Время Ч - Инна Тронина 24 стр.


Когда "Нива" остановилась, сидящий за рулём Сергей пригласил пассажира на выход. Тот не сразу открыл глаза, а потом долго не понимал, чего от него хотят. Внедорожник стоял в густом лесу, и было удивительно, что он вообще пробрался между стволами. Пётр уже выбрался из машины и сейчас стоял с рюкзаком за плечами около груды валежника и горы муравейника. Высоченная ель, росшая тут же, упиралась своей вершиной в сиренево-серое низкое небо. Накрапывал дождик. И нельзя было с уверенностью сказать, вечер сейчас или утро.

– Который час? – сипло спросил Ншан.

– Семь пополуночи, – тотчас же отозвался Сергей Пименов.

– То есть утра? – на всякий случай уточнил Ншан.

– Да, разумеется.

– Мы уже на месте? – Тер-Микаэльянц выбрался из "Нивы", но никакого жилья поблизости не увидел.

– Немного ещё нужно пройти. Машина всё-таки имеет предел возможности, – объяснил Пётр. – Тут недалеко. Идите за мной, след в след.

Гардагин первым пошёл по направлению к маленькой замшелой избушке, почти до половины вросшей в землю. За ним, как и было приказано, следовал Тер-Микаэльянц, и под его полуботинками проступала болотная вода. Видимо, по бокам была трясина, которая создавала дополнительную преграду для ментов. Замыкал шествие Сергей Пименов, на ходу срывая с кустиков ягоды черники и явно наслаждаясь лесной прогулкой.

Избушка появилась так неожиданно, что даже Пётр, точно знающий, где она находится, вроде бы удивился. Корни деревьев торчали из-под земли; они были уже отполированы, вымыты дождями, высушены ветром. Ншан несколько раз споткнулся, и Сергей поддержал его, не дал упасть. Крылечко из трёх ступеней наполовину сгнило, и Ншан поспешил перешагнуть дыру. Он с трудом представлял себе, что в таком месте может находиться блестящий Митя Стеличек.

Но, тем не менее, Инопланетянин был здесь. Как только Пётр Гардагин открыл дверь, он появился перед гостями – в кожаной куртке, заросший тёмной по сравнению с волосами щетиной. Лицо его было закопчённым – видимо, приходилось топить печь или разводить костёр. На этом фоне резко выделялись сверкающие, пронзительные глаза.

– Приветствую вас! – Дмитрий крепко, энергично пожал руку каждому. – Петь, бритву привёз?

– Привёз, конечно. Сейчас достану. – Гардагин говорил со Стеличеком без подобострастия, так же неторопливо, как всегда.

– Ншан, какая встреча! – воскликнул Стеличек, словно не ожидал увидеть здесь своего покупателя. – Не волнуйся, вон твои коробки! – Он указал в дальний угол. – Мне чужого не надо.

Тер-Микаэльянц смутился, потому что Дмитрий словно бы прочитал его мысли.

– Это то, что я сумел спасти. Из моего автобуса ничего не пропало. Кабы знать, где упасть, запихал бы к себе побольше.

– Мить, гляди, сколько набрали! – Пименов поставил на деревянный стол полиэтиленовый пакет с грибами. – Тут есть, где пожарить?

– Здесь есть печурка. Костёр можно развести, – ответил Стеличек. – Место совсем глухое, да и болота вокруг. Кроме того, сейчас в лесах много грибников, и потому дым не будет выглядеть подозрительно. Только кто будет чистить и жарить?

– Да хоть я! – вызвался Пименов. – Тоже мне, бином Ньютона! Гляди, чего привёз! – Он достал из рюкзака красивую бутылку с желтоватой жидкостью. Золочёная пробка и яркие наклейки выглядели в этой лесной избушке ещё более экзотически.

– "Мартини"! – прочитал Стеличек. – Это по какому поводу, интересно?

– По поводу того, что по крайней мере четверо из шести живы! – объяснил Сергей. – Ким в безопасности, можете мне поверить. При первой же возможности отправим его во Владик. Кстати, а господин Додонов где? – огляделся по сторонам Сергей.

