– Хэлман вроде тоже так думает. Капитан из дорожного патруля. Это происшествие считали несчастным случаем, пока не осмотрели бензобак. Он был цел, значит горевший бензин взялся откуда-то еще.
– А какая машина?
– "Бьюик-седан" 1948 года. Номерной знак уничтожен. Номер мотора ищут по спискам владельцев. Последние лачуги пригорода остались позади. Стрелка спидометра уверенно пересекла 80, 95, 110 и заколебалась около ста двадцати пяти. Брейк включил сирену. Она завыла низким тоном.
– Машина не двухцветная? – спросил я. – Синглентон уехал на "бьюике"
1948 года. Эта машина не зеленая, двухцветная?
Брейк снял шляпу, показав красную вмятину на лбу, и швырнул ее на заднее сиденье.
– У вас все Синглентон на уме. О цвете мне не сообщили. Но что это может дать?
– Неррис сказал, что Синглентон убит.
Мне приходилось кричать, чтобы перекрыть вой сирены.
Брейк выключил ее.
– А что Неррис об этом знает?
– Люси Чампион сказала ему, что Синглентона застрелили.
– Только свидетельница будет из нее не очень хорошая. Не позволяй ему морочить тебе голову, парень. Он скажет все, что угодно, лишь бы спасти свою черную шкуру.
Стрелка спидометра миновала цифру 125. На вершине небольшого подъема наша машина приподнялась и чуть не взмыла в воздух. Мне показалось, будто нас уносит ввысь, с корнем вырывая Брейка с разбитых мостовых Белла-сити. – Неужели вы не считаете, что вам пора признать свою ошибку?
– Это при том, что у меня есть оружие – его собственный нож?
– Она взяла нож для защиты. Он лежал в ее сумочке.
– А он сможет это доказать?
– Ему и не надо. Доказательства – ваше дело.
– Черт, вы рассуждаете точно какой-то адвокатишка. Терпеть не могу этих сладкоречивых деляг, которые пытаются встать на пути закона.
– Сколько красноречия!
– Вот еще!
Проселочная дорога, по которой мы ехали, свернула и влилась в шоссе, бегущее через долину на восток и запад. Брейк проехал мимо красного знака и повернул. Тормоза завизжали.
– А что я должен делать, когда они пыряют друг друга ножами и поджигают один другого. Трепать по спинам и говорить "продолжайте"? А по-моему, их надо задерживать и убирать.
– Но убирайте тех, кого нужно. Вы не сможете распутать эти убийства по отдельности, навесив Люси на Алекса, а этого новенького – еще на кого-то.
– Смогу, если они не связаны.
– Я считаю, что связаны.
– Представьте мне доказательства.
– А я и не собираюсь бросать слов на ветер.
Дорога начала подниматься вверх, все чаще и чаще стали появляться желтые дорожные знаки. Даже при полном газе стрелка спидометра замерла на ста десяти, как у остановившихся часов. Ветровое стекло оправляло в рамку складчатые голубые уступы восточных гряд. Они казались такими близкими, будто до них можно было дотянуться рукой. Минутой позже, ставши на милю ближе, они показались куда более далекими. Я начал чувствовать на своих ушах действие высоты. Мы поднялись еще выше, и за пиками, как белая крыша, появились белые облака. Внизу, подобно шахматным фигуркам, рассыпанным в пыли, виднелись дома Белла-сити.
Вскоре мы подъехали к полукруглой площадке, расположенной по левую сторону шоссе. На ней стояло несколько автомобилей, грузовик-буксир и красная пожарная машина. У края площадки стояла группа мужчин. Все смотрели вниз. Брейк остановил машину за новеньким "фордом" со знаками дорожного патруля. От группы мужчин отделился офицер в оливковой форме дорожного патруля и направился к нам.
– Хэлло, Брейк. Я приказал своим ребятам оставить все, как было после того, как погасили огонь. Мы даже сделали для вас фотографии.
– Ваши люди знают свое дело. Если бы у меня была золотая звезда, я бы повесил ее вам на лоб. Познакомьтесь с мудрецом Лью Арчером. Капитан Хэлман.
