Связав глухарю лапы, я, невзирая на его шумные протесты, перевернул его вниз головой и понёс к охотничьему домику.
Моё возвращение вызвало у девчонок радостный визг.
– Ой, какая большая курица!
Я объяснил им, что это не курица, и положил птицу на землю. Та таращила вокруг своими глупыми глазами и, казалось, совсем не понимала, с какой целью её сюда притащили.
– А он съедобный? – спросила Юля.
– Вполне, – ответил я. – Сам я, правда, глухаря ещё ни разу не пробовал, но говорят, что его мясо очень вкусное.
– Точно-точно, – подтвердила мои слова Лиля. – Я как-то пробовала его в ресторане. Это, своего рода, деликатес. Кстати, стоит жутких денег. Поскорее бы вернулся Алан.
– Зачем? – спросил я.
– Чтобы выпотрошить твою добычу.
Я усмехнулся:
– А почему ты решила, что я не смогу этого сделать сам?
Ширшова удивлённо посмотрела на меня.
– Ну, вчера ты…
– Вчера было вчера, – прервал её я. – А сегодня – это сегодня.
Я поднял глухаря с земли и отправился за домик, чтобы не травмировать впечатлительных девчонок малоприятным зрелищем.
– Соберите дрова, – крикнул я на ходу, – и почистите шомпол.
Оглушив птицу со всего размаху о стену домика, я перочинным ножом отрезал ей голову и лапы, и принялся ощипывать. Делая всё это, я не переставал удивляться, насколько тверда была моя рука. Ещё накануне мне казалось, что я абсолютно не способен убить живое, беззащитное существо. Сегодня же во мне вдруг исчезла всякая сентиментальность. Меня переполняло такое рвение, что я просто диву давался, что это такое на меня нашло? Вот что может сделать с человеком голод!
– Ну как, продвигается? – раздалось у меня над ухом.
Я вздрогнул от неожиданности, обернулся и увидел Тагерова. Он с интересом наблюдал за моим занятием.
– Помочь? – спросил он.
– Не надо, – отказался я. – Справлюсь. Помоги лучше девчонкам разжечь костёр. Как там у вас дела? Нашли что-нибудь?
Алан развёл руками.
– Пока ничего. Как в воду канул наш путешественник. Словно испарился. А вместе с ним и самородок.
Последнюю фразу он произнёс с неприкрытым ожесточением.
– Вода бы нам сейчас не помешала, – заметил я.
– Не видели мы пока никакого источника, – вздохнул Тагеров. – Но вода здесь где-то есть. Должна быть. Я это чувствую. Сейчас пообедаем и продолжим поиски.
Он поглядел на начавшие заволакивать небо облака и сквозь зубы процедил:
– Когда же, всё-таки, за нами прилетят? Нежели нам и сегодня придётся здесь ночевать?
Алан повернулся и ушёл. Я сгрёб выщипанные перья в кучу, отодвинул последнюю в сторону, тщательно вытер руки о траву, разрезал брюхо тушки ножом и принялся вынимать внутренности.
Несмотря на то, что наш обед состоял всего из одного блюда, – жареной дичи, – он выдался на славу. Все ели с волчьим аппетитом, и по достоинству оценили превосходный вкус глухариного мяса.
– Ничего вкуснее в жизни ещё не ела, – мечтательно протянула Патрушева, и воздела глаза к небу. – Не зря в ресторанах за него дерут сумасшедшие деньги.
Что касается меня, то я съел доставшийся мне кусок с превеликим трудом. Еда почему-то совершенно не лезла мне в горло. Меня откровенно тошнило. Видимо, это начала сказываться усталость.
Закончив трапезу, Тагеров поднялся на ноги, отряхнул руки, посмотрел на часы и решительно произнёс:
– Ну, нам пора. Ванёк, пошли. Продолжим поиски.
– А я? – спросил я. – Меня с собой не берёте?
Алан на мгновение задумался, затем сделал ласковые глаза, в которых проглядывало некое лукавство, и озарился слащавой улыбкой:
– Если хочешь, пошли. Но, может быть, ты лучше займёшься добычей ужина? Ты просто бесподобен как охотник.
– И в самом деле, Дим, может ты ещё кого-нибудь поймаешь? – обратилась ко мне Юля. – Хочешь, я тебе помогу? Научи меня охотиться.
