ты его в Атертоне видела? - спросил я.
- Нет, все остальное я знаю со слов мамы, ее последних слов. Эти слова я запомнила на всю жизнь. "Это сделал отец", - сказала она и умерла. Бобби же я сказала, что маму убила я, - иначе бы он не стал мне помогать. Нехорошо, конечно, было обманывать Бобби, но ведь отец есть отец, надо было его выручать. Когда же появился Мерримен, я обманула и его, и он мне тоже поверил.
Феба подалась вперед, уткнулась локтями в колени и обхватила голову руками, как будто у нее болели зубы. Мы с Шериллом обменялись глубокомысленными взглядами.
- Я до сих пор не понимаю, - опять заговорила Феба, - каким образом отец оказался в Атертоне. К тому времени он уже должен был выйти в море. Он что же, на вертолете прилетел?
- Нет, вертолет ему не понадобился. Отплытие отложилось из-за неполадок в машинном отделении.
- Что с отцом будет? Его казнят?
- Не волнуйтесь, людям с деньгами газовая камера не грозит.
- Но ведь тюрьмы ему все равно не избежать, да? Отец - человек чувствительный, он этого не перенесет.
- Не такой уж Гомер Уичерли чувствительный, раз он зверски убил трех человек.
- Этих двух мерзавцев отец не убивал. Я уверена, что это не его рук дело.
- Откуда же у тебя такая уверенность? - усмехнулся я. - Ты вообще все принимаешь на веру - поэтому, наверно, и попыталась взять на себя вину за все три убийства?
- Но зачем отцу было их убивать? - ответила девушка вопросом на вопрос. - Он даже не знал их. Отец с такими проходимцами вообще не имеет ничего общего.
- Ему, вероятно, пришлось с ними в последние несколько дней познакомиться, - возразил я. - Думаю, они попытались его шантажировать - точно так же, как до того шантажировали тебя, а еще раньше - твою мать.
- Понятно. Значит, и это тоже моя вина.
- Но почему? Объясни нам, Феба, - удивился Шерилл.
- Не могу, есть вещи, о которых говорить нельзя.
- А по-моему, таких вещей нет, - сказал Шерилл.
Феба искоса посмотрела на него:
- Вы же не знаете, что я сделала, что я действительно сделала.
- Пока не знаю, но едва ли что-нибудь очень уж страшное.
- Вы так считаете? - Кажется, она опять готова была повиниться. Чего-чего, а самоуничижения у нее хватало.
- Ты все-таки не выдержала и рассказала Мерримену, что твой отец убил твою мать?
Феба едва заметно кивнула головой.
- Когда ты ему об этом рассказала?
- Когда его в последний раз видела. Три дня назад, кажется… В общем, своего отца я предала. Меня загнали в угол, последние два месяца прошли как в страшном сне. Я сообщила этому негодяю, что сказала перед смертью мама. Как это у меня только язык повернулся!
- Он тебя вынудил говорить силой?
- Нет, у меня нет даже этого оправдания. Избил меня Мерримен уже потом, когда меня домогался, а я не далась. Я его к себе не подпустила.
- Зачем ты рассказала ему о том, что сделал отец?
- Не знаю, по слабости, наверно. Сама не понимаю. В тот раз я ему все от начала до конца выложила. У меня всегда так - сначала сболтну лишнее, а потом люди из-за меня умирают.
В голосе Фебы появились истерические нотки. Шерилл нагнулся к ней и погладил ее по осунувшемуся лицу:
- Не вини себя, Феба. Нельзя же взваливать на себя все грехи человечества. Тебе пришлось пережить чудовищные два месяца, и никто тебя ни в чем не обвиняет.