Капитан одарил меня озадаченным взглядом и твердым пожатием руки. Мы подошли к низкой ограде, опоясывающей край площадки. Дальше склон обрывался к песчаному берегу, поросшему дубом. С той высоты, где мы находились, сентябрьские воды бухты казались хрустальными, с точками случайно замутненных участков. На берегу лежал игрушечный автомобиль, посылающий кверху струйки пара, исчезающие в лучах солнца. Это был двухцветный зеленый "бьюик".
Масса сломанных и частично обугленных кустов отмечала путь, по которому "бьюик", свернув с дороги, катился вниз.
– Нашли что-нибудь на дороге? – спросил Хэлмана Брейк.
– Следы шин на обочине. Машине ехала слишком быстро, именно это сразу же вызвало у меня подозрение. Никаких следов торможения. Кто-то поджег ее, отпустил тормоза и столкнул ее вниз.
Хэлман добавил решительно и твердо:
– Тот, кто облил машину бензином и поджег, совершил большее, чем убийство. Нам просто повезло, что не начался пожар. К счастью нет ветра.
– Когда это случилось?
– Должно быть, рано утром, еще до рассвета. Фары были включены. Я получил сообщение только в восемь часов. Потом, когда я решил, что это убийство, мы оставили парня в таком же положении, как его нашли.
– Вы еще не знаете, кто он?
– Подождите, пока сами не увидите его. Это все равно, что разглядывать яичницу. Получить бы скорее ответ по номеру мотора.
– Это машина Синглентона, – сказал я Брейку.
– Может быть вы и правы, – ответил он и вздохнул. – Что ж, видно, придется мне лезть вниз.
– Сказывается возраст? – заметил Хэлман. – Вам приходилось спускаться в дыры и поглубже этой. Я бы полез с вами, но я и так уже два раза был внизу. Я оставил там на страже своих мальчиков. Я видел их, сидящих на валуне за разбитой машиной. В прозрачном воздухе все было видно ясно, как в телескоп, и по движению их губ можно было понять почти все, что они говорили.
Брейк перешагнул через низкий барьер и стал спускаться вниз. Я последовал за ним, точно придерживаясь его импровизированного извилистого пути и тормозя свой спуск с помощью ветвей деревьев. Когда мы спустились, то оба дышали часто и глубоко. Двое патрульных провели нас по берегу к обломкам машины.
Я встал справа от них. Капот, крыша и решетка радиатора имели такой вид, словно над ними поработала артель кузнецов. Все четыре шины были спущены, левая дверца повисла.
– Боюсь, что с ней уже ничего не сделаешь, даже если бы и удалось поднять ее наверх, – сказал патрульный.
Брейк круто повернулся к нему.
– Это никуда не годится. Я еще рассчитывал на ней прокатиться!
Он взобрался на верхнюю часть машины и отвел висевшую дверцу насколько возможно в сторону. Я заглянул в обгоревшую, залитую водой кабину. У лежавшей на земле правой дверцы приткнулась лицом вниз обгоревшая скрюченная фигура человека.
Брейк нагнулся над дверным проемом. Держась одной рукой за останки руля, он протянул другую к черной фигуре. Большая часть одежды сгорела, но брючный ремень мало пострадал. Когда Брейк ухватился за ремень и потянул, он порвался. Брейк протянул мне кусок ремня. На тыльной стороне серебряной пряжки стояли инициалы: Ч.Э.С.
Глава 22
Я дал три звонка с длинными промежутками. Только воскресные колокола ответили на мои звонки. Наконец к двери подошла миссис Беннинг. Купальный халат из грубой коричневой шерсти был застегнут на ней по самое горло. Лицо ее было сонное, будто она боролась со сном все утро.
– Снова вы?
– Снова я. Доктор дома?
– Он в церкви.
Она попыталась захлопнуть дверь, но моя нога препятствовала этому.
– Вот и прекрасно. Мне надо с вами поговорить.
– Я даже еще не одета.
– Вы сможете одеться позже. Снова произошло убийство. Еще один ваш друг. – Еще!