Я с ужасом почувствовал, что начинаю краснеть. Конечно, я был рад её знаку внимания. Откровенно говоря, я о нём даже мечтал. Но когда он вдруг из желаемого превратился в действительное, я постеснялся обнаруживать появившуюся у меня в последнее время слабость. Стремясь как-то скрыть овладевшее мною смущение, я стал глазеть по сторонам и пробурчал:
– А Лиля? Нельзя же оставлять её одну.
– Ну, мы же будем недалеко, – почти умоляюще протянула Патрушева. – Да и Лиля не против. Правда, Лиля?
Ширшова иронично посмотрела сначала на неё, потом на меня, и отвела глаза, с трудом сдерживая улыбку. Её чуткое девичье сердце, безусловно, уловило беспокойное состояние наших душ.
– Конечно не против, – деликатно сказала она. – Что я, такая уж трусиха, одна остаться боюсь? Нам всем не помешает научиться охоте. Это в жизни пригодится. Сегодня ты, завтра я. Так и будем передавать друг другу опыт.
– Вот и ладненько! – довольно хлопнул в ладоши Тагеров.
Он кивнул Попову, и они скрылись за деревьями.
– Ну что, пойдём? – предложила Юля.
– Пойдём, – согласился я.
Пока мы шли, она с огромным интересом выслушала мой рассказ о том, как мы с Вишняковым накануне поймали зайца. А история о моей остроумной поимке глухаря привела её в бурный восторг. Я показал ей место, где мы расставляли силки, и она тут же изъявила желание самой завязать петлю. Я не возражал и протянул ей бечёвку.
Юля оказалась толковой ученицей. Очень скоро петля была готова. Мы поместили её в ямку, положили туда в качестве приманки кусок древесной коры и спрятались за кустами в ожидании добычи. Я вдруг поймал себя на мысли, что мне хочется, чтобы заяц не появлялся как можно дольше. Мне было приятно сидеть рядом с этой девушкой. Мне доставляло удовольствие слышать её голос, чувствовать её запах. Мы тихонько, шёпотом, оживлённо переговаривались на самые различные темы, как вдруг до нас донёсся крик:
– Эй!
Мы замолчали и прислушались.
– Эй! – повторилось снова. После этого раздался свист.
– Кажется, нас зовут, – проговорила Патрушева.
– Если зовут – надо идти, – проворчал я, сворачивая бечёвку. – Что у них там случилось?
Лиля, Ваня и Алан стояли возле домика. Их позы были напряжены, лица светились мертвенной бледностью, а в глазах застыл страх.
– Что произошло? – беспокойно спросила Юля. – Вы нашли Сергея?
Ширшова нервно кивнула головой.
– Где?
– Там, – показал рукой в сторону Тагеров. Его голос вдруг сел и стал каким-то осипшим.
– Он жив? – предчувствуя недоброе, спросил я.
Алан нервно сглотнул слюну и помотал головой. Патрушева испуганно вскрикнула и закрыла лицо руками. У меня по спине пробежали мурашки. Колени затряслись, и я почувствовал, что у меня внутри всё начинает холодеть…
10
Дверь палаты скрипнула. Я поднял голову и увидел медсестру Машу.
– Ты не спишь? – тихо спросила она.
– Нет, – ответил я, и стал подниматься с кровати, полагая, что она пришла затем, чтобы увести меня на очередные процедуры. Но её заискивающий взгляд подсказал мне, что она явилась сюда вовсе не за этим. И что её визит, скорее всего, связан не с работой, а с чем-то личным. Я откинулся на подушку. Маша подошла ко мне и робко присела напротив.
– Ой, а чего у тебя глаза такие красные? – испуганно спросила она.
Я замялся. Назвать истинную причину мне было стыдно. Какой же я мужчина, если даю волю слезам! Поэтому я ляпнул первую пришедшую на язык отговорку:
– Сплю плохо.
Маша внимательно посмотрела на меня. Её недоверчивый взгляд не оставлял сомнений, что она не поверила моему объяснению, и, скорее всего, обо всём догадалась. Но из деликатности продолжать эту тему не стала.
– А ты давно в Москве живёшь? – поинтересовалась она.
– Пятый год, – ответил я.
– А сам откуда?
– Из Новозыбкова. Есть такой маленький городок в Брянской области.
– Не слыхала, – с сожалением в голосе проговорила медсестра. – А ты, что, с детства мечтал стать геологом?
