- Не запнулся, а забздел, - заржал Окрошка, решив нарушить обет молчания. - Альф у нас всегда бздит, когда страшно. А страшно ему всегда. Да… совсем забыл сказать! Крысы не только на престарелых уголовников нападают, они ещё и на бздунов прыгают. По запаху, видать, определяют.
- Ничего я не испугался, - попробовал оправдаться Альфред, - я запнулся. Тогда, с Сидоровым, мы здесь тоже запнулись.
- Здесь? - недоверчиво переспросил Окрошка. - По ходу мы то место уже давно прошли.
- Нет, здесь. Или где-то здесь. Место тут такое…
- Ага. И ты его пометил.
- Так, стоп! Позже посмеёмся. Кажется, пришли, - Бирюк направил луч фонарика вглубь коллектора, и луч высветил очертания мостка. - То место? Врезка?
- Да, - в один голос сказали Альфред и Окрошка.
Маракова, конечно, обыскали, и пистолет-зажигалку нашли.
- Хоп! - воскликнул чернобородый секьюрити, вытащив её из кармана полковника.
Обыскивали у ворот, так как стол для банкета накрыт был в саду, и в дом входить не предполагалось. По крайней мере, пока.
- Это зажигалка, - тихо сказал Константин Леонтьевич, - Дай-ка, - и, мягко отняв её у чеченца, выщелкнул огонёк перед его крупным носом.
Охранник снова завладел зажигалкой, осмотрел со всех сторон, и, убедившись, что угрозы хозяину эта штука не представляет (любой бы принял её за простую зажигалку!), вернул Маракову. Константин Леонтьевич сунул оружие в карман и воровато оглянулся через плечо. Пархом приближался, театрально раскрыв объятья. Вид у него был радушного хозяина. Правда, глаза смотрели холодно и мертво. Впрочем, как всегда.
- Мрак! Ты не представляешь, как я рад тебя видеть, дружбан! - весело сказал он, но, подойдя, обниматься не стал, руки опустил, и, засунув их в карманы, спросил у охранника: - Ошмонал?
- Чистый, - ответил чеченец. - Как маладая дэвушка-целка.
- Какая девушка? Где девушка? - не понял полковник.
- Так гавару, так сказал, - с видом человека, втолковывающему недоумку прописную истину, пояснил Маракову чеченец.
- Прошу к столу, - Пархом сделал приглашающий жест.
За столом сидел прокурор Малюткин в песцовой шапке и в пуховике. Он морщился от боли и был слегка пьян. Наверное, чтобы не перечить хозяину, Малюте пришлось выпить коньяку, и теперь он мучился. Прокурор страдал язвой желудка и обычно, кроме минералки, ничего не пил.
Стол был заставлен блюдами с едой, но без изыска. Тарелки стояли как попало, без какой-либо композиции. Овощи - а-ля натюрель, целиком, у помидоров даже хвостики не оторваны. Мараков почему-то решил, что овощи не мыты. Сырокопчёная колбаса, какое-то мясо и говяжий язык были порезаны крупно, а когда Мараков подошёл к столу, убедился, что шкурка с колбасы не снята, а рыба нарезана кусищами прямо с чешуёй и костями. Суповых тарелок, исполняющих роль вазочек, доверху наполненных красной и чёрной икрой, было шесть штук, по три на каждый вид. Всё свободное пространство между тарелками занимали бутылки с вином, водкой и коньяком. Хлеба не было. На краю стола, напротив живота грустного страдающего Малюты - три гранёных стакана.
- Чем богаты, тем и рады, - дурашливо произнёс Пархом, - не обессудьте гости дорогие, у меня всё просто - по-холостяцки. Не люблю я рестораны. Там неизвестно, что тебе подают. Может, отраву какую? А здесь… - Пархом обвёл руками стол, - всё чистое и без отравы. Самолично на стол накрывал. Ешьте, дети мои, с рук моих!
Он схватил с тарелки два куска истекающей жиром копчёной осетрины и протянул Маракову и Малюткину. Те потянулись за подношением, но Пархом бросил рыбу обратно, и, вытерев руки о дублеёнку, сказал:
- Но сперва выпьем! За успех дела, которое вы чуть не просрали.
- Можно мне винца? - жалобно попросил Никита Иванович.
