– А дядя Рихард, кстати, ворчал, что… э-э… не любит синхронисток, – сказал вдруг Гарольд. – Это он, тетушка, в юности ухаживал за какой-то… И, говорит, вынужден был терпеть, что ее подруги… э-э… повторяют все действия. До конфузов доходило.
– Это он вспоминал, когда вы вчера говорили "о своем, о мужском", а потом от него пахло виски? – поинтересовалась она.
– Ну да… Он всё вспоминал какую-то там… э-э… фривольную геометрическую фигуру с участием тех девиц, забыл, какую, – сознался Гарольд. – Говорит, вынужден был принять в ней участие, до сих пор с ужасом вспоминает. Вот от страха… э-э… и пропустил стаканчик!
– Вот видите, – не преминул вставить дю Бриндвиль, – мои сестры никогда не позволили бы себе подобного. Это совершенно исключено! Они прекрасно воспитаны, отлично образованы и – полагаю, это для вас немаловажно, – очень сильны.
– Это ценное качество, – согласилась госпожа Крепеньких задумчиво. – Что ж, я думаю, нужно поговорить с моим мужем. Вы с вашей очаровательной супругой не окажетесь присоединиться к нам за обедом?
– Почтем за честь, – чуть поклонился рыцарь. Ангелика молча кивнула.
– Хваткий тип, – шепнул Ян Берту. – А ты что ж не вступился за честь родных островов.
– Так правда же, – ответил тот. – И про вольеры, и про мешки… С этим надо будет что-то делать!
Тем временем госпожа Крепеньких с племянником и дю Бриндвиль с супругой тепло распрощались с компанией и отправились восвояси, обсуждая матримониальные планы.
– И кого только не встретишь на "Колоссале", – задумчиво сказал Бессмертных.
– С ума сойти можно, – согласился из-под шляпы Сидельских. – Но Ангелика – во! Хоть и дерево.
– Сударь, я обижусь, – пригрозила госпожа Кисленьких.
– Вы – во в десятой степени! – поспешил исправиться комиссар. – Или в какой хотите?
– Ну так и быть, прощаю… – подумав, решила Каролина.
И никто из занятых шутливой пикировкой не заметил небольшого человечка в клетчатом пиджаке, немного лысоватого, с аккуратной бородкой. Все время разговора с дю Бриндвилем он простоял неподалеку, у планшира, любуясь морскими далями, а теперь деловито направился куда-то. На лице его читалась усиленная работа мысли…
Вечером в салоне снова спорили о политике.
– В Форэ весьма и весьма патриархальный уклад жизни, – негромко говорил рыцарь дю Бриндвиль. Судя по довольному выражению его лица, брачные переговоры с четой Крепеньких прошли удачно. – Иногда до нас доносятся отголоски бурь большого мира, но в целом всё идет так, как много веков назад…
– Но вы же не отрицаете необходимости прогресса, развития? – наскакивал на него лысоватый человечек с бородкой, невесть когда успевший присоединиться к общей беседе.
– Ну разумеется, наше общество развивается, – соглашался тот. – Происходят объединения рощ… простите, семейств, это естественный процесс.
– И какой же у вас тип правления?
– Хм… – задумался Жоффре. – Старолесной, я бы сказал. Видите ли, наиболее крупное объединение рощ уже может считаться лесом, то право первого голоса по жизненно важным вопросам переходит именно к нему.
– А другие проблемы?
– А их все семейства решают так, как сочтут нужным, – ответил рыцарь. – Разумеется, существует свод старинных правил, нарушить которые столь же позорно, сколь обзавестись омелой…
– Это в каком смысле? – заинтересовался следователь.
– О, я снова выражаюсь туманно, – вздохнул тот. – Вы ведь знаете, что омела паразитирует на деревьях, как… – Тут он огляделся, убедился, что ни одной дамы поблизости нет, и закончил фразу: – Как некоторые женщины сомнительного поведения – на состоятельных мужчинах. У нас такое положение вещей считается зазорным. В конце концов, никто не мешает расширить свои посадки, так чего же ради обманывать, скрываться и притворяться?
– Действительно… – пробормотал Бессмертных.