Ее рука взлетела к губам, как будто я по ней ударил.
Я втолкнул ее в переднюю и закрыл дверь.
Укрытые от полуденного света и медленных звуков воскресного звона, мы стояли рядом и смотрели друг другу в лицо.
Мне показалось, что между нами забрезжил свет понимания. Она отвернулась от меня и собралась идти, но я удержал ее.
Обращаясь к зеркалу, она спросила:
– Кого убили?
– Я думаю, что вы знаете.
– Моего мужа?
Она все еще обращалась к зеркалу, и лицо ее было застывшее как маска.
– Это зависит от того, за кем вы замужем.
– Сэма?
Она повернулась движением танцовщицы, не меняя положения тела.
– Я не верю этому.
– А я думал, что вы были замужем за Чарльзом Синглентоном.
Неожиданно она рассмеялась. Смех был неприятный, и я был рад, когда он оборвался.
– Я никогда даже не слышала о Синглентоне. Что это за фамилия – Синглентон? Я уже больше восьми лет замужем за Сэмом Беннингом.
– Но это не помешало вам достаточно близко познакомиться с Синглентоном. У меня есть к тому доказательства. Сегодня утром он был убит.
Она отпрянула от меня, тяжело дыша, и выдохнула:
– Как он был убит?
– Кто-то ударил его молотком или другим тяжелым предметом. От удара на его черепе осталась вмятина, глубиной в дюйм. Потом его на собственном автомобиле отвезли в горы, облили машину бензином и подожгли. Машина рухнула вниз со стометровой высоты, продолжая гореть с Синглентоном в кабине.
– Как вы узнали, что это его машина?
– Это "бьюик" с темно-зелеными боками и светло-зеленым верхом, выпуска 1948 года.
– Вы уверены, что в нем сидел он?
– Его опознали. Большая часть его одежды сгорела, но ремень почти не пострадал. На тыльной стороне пряжки были выгравированы его инициалы. Почему бы вам не съездить в морг и не проделать процедуру опознания?
– Я же сказала вам, что не знаю его.
– Тогда вы выказываете слишком большой интерес к незнакомцу.
– Естественно, раз вы приходите сюда и чуть не обвиняете меня в его убийстве. Когда это, по крайней мере, произошло?
– Сегодня утром до рассвета.
– Всю ночь и все утро я была в постели. Я выпила две таблетки снотворного и до сих пор не пришла в себя. Зачем вы ко мне пришли?
– И Люси Чампион, и Чарльз Синглентон были вашими друзьями, так ведь, Бесс?
– Нет, не были.
Она спохватилась:
– А почему вы называете меня Бесс? Меня зовут Элизабет.
– Горас Уилдинг называл вас Бесс.
– Я о нем никогда не слышала.
– Он живет в Скай-Роут, неподалеку от студии Синглентона. Он говорил, что Синглентон представил вас ему в 1948 году.
– Уилдинг лжет, он всегда был лжецом.
Она прикусила нижнюю губу кончиками белых зубов, и довольно больно прикусила.
– Вы же сказали, что не знакомы с ним.
– Вы так много болтаете, что можете заговорить до смерти.
– С Люси так и случилось.
– Не знаю, что случилось с Люси.
– Она была вашим другом. Она приходила сюда, чтобы поговорить с вами. – Люси Чампион была пациенткой моего мужа, – заметила Бесс невыразительным тоном. – Я уже говорила вам об этом минувшей ночью.
– Вы лгали. А сегодня утром мне солгал ваш муж, чтобы покрыть вас. Он вдавался в объяснения, почему у него нет на нее карточки, потом ему пришлось объяснять, от чего он ее лечил. Любая физическая болезнь подтвердилась бы при вскрытии – он это понимал. Поэтому он представил ее ипохондричной особой, чьи болезни были вызваны страхом. Фобии не оставляют посмертных следов. – Она и была ипохондричкой. Сэм мне говорил.
– Я не знаю ипохондрика, который не измерял бы себе температуру по меньшей мере раз в день, а Люси не трогала свой термометр две недели.