- Не можно, - отрезал Пархом, - вино будем на десерт пить. Смотреть на праздничный салют и пить вино.
Он взял бутылку коньяка и стал разливать; Мараков с усмешкой смотрел, как у прокурора, по мере наполнения стаканов, от ужаса округляются глаза. Когда содержимое бутылки иссякло (в стаканах оказалось янтарной жидкости почти по рубчик), Пархом, не глядя, швырнул пустую бутылку через плечо. Она обиженно звякнула, разбившись о подножье статуи одной из "куртизанок".
- Пить до дна! - скомандовал Пархом и чокнулся персонально с каждым из гостей.
Оба услышали, как громко сглотнул прокурор. Мараков снова усмехнулся и одним махом осушил стакан. Он уже съел два куска языка, сложив их вместе на манер бутерброда, и теперь осматривал стол в поисках чего-нибудь, чем можно зачерпнуть осетровой икры (к лососёвой он относился с предубеждением), а Малюта ещё цедил свою порцию. Коньяк явно не хотел вливаться в прокурорское горло, но прокурор, громко дёргая кадыком, вливал его думая в этот момент о своей язве. Пархом с нескрываемым интересом наблюдал за спектаклем. Это было его маленькой местью прокурору за нерасторопность в деле "Самсонов против Пархоменкова".
- Чуть не забыл! - спохватился Пархом, когда Малюта, поставив на стол стакан, в котором осталось на дне немного коньяку, стал хватать ртом воздух, как вытащенная из воды рыба, и шарить по столу в поисках запивки, - Мрак, ты постановление привёз?
- А как же, Максим Игоревич! - всё это время полковник прижимал под мышкой папку с постановлением, - Вот оно, - сказал он, протягивая Пархому папку.
Пархом кивнул на прокурора:
- Ему дай. Пусть хоть это сделает. Пусть подпишет, пока в аут не ушёл.
Мараков обогнул стол и раскрыл перед Малюткиным папку. Никита Иванович достал из кармана "паркер" с золотым пером, и уверенно, несмотря на молниеносно наступившее опьянение, поставил витиеватую роспись. Печать на постановлении уже стояла.
- Сюда давай, - Пархом протянул руку, - у меня пока полежит. После праздников заберёшь. Слышь, Малюта? Или ты уже отъехать надумал? Погоди, ещё фейерверк впереди. Да и не ешь ты ничего, я смотрю. Не нравится закусон?
- Ам-ням-ням, - пробормотал Никита Иванович совершенно неразборчиво и упал головой в овощи.
Струя из раздавленного помидора брызнула через весь стол.
- Посади его прямо, Мрак, - приказал Пархом. - Не люблю, когда в продуктах посторонние предметы валяются. Захочешь закусить, а в тарелке мусор. Гы-гы-гы! Мусор! Мусор-то - это ты. А прокурор… - Пархом склонил голову набок и критически посмотрел на пьяного Малюту, - слабак наш прокурор. Менять надо.
"А может, я зря Пархома грохнуть решил? - подумал Мараков, - Может, поторопился с выводами? Может ещё послужить Пархому и себе на благо? Вроде бы Пархом неплохо ко мне относится, ценит, и ни в чём не подозревает. А прокурора заменить решил. Может, с новым прокурором у меня отношения сложатся, и мы одна команда будем? И, может…".
Додумать он не успел, за воротами заливисто просигналила машина, оборвав его противоречивые мысли.
- Вас ист дас? - крикнул Пархом охраннику, который уже открывал ворота настежь.
- Дэвушку заказывали, вот, Шамиль и прывёз, - откликнулся бородатый секьюрити.
- Какую девушку? - почему-то Маракову вдруг стало душно. - Вы же, Максим Игоревич, говорили, что у нас мальчишник…
В ворота въехал джип и из него вышел начальник пархомовской безопасности Шамиль, и ещё один чеченец, а за ними из машины выбралась перепуганная Янка, белая как полотно, подталкиваемая сзади третьим абреком.
Мараков совершенно потерялся, а Пархом ухмыльнулся.
- Конечно, мальчишник. А какой мальчишник без блядей?
- Но…
- Я, Мрак, хочу все вопросы за один вечер решить. Давай-ка, колись - что против меня со своей полюбовницей удумал? Какую такую бяку решил сотворить?
