Минц оттянул влево "собачку" замка и толкнул дверь. В сером свете из двора-колодца он увидел Андрея и, к своему изумлению, молодую блондинку с волосами до плеч. Девушка была тонкогубая, с узкими глазами, и потому выглядела старше своих лет. Похоже, она недавно плакала, и потом лицо опухло, а веки набрякли. Одета она была в голубые "бананы", джемпер широкой полосой и прогулочные тапочки. Смекнув, что это, вероятно, и есть Арина, Минц удивился. Как только на неё польстился "авторитет", да ещё взял в жёны? Наверное, уже пресытился красотками из баров, а потому нашёл для себя прямую им противоположность.
Сам Андрей своему стилю не изменил, только все вещи у него были новые. Блестящие брюки из плотного шёлка, защитного цвета рубашка, светлые туфли с медными пряжками. Рядом с ним, таким элегантным и подтянутым, Саша ощутил себя расхристанным тюхой. Он смутился и заплетающимся языком извинился перед дамой за то, что не одет.
– Познакомься, Сашок! Это – Арина Скресанова. Та самая, о которой я тебе рассказывал…
– Что это ты про меня рассказывал? – немедленно завелась Арина.
Она вошла в прихожую и стала откровенно рассматривать просторную квартиру, каких никогда в жизни не видела. Правда, квартира показалась ей слишком тёмной и сырой, но всё равно произвела впечатление.
– Не беспокойся – только хорошее! – улыбнулся Озирский так, что осветил весь коридор. – Александр Львович – мой давний друг и ученик в подпольной секции карате.
Арина покосилась своим узким глазом на Минца, и тот сконфузился:
– Да зовите просто Сашей! И ещё, Арина, примите мою горячую благодарность…
– Ой, а за что? – искренне удивилась молодая вдова.
– За всё, что вы для нас сделали. Без вас мы не справились бы с этой задачей.
– Да ладно! – Арине явно не хотелось говорить об этом.
– Мы к тебе, собственно, по делу, Сашок! – Андрей, подхватив Арину под руку, бесцеремонно прошёл через гостиную в Сашину комнату. – Ого! – Он заметил около рояля зелёный эмалированный ночной горшок с крышкой. Саша боялся, что его ночью вырвет, и потому подстраховался заранее.
Арина тоже обратила внимание на горшок.
– У вас дети есть?
– Да нет, это мой. Вернее, даже старшей сестры…
– Ты что, Сашок, до сих пор в горшочек ходишь? – Озирский внимательнее присмотрелся к другу. – Да ты же больной совсем! У тебя температура, я вижу. Какая?
– Ночью была тридцать восемь и пять.
– Ужас! – Арина дотронулась до Сашиного лба. – И сейчас примерно такая же. Андрей, человек болен, а мы лезем к нему со всякой ерундой!
– Аринка, это не ерунда, особенно для тебя. Нам-то с Сашком что, а тебе может не поздоровиться. Надо этот вопрос решить как можно скорее. – Озирский немного подумал. – Сашок, ты вообще не в состоянии двигаться? У меня машина, так что здесь – без проблем. Сначала нужно нам самим поработать в Арининой квартире – "жучки" поискать…
– "Жучки"? – Саша взялся правой рукой за левое плечо, но тут же отпустил его и поморщился.
– Стреляет? Дёргает? – спросил Андрей. – Я тебя отлично понимаю. Арина, он же ранен был ночью. Между прочим, именно твоим мужем. А потом не захотел ложиться в больницу, хотя ему предлагали. Имеет такую поганую привычку не обращать внимания на серьёзные вещи. Вероятно, он там, на Пулковском, в грязи здорово вывалялся. Рану, конечно, обработали, да поздно. Может, тебя сейчас обратно отвезти в больницу? Как бы чего не вышло…
– Да какая там больница, если у вас дело срочное? – Саша предпочёл перевести разговор на другую тему. – Что вы хотели сказать?
