– Узнал. Кстати, это довольно просто. Если у него с собой паспорт, любые другие документы, очень хорошо. Мы просто доставим тело к ближайшему жилью, вместе с бумагами. Потом дело пойдёт уже своим чередом. Раз криминала нет, всё оформят быстро. Ну, схватило сердце у человека! Кто тут знает, при каких именно обстоятельствах? Сообщат семье, и пусть они хоронят Валентина Максимовича. Мы, конечно, поможем, если нужно будет. Да они и сами не бедные…
– Да, так и сделаем. Сегодня же ночью, чтобы никто не видел, вывезем его на шоссе. Там, у поворота, недалеко пост ГАИ. Важно только непосредственно на месте не влипнуть, – заметил Стеличек. – Но понадеемся на грозу и на темноту. Вряд ли нас кто-то ожидает сейчас там увидеть…
Ншан, пьяный от "Мартини", жевал бутерброд со шпротами и маринованным огурцом. По его синеватым после бритья щекам катались желваки.
– Засунем ему в карманы документы. В паспорте есть штамп с пропиской, так что с опознанием проблем не будет, – развивал свою мысль Стеличек. – Как это ни паскудно выглядит, больше мы пока ничего не можем сделать. А уж потом мы отдадим долг нашему другу – обещаю! Кто этим займётся? – Он не желал откладывать дело в долгий ящик.
– Тебе, Митя, ещё рано вылезать, – предупредил Гардагин. – Ты, конечно, поможешь нам донести тело до машины, если захочешь. А дальше мы с Серым вывезем его и оставим в подходящем месте. Ты об этом не беспокойся. Лучше расскажи, как ушёл от погони. Откуда эти демонстранты-то ночью взялись на шоссе? Да ещё в таком количестве?
– Ладно, слушайте! – Стеличек вылил в свою рюмку остатки "Мартини". – Я спасся очень странно, когда уже и сам не ожидал этого. Менты так плотно сели мне на хвост, что я чуть не застрелился, потому что выхода не видел. Попадаться им в лапы тоже не хотел, тем более что там был Каракурт. Такой радости я ему доставлять не хотел, и потому достал свой "коль". Додонов, царствие небесное, слёзно просил, чтобы я его прикончил сначала. Пока мы пререкались, прошло ещё какое-то время. Я боялся, что не смогу пристрелить Додонова, а нужно было это сделать. Просит же человек – сам не может. И в это время, будто кто-то меня надоумил… Я схватил флажок с присоской, маленький триколор, который служил нам пропуском в пути. Потом-то я его снял, а здесь снова прилепил к лобовому стеклу. Терять было уже нечего, и следовало использовать все возможности. Я даже не думал, что поможет, а произошло чудо!
Дмитрий замолчал, обводя всех шальными глазами. Пламя свечей трепетало от сквозняка – на улице бушевала гроза.
– Я еду, а выстрелов не слышу. И сзади, вроде, моторы уже не шумят. Только, вроде, крики какие-то раздаются – как в нашем автобусе немного раньше. Мне-то разбираться было некогда. Я вообще плохо соображал, где нахожусь, что вокруг творится. Помню, что удирал от них по шоссе. Автобус, да ещё гружёный, не может с легковушками соревноваться. И они настигали, стреляли в воздух. Я боялся, что начнут шмалять по колёсам, а то и в ящик с гранатами попадут. Нет, пронесло, слава Богу! Да ещё бензина совсем уже не было. Но я ехал, пока мог, а потом остановился в перелеске. Только менты куда-то пропали! Я всё ждал засады, потому что так не бывает. Нет, и всё! Потом, когда кончился бензин, я уже поневоле остановился и вылез. Вокруг пусто, тихо, как во сне. После этого я сообщил по рации вам, ребята. – Стеличек посмотрел на Пименова с Гардагиным. – Странная какая-то история. Я сам плохо понимаю, что случилось. Скорее всего, группа демонстрантов оказалась на шоссе. Люди то ли возвращались с Исаакиевской, то ли ехали туда. А тут увидели автобус с триколором на лобовом стекле, за которым гонятся менты. Ну, и решили отбить своего у путчистов. Таким образом, я оказался избавлен и от ареста, и от необходимости застрелиться. Вот, а потом вы приехали, помогли ящики перетащить, да и Додонова тоже. Он под конец уже и говорить не мог – так прихватило.
– Значит, автобус на дороге остался? – спросил Ншан. – Ты отпечатки-то свои уничтожил?