– Нет, – смущённо произнёс я. – Если честно, мне просто хотелось учиться в МГУ, жить в Москве. Вот я и выбрал факультет, куда было проще поступить.
– С первого раза поступил?
Я не без гордости утвердительно кивнул головой.
– Трудно было? Конкурс большой?
– Шесть человек на место.
– Ого!
– Да нет, для МГУ это немного, – улыбнулся я. – На экономический или юридический и до двадцати доходит.
– Ничего себе! – охнула Маша.
– Тут главное хорошо подготовиться к экзаменам. Будешь всё знать – никакой конкурс не страшен. Кстати, а почему тебя это так интересует? Хочешь в МГУ поступить?
– Да нет, – смутилась она. – Я хочу в медицинский попробовать. Просто уже до чёртиков опостылела эта дыра. Всю жизнь в ней живу. А так хочется в цивилизацию! Я специально в больницу работать пошла, чтобы приобрести стаж. Говорят, при зачислении его учитывают.
Я развёл руками.
– Насчёт медицинского ничего сказать не могу. Я, честно говоря, даже не знаю, где он в Москве находится.
– Ни разу в столице не была, – с горечью призналась Маша. – Расскажи мне, какая она. Я ведь её только по телевизору вижу. Как там, вообще, живут?
– Живут, как и везде, – пожал плечами я. – Хотя, конечно, куда сходить и на что посмотреть там гораздо больше, чем в любом другом городе.
Я рассказал Маше про Красную площадь, про Кремль, про старый и новый Арбат, про московские магазины, про университет. Она зачарованно слушала, томно вздыхала и мечтательно поднимала глаза в потолок.
– Ты не знаешь, остальных ребят разыскали? – спросил я, резко переменив тему разговора.
– В морг час назад ещё одного парня привезли, – ответила Маша. – Сейчас вскрытие проводят.
У меня неприятно засосало под ложечкой.
– Ой! – вдруг испуганно вскрикнула моя гостья, и прикрыла ладонью рот. – Зачем я тебе всё это рассказываю? Мне же Виктор Михайлович строго-настрого запретил тебе об этом говорить.
– Почему? – спросил я.
– Тебе нельзя волноваться.
Я грустно усмехнулся.
– После всего того, что я пережил за эту неделю, меня уже вряд ли что сильно разволнует.
– И всё равно я не имею права. Мне за это знаешь, как влететь может?
– Я тебя не выдам, – попытался успокоить её я, но мой довод действия не возымел.
– Ты извини, что я тебя побеспокоила, – пробормотала Маша, ещё раз посмотрела на мои заплаканные глаза и вскочила с места. – Про Москву спросить очень хотелось. Давай в другой раз поговорим. Хорошо?
Она попятилась к двери. Я попытался её остановить, но Маша только смущённо улыбнулась, ободряюще кивнула и вышла из палаты, снова оставив меня в одиночестве…
Тело Вишнякова неподвижно лежало на земле. Его руки и ноги были безжизненно вытянуты, волосы на голове беспорядочно растрёпаны, а на бледном, вымазанном грязью, лице застыло выражение неподдельного ужаса. Его глаза с закатившимися зрачками были выпучены и обращены к небу. Рот, из которого вывалился посиневший язык, был широко открыт, а всю шею окаймляла тонкая красная полоска. Зрелище явно было не для слабонервных. Девчонки испуганно закрыли ладонями лица и отвернулись. Ваня и Алан смотрели на труп как завороженные. Я нервно сглотнул слюну и почувствовал, как у меня начинают трястись поджилки.
– Если бы не Ванёк, мы бы его не обнаружили, – негромко произнёс Тагеров. – Его кто-то хорошо замаскировал.
Он кивнул глазами на разбросанные вокруг сосновые ветки.
– Этих веток здесь была навалена целая куча. Я думал, это просто валежник, и прошёл мимо. А Ванёк поглазастее оказался.
Попов вздохнул.
– Я смотрю, внизу что-то белеет, – пояснил он. – Пригляделся – похоже на кроссовки. У меня внутри словно стрельнуло. А вдруг…? Говорю Алану, давай ветки разберём. Разобрали – и вот, пожалуйста.