Андрей щёлкнул пальцами, на что-то решаясь. Потом оглянулся по сторонам:
– Градусник есть у тебя?
– Вон там, на столике, в футляре.
Андрей достал термометр, стряхнул его и подал Саше:
– Сунь пока под мышку и слушай меня. Можно Арине на кухне кое-какие дела сделать? Ты же не работник сейчас.
– Какие дела? – поднял тяжёлые веки Минц.
– Чай тебе нужно согреть, например! Ты давай, соображай, можешь воспринимать мои слова или нет. Чтобы я зря время не тратил…
– И думать нечего! Говори, зачем пришёл. А Арина, конечно, пусть поставит чайник. Отсюда направо, потом, по коридорчику, прямо. Средний выключатель, – объяснил Минц. – Там, на стене, тоже справа…
– Ты с непривычки-то не заблудись! – крикнул ей вслед Андрей. – Это такие хоромы, что вполне можно потеряться…
– Ладно, как-нибудь! В крайней случае "ау" крикну, – пообещала Арина.
Дождавшись, пока она уйдёт, Озирский уселся на соседний стул.
– Понимаешь, Сашок, у меня такое подозрение, что в их квартире на Пороховых стоят "жучки". Ну, может быть, один, не знаю. А ты – специалист, не раз работал со сканером. – Андрей проглотил слюну. – Сашок, я закурю – мочи никакой нет.
– У меня же не дома сканер! – Саша встревоженно смотрел на Озирского. – Надо за ним на Литейный ехать. Да ещё помолиться, чтобы дали на час-другой. Ведь искать и в работе может быть… Кстати, какие новости с утра? Ты слушал радио? Что в Москве? – Сашины чёрные глаза ярко блестели от жара.
– В Москве? – кисло переспросил Андрей. – Много шума – и ничего. Я, каюсь, тоже позавчера на удочку попался. Решил, что вот они, долгожданные спасители. А оказалось – восемь олигофренов! Кто же так осуществляет государственные перевороты? Убили, вроде, трёх мужиков неподалёку от "Белого Дома", и то совершенно случайно. Но кровь очень пригодилась другой стороне – без неё не получалось должного пафоса. Ладно, Сашок, об этом потом поговорим. А пока у нас собственные дела имеются. Значит, я уже позвонил Захару домой. Он вернулся из мэрии и говорит, что на Литейном более-менее спокойно. По крайней мере, сканер ты забрать сумеешь. Я не хочу ехать на квартиру сразу же с милицией. Дал задание агентуре проверить, наблюдают ли за квартирой после гибели Сакварелидзе. Когда поедем на Литейный, я выскочу у телефонной будки и узнаю результаты. Так ты согласен? – Андрей постучал краем сигареты по пепельнице из мраморной крошки.
– Конечно, согласен. – Минц достал градусник. – Посмотри.
– Тридцать семь и восемь, – объявил Андрей. – Ничего, в машине можно добраться.
Саша уже хотел снять малиновый тёплый халат, но Андрей остановил его.
– Попей чаю сперва. Арина!
Раздался быстрый топоток, и она появилась в дверях.
– Сейчас! Сахар не могу найти…
– В навесном шкафчике есть стеклянный красный туесок, – объяснил Саша. – Принесите его сюда.
– Момент! – И Арина скрылась.
– Андрей, ты думаешь, что муж за ней шпионил? – шёпотом спросил Минц.
– Такие люди никому не доверяют, даже любимой супруге. На счастье Аринки, Зураб, видимо, не успел прослушать запись. И путч помог. Хоть шерсти клок с овцы паршивой…
– Обычно, микрофон соединён либо с приёмником, либо с магнитофоном. – Минц ударил кулаком по колену. – Как назло, когда такая интересная работа, меня заносит на больничный. Всё равно, поеду и найду! Если они там есть, конечно.
– Ты силы-то свои не переоцени, – предупредил Озирский. – Я бы мог денёк подождать. Но боюсь, что ребята Зураба разберутся во всём вперёд нас.