- Какую бяку?., - промямлил полковник.
- Вот именно, какую? Шамиль, давай куколку сюда. - Пархом поманил рукой, - Битте! Присаживайся, Анюта. Тебя же Анной зовут. Анна Ивановна Кучкина по паспорту. А Яна - это просто кличка, профессиональный псевдоним. Аня-Яна. Слева направо - Аня, справа налево - Яна. Что пить будешь, Аня-Яна?
Янка отрицательно покачала головой.
- Ну, тогда что? Перекурим, что ли? И приступим к допросу.
Пархом сунул одну сигарету себе в рот, вторую вставил в трясущиеся Янкины губы, пошарил себя по карманам в поисках зажигалки. Мараков, сам не понимая, что делает, достал свою чудо-зажигалку и дал прикурить Пархому. Янка свою сигарету выронила. Она упала ей на колени и скатилась на землю.
- Дай-ка, - Пархом протянул руку к полковничьей зажигалке, взял её, поднёс к глазам, - эй, кто-нибудь! Включите прожектор. Не видно ни хрена!
Яркий луч света упал на стол моментально.
- Китайское говно? - удивился Пархом, - Мрак! Ты же серьёзный человек, а таким барахлом пользуешься! - пощёлкал зажигалкой и бросил её на стол.
За воротами снова раздался сигнал автомобиля. Пархом удивлённо посмотрел на стоящего рядом Шамиля:
- Кто на этот раз? Я больше никого не приказывал доставить.
- Дверь привезли. Устанавливать будут.
- Какую дверь?
- Железную. В подвал.
- А там что, двери не было?
- Гамлет вчера доложил, что под бассейном, в техузле, двери нет. Я распорядился изготовить и поставить.
- Понятно, - Пархом повернулся к Янке, - вернёмся к нашим баранам?
Янка вся тряслась от страха перед тем, что её ждёт.
- Замёрзла? Ладно. Сейчас дам команду готовить фейерверк. Посмотрим, полюбуемся и спустимся в мою секс-камеру греться. Не забыла ещё? И Махмуда с собой возьмём. А господин полковник зрителем будет…
Террористы-мстители отошли на безопасное расстояние, метров на сто от врезки.
- Можно я нажму? - попросил Альфред, - Разрешите? Я должен. Это я должен сделать. Ведь он не только Сидорова. Пархом жену мою убил. То есть… жену Алексея… То есть…
Бирюк посмотрел на Окрошку. Тот долго не отвечал, раздумывал. Потом кивнул головой:
- Пусть он.
Бирюк протянул Альфреду мобильный телефон. Альфред нащупал нужную кнопку, зажмурился и прошептал:
- За тебя, Катенька! За тебя, Лёша! За всех погибших от рук Пархома!
И нажал кнопку вызова.
Все замерли.
Секунда. Две. Три…. Пять!
Ничего! Взрыва не последовало.
Альфред снова и снова нажимал кнопку. Ничего.
- Может, ты неправильно сделал этот дегенератор? - расстроенным тоном спросил Бирюка Окрошка.
- Всё я правильно сделал. Я его проверял прежде, чем на пластит установить. Всё нормально работало. Мы его с Альфредом вместе устанавливали. Прочно установили, Альфред не даст соврать. Может, крыса, ёшкин кот?
- Мимо бежала, хвостиком махнула? - ехидно спросил Окрошка.
- Запросто, - строго ответил Бирюк, - крыс там достаточно было. Ну что, надо назад идти, проверить. Кто пойдёт? Желающих нет? Тогда…
У Альфреда бешено заколотилось сердце. Ведь это он должен идти! Он и никто другой. Кто, если не он? Старик Бирюк? Одноногий Окрошка? Нет, идти должен молодой и сильный… Альфред не считал себя сильным, но… он должен идти, некому больше. Альфреду даже прислушиваться к себе не надо было, он и так знал, что идти он не хочет. Боится. И ему вдруг стало стыдно. За свою слабость, за свой страх, за нерешительность. Вспомнилось: в жизни всегда есть место подвигу. Он должен идти и совершить… ну, если не подвиг, то хотя бы поступок. Может, единственный поступок за свою вялую и никчёмную тридцатитрёхлетнюю жизнь. Может, самый главный поступок. Может быть, последний…
- Я, - решительно сказал Альфред, - я пойду.