– В другой комнате лежит. – Дмитрий сразу поскучнел. – Петь, хорошо, что ты приехал именно сейчас. Валентин Максимович всё время задыхается, а я в этом ничего не смыслю.

– Я захватил аптечку на всякий случай. – Гардагина, похоже, невозможно было застать врасплох. – Митя, вот твоя бритва. Можешь приводить себя в порядок.

– Вот спасибо-то! – Инопланетянин радовался, как ребёнок. – Ншан, садись за стол. Нам тут придётся несколько дней пожить, чтобы шум улёгся. Ты ведь всё понимаешь, правда?

Ншан молча кивнул и осторожно присел на шаткую лавку.

– Не беспокойся – скучно не будет. У меня тут телик имеется, "Сони", цветной. От аккумулятора работает. – Дмитрий показал в угол, где действительно стоял небольшой телевизор.

– Мить, мне не до этого, понимаешь? – Тер-Микаэльянц поднял на него наполненные скорбью глаза. – Ведь Зураб погиб, брат мой. Наши матери – родные сёстры. Родились мы в один год, только я – летом, в июле. А он – осенью, в октябре.

– Знаю, всё знаю! Но что же делать – судьба! – Дмитрий ещё раз пожал Ншану руку. – Я тебе всегда помогу узнать, откуда у вас на сей раз потекло. Все свои возможности задействую, а "суку" на твой суд представлю. Без измены здесь не обошлось – это очевидно. Только кто слил данные ментам? Ведь очень мало народу об этом знало. И Гюлиханова уже не было в живых…

– Подумаем над этим, – твёрдо сказал Ншан. – Да, кстати, в этой партии, – он кивнул в угол, – гранаты были?

– А как же! Вон, целый ящик, а в другом – запалы. "Лимонки", как ты и просил. Я больше всего боялся, что в груз хоть одна пуля попадёт. Тогда бы от нас с Додоновым и мокрого места не осталось…

– Да, кстати, где он сейчас? – Ншан быстро встал со стула. – Очень хочу с ним поздороваться.

– Я здесь! – раздался из соседней комнатки слабый, надтреснутый голос. – Подойдите ко мне, Ншан, я не могу встать…

Валентин Максимович, со светло-лиловым лицом и иссиня-чёрными губами, лежал на тюфяке, набитом сеном. Сам тюфяк был уложен на грубо сколоченный топчан. Одна рука больного перебирала тёмное шерстяное одеяло. На другой Пётр Гардагин уже закатал рукав, чтобы сделать укол. Щёгольская бородка Додонова выглядела теперь неопрятной, клочковатой, а на щеках серебрилась щетина.

Гардагин сделал инъекцию двумя препаратами, опустил рукав и поправил одеяло.

– Его пока не следует беспокоить, – сказал Пётр Тер-Микаэльянцу и Стеличеку. – Больному нужно как следует отдохнуть, выспаться. Я надеюсь, что приступ пройдёт. Человек очень переволновался во время всех этих событий…

Тем временем Пименов, художественно насвистывая, доставал из рюкзаков привезённую снедь. Яркие пакеты, бутылки и банки заняли весь старый щелястый стол и едва не падали на пол. Сюда же Сергей поставил ещё и сковородку, две кастрюльки, пластмассовые кружки и тарелки.

Понаблюдав за хлопотами доктора у постели больного и немного успокоившись, Ншан с Дмитрием вернулись в большую комнату. Так они по привычке называли пространство непосредственно у входной двери, которая висела на одной петле.

– Починю немного погодя! – Тер-Микаэльянц тоже хотел чем-то заняться. – Не хочется жить, будто на улице.

– Я бы сделал, да инструмента не было, – смущённо сказал Дмитрий. Потом он присел к столу, спросил у Сергея: – Как Татьяна и Боженка? Всё с ними в порядке?

