- Никакой связи нет… Кроме того, что она мне нравится. И я начинаю чувствовать к ней глубокое уважение. Мне нравятся люди, которые в трудные минуты держатся так, как она.
- Чепуха! За что она вам платит?
- Я же вам сказал, Редфилд, она мне ни за что и ничем не платит!
- Тогда почему же вы околачиваетесь около нее?
- Я могу ответить, что просто жду, пока не приведут в порядок мою машину. Можете позвонить в гараж и проверить.
- Но причина не в этом?
- Верно, не в этом, я мог бы назвать вам несколько причин. И одна из них: я не люблю, когда меня принуждают к чему–либо. Другая причина в том, что меня сам по себе интересует это г. мотель, но ведь мотель - это дело отнюдь не ваше. И самая главная причина: случай с кислотой произошел, отчасти, по моей вине. Как вы сами изволили выразиться, я стал совать свой нос в то, что меня не касалось, и мне намекнули, что если я буду вмешиваться, то принесу миссис Лэнгстон больше вреда, чем пользы. Так что теперь я просто не могу так вот уехать и предоставить ей расхлебывать эту кашу в одиночестве.
- У вас есть разрешение действовать в этом штате в качестве частного детектива?
- Нет.
- В том–то все и дело! Суньте еще свой нос во что–нибудь - и я воткну вам его в одно ухо и вытащу в другое!
- Вам бы лучше посоветоваться с вашим районным юристом, Редфилд. Ведь пока она мне ничего не платит, я действую не как частный детектив, а как частное лицо, а это совсем другое дело.
Он нахмурился:
- Есть разные способы урезонить вас, Чэтэм. И вам бы следовало это знать!
- Я знаю. Я видел, как применялись некоторые из них.
- Что ж, продолжайте в том же духе, и вы увидите кое–что еще… А теперь объясните, что это за чепуха такая: якобы в вас кто–то стрелял?
Я рассказал ему все, начиная с первого телефонного звонка неизвестной мне женщины. Мой рассказ занял всего несколько минут. - никто не задавал мне нелепых вопросов и не висел надо мной.
Редфилд присел на край стола, куря сигарету и слушая меня безо всякого выражения. Когда я закончил, он посмотрел на Макгрудера:
- Что–нибудь из этого проверено?
Тот кивнул:
- Там сейчас Митч.
- Хорошо! - Он снова повернулся ко мне и сказал: - Посмотрим, правильно ли я понял эту басню. Значит, вы утверждаете, что женщина специально направила вас туда, чтобы человек, притаившийся на сеновале, расстрелял вас из дробовика?
- Все верно.
- Но это означает предумышленное убийство, убийство первой категории! Вы с этим согласны?
- Конечно!
Он немного наклонился вперед, направив на меня свой грозный указующий перст:
- Неужели, Чэтэм, я должен поверить вашей басне, что два каких–то человека настолько обеспокоены вашим поведением, что решаются на убийство первой степени с перспективой окончить жизнь в камере смертников? И почему? Неужели только потому, что вы могли узнать, кто бросил таракана в суп миссис Лэнгстон? - Он вздохнул и покачал головой. - Вы знаете, Чэтэм, сколько они бы получили за проделку с кислотой, если бы их за это судили?
- Год… Шесть месяцев. А может быть, и меньше.
- И тем не менее, вы считаете, что я должен поверить…
- Бросьте, Редфилд! Ответ на этот вопрос вы знаете не хуже меня!
- Вы так считаете?
- Они чертовски нервничают, но, разумеется, не из–за того, что схлопочут за проделку с кислотой!
- В таком случае, из–за чего? Скажите нам, чего они боятся?
- Видимо, расплаты за убийство, - ответил я. - Ведь им нечего терять после того, как одно уже совершено.
Он внимательно следил за мной, как будто притаившись:
- Разве кто–нибудь был убит?
- Лэнгстон.