- Ты? - удивился Окрошка.
Старый вор пожал плечами.
- Да, я. Я должен.
- Ну, иди. Что ж?..
- Я мигом! - и Альфред побежал, зажав в руке мобильный телефон и пытаясь не думать о подстерегающих его в темноте опасностях.
- Эй! - крикнул ему вдогонку Бирюк, но Альфред не услышал - гулкий звук шагов в тоннеле и стук сердца в ушах заглушил окрик.
- Чё такое, ёшкин кот? - не понял Окрошка, - Тьфу, блин! Заразил меня своим котом!
- Альфред мобилу с собой унёс. Да и ладно, хрен с ней. Всё равно назад вернётся…
О фонарике Альфред забыл. До врезки он добежал по лучу, который Бирюк заботливо пустил по низу стены, подсветив ему дорогу, а, вот, свернув в боковое ответвление, ведущее к подвальному помещению под бассейном пархомовского дома, оказался в кромешной темноте. После третьего посещения этого места, путь к нему Альфред помнил наизусть. Шёл, нащупывая повороты. Было страшно - пугала темнота. Казалось, она наполнена призраками, и тени усопших были страшнее крыс-мутантов.
Вскоре он стал различать свет. Страх не прошёл, и Альфред помчался, подгоняемый им, настолько быстро, насколько позволяли сделать это узкое расстояние между стенами коридора и низкий потолок, о который он запросто мог разбить голову. Вбежав в помещение техузла, Альфред лихорадочно осмотрелся. Детонатор валялся рядом со штабелем, составленным из десяти брусков пластита (кровожадный Окрошка, всё-таки, настоял на своём). Либо они с Бирюком плохо закрепили детонатор, либо это действительно крысиных лап дело. Альфред слышал шебуршание и попискивание в углу, а, когда он вошёл в помещение техузла, чёрная тень метнулась от штабеля взрывчатки. Крыса, это всего лишь крыса, успокоил он себя. Не крыса-мутант, а самая обыкновенная подвальная крыса.
Установив детонатор на другой шашке, и убедившись, что он крепко в ней сидит, Альфред собрался в обратный путь, даже перекрестился. И вдруг услышал шум снаружи - громкие шаги и неясный звук голосов. Альфред похолодел. Бежать! Спасаться!
Но убежать он не смог, ноги отнялись. Альфред съехал по стене на пол. Вспыхнул свет, который показался ему ослепительным, и он зажмурил глаза.
- Эй! Ты что здэс дэлаешь, сабака? - услышал Альфред грозный оклик, - А это что такое?
"Неужели вот так? Неужели так скоро?"
Альфред нащупал на телефоне кнопку вызова и ещё крепче сжал веки.
- Эй, Шамиль! У тебя всё готово?
- Готово, - спокойно ответил Шамиль стоящий в глубине сада в окружении десятка чёрных людей и десятка белых статуй.
- Огонь! - скомандовал Пархом.
Раздался такой грохот, что его наверняка услышал каждый человек в городе. Дом Пархома взлетел на воздух и рухнул в огромную воронку, которая вполне могла сойти за вход в преисподнюю. Людей стоящих и сидящих за столом в саду взрывной волной разбросало в разные стороны. Мараков ударился головой обо что-то твёрдое или это твёрдое упало на него сверху.
Он потерял сознание…
Окно в процедурном кабинете, оборудованном под больничную палату, лопнуло. Эдика Эзау, стоящего у окна, с ног до головы осыпало осколками. Он резво отпрыгнул от окна и возмущённо воскликнул:
- Ни фига себе! Что это ещё за манёвры?
Правая сторона его лица была в крови - посекло осколками.
- Это не манёвры, - качнул забинтованной головой Сидоров.
- А что это за хрень?
- Это Альфред с Окрошкой Пархома взорвали…
Константин Леонтьевич открыл глаза и прямо перед собой увидел бледное лицо Пархома. Щека у него была грязной, а дублёнка на плече дымилась.
- Живой? - хрипло спросил Пархом, похлопывая себя по плечу, пытался затушить тлеющую замшу.
Мараков скорее понял, чем услышал Пархома.