– Да не совсем, конечно. Таня говорила, что у девочки живот расстроился. Болеет уже второй день, плачет. А тёща твоя уверяет, что надо ребёнка скорее крестить. Тогда, мол, поправится.

– Конечно! – ничуть не удивился Дмитрий. – Вот уляжется суматоха, и окрестим. Что, Серый, станешь крёстным отцом моей дочери?

– Почту за честь войти в твою семью! – несколько напыщенно ответил Пименов.

– А мать пускай Татьяна выбирает, – решил Стеличек.

– В какой церкви крестим? – Пименов тут же взялся за дело.

– В Смоленской, где мы с Танькой венчались. От них недалеко, и батюшка знакомый.

– Договорились, – подвёл итог Пименов. – А теперь, Мить, давай о делах земных. Поскольку я решил заняться хозяйством, скажи, где можно брать воду. Без этого, прости, никак…

– Тут недалече великолепный родник имеется, – сразу вспомнил Дмитрий. – Вода чистая, как слеза. Я тебя отведу туда, чтобы не заблудился. Но пока время терпит, и я побреюсь. Чуть не рехнулся из-за этой щетины на щеках…

– А кто тебя здесь увидит? – удивился Пименов. – Все свои, можно не стесняться.

– Плюнь через плечо, Серый! – испуганно возразил Дмитрий. – Мусорня может увидеть. От них любого гадства жди!

– Типун тебе на язык! – помрачнел и Пименов. – Я сейчас к машине за ведром схожу – специально из дома взял. А ты давай, брейся скорее – мне нужно завтрак готовить…

* * *

Дмитрий и Сергей пришли к роднику уже в третий раз за этот день. Один нёс канистру, другой – шестилитровое ведро. Как и раньше, они разогнали плавающие на поверхности воды берёзовые листья, набрали полные ёмкости и, не спеша, пошли назад. Оба дышали полной грудью, словно стараясь впрок напитаться кислородом, лесными запахами, первозданным покоем.

– Какая тишина, Серый, а? – Стеличек блаженно улыбался. – Будто и катаклизмов нет в стране. Поверь – век бы отсюда не вылезал! А ведь, пока ехал той ночью вместе с защитниками демократии, на десять лет постарел. Додонова, как видишь, они вообще добили. Все мозги до сих пор наизнанку, а у старика ещё там сердце схватило. Сам понимаешь, чего нам это стоило. И товар в салоне каждую секунду может быть обнаружен… Я ведь в рок-группе пел, и меня воплями удивить трудно. Но эти господа, признаюсь, удивили. Даже не количеством децибел, а каким-то клинически-бредовым содержанием. В тот момент, Серый, я даже позабыл о легавых. Вполне вероятно, что пропустил "хвост". Не могу ни в чём винить Ншана, пока у себя не разберусь. Это ужасно, когда кругом беснуются безумцы. Они выкрикивали такое, чего я не слышал ни в зоне, ни на рокерских пьянках, ни в других подобных местах. Да, я использовал их в качестве щита. Мне нужны были эти идиоты для пользы дела. Ты говоришь, что они и спасли от ментов наш автобус, перекрыв шоссе. Казалось бы, я должен их благословлять, но не могу. Впрочем, ляд с ними! – Дмитрий беззаботно пинал ногами еловые шишки, которые летели во все стороны, ударялись о деревья. – Как в Москве-то дела обстоят? Здесь-то телик не очень качественно ловит, сколько я его ни настраивал…

– Пока ты с Ншаном дверь чинил, я немного приёмник послушал. – Сергей невольно понизил голос, хотя вокруг никого не было. – Члены ГКПЧ отправились во Внуково, чтобы лететь в Форос к Горбачёву. Российское руководство приказало всех их арестовать. Вполне вероятно, что они уже под стражей. Вот эти знают, как делаются перевороты!