– Выходит, у вас всё-таки монархия? – не отставал человечек с бородкой. У него был короткий, немного вздернутый нос, до смешного напоминавший пятачок.
– У нас нет единоличного властителя, – мягко поправил дю Бриндвиль.
– Ну хорошо, у вас клановая система?
– Уже ближе, – уклончиво сказал рыцарь. Заметно было, что он затрудняется определить систему государственного устройства родного Форэ, но сознаваться в этом явно не желает.
– Полно вам! – пришел к нему на помощь следователь. – Что вы вцепились в милейшего дю Бриндвиля? Кстати… хм… не имею чести…
– Виннипольд Цукерно, – отрекомендовался человечек с бородкой. – К вашему сведению, великосовестный член ложи Усердных каменщиков с мозолями второй степени!
– А-а… – протянул доктор Немертвых, изучавший в соседнем кресле вечернюю газету, особым образом склеенную из телеграфных лент. – Знаем, как же. Сладкозвучный глас моральной оппозиции…
– Демократ-извращенец, – хихикнул Ян, лениво игравший с Бертом в орлянку. Выигрывал все время Берт, но приятелей это не волновало – они были полны решимости узнать, когда же теория относительности всё-таки возмутится и исправит положение.
– Грязные инсинуации! – гордо сказал Цукерно. – Измышления воинствующих невежд! Монархические происки!
– А диагноз-то налицо… – заметил доктор, поправляя пенсне.
Пол Топорны отвлекся от бильярда, за которым разделывал в пух и прах господина Крепеньких (отставной контр-адмирал все время требовал реванша, но пока сумел победить только однажды, и то потому, что офицер суда ему поддался), попросил у Немертвых свой дипломат, перебрал бланки и удовлетворенно кивнул, после чего вернулся к игре.
– Уже на учете? – поинтересовался Бессмертных.
– Точно так, – отозвался Топорны, лихо уложив крученый шар в лузу.
– Палачи! Кровавые сатрапы охранки… – тихо, чтобы тот не услышал, проговорил Цукерно. – История нас рассудит!
– Ну будет вам, будет, – примирительно произнес следователь. – А скажите, господин Цукерно, верно ли, что члены вашей ложи единственно приемлемым государственным строем считают демократический?
– Ну разумеется! – воскликнул тот.
– И что же? – поинтересовался Руперт. – В вашей стране уже построено полностью демократическое общество?
Розен отчетливо хрюкнул, но сделал вид, будто поперхнулся виски со льдом, кое поглощал за отсутствием вожделенной "бессмертновки".
– Пока, – с чувством собственного достоинства ответил Цукерно, – пока еще нет. Увы, издержки прежнего режима все еще дают о себе знать, и мы вынуждены много работать над этим! Зачем, по-вашему, создана наша ложа? Взгляните на эти мозоли!
Он сунул ладони под нос следователю. Тот поспешно отодвинулся.
– Да, руки натруженные, вижу… И как успехи? – спросил он.
– Дела идут, – сурово сказал демократ. – В любом случае, у нас простому человеку живется намного лучше, чем в вашем Каролевстве, где никто не защищен от произвола властей!
– Угу, то-то у вас в прошлом году голод случился, – заметил Теодор, не отрываясь от газеты. – Потому что народные избранники фонды разворовали и сбежали. Начали посевную – а сеять-то нечего, нечем и негде… Помнится, по всему миру средства на провизию собирали.
– Это издержки, – нахмурился Цукерно. – Мы должны создать идеальную социальную модель, и на пути к этому возможны некоторые… ошибки.
– А о каком это произволе вы изволили толковать? – поинтересовался Немертвых.
– О таком, что в вашем распрекрасном Каролевстве человека ни за что ни про что могут схватить, расстрелять, отправить на каторгу…
– И съесть, – подсказал комиссар. – Если беарийцам попадется.
– Да, съесть! И это в цивилизованной, казалось бы, стране! Ваш правитель поощряет варваров из соседней державы, в которой и вовсе творится невесть что! И вдобавок…
– А у вас уже перестали использовать стимулы? – поинтересовался доктор.