Пархом не стал помогать полковнику подняться с земли, шатаясь, пошёл к тому месту, где раньше стоял стол, и, подняв одно из опрокинутых пластиковых кресел, отряхнул сидение и уселся, закинув ногу на ногу.
Мараков приподнялся на локтях, сел, тряхнул головой и скривился от боли. Болела не только огромная шишка посредине черепа, давило виски, ныл затылок, шумело в ушах. Полковник огляделся. На месте дома возвышалась куча обломков, они горели. Горел и перевёрнутый джип. У джипа лежал труп одного из чеченцев и тоже горел. Огонь освещал всё вокруг, его блики играли на лицах "куртизанок". Казалось, гипсовые дамы гримасничают и смеются. В дальнем конце сада стоял Шамиль со своими боевиками. Они о чём-то тихо разговаривали по-своему, поглядывая в сторону Пархома.
- А где?., - выдавил из себя Мрак, и собственный обычно громкий командный голос показался ему слабым, как у умирающего.
- Анна Ивановна? Тут она, за столом.
- За столом? - полковник посмотрел на лежащий кверху ножками стол. На земле, за ним, действительно, лежало что-то бесформенное.
- Рядом с Малютой, - хохотнул Пархом и взглянул через плечо на эту бесформенную кучу, - верней, на нём. Как два голубка. Лежат, обнявшись.
- Цела?
Пархом снова посмотрел через плечо и ответил:
- Почти.
Мараков кряхтя, поднялся и подошёл к перевёрнутому столу.
Янка лежала на прокуроре, голова у неё была неестественно повёрнута в сторону. Более чем на девяносто градусов. И у девушки не было одной ноги, примерно по колено. Мараков огляделся в поисках Янкиной ноги, но нигде не увидел.
Где же нога? Как же Янка без ноги теперь будет, подумал полковник и тут же пришёл в себя.
Всё! Теперь-то абсолютно точно, что своей недвижимости в Турции он лишился навсегда. И ему сразу стало легко, словно тяжёлый камень свалился с души.
- Интересно, а прокурор-то жив? - спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
- Янка твоя - самоотверженная девушка, - серьёзно сказал Пархом, - Телом своим прокурора закрыла. Спит, небось, Малюта.
Мараков откинул тело Янки, похожее на одноногий изломанный и списанный манекен.
- Не-а, не спит, - сообщил он Пархому, заметив острый кусок керамической черепицы с крыши пархомовского особняка, застрявший у Никиты Ивановича в горле, - мёртвый, - для верности Мараков проверил у Малюткина пульс.
- Да? - вяло, без интереса отреагировал Пархом, - Ну, и хрен с ним. Всё равно я его менять собирался.
К ним подошёл Шамиль. За его спиной стояли оставшиеся в живых чеченцы. Мараков насчитал восьмерых.
- Мы уходим, - коротко сказал Пархому начальник охраны.
- Как это уходите? Куда уходите? А как же контракт?
- Что контракт? Мы тебя, Пархом охранять нанимались, а умирать не подписывались. Умереть мы и у себя в горах можем.
- А ты не горячишься, Шамиль?
Шамиль промолчал, но было ясно, что он уже всё решил и уговаривать его бесполезно.
- Ну и валите! - рассердился Пархом. - Только не рассчитывайте на бабки. Ничего вы у меня не получите. Контракт вы нарушили, значит, хрен вам, а не бабло!
- А вот это ты горячишься, - возразил Шамиль. - звони Колобку, пусть деньги готовит. На всех. На мёртвых тоже.
Шамиль кивнул своим, и они пошли к воротам. Пархом посмотрел им вслед и плюнул на землю. Сказал зло, но тихо, так, чтобы не услышали чеченцы.
- Твари, чернозадые! Вовремя я их с охраны банка снял. Как чуял…
Вот он, удобный случай, подумал полковник Мараков. Они с Пархом остались наедине. Найти зажигалку, и… А можно и без зажигалки обойтись. Свернуть головёнку, да и концы в воду. А зачем, подумал тут же, теперь-то зачем? Нет, полкан, надо деньги зарабатывать. Без Пархома ты - никто. Генерал-майор без пяти минут? Ну и что? Генеральская зарплата, конечно, лучше полковничьей, но разве это деньги?