– Да уж, давно пора! – Стеличек перекинул канистру в другую руку. – Ты говоришь, они летели к Горбачёву, которого сами и отстранили от власти? Ну и маразматики же у нас страной правили! – Дмитрий протяжно свистнул. – Ни путч устроить, ни сбежать не могут. Им бы за границу улететь…

– А кому они нужны? – удивился Пименов. – Их сразу же выдадут. И вообще, там много тумана. Роль Горбачёва совершенно не ясна. По всему выходит, что он, как минимум, обнадёжил путчистов. Они такие трусы, что не решились бы сами на эту авантюру. Все эти дни члены ГКЧП как будто чего-то ждали, на кого-то надеялись. Между прочим, эта история похожа и на тбилисские события, и на прибалтийские. Там тоже якобы сами военные решили применять силу, а Президент ничего не знал. В нашей стране так не бывает, чтобы нижестоящие не посоветовались с Верховным. У них этот участок мозга давно уже ампутирован…

– Какой? – не понял Дмитрий.

– Тот, который позволяет брать ответственность на себя.

– Я с тобой полностью согласен. Серый, – горячо сказал Стеличек. – Но нам, в любом случае, следует дня три-четыре здесь отсидеться, а потом проскочить незамеченными. Сейчас менты тоже начнут власть делить, и им будет не до нас…

– Я тоже так… – начал Пименов, но закончить фразу не успел.

Они как раз подходили к избушке, которая теперь выглядела более респектабельно. Ншан с Дмитрием повесили на место дверь, починили крыльцо; на него сейчас и выскочил растерянный Пётр Гардагин. Увидев вернувшихся от родника друзей, он быстро пошёл им навстречу.

– Петь, что случилось? – забеспокоился Стеличек.

– Ребята, только что скончался Додонов. Ну, может, минут пять прошло… Ничего нельзя было сделать, поверьте! Я уже на уши встал – тщетно. Он, видимо, уже давно страдал стенокардией и правожелудочковой недостаточностью…

– Чего-о? Додонов?… – Дмитрий чуть не выронил канистру. – Это точно? Может, он без сознания?

– Мить, уж ты мне поверь. Я констатировал смерть, – сурово сказал Гардагин. – Что-то я в этом понимаю, правда? Попытался, конечно, сердце ему запустить, но чисто для порядка. Здесь же нет никаких приспособлений для реанимации. То, что я сделал, не помогло. Дело в том, что он умер во сне, пока меня не было рядом. Я, правда, что-то почувствовал, пришёл его проведать. А уже совсем… – Пётр махнул рукой. – Ну, не Господь Бог я. Митя! Сколько ему лет было?

– Шестьдесят два. – Стеличеку казалось, что всё это ему снится.

– Мить, пойдём! – Пименов поудобнее перехватил ведро. – Чего же теперь делать? Я Петьке верю.

– И я верю. – Дмитрий еле дотащил свою канистру до избушки, поставил на лавку. Сергей Пименов туда же поставил ведро.

Все они уже успели побриться, помыться, и теперь выглядели более опрятно. Сергей начистил и поджарил грибы к ужину, и теперь он принялся печь в золе картошку, нахаляву нарытую в поле, по дороге сюда. Стеличек же вышел в сиреневый вечер, уселся на починенное крылечко и закрыл лицо ладонями. Значит, когда они с Пименовым набирали воду в роднике, хохмили и обсуждали текущие политические события, Додонов как раз умирал…

Ншан вышел следом, уселся рядом с Дмитрием и грустно подвёл итог:

– С Додоновым троих потеряли. Половину тех, кто присутствовал тогда на сходняке. За эти вот несколько коробок…

– Нет, ты не прав! – Дмитрий тряхнул головой, отгоняя от себя уныние. – В этих коробках далеко не три смерти сидит, а гораздо больше. Мы сумеем отомстить за них, Ншан! Менты умоются кровью. Я знаю, что здесь опять поучаствовал мой кум Каракурт. Конечно, без агентуры Озирского он ничего не сделал бы, а потому пора уже поговорить с Андреем более предметно. Я это устрою, Ншан. И тогда… – Стеличек хищно улыбнулся. – Тогда я прошу с него и за покойного дядю, и за тех, кто ушёл только что!

