- Не совсем так. Я не знаю, где он находится в данный момент. И есть вещи, которые она может просто не понять.
Каннингем замолчал, а Шейн не стал его переспрашивать. В конце бульвара он на мгновение заколебался, решая, куда ехать дальше, затем повернул налево, проехал два квартала и свернул на боковую улочку, затормозив у тротуара перед освещенным входом в бар.
Человек шесть сидели на высоких табуретах у стойки, половина кабинок вдоль правой стороны тоже была занята. Полный лысый бармен за стойкой рассеянно ковырял спичкой в зубах. Увидев Шейна, он вскинул лохматые седеющие брови, поднялся и молча потянулся за бутылкой коньяка на верхней полке, но детектив прошел мимо стойки, бросив на ходу:
- Мы устроимся поудобнее, Эрни.
Он направился к самой дальней кабинке у задней стены бара, и, когда они сели за столик, к ним тут же подошла бойкая молодая официантка в платье с глубоким вырезом. Шейн вопросительно посмотрел на стюарда.
- Бурбон со льдом, - облизнувшись, сказал тот.
- Мне - как обычно, - в свою очередь сделал заказ Шейн.
Как только официантка отошла, Каннингем решительным жестом положил свои массивные ладони на стол.
- Во-первых, - начал он, - я чертовски волнуюсь за Джаспера. Мне не хотелось особенно распространяться на эту тему перед его женой, но, клянусь Богом, с ним что-то стряслось, раз он не пришел на ужин. Знаете, как это бывает, когда попадаешь в переделку, как мы на этом плоту? Нечего есть, нечего пить, и все время только об этом и думаешь. - Он снова облизнул губы, тяжело сглотнул и отвел глаза. - Мечтаешь о том, что будешь делать в первую очередь, как только доберешься до берега, что будешь есть и пить… Мы с Джаспером… понимаете, мы все спланировали до мелочей. Настоящий банкет. Это… ну, вы понимаете… ни один человек такого не забудет.
- Я понимаю, что вы хотите сказать, - кивнул Шейн. - А Джаспер знал, как с вами связаться, если бы что-то помешало вам встретиться сегодня вечером?
- Конечно. У него был мой телефон. Я думаю, все это как-то связано с семейкой Хоули. Помяните мое слово, мистер Шейн. Если бы вы знали Джаспера, вам было бы все ясно. Настоящий псалмопевец. Фанатично религиозен. Пока мы были на плоту, он все время молился и объяснял мне и другим, что мы должны привести в порядок свои дела перед Господом, пока не поздно. Что нам нужно покаяться в своих грехах, смириться перед Всевышним, и все такое прочее. - В голосе Каннингема зазвучали язвительные нотки. - Не то чтобы я имел что-то против религии, - угрюмо добавил он. - Я всегда был способен как принять ее, так и жить без нее. Но Джаспер… он давил, как асфальтовый каток.
- По-моему, вам совсем не обязательно было околачиваться в кустах, чтобы все это рассказать, - спокойно заметил Шейн.
- Конечно, вы правы. Я просто хочу все сразу прояснить. Вы ведь - не настоящий полицейский, так?
- У меня лицензия частного детектива.
- Ага! Как раз это я и имел в виду, вроде адвоката. - Каннингем неопределенно повертел рукой. - Если у вас есть клиент, то вы ведь не обязаны все выкладывать фараонам?
- Я не препятствую правосудию путем утаивания информации, - холодно ответил Шейн.
- Ну, да. Конечно. Как я понимаю, ваши слова означают, что вы не покрываете темных делишек.
- В общем, да. - Шейн закурил, не предложив сигарету своему собеседнику. - Но в данный момент у меня нет клиента.
- А не мог бы я им стать? Тогда все, что я скажу, останется между нами.
- Но судить об этом мне, - предупредил Шейн. - Если это поможет найти Джаспера Грота… - Он вопросительно посмотрел на Каннингема.
- Если бы что-то такое было мне известно, я бы уже сказал об этом. Видите ли, я бы хотел поговорить о дневнике, который Джаспер вел на плоту. Он имеет право продать его газете для публикации?