- Я так и думал, что вы скажете это. Но только нет ли в вашей логике какого–нибудь изъяна? Мы расследовали это убийство целых семь месяцев, и никто не пытался нас убить.
Разговор принимал нехороший оборот, но я ничего не мог поделать. Он загонял меня в угол, а мне оставалось лишь смотреть, как он это делает.
- Ну, так что вы ответите на это? - снова спросил он. - Впрочем, постойте! Возможно, я понял вашу мысль. Вы хотели сказать, что мы их мало беспокоим, потому что у нас недостаточно ума и нам все равно не удалось бы распутать эго преступление.
- Я этого не говорил.
- Конечно, возможно и другое объяснение, - продолжал он. Беседа шла еще в мирном тоне, но чувствовалось, как в нем закипает ярость. Правда, пока еще он владел собой, - может быть, не сорвется. Макгрудер таращился удивленно - не понимая, что происходит. А Редфилд продолжал:
- Возможно, вы считаете, что нас подкупили. Подбросили приманку - миссис Лэнгстон. И когда ей удалось доказать свою невиновность, настоящие преступники остались в стороне. Все очень мило, и никто не пострадал, никто не должен ни за что платить. Если посмотреть на дело с такой точки зрения, то получается все очень логично. Ну, что вы скажете на это? Говорите! Говори, проклятый сукин сын!
Он соскочил со стола, схватил меня за отворот пиджака и рванул к себе. Тыльной стороной ладони он ударил меня по лицу; из рассеченной губы брызнула кровь.
Он снова замахнулся. Лицо его было бледно от внезапно прорвавшейся ярости, а в глазах, сверкавших бешенством, одновременно читалось выражение муки, словно его терзала боль. Я отпрянул, наткнулся на стул и упал; с трудом поднялся на ноги и ждал, что следующим ударом он снесет мне голову. Но вместо этого Келли резко отвернулся и вытер лицо рукой.
Потом глубоко вздохнул. Видно было, что в нем происходит жестокая борьба.
- Убирайтесь вон! - сказал он срывающимся голосом. - Убирайтесь, пока я не смазал вас прикладом!
- Постой минутку, Келли! - возразил Макгрудер. - Мы же не можем отпустить его, пока не вернется Митч…
Редфилд свирепо обернулся и обронил:
- Мы знаем, где его найти, если он нам понадобится! Уберите с глаз моих этого сукина сына!
Макгрудер посмотрел на меня:
- Вы слышали, что он сказал?
- Слышал, - ответил я. Подняв с пола шляпу, я промокнул носовым платком кровь с губ. - Да, да, хорошо слышал!
Выйдя из здания суда, я пошел по Спрингер–стрит в поисках такси. Я не очень–то сердился на Редфилда. Во всяком случае, меньше, чем на самого себя. Для такого человека впасть в ярость по незначительному поводу - далеко не пустяк. Где–то внутри Редфилда кучка мышей грызла нервы. Но что это за мыши? И откуда они взялись?
Но если говорить о нервах - он далеко не одинок. Нервных здесь предостаточно. Казалось, весь городок опутан, как проводами, нервными токами. Плохое место для шутника, который любит подкрасться к человеку сзади и прокричать в ухо какую–нибудь глупость. Он бы не прожил после такой шутки и минуты.
Когда я расплатился с шофером у входа в "Магнолию", было без десяти пять. Перед мотелем стояла полицейская машина, а дверь моего номера была открыта настежь. Я заглянул в домик. Рыжий верзила, зажав в зубах сигарету, рылся в одном из ящиков комода. Он равнодушно посмотрел на меня и толчком задвинул ящик.
- Похоже, у вас действительно нет оружия, - сказал он.
- Где ваш ордер на обыск? - спросил я.
- Забыл захватить… Хотите, чтобы я поехал за ним и произвел обыск заново?
- Не стоит.
- А то я с радостью, - услужливо сказал он. - Мне это совсем не трудно.