– Ты спросишь? – недоверчиво покосился на него Тер-Микаэльянц. – Тебе самому бы ноги унести и не чалиться потом…

– Может, спрашивать буду и не я лично, – загадочно ухмыльнулся Стеличек. – Но это будут делать и по моей просьбе тоже. А теперь пойдём в дом – сейчас опять гроза будет. Как бы нас тут не залило к едрене-фене – крыша-то, наверное, дырявая! Наверное, и её чинить придётся. – И Дмитрий легко вскочил, приняв для себя решение. Теперь ему было ясно, что нужно делать.

Ншан, немного подумав, тоже поднялся, потому что недалеко грянул гром. Через минуту в кронах деревьев зашуршал дождь, и сделалось совсем темно. Грозовой вечер взял избушку в план, поглотил её, надёжно укрыл от посторонних глаз. У изголовья величавого, спокойного, бледного Додонова горела одна из тех свечей, то привёз Сергей в своём рюкзаке. Остальные освещали стол, заставленный закусками и заваленный бокалами из синтетического стекла.

"Мартини" пришлось пить, не чокаясь, за упокой души Валентина Максимовича, потому что больше ничего дня поминок не нашлось. Разумеется, налили стаканы и в память Зураба Сакварелидзе, не забыли и Рафика Алмякаева, а потом долго молчали. Каждый думал о своём, не забывая при этом жевать. На свежем лесном воздухе голод чувствовался сильнее, чем когда бы то ни было.

Пименов, закончив трапезу, взял рацию и ушёл в ту комнату, где лежал покойник – другого места не было, а на улице ревел дождь. Странно, но крыша в этой трухлявой избушке пока не протекала. Кроме прочих вопросов, теперь нужно было решать ещё один – самый главный. Следовало как можно скорее вывезти отсюда труп и переправить его в Москву, к семье. Сергей как раз собирался выяснить, что для этого необходимо сделать. Смерть Додонова была не насильственной, и это облегчало задачу. Конечно, требовалось вскрытие, но Гардагин наверняка диагностировал острую сердечную недостаточность и гипертонический криз.

Дмитрий зачем-то вырвал из блокнота листок, крупно написал даты жизни Валентина Максимовича: "28.2.1929 – 22.8.1991" и положил на одеяло. Посидел рядом, наблюдая, как оживают черты усопшего в бликах свечного пламени. Лицо Додонова стало незнакомым, новым, каким не было никогда. Всегдашняя тревога, испуг, недоверие ушли с него, а остался только вселенский покой. Похоже, наконец-то Валентину Максимовичу было по-настоящему хорошо, и он уже ничего не боялся…

Потом Дмитрий вышел к остальным, достал банку австрийского пива и положил себе на тарелку жареных грибов с картошкой. Пименов вернулся за стол, тоже выпил пива. Потом, пожевав засахаренный апельсин, он поднял глаза на собравшихся.

– Слыхали новость? Застрелился министр внутренних дел.

– Да? Точно? – удивился Ншан. – Разве его не арестовали?

– Видимо, не успели, – предположил Пименов. – Между прочим, он правильно сделал. Хоть один порядочный человек среди них нашёлся.

– Надо уметь проигрывать достойно, – согласился Стеличек. – Так и должен поступить офицер, генерал… Кто он там был? Вообще-то он, министр-то, внушал некоторое уважение. Он действительно верил в коммунистическую идею, что и доказал сегодня. А остальным, выходит, всё равно, в какой стране жить? Что красный флаг над Кремлём, что трёхцветный… Да хоть американский туда повесь, партработники будут ему салютовать. Это уж племя такое – без костей и без принципов.

– Нам от этого только лучше, – заметил Гардагин, попивая "Мартини". – Мить, расскажи, как тебе удалось уйти. Это же настоящее чудо! За тобой гнались по пятам…

– Обязательно расскажу, Петь. Серый, ты узнал, как Додонова отсюда можно вывезти и при этом самим не засветиться?

Назад Дальше