– Что, простите? – сбился с мысли Цукерно.
– Стимулы, – повторил Немертвых и опустил газеты. – Ну, такие палки, которыми просветители бьют недовольных по почкам. Хм?..
– Э-э-э… – замялся тот. – Право, впервые слышу. Я уверен, это происки недоброжелательно настроенной прессы. Когда я натыкаюсь на такие байки о моей стране, у меня буквально волосы встают дыбом!
– Было бы, чему вставать, – хмыкнул Сидельских и махнул стюарду, чтобы подал еще виски.
– Ваш юмор, сударь, слишком тонок, я не в состоянии его разглядеть, – сказал Цукерно надменно.
Комиссар не стал разбрасываться словами, а молча положил ногу на ногу и принялся оной ногой покачивать. Вид хорошо поработавших на своем веку тяжелых сапог с подкованными каблуками явно подействовал на господина демократа не слишком умиротворяюще, и он поспешил отодвинуться в сторонку.
– Вот об этом я и говорю, – горько заметил он. – Права человека! Пустой звук! Пускай вашему гражданину и даст политическое убежище другая держава, так нет же, за ним отправляются такие вот… господа и силой волокут на расправу!
– Еще чего, – сказал Сидельских и откусил кончик сигары. – Буду я таскать! Чик – и готово!
Цукерно постарался переместиться таким образом, чтобы между ним и комиссаром оказался массивный стол.
– А свобода? Пустой звук! – продолжил он. – Ну ладно, на Мглистых островах, у нас, в других местах люди хотя бы имеют некоторую свободу передвижения, а в Каролевстве? В Беарии? Эти ваши бесчисленные консервные заводы и лесоповалы! Да что там консервы! Права женщин жестоко попраны! Никакого надзора, контроля и просвещения!
– Недоработки на местах, – хмыкнул Берт. У него опять выпал орел.
– О да, вольеры и гаремы – не самое приятное человеческое изобретение, – невпопад сказал дю Бриндвиль. – Всю жизнь взаперти, бедняжки! То ли дело наши рощи – женщины могут свободно общаться, находиться на свежем воздухе… Ну а мелкими неудобствами, право, можно пренебречь. В конце концов, всегда найдется мужчина, готовый оказать даме необходимую помощь. Правда, – улыбнулся он, – отец говорил, что вывезти всех моих старших сестер на курорт было делом нелегким: всё-таки сто двадцать стоунов земли…
– Земли? – заинтересовался демократ.
– Отлично придумано! – откликнулся отставной контр-адмирал. Они с офицером суда как раз закончили очередную партию, и господин Крепеньких восстанавливал силы. – Я в восторге! И обрезка не нужна…
Цукерно перебрался поближе к нему и о заговорил, увлекая собеседника в другой конец салона.
– До чего надоедливый тип! – сказал Сидельских.
– Лечить, – кратко высказался Немертвых.
Топорны выразительно клацнул замочком дипломата.
– Да, пожалуй, так проще, – согласился доктор.
– И ведь до чего заразная штука – эта демократия! – заметил Бессмертных. – Хуже intelligenza, право слово…
– Согласен, – кивнул Немертвых. – Больных intelligenza еще можно вернуть в общество, а с демократами, увы, современная наука пока что справляться не научилась.
– А хуже всего, что они так и норовят устроить эпидемию, – вставил Ян. – Лезут и лезут во все щели… как тараканы!
– Изоляция, – высказался Топорны. – Дезинфекция. И карантин.
– Так ведь там и нормальные люди живут, – вздохнул тот. – А сходу поди различи. Этак всех нормальных и уморишь, демократы-то – они живучие!
– Ах, хватит о политике, господа, – поморщился следователь. – Скажите лучше, куда запропастился наш бравый поручик?
– Он на грузовой палубе, – сообщил Берт. – Присматривает. А то гвардейцы в такой раж вошли, что им и конструктор уже не особенно нужен. Ну, вы ведь знаете, что такое беарийцы в подобном настроении…
– Да, присмотр необходим, – согласился Бессмертных. – Такие увлекающиеся натуры!