- Да, - согласилась она, - мне действительно пришлось нелегко, я несколько раз порывалась даже покончить с собой. Если бы не ребенок, я бы решилась. Вместо этого я стала пить и без конца есть - надо же было как-то отвлечься от моей убогой жизни. - Феба скорчила гримасу. - Ведь больше всего меня раздражала именно убогость: эта жуткая квартира, где раньше жила мама и где Мерримен и его шурин установили за мной круглосуточную слежку. Они держали меня взаперти, заставили разучить мамину подпись… Потом, уже в Сакраменто, они велели мне покрасить волосы и носить мамины вещи.
- Чтобы ты могла получать деньги по ее чекам?
- Да, но и не только для этого. Мерримен сказал, что, если я выдам себя за свою мать, никто не узнает, что она убита. Он хотел скрыть всю эту историю до тех пор, пока мы не получим самый крупный чек - вексель на продажу дома. Верней, пока он сам его не получит, - с горечью добавила она. - Мерримен обещал, что, если я буду держать язык за зубами и подпишу продажный вексель на его имя, он даст мне денег, чтобы я смогла уехать из этих мест и спокойно родить. Но своего слова Мерримен не сдержал: он заплатил за мой номер в отеле и дал мне всего несколько долларов на еду. "С тебя хватит, - заявил он мне. - С какой стати я должен давать деньги убийце?" И тут я не выдержала и рассказала ему, что я не убийца. - Феба подняла на нас свои измученные, честные глаза: - Я ведь хотела как лучше.
- Хорошо тебя понимаю, - утешил ее доктор. - А в дальнейшем, надеюсь, буду понимать еще лучше.
- А как же отец? Я же погубила его.
- Он сам себя погубил. И тебе, Феба, придется с этим свыкнуться. Ты не должна отождествлять себя со своим отцом - да и с матерью тоже. К случившемуся несчастью ты имеешь лишь косвенное отношение. - Шерилл привстал с дивана. - Не кажется ли тебе, что на сегодня разговоров хватит?
- Пусть кончит, - сказал я. - Завтра меня уже здесь не будет.
- Да, дайте мне кончить.
И с этими словами Феба умоляюще выбросила вперед руку - первый жест, который она себе позволила. Шерилл снова сел на край кровати и стал кивать головой в такт ее сбивчивой речи.
- Мерримен ушел, а я всю ночь просидела без сна. В местной газете я вычитала, что в тот день из плавания вернулся отец, и решила, что надо поехать в гавань предупредить его. Но видеть его я была не в силах. Меня одолевали воспоминания. Мне вспомнилось, как я, четырехлетняя девочка, лежу у себя в кроватке, а за стеной ссорятся родители. Так я просидела у окна до трех часов ночи - впрочем, не все ли равно, до какого часа: ведь Скотт Фицджеральд говорит, что в потемках человеческой души всегда три часа ночи… Я сидела у окна, и мне казалось, что я слышу громкие голоса - голос моей несчастной убитой матери и моего несчастного убийцы-отца. Сколько себя помню, они всегда ссорились. Даже в день маминой смерти. Мне казалось, я вижу их в темном окне - их обоих и свое отражение. Все смешалось у меня в голове. Где они? В моей фантазии или за окном гостиницы? А может, меня нет, осталось лишь мое отражение? И далекие грубые слова: "Шлюха! Псих! Убью!"? Я несколько раз подряд громко произнесла свое имя: "Феба! Феба! Феба!" В древнегреческой мифологии Фебой звали богиню Артемиду. После этого голоса родителей вскоре пропали.
- Кроме того, ты написала свое имя на оконном стекле, - вставил я.
- Да, чтобы прогнать эти голоса. - Девушка слабо улыбнулась, но поймала на себе взгляд Шерилла, и улыбка исчезла. - По-вашему, это мистика, да? Значит, я сумасшедшая?
- Нет, нам всем это свойственно.
- А я все время боялась, что схожу с ума.
- Не бойся, не сходишь. - Шерилл улыбнулся.
- Но ведь я столько всего натворила! - воскликнула Феба и добавила, обращаясь уже ко мне: - Хуже всего то, что я попыталась уговорить вас убить Мерримена.