– Разумеется. У меня даже специальный состав есть, – похвастался Стеличек. – Ни одна собака не возьмёт. Я там всё обрызгал, не поскупился – чтобы уж наверняка. Можно было рухлядь эту и сжечь, да бензина не осталось.
– А избушка откуда взялась? – продолжал допытываться Ншан.
– Мы сюда, как бы это сказать… Короче, одного жирного кота возили. Выкуп за него получить хотели, – немного подумав, признался Митя. – Так он, падла, сбежал и утоп в болоте. Говорил я ему, чтобы сидел тихо. Средства у него были, заплатить мог. Нет, хотел даром освободиться – не вышло…
– А если бы получилось?! Он сдал бы тебя в момент! – испугался Ншан. – Похоже, тебе действительно кто-то ворожит…
– Мне дядя помогает, – серьёзно ответил Дмитрий. – Он всегда говорил: "Если есть за гробом жизнь, я помогу тебе!" Между прочим, я что-то действительно чувствую. До дядиной смерти мне так не везло.
Они ещё немного помолчали, покурили, прислушиваясь к рёву ливня и шуму ветра. Потом всё-таки не выдержали и вернулись к вопросу, который занимал всех без исключения.
– Ншан, давай-ка ещё раз подумаем, кто мог слить нас ментам. – предложил Стеличек. – ПОЛНОЙ информацией владели шестеро. Даже пятеро, потому что Рафик Алмякаев знал не всё. В себе я уверен. Надеюсь, что и ты тоже…
– А в Зурабе я уверен ещё больше, чем в себе! – запальчиво сказал Тер-Микаэльянц. – Это – каменный человек… был.
– Остаются Ким и Додонов, но они приезжие, никого в городе не знают. И их, думаю, на Литейном просто не успели взять в разработку. К тому же, Додонов был всё время на глазах у Зураба, жил у него в квартире. Ким, конечно, то и дело отлучался, но какая ему корысть нас закладывать? Надо, конечно, его проверить… – Дмитрий уже начал в чём-то сомневаться. – Он ведь предоплату получил от вас? Неужели хотел всех зашухерить, а "тачки" перепродать ещё раз?
– Стоп! – Ншан хлопнул ладонью по столу. – Ким не знал номера новых автобусов. Мы же заменили их в последний момент. Помнишь, Митя?
– Да, я Зурабу звонил, а Кима не сумел найти. Его человек сказал, что тот сразу на Предпортовую приедет. Ему эти номера и не нужны были. Он к автобусам никакого касательства не имел. – Стеличек покачал головой. – Чертовщина какая-то! Такое может быть, если прослушивались квартирные телефоны. Например, у Зураба или у меня. Нужно будет заняться этим немедленно, как только выйдем из подполья.
– Это похоже на правду, потому что легаши знали про Пулковское шоссе. Видимо, и про Сестрорецк тоже. Опять же номера автобусов… Гюлиханов всего этого им сообщить уже не мог. Допустим, они решили, что именно этой ночью, воспользовавшись суматохой, мы попытаемся проскочить. Где и на чём – тут уже надо иметь точную информацию. Весь город не перекроешь, особенно безумной ночью. Не могут же они все автобусы и машины досмотреть! Почему ждали на Пулковском шоссе, а не на Таллиннском, не на Киевском? Или, пардон, не на Выборгском?
– Может, вас по эстафете от Сестрорецка передавали? – предположил Тер-Микаэльянц.
– Вполне вероятно. Ехала такая тьма машин, что трудно было отследить "хвост". Тогда как раз по радио призвали защитить законную власть на Исаакиевской. Может, нас и вели, – согласился Стеличек. – Серый, ты знаешь, где сейчас Минц-Каракурт?
– Его тогда же, в перестрелке задело, – казалось, что Пименов знал абсолютно всё. – Вы с ним едва опять не повстречались. Сейчас его вроде как в Военно-Медицинскую академию положили с осложнением.
– И каков характер ранения? – заинтересовался Пётр.
– Мягкие ткани левого плеча. Да я же не специалист, петь. Ничего, сейчас он выживет и дождётся тебя. Митя. Вероятно, для этого Каракурта и бережёт судьба.
– Дай-то Бог! – Стеличек сжал в кулаке рюмку так, что она едва не треснула. – Я и об этом прошу дядю. Знаю, что он меня слышит.
Дождь всё ещё бомбардировал избушку, но внутри было сухо тепло. Дмитрий вдруг взглянул на переносной телевизор и захотел услышать новости.