- Свой собственный дневник? - нахмурился Шейн. - Почему бы и нет?
- Независимо от того, о чем идет речь? Вернее - о ком?
- О вас, вы хотите сказать?
- Ну… да. Я как-то не думал об этом до сегодняшнего утра, понимаете? До того, как тот репортер увидел его и предложил Джасперу кучу денег за право публикации. В нем довольно много личного - такого, что я не хотел бы видеть напечатанным. Знаете… некоторые вещи, которые я рассказал ему, когда нам казалось, что мы уже не выберемся из этой передряги живыми. В такой ситуации у любого крыша поедет.
- Ни одна уважающая себя газета не захочет публиковать что-то, что можно истолковать как клевету, - покачал головой Шейн. - Им придется исключить из текста всю касающуюся вас или кого-то еще информацию, опубликование которой может нарушить ваши права.
- Да, но ведь я точно не знаю, что Джаспер записал в дневник, а что нет. Если бы я мог раздобыть его и взглянуть, я бы чувствовал себя куда спокойнее.
- А где сейчас этот дневник?
- Вот этого-то я и не знаю. Репортер забрал его сегодня утром, но я понятия не имею, встречался ли с ним Джаспер после этого еще раз. Вот что интересно… поскольку Джаспер так внезапно исчез… если с ним что-то случилось… понимаете, о чем я? Останется ли у репортера право на публикацию?
- Вы хотите сказать - если Грот умер?
- Ну… да. Я же сказал - только что-то из ряда вон выходящее могло помешать ему прийти на ужин.
- Тогда все будет зависеть оттого, заключили ли они соглашение о публикации. Мне кажется, в противном случае, дневник стал бы собственностью миссис Грот, и право заключать подобные соглашения принадлежало бы ей.
- Как вы думаете, вы смогли бы достать его?
- Не знаю. Это зависит от того, у кого он сейчас.
- Я бы заплатил хорошие деньги за то, чтобы просмотреть его и отметить места, которые, с моей точки зрения, печатать не надо.
Шейн задумался.
- Я мог бы это устроить… если он у репортера "Дэйли ньюс". - Он поставил рюмку на стол и небрежно спросил: - А что там насчет Леона Уоллеса?
Рука Каннингема дернулась, и несколько капель виски выплеснулось на стол. Его глаза расширились от испуга.
- Что насчет него?
- Это я вас спрашиваю.
- Вы что, мистер, решили с Джаспером подшутить надо мной?
Шейн откинулся назад и недоуменно взглянул на Каннингема.
- Я задал вам простой вопрос.
- А я вас спрашиваю, что вам известно о Леоне Уоллесе? Где и когда вы вообще о нем слышали?
- Я - детектив, - спокойно напомнил ему Шейн. - Припоминаете? Это моя профессия - знать о таких вещах.
- Да, но… Вы что, разыграли передо мной спектакль вместе со своей секретаршей и старушкой Джаспера? Так? Чтобы я как дурак все разболтал?
- Не понимаю, о чем вы.
- Черта с два не понимаете! - вскипел Каннингем. - Они мне преподнесли все так, будто вы сегодня вечером впервые услышали о Джаспере и его дневнике! Комедию ломали, одурачить меня хотели! Что вам рассказал Джаспер о Леоне Уоллесе?
- Ничего, - ответил Шейн.
- А его жена? После моего ухода?
- Она даже не упоминала его имени.
- Вы лжете! - прохрипел Каннингем и перегнулся через стол, воинственно выпятив квадратную челюсть. - Не думайте, мистер, что вам удастся влезть в это дело. Никто не может обращаться с Питом Каннингемом, как с молокососом.
- Сядьте! - Голос Шейна прозвучал как удар хлыста. Он спокойно выдержал загоревшийся бешенством взгляд молодого человека, а когда тот медленно опустился на стул, продолжил: - Я не лгу. По крайней мере, таким соплякам, как вы. - Он поднялся. - За выпивку платите вы. Если решите продолжить наш разговор, можете найти меня в моей конторе или по этому адресу. - Он назвал Каннингему свой отель, вышел из кабинки и быстрыми шагами направился к выходу.