– Угу, как увлекутся, так полконтинента маршем и пройдут, – фыркнул Ян. – Бросай, Берт, твоя очередь…
– Решка, решка! – радостно воскликнул тот.
Теория вероятности вновь вступила в свои права…
Утром за завтраком Руперт Бессмертных с неудовольствием осмотрел свою поредевшую команду и поинтересовался:
– Ну и где мой стажер? Или, дорогая Каролина, он перенял вашу очаровательную привычку и намерен теперь ежедневно опаздывать?
– Нет, что вы, – обворожительно улыбнулась госпожа Кисленьких, поправляя прическу. Платье из лавандового газ-кристалла сияло и переливалось на ней, и за соседними столиками снова что-то захрустело. – Просто его похитили.
– Кто?! – поразился следователь.
– Госпожа Конг-старшая и госпожа Вонг, – ответила Каролина.
– А-а, – понимающе протянул тот. – Но это не повод пропускать завтрак!
– Дамы сообщили, что позаботятся о правильном питании нашего Дэвида, – сообщила она.
– Ну тогда я за него спокоен, – хмыкнул господин Бессмертных и отпил чаю. – Кстати, а что они с ним делают?
– Они увели его в гимнастический зал и заставляют выжимать двухпудовую гирю, – проинформировал вездесущий Ян. – Правда, у него пока и с пудовой не очень хорошо получается…
– Ничего, научится, – добродушно пробасил поручик. Вид у него был крайне довольный, и следователь переключился на него.
– Уважаемый Вит-Тяй, скажите на милость, чем заняты ваши люди? У "Колоссаля" днище не провалится?
– Как можно, господин Бессмертных! – обиделся тот и разгладил бороду на две стороны. – Мы со всей осторожностью… Так, знаете ли, маневры отрабатываем.
– Я слышал, вы на пару с маркизой де Буполь затерроризировали судовых телеграфистов, – заметил Руперт. – Шлете отчеты Его императорскому величеству?
– Точно так, – прогудел поручик и посмотрел с хитрецой. – Дело, стало быть, продвигается, как должно…
– Ну раз так… – вздохнул тот. – Хм. Интересно, отчего это сегодня господа Крепеньких с племянником завтракают в гордом одиночестве?
– И дю Бриндвилей нигде не видно, – заметил Берт.
– Господа, ну что за сплетни! – позвенела ложечкой о блюдечко Каролина. – Ведь рыцарь сказал вчера, что они с супругой…
– Ах да! – спохватился Бессмертных. – Право, какая бестактность с моей стороны! Хорошо, что он ее не слышал… Розен, друг мой, почему ты ничего не ешь?
– Минус дюйм, – мрачно буркнул тот, разглядывая свое искаженное отражение в зеркально начищенном боку кофейника. – Понимаешь, Руппи, дюйм! Это уже война на уничтожение…
– Спокойнее, – сказал следователь. – Скушай овсянки, тебе полегчает, клянусь!
– Может, поставить распорку? – не унимался тот. – Если попросить гвардейцев…
– Овсянка, Розен! – решительно сказал Руперт и сделал знак стюарду. Перед комиссаром появилась дымящаяся тарелка. Тот машинально зачерпнул ложку, вторую… – Ну вот, совсем другое дело! А теперь выпей ананасного соку и пойдем на палубу, проветримся…
Погода баловала пассажиров: солнце пригревало так, что многие дамы рискнули показаться в весьма открытых нарядах, а господа выбрали летние костюмы и соломенные канотье.
– Ничего не понимаю, – бурчал Ян. Они с Бертом снова играли в орлянку, и теперь орел все время выпадал у Яна. – Заколдованная эта монета, что ли?
– Господа, позвольте мне, – попросил доктор.
– Пожалуйста…
Золотой талер с гордым королевским профилем взлетел, сверкнув в солнечных лучах, и упал на палубу.
Берт с Яном чуть не столкнулись лбами, стремясь взглянуть на результат. Молча переглянулись и уставились на доктора.
Талер стоял на ребре.