– Серый, вруби-ка ящик! – попросил он немного погодя. – А я сейчас вернусь…
На скользком крылечке Инопланетянин после возлияний едва не растянулся. Обрушивалась сверху небесная вода, и деревья вокруг клонились, скрипя, под порывами ветра. Вверху неслись рваные тучи, то и дело озаряемые трепещущим светом молний. Стеличек взглянул на компас – ветер был юго-восточный. Действительно, становилось теплее, и зубы перестали стучать.
Конечно, похвастаться нечем. Троих человек они потеряли, две трети груза – тоже. Но унывать не стоит – придут новые бойцы, и их станет много больше. Зная нынешнюю молодёжь, Инопланетянин готов был поклясться, что так и будет. Призрак недавней опасности, нависший над ними три дня назад, развеялся, как дым.
И теперь, стоя у порога избушки, где лежал мёртвый компаньон, Стеличек ощутил невероятный прилив сил. А душу всколыхнула непоколебимая уверенность в своём большом будущем. Для двадцати пяти с половиной лет он и так успел сделать гораздо больше других. Даже эту операцию, несмотря на крайне сложные обстоятельства, Стеличек частично осуществил. Ншан Тер-Микаэльянц не остался без оружия, и самому Дмитрию удалось уйти от погони, остаться на воле. Теперь попробуй докажи, что он там был! Зураб, Додонов и Рафик мертвы, а остальные участники конвоя на свободе.
Дмитрию захотелось спать, теперь уже без укола. Это был здоровый сон уставшего, хорошо поработавшего человека. Организм желал восстановить силы для дальнейшей борьбы, и потому властно требовал отдыха. Дмитрий улыбнулся, представляя, как растянется на набитом сеном тюфяке. Ну и плевать, что рядом с покойником – с ним в жизни случалось ещё и не такое.
Да, он здоров, он молод. У него есть симпатичная супруга и очаровательная дочка. К тому же, живы родители, имеются преданные до гроба друзья – а это сейчас редкость! Как приятно сознавать, что у тебя так много в будущем, и уже немало в прошлом! А впереди – золотой век, который надо прожить…
Стеличек, весело насвистывая, вернулся к столу. Трое его друзей смотрели телевизор. Дмитрий не сразу понял, что там показывают. Больше всего было похоже на праздничный салют – переливающееся многоцветье огней, рассыпаясь, озаряло экран. А потом по лиловому небу ракеты, угасая, полетели вниз. Они медленно плыли к земле, и каждая оставляла за собой дымный след.
– Что это за представление? – Дмитрий, мокрый и радостный, застыл у дверей.
– Салют! Не видишь, что ли? – вяло отозвался Ншан.
– По какому случаю? – Дмитрий сел за стол, не отрывая взгляда от освещённого вечернего небосвода и радостно орущей толпы.
– По случаю окончательной свободы! – Пименов протянул через стол ладонь Стеличеку, и они обменялись рукопожатием.
Дмитрий тщетно пытался скрыть ликование, сдержать улыбку. Торжество молодило и красило его всегда злое, замкнутое лицо. Всё плохое уходило вместе с дождевой водой сквозь корни и почву, исчезало навсегда.
Пусть рядом лежит мёртвый, но всё-таки он отжил своё. Погибли двое, но остальные спаслись. В бою всегда теряешь друзей-товарищей – на то и война. Жалко Зураба, умный был мужик и отважный. Погиб, как настоящий мужчина, с оружием в руках. И Рафик Алмякаев тоже ничего парень. Хоть звёзд с неба и не хватал, а верный был и преданный. Видать, и не подумал сдаться там, на Пулковском, хотя мог бы.
Смерти никто не минует, и потому не нужно ни завидовать, ни гордиться. Зурабу тоже везло до вчерашнего дня, и Додонову везло, и Рафику. А потом, возможно, придёт черёд Ншана, самого Дмитрия, двух его друзей. Каждому когда-то придётся вытащить несчастливый билет, но это не значит, что нельзя радоваться сейчас. Этот салют гремит сейчас и для них, скрывающихся в заброшенной избушке, потому что теперь уж точно нечего бояться.
Сверкали молнии, и рокотал гром. Будто живой, ревел бесконечный ливень. Ровным пламенем горели пять свечей на накрытом столе, а шестая – по соседству, у изголовья покойного. Цвёл на экране телевизора внеурочный московский салют, отсветы которого ложились на счастливые лица людей…
1991 год
Ленинград – Санкт-Петербург
Новая редакция – 2013-14 г.г. и 2016 г. Санкт-Петербург, пос. Смолячково
Примечания
1
грузинское восклицание, схожее по смыслу с русским "Боже мой!"
2
таксопарк (таксистский жаргон)
3
доллары.