По дороге домой Шейн притормозил у газетного киоска и купил вечерний номер "Геральда". Поднявшись к себе, он с облегчением стянул с себя пиджак, ослабил ворот рубашки, налил в рюмку коньяка и, устроившись поудобнее в кресле, развернул газету.
Вся первая страница была отдана драматической истории спасения двух членов экипажа самолета, упавшего две недели назад в море, на котором возвращались в Соединенные Штаты сорок демобилизованных со службы в Европе солдат.
Поскольку первое сенсационное сообщение об этом появилось в дневном номере "Ньюс", статья в "Геральде" была не столь эффектной и эмоциональной, но зато более полной и содержала основанные на фактах материалы.
Тут же были помещены снимки заросших густой щетиной Грота и Каннингема, сделанные прямо на пристани, и фотография Альберта Хоули, умершего на спасательном плоту, очевидно, извлеченная из архива газеты. Джаспер Грот оказался исхудавшим мужчиной средних лет с запавшими глазами и изможденным лицом. С фотографии Альберта Хоули смотрел стройный юноша в костюме для верховой езды; впечатление от его добродушной улыбки слегка портили вяло опущенные уголки губ и подбородок, который вряд ли можно было назвать волевым.
Шейн внимательно прочитал газетный отчет, ни разу не встретив ни одного упоминания о дневнике, который Джаспер Грот вел на протяжении всего десятидневного дрейфа на спасательном плоту. Имени Леона Уоллеса тоже нигде не попалось.
Благодаря важной роли, которую семья Хоули играла в общественной и экономической жизни Майами, им и их единственному сыну была отведена значительная часть газетного репортажа. Выяснилось, что из близких родственников молодого Хоули остались лишь его мать и сестра Беатрис. Часть материала была посвящена женитьбе двадцатилетнего Альберта Хоули чуть менее года назад. Бракосочетание, ставшее одним из самых пышных торжеств года, очевидно, произошло как раз перед тем, как его призвали в армию, и автор статьи совершенно недвусмысленно намекал, что это была последняя отчаянная попытка состоятельного и избалованного молодого человека избежать службы в армии в качестве простого солдата.
Любопытство вызывало и то, что овдовевшая миссис Альберт Хоули более нигде не упоминалась. Далее утверждалось, что ни один из членов клана Хоули не согласился дать интервью. Ни слова от семьи по поводу гибели Альберта, единственного пассажира, чудом оставшегося в живых после аварии вместе с двумя членами экипажа.
Однако, как справедливо отмечал "Геральд", эта кажущаяся бесчувственной сдержанность Хоули частично объяснялась тем, что семья уже была в трауре в связи с недавней кончиной Эзры Хоули, дяди Альберта и фактического главы всего клана на протяжении последних шести лет. Эзра Хоули умер в возрасте шестидесяти восьми лет в тот момент, когда уже было известно, что самолет потерпел аварию над океаном, но до того, как появилось сообщение, что Альберт Хоули был единственным оставшимся в живых пассажиром.
Шейн нахмурился и с недовольным видом отложил газету в сторону. Он допил коньяк и, рассеянно барабаня пальцами по столу, безуспешно попытался собрать воедино разрозненные кусочки информации, чтобы они приобрели хоть какой-то смысл. Посмотрев на часы, он еще раз набрал номер Тимоти Рурка, которого не застал, когда звонил из квартиры Гротов.
К телефону опять никто не подошел, и Шейн решил позвонить в отдел городских новостей "Дэйли ньюс". Но и там Рурка не оказалось, и никто не знал, где его найти. Тогда Шейн попросил соединить его с заведующим отделом и, когда тот взял трубку, отрывисто сказал:
- Привет, Дирксон. Это Майк Шейн. Я пытаюсь найти Тима Рурка. - Некоторое время он слушал ответ, потом нетерпеливо перебил: - О'кей. Попробую достать его утром. А кстати… кто занимался историей о тех двоих, спасшихся после авиакатастрофы?