– И я это не хуже твоего понимаю. – Саша снова заволновался, вскочил. Стал развязывать пояс. – Мы и так время теряем!..
– Сашок, сядь на место! – со своей обычной, лениво-властной интонацией, сказал Озирский. – Час-другой здесь погоды не сделают. – Он прислушался. – Вроде, Арина идёт. У меня перед ней долг – это понятно. Но и у тебя тоже. У всех, кому могло угрожать это оружие…
Арина вошла с подносом и поставила его на ночной столик.
– Я там в шкафу порылась – извините великодушно.
– О чём речь! – засуетился Саша. – Спасибо вам большое. В этой квартире бывает только одна женщина – моя сестра. А когда она на даче, некому и чай вскипятить.
– Женись, болван! – коротко посоветовал Озирский. – Сам во всём виноват, а всё пытается слезу вышибить.
– Ну, зачем ты так? – испугалась Арина. – Мне это ничего не стоило. Человек больной, с повышенной температурой. Ему нельзя перенапрягаться, а уж далеко ехать – тем более!
– Нет, я обязательно поеду с вами! – Сашины глаза стали ещё красивее от жара. Они играли, как драгоценные камни, и Арина откровенно залюбовалась. – Поверьте, что такие вещи опасно откладывать на потом. Как там, на улице? Прохладно?
– Нет, Сашок, довольно тепло. В куртке будет как раз. – Андрей разом вылил в себя полкружки чаю. – Который час? Половина девятого? Минут через пятнадцать поедем…
Озирскому, как всегда, не сиделось на месте. Покончив с чаем, он моментально переместился за рояль, поднялся крышку и пробежался пальцами по клавиатуре. Арина восторженно ахнула, потому что даже не подозревала ничего подобного.
Он устроился на круглой табуретке основательно, взял несколько аккордов и запел поставленным бархатным баритоном:
Очарована, околдована,
С ветром в поле когда-то повенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная ты моя женщина!…
Арина от неожиданности расплескала чай и отвернулась к окну. Минц улыбнулся, стараясь не обращать внимания на дёргающее плечо и головную боль.
– Чей романс? – Андрей снова выдал потрясающую гамму, доказывая, что не зря посещал в детстве музыкальную школу.
– Кажется, Звездинского, – припомнила Арина. Щёки её горели от смущения, а сердце опять билось в горле.
– На стихи Заболоцкого, – добавил Андрей.
– Вот это голос! – Минц восхищённо посмотрел на друга. – Такой талантище пропадает! Ну что, давайте собираться?..
– Я выйду, – поняла намёк Арина и забрала поднос.
– А я останусь! – решил Андрей. Теперь он наигрывал, даже не глядя на клавиатуру.
Не весёлая, не печальная,
Словно с тёмного неба сошедшая…
– Я посуду пока помою! – крикнула из прихожей Арина.
На это не ушло много времени, и вскоре гостья вернулась. Больше всего в этой квартире её интересовал рояль.
– Какая фирма? – Арина опять открыла крышку. – "Блютнер"? Ничего себе! Откуда у вас такой – старинный, с медалями?
Минц запоздал с ответом, потому что искал в шкафу старую куртку. Новая теперь годилась только для протирки машины или работы в огороде.
– Сашкина бабка-коровница выменяла на литр молока в блокаду. Для тех времён нормальный бартер, – как всегда, громко и чётко, объяснил Андрей.
– А вы не похожи на внука такой бабушки! – простодушно заметила Арина.
Она уселась за рояль и стала наигрывать "Болезнь куклы". Андрей скривился.
– Ну, завела тоску зелёную! Повеселее бы что-нибудь выбрала. "В садике", например, если ты предпочитаешь детский репертуар…
– Между прочим, я ночью овдовела, – огрызнулась Арина. – Мне что, вприсядку плясать?
– Действительно! – смутился Саша. – Андрей, это тоже нужно иметь в виду.