- Не стоит беспокоиться, - сказал я. - Не хочется заставлять вас напрасно терять свое время.
- А у вас есть чувство юмора, - заметил он. Потом поискал глазами пепельницу и, увидев ее на столике между кроватями, пожал плечами и загасил сигарету о застекленный верх комода. - Да, сэр, в чем–чем, а в чувстве юмора вам не откажешь!
- Каким образом вы сюда вошли? - спросил я.
- Прислуга открыла… Я ей сказал, что вы не возражаете. Да и как может возражать человек с таким чувством юмора…
Я промолчал. А он еще раз окинул комнату безразличным взглядом и протиснулся в дверь мимо меня:
- Думаю, все будет в порядке, приятель… Вы не из нашего города - в этом все и дело…
Я обернулся и посмотрел на него, держа руки в карманах. Он подождал какое–то время, надеясь, что я сваляю дурака и брошусь на него, а потом спустился по ступенькам вниз, на гравий.
- Ну, хорошо… Верните прислуге ключ. И подтвердите, что вы не возражали…
Он сел в машину и уехал.
Я вошел в номер, запер дверь и, переведя дух, закурил. Через пару минут мне стало легче. Я прошел в ванную и вымыл лицо холодной водой. Окровавленная одежда все еще валялась в ванне. В комнате был относительный порядок: он просто убивал время, надеясь, что я вернусь до его ухода.
Я докурил сигарету и прошел в бюро. Джози вышла из–за портьеры.
- Вы знаете, что она попросила, как только проснулась? - спросила она.
- Румяный и сочный бифштекс?
- Нет, сэр! Гребенку и губную помаду.
"Ну что ж, - подумал я, - психиатру эта деталь тоже бы понравилась".
- Это очень хорошо! - сказал я. - Спросите, могу ли я пройти к ней?
- Слушаюсь, сэр! Она уже спрашивала вас.
Джози вышла и через минуту пригласила меня в комнаты.
Я прошел за портьеру. На мне все еще была шляпа; пожалуй, она решит, что я и сплю в шляпе, а еду беру из тарелки ногами…
Она полусидела, опираясь на подушки, прикрыв плечи легким голубым шарфом; пожалуй, еще слишком бледная, но чертовски привлекательная, и улыбалась. Она протянула мне руку… Еще один допрос в этот день?
- Я так рада вас видеть, - тепло сказала она. - Боялась, что вы уедете, не попрощавшись и не дав мне даже возможности поблагодарить вас.
Я подумал, что она, вероятно, сейчас единственная в городе, кто еще не знает, что я успел стать ее любовником, телохранителем, партнером, наемным бандитом, частным сыщиком и отцом трех ее незаконнорожденных детей. Все эго она проспала.
- Джози все время уверяла меня, что вы еще не уехали, а просто отлучились в город… О боже, что это с вами?! - Она замолчала, заметив край повязки и выстриженную прядь волос.
- Ничего… Просто глупая случайность, - сказал я, радуясь, что вторая рана скрыта под рукавом. - Пара царапин - только и всего. Не стоит обращать внимание… Как вы–то сами себя чувствуете? Выглядите вы чудесно!
- Как это произошло? - настойчиво спросила она.
Как бы ее отвлечь?
- И цвет лица у вас лучше, и в глазах больше жизни и блеска…
- И пальто мое больше блестит, - вставила она. - А это всегда хороший признак. - Она указала на кресло возле кровати - Не надо мне заговаривать зубы. Присядьте. Я хочу знать, что произошло.
Я вспомнил предписание врача относительно полного покоя. "Никаких потрясений", - сказал врач…
Если бы не ее здоровая натура, она бы лежала сейчас, теребя одеяло или уставившись пустым взглядом в стенку.
- Виновата моя неловкость, - сказал я. - И отсутствие фонарика. Неизвестный намекнул, что кислота - с похищенного грузовика, и что ее остатки спрятаны в старом амбаре за городом. Я поехал туда и, пока шарил на сеновале, ударился головой о гвоздь. Кислоты там, кстати, не оказалось, хотя, может быть, когда–то ее там прятали.