- Первое интервью у них взял Джоэл Кросс, - ответил Дирксон. - А в чем дело, Шейн?
- Да я и сам пока не знаю, - честно признался детектив. Он не был знаком с Кроссом, но слышал, что Рурк отзывался о своем коллеге не слишком лестно. - А Кросса поблизости нет?
- Подожди, сейчас узнаю, - буркнул Дирксон. Через полминуты его голос снова послышался в трубке. - Джоэл - на задании. А это важно, Шейн?
- Понятия не имею, - еще раз искренне ответил детектив. - Я тут расследую одну сплетню о том, что второй пилот, некий Джаспер Грот, вел дневник на спасательном плоту… и что "Ньюс" вроде бы планирует его опубликовать - или отрывки, или целиком.
- И где же ты это откопал, Шейн? - после небольшой паузы вкрадчиво спросил Дирксон.
- Да тут неподалеку. Ты это подтверждаешь?
- Нет! - резко ответил Дирксон.
- Отрицаешь?
- Нет! - еще резче ответил тот и бросил трубку.
Майкл Шейн еще некоторое время посидел, задумчиво уставившись в пространство, потом тяжко вздохнул и отправился спать.
Глава 3
Когда в половине десятого утра зазвонил телефон, Шейн сидел с сигаретой в зубах, допивая вторую чашку кофе.
- Майкл? - послышался в трубке голос Люси Гамильтон. - Надеюсь, я тебя разбудила?
- Не совсем, - ответил он и громко зевнул.
- Тебя в приемной ожидает клиент, - деловым тоном продолжала Люси. - Ты можешь приехать прямо сейчас?
- Ангел мой, в такую-то рань? - попытался возмутиться Шейн. - Ты что, не можешь?..
- Это миссис Леон Уоллес из Литтлборо, и ей необходимо вернуться домой как можно скорее.
- Прямо сейчас… м-м-м… - Шейн задумался. - По поводу Грота есть что-нибудь новенькое?
- Ничего. Майкл, тебя ждет миссис Уоллес.
Шейн положил трубку, одним глотком допил кофе и затушил сигарету. Затем быстро повязал галстук, схватил пиджак и отправился в контору. После звонка не прошло и пятнадцати минут, а Шейн уже направлялся к двери с табличкой "Майкл Шейн. Расследования".
Люси в одиночестве сидела за своим рабочим столом в приемной. Увидев Шейна, она многозначительно кивнула в сторону открытой двери в кабинет.
- Доброе утро, мистер Шейн. Я попросила миссис Уоллес подождать внутри.
- Ты уже разговаривала с ней?
- Очень коротко. Прийти сюда ей посоветовала миссис Джаспер Грот. Это касается ее пропавшего мужа.
- Мужа миссис Грот? - нахмурился Шейн.
- Ну, как тебе известно, он ведь тоже пропал. Но миссис Уоллес беспокоится о своем муже. Я решила, что будет лучше, если она сразу все расскажет тебе, чтобы не повторять потом еще раз.
- Ладно. - Шейн шагнул к своему кабинету, но остановился. - Кстати, почему бы тебе не взять блокнот и не пройти вместе со мной? О деле Грота ты все равно знаешь больше меня.
Едва он вошел в кабинет, со стула поднялась стройная молодая женщина. Ее темные волосы были коротко подстрижены, на высокий лоб падала слегка растрепанная челка. Тонкое интеллигентное лицо с минимумом косметики, твердый взгляд широко расставленных серых глаз свидетельствовал о вполне сформировавшейся личности, что несколько не соответствовало внешности молоденькой девушки. На ней была незамысловатая белая блузка, серая шерстяная юбка, на стройных ногах - чулки и прочные полуботинки. Вся ее одежда выглядела добротной, опрятной, явно не новой, но и не обносившейся. Она держалась с достоинством и, судя по всему, получила хорошее воспитание. Общее впечатление усиливал приятный, хорошо поставленный голос.
- Очень рада с вами познакомиться, мистер Шейн.