- Ничего страшного, он ведь тогда был уже мертв.
- Нет, я наверняка спятила. У меня в мозгу все помутилось. - Феба коснулась висков кончиками пальцев. Глаза у нее вновь потухли. - Сейчас мне лучше. Вы ведь знаете, это же не моя фантазия…
Она покраснела и отвернулась.
- Если хотите всю правду, в Сакраменто я приехала не по собственной воле. Мне сюда ехать не хотелось; наоборот, хотелось уехать подальше, чтобы никого из знакомых никогда больше не видеть. Но дядя Карл меня пристыдил, сказал, что это безумие, и уговорил лечь в клинику. Вчера утром он сам привез меня сюда.
- Неважно, как ты сюда попала. Главное, что ты теперь здесь.
- Нет, это важно, доктор, - возразил я и, повернувшись к Фебе, спросил: - А как Карл Тревор разыскал тебя?
- Я обещала ему, что никому об этом не скажу. Но сейчас ведь это уже не имеет значения, правда? Позавчера вечером он приехал за мной в отель "Чемпион".
- Позавчера?
- Кажется, да. У меня перемешались дни и ночи, но вроде бы это произошло позавчера. Он велел мне переехать в "Гасиенду", заявив, что в такой дыре, как "Чемпион", мне жить нельзя. На самом же деле в Сакраменто мне случалось останавливаться в местах и похуже.
- А откуда он узнал, что ты в "Чемпионе"?
- Про меня он вообще ничего не знал. Он принял меня за маму. Войдя, он обнял меня, поцеловал и назвал маминым именем. - Феба покраснела еще больше. - Когда же дядя Карл увидел, что я - не мама, он сник, стал плакать. Должно быть, он очень любил ее, - через силу добавила девушка.
- Ты сказала ему, что она умерла?
- Да.
- И что ее убил твой отец, тоже сказала?
- Да. Дядя Карл взял с меня слово, что я больше никому об этом не расскажу. Никому и никогда. - Феба прикусила губу. - А я рассказала.
- И правильно поступила.
- Нет. Я поступила бы правильно только в одном случае: если б уехала отсюда подальше. Чтобы в тишине и покое родить своего ребенка.
- Не беспокойся, - сказал Шерилл, - ты родишь своего ребенка в тишине и покое.
У Фебы загорелись глаза:
- Вы считаете, я могу рожать? Несмотря на наследственность и все прочее?
- По-моему, тебе просто нельзя не рожать.
- А где Бобби? Я могу повидать Бобби?
- Только завтра. Сегодня уже поздно, тебе нужен покой.
- Да, я очень устала.
Глава XXVII
Выйдя из здания клиники, я поделился новостями с Бобби Донкастером. Тот никак не мог поверить, что Феба не убивала своей матери, и совершенно одурел от радости. Бобби довез меня до "Сиесты", где мы и расстались.
Меня же история Фебы удовлетворила лишь отчасти: на многие вопросы ответов я пока не имел. На один из них - где находился в ночь убийства своей бывшей жены Гомер Уичерли - мог ответить корабельный стюард Сэмми Грин.
История закруглялась - и не только во времени, но и в пространстве: мотель "Сиеста" находился всего в пяти минутах езды от квартиры Грина в Пало-Альто. На этот раз мне удалось застать стюарда дома.
Грин, энергичный молодой негр в фартуке с надписью "Метрдотель", вошел в гостиную из кухни с виноватым видом, как будто его застали за каким-то сомнительным занятием.
- Я жарю бифштексы, сэр, - сказал он с улыбкой. - А это дело кропотливое. Чем могу быть полезен, мистер?..
- Арчер, - представился я. - Частный сыщик. Я понимаю, я не вовремя, поэтому постараюсь вас не задерживать. По словам Макихерна, корабельного старшины, с которым я на днях беседовал, вы во время последнего плавания убирали каюту Гомера Уичерли.