Кажется, она мне поверила.
- Мне очень жаль, - сказала она просто. - И все это из–за меня.
- Совсем не из–за вас, - ответил я. - Ведь фактически в случае с кислотой виноват я.
- Как вы могли такое подумать?
Я объяснил:
- Думаю, он заметил мой интерес к телефонным будкам. Возможно, он и послал к вам тех юнцов, чтобы напустить на вас полицию. Когда я помог вам от них избавиться, он решил, что это слишком. Кислота - предупреждение, что я принесу вам больше вреда, чем пользы, если останусь в городе. Не знаю, чего он добивается, но попробую это выяснить…
- Что вы имеете в виду? - спросила она.
- Вчера вы собирались нанять меня в качестве частного детектива. Этого делать нельзя, у меня нет официального разрешения на такую работу. Как только шериф узнал бы, что вы мне платите, я бы сразу очутился за решеткой. Но закон не запрещает мне заботиться о делах мотеля просто потому, что вы - мой друг, и потому, что я хочу купить часть его… И то и другое соответствует действительности…
- Что–то я не поспеваю за вами, - сказала она.
- О деловой стороне мы поговорим попозже; разумеется, если вы не хотите взять меня в долю, никто вас не обяжет это сделать. Но в данный момент положение таково, что мы вынуждены с вами вести переговоры по этому вопросу. Вы так и скажете полиции. Фактически я уже взял на себя управление мотелем и, в какой–то степени, управление вами. Я распорядился закрыть мотель - на всем божьем свете нет другого способа помешать им снять снова номер и повторить ту же пакость. Ведь вы не можете обыскать всех ваших постояльцев! Кроме того, я взялся проследить, чтобы все предписания врача выполнялись должным образом. А врач предписал вам постельный режим и полный покой вплоть до его особого распоряжения.
- Смешно, - сказала она. - Я здорова как лошадь!
- Вот именно, - подтвердил я. - Как лошадь, которая уже месяц как живет впроголодь и ни разу как следует не выспалась с прошлого года… Так что оставайтесь в постели и предоставьте мне распоряжаться тут.
- Но…
- Никаких "но"! Не успел я приехать в ваш городок, как меня сразу же стал преследовать какой–то тип, который считает, что я принимаю в вашей судьбе большое участие. В конце концов он даже убедил меня, что так и есть на самом деле…
В этот момент в бюро зазвонил телефон, а через несколько секунд в комнате появилась Джози.
- Это вас, сэр! - сказала она, - междугородная.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Я прошел в бюро и взял трубку. Я сказал телефонистке, что разговор будет оплачен, и почти сразу же услышал голос Лейна:
- Мистер Чэтэм?
- Да, как дела?
- Неплохо. Вот что я смог собрать с тех пор, как вы позвонили. Правда, в основном это мог бы собрать всякий, кто следил за следствием в ноябре прошлого года. Полное имя Стрейдера - Альберт Джоралд Стрейдер, на момент смерти ему было тридцать пять лет, и если дать ему наикратчайшую характеристику, то самым подходящим будет "потаскун". Или "дамский угодник". Только последнее определение сейчас не в моде.
Тем не менее, это не мошенник, не "темная лошадка". Насколько полиции удалось установить, в прошлом он к суду не привлекался и судимостей не имел. Было, правда, несколько мелких нарушений: случайная драчка, езда на машине в пьяном виде, но это все было тщательно рассмотрено во время следствия. Со стороны ФБР тоже никаких претензий. Я понял: вас больше всего интересует, что он делал в этом городке; мне кажется, никакого криминала, если не считать преступлением внебрачную связь. Общее мнение склонялось к тому, что почти наверняка он бывал там из–за женщины. Возможно, замужней.
- Какой он был из себя?