- То же самое могу сказать и я, - искренне ответил детектив.
Он придвинул ее стул поближе, сел на свое место, а Люси устроилась с другой стороны стола и раскрыла блокнот.
- Начните с самого начала и расскажите, почему вы здесь, - попросил Шейн.
- Я живу в Литтлборо, мистер Шейн. Вчера днем мне позвонил из Майами человек, который назвался Джаспером Гротом. Это имя я слышала впервые, не считая того, что накануне вечером передавали по радио в новостях. Он дал мне свой адрес и сказал, что у него есть сведения о Леоне - моем муже. Обещал рассказать все сегодня утром, но по телефону говорить на эту тему отказался, только повторил, что утром при встрече он сообщит мне важную информацию о Леоне. - Она немного подалась вперед, и лишь сжатые пальцы лежавших на коленях рук и неестественный блеск глаз выдавали тщательно скрываемое напряжение. - Я, конечно, тут же приехала. Только договорилась с соседкой, чтобы та посидела с моими близнецами. И когда сегодня утром пришла по указанному адресу, миссис Грот сказала мне… что ее муж тоже пропал… еще вчера вечером. Она утверждает, что ничего не знает о его звонке и никогда не слышала о моем муже. Собственно, это она и предложила мне прийти сюда и поговорить с вами.
- Ваш муж тоже пропал?
- Да. Это случилось чуть больше года назад. Мне надо было начать именно с этого и рассказать все по порядку. Слишком долго я держала это в себе. Просто не знаю… Я не осмеливалась говорить об этом ни с кем… - Голос ее звучал еще достаточно ровно, но в нем появился едва заметный оттенок начинающейся истерики, и Шейн понял, что она вот-вот сорвется.
- Миссис Уоллес, вы можете говорить со мной совершенно откровенно. Не торопитесь и расскажите все, что считаете важным.
- Мы с Леоном поженились более двух лет назад. - Она опустила глаза и медленно повернула простое золотое кольцо на левой руке. - Сразу после того, как закончили сельскохозяйственный колледж. Все наши деньги мы вложили в небольшую ферму неподалеку от Литтлборо, собирались выращивать овощи. Мы были очень счастливы. Это как раз то, к чему мы оба так стремились - жить на земле, выращивать овощи и… воспитывать детей. - Она подняла глаза. - Вы непременно должны понять. Это очень важно. Мы любили друг друга… С тех пор, как мы впервые встретились на первом курсе колледжа, для нас обоих уже не мог существовать никто другой. У нас была хорошая ферма, и мы верили в себя. Конечно, мы знали, что возможен неурожай, что могут наступить трудные времена, но были к этому готовы. Потом я забеременела, и Леон поехал в Майами подыскать временную работу, чтобы раздобыть денег на новую посевную. Ему повезло, он сразу же нашел ее - место садовника в одной богатой семье. Их фамилия - Хоули.
- Хоули? - переспросил Шейн. - То самое семейство?..
Она коротко кивнула.
- То самое семейство, о котором писали в газетах в связи с аварией самолета. Кажется, Леон как-то упоминал об их сыне Альберте в одном из своих первых писем. Не думаю, что Альберт ему очень нравился, но работа была нормальная, к тому же платили хорошо. Мистер Шейн, он уже проработал там почти два месяца, и тут я получаю от него вот это письмо. - Дрожащими руками она открыла свою сумку, достала оттуда длинный конверт и протянула его Шейну. - Лучше вы сами его прочтите. Вы первый, кто… ну, сами поймете, почему я никому его не показывала.
Это был самый обыкновенный конверт, проштемпелеванный в Майами чуть меньше года назад. Письмо адресовалось миссис Леон Уоллес, Литтлборо, штат Флорида. Конверт был так потрепан, что было ясно - его часто открывали.
Шейн вытащил оттуда сложенный втрое листок простой белой бумаги.
- Мистер Шейн, туда еще были вложены десять тысячедолларовых купюр, - сказала миссис Уоллес.
Он остановился и внимательно посмотрел на нее.