– А ты лучше одевайся побыстрее! – разозлился Андрей. – Ейный муж тебе из автомата плечо прострелил, между прочим. Ну, ты его тоже угостил – не смертельно. Хватит вам лицемерить, ребята. Это был бандит, который знал, на что шёл. И ты, Арина, не всё про него знаешь. Как-нибудь, на досуге, я тебе расскажу много интересного. Сашок, долго копаться будешь?
– Меня проливной пот прошиб. Уф! – Саша схватил полотенце и начал вытирать лицо. – Может, теперь легче станет?
– Может и хуже стать, – заметила Арина. – После того, как мы закончим дела, Андрей отвезёт вас в клинику.
– Да не хочу я там валяться, чужое место занимать! – запротестовал Саша. – Может, амбулаторно сумею вылечиться…
– А это уж как получится! – Андрей помог Саше надеть куртку, застегнул "молнию". – Пошевели-ка плечом, рукой! Больно? Только не скрывай ничего.
– Больно, – признался Саша. – Совсем недавно ещё гораздо лучше было.
– Тогда – в больницу! – решил Андрей. – Сегодня же. Не для того я тебя в прошлом году спасал, чтобы ты сейчас от гангрены или сепсиса загнулся. Хоть пуля и прошла навылет, и кость не задела, а чёрт её знает…
– Андрей, ты садист, честное слово! – возмутилась Арина, внимательнее приглядевшись к Саше. – Вон, у него уже малиновые пятна по щекам ползут. Нельзя человеку на улицу выходить. Себя не жалеешь, так хоть за других не решай.
– Аринка, ты смотришь на всё с точки зрения педиатра. А Сашок уже давно вышел из детского возраста. Мужик он или сопля? Уж как-нибудь продержится часика два-три. А там я его на койку затолкаю.
– И речи быть не может о том, чтобы сейчас остаться дома! – решительно сказал Минц. – Когда я буду знать, что задание выполнено, буду лечиться. А пока – и не надейтесь!..
– Ну вас всех! – махнул рукой Озирский. – Я сейчас про Влада узнаю, как он там, после операции. Когда будем на Литейном, всё Майе, жене его, передам. Они там рядом, на улице Чайковского живут.
– Жена сама позвонить не может в справочное? – удивилась Арина.
– Да у них, понимаешь, третий день с телефоном какие-то приключения, – задумчиво сказал Андрей. – Майя говорит, что не всегда есть гудок, когда снимаешь трубку. А в другой раз – какие-то посторонние разговоры, и опять никуда не позвонить. Это же совсем рядом с "Большим Домом" – вот и глушат связь. Кто, почему – неизвестно. Может быть, боятся, что Владькиным номером путчисты воспользуются…
– Какая глупость! – хмыкнула Арина. – Впрочем, в нашей стране всё может быть. Саша, пойдёмте, пусть он без нас курит. – Она заметила, что Озирский достал сигареты. – Вам сейчас лучше этой гадостью не дышать.
– Да ладно, дорогой доктор, я из прихожей позвоню! – расплылся в довольной улыбке Андрей. – Оставайся тут со своим Сашком. Он тебе сыграет что-нибудь одной рукой. Ты ведь задвинута на музыке…
Когда за Андреем закрылась дверь, Арина присела к роялю и стала распаренными розовыми пальчиками наигрывать десятый вальс Шопена. Но потом от волнения сбилась, нахмурилась и закрыла крышку.
– Саша, вы, конечно, здорово играете. Я вижу, как вам противно моё царапанье слушать…
– К нам ходит много народу, а раньше было ещё больше. – Саша старался не морщиться от боли, но каждое слово заставляло его страдать. – И гости очень любили играть – кто во что горазд. Бывало, что и "Собачий вальс" исполняли, и "Ах вы, сени мои, сени!". Так что меня трудно чем-то удивить. – Саша уже и сам боялся, что не доедет до Литейного, а уж, тем более, до Пороховых.