- Довольно крупный малый атлетического сложения, хорошо сохранившийся. Играл в футбол в военной школе, где учился. Красивый - этакий "Красавчик Джо" - темные волосы, оливковый цвет лица, серые глаза, и к тому же знал толк в вещах и умел одеваться.
Женщины - или по крайней мере определенный тип женщин - сверхчувствительных, скучающих и беспокойных - сходили от него с ума. И, скажем прямо, женщины такого толка обычно знают, что им нужно, так что ему, должно быть, иногда перепадало.
Он служил агентом в торговой фирме. Не особенно преуспевал. Казалось бы, все должно быть наоборот - с его–то внешностью и общительностью - но, вероятно, в таких делах требовалось еще что–то, чего у него не было - может быть, просто интерес к делу. Начиная с июля и до того момента, когда он был убит, он продавал или пытался продавать земельные участки. Работал на компанию "Уэлс и Меррит", которая находится в северо–восточной части города: продажа домов, сдача в аренду и тому подобное. Жил неподалеку от Северо-Восточной 61–й улицы.
- А как давно он околачивался в Майами?
- Периодически появлялся с 1945 года, когда демобилизовался из флота. Появлялся наездами, и полной картины здесь нет. В тот же период жил некоторое время в Новом Орлеане. Но обычно возвращался в Майами. Вот тут у меня некоторые записи…
- Минутку, я найду на чем записать, - сказал я и, вынув из стола лист бумаги, приготовил ручку. - Пожалуйста, я готов.
- О’кей! Вырос в маленьком городке на севере Луизианы. Отец был адвокатом, а позднее областным судьей. И мать, и отец к моменту его убийства уже умерли, и из всех родственников в живых оставалась лишь сестра - замужняя, на три года старше его. Она живет в Луизиане, в Уайтсборо. Она была единственным человеком, который приехал забрать его труп и похоронить.
Видимо, Стрейдер не был из породы "диких", просто от него было мало толку. Вероятно, у него на уме были одни женщины. Он ухитрился пройти 4 года военной школы в Пенсильвании, но дальше не продвинулся - слабые оценки В 1942 году попал на флот, а потом - в школу электроники, думаю, на "Остров сокровищ" в Сан-Франциско, откуда в конце войны вышел радистом.
- Он случайно не служил на подводных лодках?
- Нет. Согласно его послужному списку, в 1946 году был диктором на маленькой радиостанции здесь, в Майами Проработал год. Большая часть 1948 года - пустые страницы. Насколько я знаю, в ту зиму он связался с одной ловкой девицей, владелицей беговых лошадей. Потом, примерно в 1950 году, продавал легковые машины. Следующие два года работал в Майами в грех или четырех фирмах Осенью 1953 года стал агентом по продаже звуковых киноустановок для церквей и школ, с выездами во Флориду и в южны районы Алабамы и Джорджии. Как всегда, моря он не поджег и через шесть месяцев ушел с этой работы… или его ушли. Далее - опять пустая страница, и мы находим его осенью 54 года в Майами, где он снова продает машины. Затем в 55–м и примерно до половины 56–го он работает в компании "Электроника" с основной базой в Орландо. Не знаю, чем торговал на этот раз - возможно, снова киноустановками. Когда эта работа кончилась - ему удалось сдать экзамен на должность агента по продаже недвижимости. Вот тогда–то он и стал работать на фирму "Уэлс и Мерриг", о которой я упомянул вначале Так что, видите, он - настоящий летун и бродяга. Думаю, что он получал подачки от женщин.
- Есть какие–нибудь данные о его знакомстве с семейством Лэнгстонов? - спросил я.
- Никаких, хотя Лэнгстоны тоже были одно время в Майами. Понимаете, они жили в разных мирах: Лэнгстон - довольно видная фирма. Во всяком случав был, пока не разорился, а Стрейдер - жалкий человечек, который не мог войти в общество.
- А что вы можете сказать относительно первой миссис Лэнгстон?