– Всё относительно, – пожал плечами Теодор. – Даже теория относительности. А сейчас извините, я, пожалуй, вас покину и…
Договорить он не успел – на палубе появился Дэвид. Колени у него подгибались, руки дрожали. Он молча рухнул в свободный шезлонг и некоторое время судорожно дышал открытым ртом, пока сердобольная Каролина не всунула ему в руку стакан холодного лимонада.
Дубовны осушил стакан одним глотком и немного ожил.
– Шеф… – прошелестел он. – Шеф, прошу вас, можно я прямо завтра сдам вам весь курс по… любой курс! Какой скажете! Ну пожалуйста, шеф!..
– Хм… – сказал Бессмертных. – С чего вдруг такое рвение?
– А я тогда смогу запереться в каюте и готовиться, готовиться, готовиться! – выговорил Дэвид. Каролина передала ему еще один стакан лимонада. – В вашей каюте, шеф, потому что в мою они проникают! И заставляют выйти!..
– Кто они – пришельцы? – старательно не понимал тот.
– Да нет же! – в отчаянии вскричал юноша. – Они! Тетушки!
– Хм… и шапочка из фольги не спасает?
– Господин Бессмертных, ну полно вам издеваться, – укоризненно сказала Каролина и похлопала Дэвида по плечу. – Что с вами сделали?
– Это было ужасно… – простонал он. – Сперва гири… но гири – это еще ладно, это я готов стерпеть! Но потом… потом…
– Да, там что-то было о правильном питании, – припомнил следователь.
– Именно… – стажер побледнел и мучительно сглотнул. – К-каша… манная, с вареньем… много… Потом шоколадное суфле со взбитыми сливками. Тоже много. И мороженое. Ванильное… Пинта…
Тут уже доктор дал юноше в руки сразу целый кувшин лимонада.
– А простой и надежный способ не пробовали? – спросил он.
– Какой? – с надеждой уставился на него Дэвид.
Немертвых кивнул в сторону борта.
– Цепочка не позволяет… – понурился стажер. Да, ошейник тут тоже не спасал: коварный подарок сразу после трапезы затягивался так сильно, что юноша едва мог дышать, а расслаблялся только по мере переваривания.
– Тяжелый случай, – признал доктор. – А что, если…
Закончить он не успел: к компании почти что подбежал бледный и взволнованный рыцарь дю Бриндвиль.
– Господин Бессмертных! – шепотом воскликнул он, в отчаянии заламывая руки. – Моя супруга!..
– Что такое? – удивился тот.
– Она… она пропала! – выпалил дю Бриндвиль.
– Да что ж это такое? – проворчал следователь. – Какой-то корабль призраков: то один пропадет, то другой, то стажера у меня украдут… Да, я отвлекся! Так, значит, исчезла госпожа Ангелика?
– Именно! Я ищу ее всё утро, я обыскал весь корабль… нет, не весь, – поправился рыцарь, – я понял, что это безнадежно. Здесь справится только профессионал! И время, время так дорого!
– Давайте-ка по порядку, – велел Бессмертных. – Присядьте-ка, выпейте лимонаду… ах, его не осталось, какая жалость! Ничего, сейчас еще принесут. А теперь рассказывайте, каким образом вы обнаружили пропажу супруги?
– Очень просто, – ответил дю Бриндвиль. – Поутру ее не оказалось в кадке.
– Хм… Тогда вернемся во вчерашний вечер. Что-либо показалось вам странным? Необычным?
– О, решительно ничего! – покачал тот головой. – Мы с вами мило провели время в салоне, затем я вернулся в каюту к супруге. Всё шло совершенно, как обычно… эм-м…
– Считайте, что вы на приеме у врача, – строго сказал Бессмертных.
– Понимаете, это такой интимный момент… – смутился рыцарь. – Но раз так… Где-то около двух часов пополуночи я прикопал супругу в кадке, тщательно полил ее, поцеловал на ночь и лег спать. Сплю я, как бревно, по выражению моей матушки, и ровным счетом ничего не слышал, если вы это имеете в виду…
– Это, это, – задумчиво произнес следователь. – А дверь каюты поутру была заперта или нет?
– Заперта! – сказал дю Бриндвиль. – Это-то и поразило меня! Я точно помню, что закрывал ее на ключ перед тем, как перейти в спальню, и… и…