– Я в детстве слишком много о себе воображала. Ну, а мама с бабушкой мне в оба уха дули, что моё призвание – музыка. Я ходила сначала в кружок, потом – в Дом пионеров и школьников, занималась дома с учительницей. И всё время чувствовала, что мне Бог не дал чего-то самого главного. Того, без чего нет музыканта! Я любила классическую музыку, чувствовала её всем сердцем, наслаждалась ею – и в то же время передо мной будто бы стояла непреодолимая стена. Я не умела, как выражалась моя учительница, "держать строй", петь без сопровождения по нотам. Сольфеджио превращалось для меня в сущую пытку. Я пыталась запомнить, как звучит каждая нота, но очень быстро снова забывала. Приставала ко всем своим преподавателям, пытаясь понять, в чём моя проблема. Но никто из них не сумел ответить мне. Все говорили разное, каждый высказывал свои предположения. Мне советовали много работать, проявлять настойчивость, верить в себя и всё такое прочее. И только в музыкальной школе мне откровенно заявили, чтобы я занялась чем-то другим. Мол, у меня нет абсолютного слуха, без которого нечего даже и думать о сколько-нибудь серьёзной музыкальной карьере. Маме сделалось плохо с сердцем. Бабушка заворковала, что нужно дать комиссии взятку, и тогда абсолютный слух сразу появится. А я, к их удивлению, наконец-то поняла, что мешало мне на занятиях, и сбросила гору с плеч. Немного всплакнув от обиды, я подумала и решила стать врачом. Вот там у меня всё получилось. Я оказалась прирождённым естественником. А у Андрея абсолютный слух есть. Он потрясающе поёт по нотам! Конечно, я так никогда бы не сумела. "Рождённый ползать летать не может", – сказала я себе и успокоилась.
– Не надо так относиться к себе, Арина! – запротестовал Саша. – Абсолютный слух – это не гениальность. Он бывает у самых заурядных, неграмотных, тёмных людей. Любой армейский запевала, деревенский гармонист, церковный певчий обладает абсолютным слухом. И притом он может быть не способным даже написать своё имя, не говоря уже о чём-то более сложном. Я имею в виду прежние времена. Сейчас, конечно, всех научили грамоте, но всё равно посредственность остаётся посредственностью. Все люди разные, и каждому дан свой талант. Точно так же нельзя уравнивать интеллектуальные и математические способности. Есть такие уникумы, которые перемножают в уме трёхзначные числа, а сами ровным счётом ничего собой не представляют. Так считает мой папа, а ему можно верить. Нужно обращать внимание на способность именно к творческой деятельности. Если человек поёт чужие песни, пусть даже идеально правильно, он не будет мне интересен. А вот если он попытается создать что-то своё, тогда – другое дело…
– Саша! – Арина, внимательно его выслушав, стала рассматривать свои руки. – Мне в музыкальной школе сказали ещё, что у меня якобы не то строение кисти. Я не смогу брать октаву, и всё такое прочее… Интересно, а какие должны быть пальцы, чтобы выходило качественно? Вот бы посмотреть!
– А вот такие. – Минц, усевшись за рояль, взял несколько аккордов. Пальцы его раздвинулись, будто на шарнирах, и Арина ойкнула.
– Ничего себе! Конечно, где уж мне… Неужели вы родились с такими перепонками на руках?
– Конечно, не родился! Поначалу приходилось вставлять между пальцами пенициллиновые бутылочки и так спать. Потом уже привык.
– Я на такой подвиг не способна. Хорошо, что меня оттуда выперли! – И Арина, облегчённо вздохнув, закрыла рояль.
В комнату ворвался Андрей и скомандовал:
– Бригада, на выезд! Хватит лясы точить…
– И как Влад? – поинтересовался Минц.
– Состояние средней тяжести, температура тридцать семь и шесть. Говорят, что операция прошла успешно, но пока к нему никого не пускают. Только бы Майе это доходчиво объяснить, а то она сразу же поедет в клинику. Всё, едем на Литейный! А уже потом я узнаю, какова обстановка на Шоссе Революции…