– Но такое утверждение ведь не будет достаточным в суде против слова врача-профессионала? И его жены?
– Для меня оно вполне достаточно. А это значит, что вы уже почти в суде.
– Ну, как же! Вы – и судья, и присяжные, и все прочее! Слишком много всего для одного маленького человека!
– Не испытывайте мое терпение. Если мне надоест говорить с вами, то вам лучше не будет. Увидите, какого рода суд вы найдете в городе. А я даю вам шанс до того, как передам свои улики фараонам.
– Почему вы это делаете?
Она умышленно заставила меня обратить внимание на ее фигуру. Слегка повернувшись, она подняла руку к волосам, и ее груди асимметрично поднялись под тканью халата. Широкий рукав спустился до белого плеча, лицо ее обратилось кверху.
– Зачем столько неприятностей из-за такой ничтожной бедняжки, как я? Разве я такая уж опасная?
– Какие же это неприятности? – спросил я.
Она приложила к моей щеке прохладную ладонь, затем провела ею по моему плечу.
– Пойдемте на кухню. Я только что сварила кофе. Мы сможем там поговорить.
Я последовал за ней, не зная, кто из нас выполняет желания другого. Кухня была большая и слабо освещенная. Свет проходил только через окно над раковиной. Последняя была загромождена грязной посудой. Я сел за стол с выщербленной эмалью и стал наблюдать за тем, как она наливает в чашки кофе из автоматической кофеварки. Когда она покончила с этим, я взял ее чашку и подвинул к ней свою.
– Значит, вы мне не доверяете, господин хороший! Как вы сказали ваше имя?
– Арчер. Последний из рода Арчеров. Так что быть отравленным мне совершенно ни к чему.
– И детей нет? И жены?
– Никого нет. А вас это интересует?
– Может быть.
Она выпятила полные хорошо очерченные губы.
– Я в этом смысле лучше устроилась – у меня есть муж.
– Вы находите его неплохим?
Ее глаза, не смягчившиеся вместе с лицом, сузились и сделались холодными голубыми щелками.
– Его в это не вмешивайте.
– Потому что вы играете с ним, как с маленьким ребенком?
– Я же сказала: не вмешивайте его. А то получите горячий кофе в лицо.
Она потянулась за чашкой.
– А как насчет горячего бензина?
Чашка дрогнула и немного кофе пролилось на блюдце.
– Разве я кажусь вам похожей на убийцу?
– Мне попадались убийцы с отличной внешностью. И вы не можете отрицать того, что вы – трудная дамочка.
– Я прошла трудную школу, – ответила она. – Знаете район Гейры в Индиане?
– Проезжал там.
– Я с честью закончила там образование.
В ее улыбке мелькнул огонек странной гордости.
– Хотя оно и не сделало меня преступницей. И все же я могла ею стать, если бы Сэм меня не вытащил. Он на мне женился, когда я была освобождена на поруки.
– Что же вы натворили?
– Немногое. Я была, что называется, "малолетней преступницей". Но я не считала себя таковой. Мой старик был старых взглядов, да, настоящий деревенский ханки. И как все ханки, он вбил себе в голову, что он главный, и что в каждый субботний вечер нужно бить женщин. Мне надоело каждый раз нырять под кровать, и я решила жить самостоятельно. Ушла в большой мир, ха! Сначала я прислуживала в ресторане, потом познакомилась кое с кем. И этот тип устроил меня гардеробщицей в один из клубов на восточном берегу. Не очень-то это было чистое местечко, но в ту пору мне было шестнадцать, и я получала чаевых больше, чем мой старик выжимал из своего зерна. Только недолго мне так светило. В том клубе, где я служила, шла игра. Кто-то капнул, и я вместе с другими попала под облаву. Я наняла защитника, и меня взяли на поруки. Злючка судья не разрешил мне больше работать в клубах. Но это было еще не самое худшее. Я должна была отправиться домой и жить с семьей.
Она замолчала во власти своих дум. Я тоже молчал.
– Конечно, я использовала даже такую возможность, чтобы выбраться из этой вони. За меня взялись благотворительницы. Они заставили меня поселиться поближе к моему старику, чтобы он мог до меня добраться. Сэм спас мою жизнь. Он подцепил меня в кино. Сначала я подумала, что он волк, но он был невинный. Просто смешно было видеть такого невинного врача. Сэм тогда служил во флоте. Они стояли в Грет-Лейне. Он был первым мужчиной, который хотел на мне жениться, и я согласилась. Его как раз перевели в Калифорнию, и мы поехали туда вместе.
– Он знал, что приобрел?
– Ну, он же видел меня, – спокойно ответила Бесс. – Согласна, я не сказала ему, что удираю с порук. Но давайте-ка уясним одно насчет меня и Сэма, прежде чем покончить с этой темой. Это я делала Сэму одолжение, и так было всегда.
Глядя на нее, я вспоминал ее мужа и поверил ей.
– Для жены доктора из провинциального городишки прошлое у вас довольно цветистое. И не думаю, что вы рассказали мне даже половину своей истории.
– И я не думаю. Еще кофе?
– Еще сведение. Когда вы Беннингом приехали сюда?
– Весной сорок третьего. Его направили служить в Порт-Хуэнем, недалеко отсюда. Шесть месяцев мы снимали коттедж в Эройо-Бич. Потом он стал служить на корабле. Следующие два года он был военным врачом на большом корабле. Я виделась с ним несколько раз, когда корабль заходил в Сан-Франциско.
– А еще с кем вы виделись?
– Идиотский вопрос!
– Идиотский ответ. Почему через два года вы ушли от Беннинга?
– Поразнюхали как следует, да? У меня были личные причины.
– Вы удрали с Синглентоном, не так ли?
Она начала было вставать из-за стола, и замерла на мгновение, наклонившись над чашкой с застывшим лицом.
– Почему бы вам не заняться своими делами?
– Сегодня утром Синглентона пустили под откос. И мое дело – узнать, кто чиркнул спичкой. Странно, что вас это не интересует.
– Да ну?
Она твердой рукой налила себе чашку кофе. Где-то в трущобах Чикаго или бродя по стране в мирное и военное время она приобрела твердость духа и научилась владеть собой. Я посмотрел на ее крепкие белые ноги. Она перехватила мой взгляд и ответила неторопливой усмешкой. Со стороны наша беседа могла показаться мирной домашней картиной воскресного утра. Я почти пожалел, что это не так.
Я встал и подошел к окну. Задний двор зарос и был завален многолетним хламом. В задней его части прятался в тени перцовых деревьев маленький полуразрушенный сарай и еще что-то.
Бесс подошла ко мне и остановилась за моей спиной. Я чувствовал ее дыхание на своей шее. Она коснулась меня своим телом.
– Ты ведь не захочешь причинить мне неприятности, Арчер? У меня и так их было достаточно. Могу я хоть немного пожить спокойно в мои пожилые годы?
Я повернулся, ощущая тяжесть ее бедер.
– А сколько вам лет?
– Двадцать пять. В этих краях воскресная служба тянется долго. А потом он обычно идет в воскресную школу.
Я положил ей на плечи руки. Ее груди были полными и упругими. Она обняла меня. Я смотрела на белую дорожку пробора, разделявшую ее гладкие черные волосы. Кое-где вдоль него волосы у корней были светлые.
– Я никогда не доверял блондинкам, Бесс.
– Я натуральная брюнетка, – хрипло возразила она.
– Вы натуральная лгунья, вот вы кто.
– Может быть, – сказала она безразличным тоном. – Ну и что? Это дело наполовину высушило меня, если хотите знать правду. Я стараюсь хоть как-то держаться.
– И держать своих друзей подальше от неприятностей?
– У меня нет друзей.
– А как насчет Уны Дюрано?
Ее лицо сделалось глупым, то ли от неведения, то ли от удивления.
– Прошлой весной она купила вам шляпу. Полагаю, вы ее хорошо знаете.
Ее губы искривились, будто она собиралась заплакать. Но она промолчала.
– Кто убил Синглентона?