Я смотрел на мёртвого Сергея, и меня разбирало какое-то странное, сложное чувство. Я никак не мог поверить, что я действительно это вижу. Ведь ещё вчера он был жив. Мы с ним разговаривали, охотились, разводили костёр. У меня даже в голове не укладывалось, что его больше нет. А может, мои глаза врут? Может, мне это только кажется? Может, это просто мираж?
Но мои глаза не врали.
Я оглядел остальных ребят. По выражению их лиц было заметно, что ими завладела паника. Мы непроизвольно сжались в кучу и продолжали смотреть на мёртвое лицо своего спутника, походившее на застывшую восковую маску.
– Боже, как это страшно! – тяжело дыша, прошептала Лиля.
– По всей видимости, его кто-то задушил, – как бы рассуждая сам с собой, произнёс Ваня. – Красная линия на шее походит на след веревки. Причём, сделали это не так уж давно. Тело ещё не закоченело.
– Ты хочешь сказать, что его убили не вчера? – спросила Юля.
– Именно, – утвердительно кивнул Попов.
– А как же тот крик, который мы все слышали?
– Крик был вчера, – согласился он. – Но задушили Сергея только сегодня. Ночью он определённо был жив. Может, он находился без сознания. Но он был жив.
Ваня приблизился к телу и неторопливо обошёл его вокруг.
– Ночью он находился не здесь, – уверенно заключил он. – Его притащили вон оттуда.
Он показал рукой в сторону.
– Почему ты так думаешь? – спросил я.
– Трава примята, словно по ней что-то волокли.
Мы подошли к тому месту, где стоял Попов, и убедились, что он мыслит правильно. На траве отчётливо просматривалась прямая линия, уходившая вглубь леса.
– Кроме этого, обратите внимание, – продолжал он, – его руки и ноги вытянуты вдоль тела. Такое положение конечностей может образоваться только в том случае, если не успевший ещё закоченеть труп волокут за подмышки. Если бы его задушили здесь, руки и ноги были бы неестественно скрючены. Инстинкт самосохранения заставляет любого человека как-то бороться за свою жизнь и отчаянно брыкаться.
Ваня присел на корточки и стал рассматривать руки Вишнякова. Спустя некоторое время он присвистнул.
– Что? – спросили мы.
– Похоже, перед тем, как задушить, его крепко связали, – пояснил он. – Вот, посмотрите. Видите, красные линии на запястьях?
– Ужас какой! – передёрнулась Ширшова.
– Может, давайте пройдём по этому следу? – предложил Попов.
Все неуверенно замялись.
– Боязно! – призналась Патрушева. – Здесь явно обитает какое-то разумное существо. И мы вчера его видели. Кто его знает, что можно от него ещё ожидать. Пока оно убило только Сергея. Где гарантия, что ему не захочется убить ещё кого-то из нас?
– Почему ты считаешь, что оно разумное? – спросила Лиля.
– Подумай сама, – ответила Юля. – Ведь Сергея не загрызли, не разорвали на части, а задушили верёвкой. Да ещё замаскировали при этом труп сосновыми ветками. Звери на такое не способны.
Её слова зародили в нас острое ощущение опасности, и мы стали беспокойно озираться по сторонам.
– Ты думаешь, это человек? – спросила Ширшова.
Патрушева пожала плечами.
– Не знаю. Может человек. Может какой-то получеловек-полузверь. Но, во всяком случае, это существо имеет интеллект, схожий с человеческим, – заключила она. – Его действия разумны.
– В чём же здесь разум? – возразила Лиля. – Беспричинно кого-то убить! Что здесь разумного?
– Я имею в виду не сам факт убийства, а то, каким образом оно совершено, – разъяснила Юля. – И я не уверена, что оно действительно беспричинно. Какая-то причина должна быть. Мы потревожили покой этого существа. Мы вторглись в его мир. Оно явно усмотрело в нас какую-то опасность. Но только вот какую?
Патрушева немного помолчала.
– Я вот что думаю, – задумчиво проговорила она. – А не завязан ли здесь каким-то образом этот проклятый самородок? Кстати, а где он?
Последняя фраза Юли мгновенно повернула наши мысли в совершенно другое русло.
– Информация к размышлению, – натужно усмехнулся Алан. – Самородок бесследно исчез.
– А ты, что, уже смотрел? – спросил я.
Тагеров кивнул головой.
– И что? Неужели самородка действительно не было?
– Не было, – подтвердил Алан.
– Странно. Ведь Вишняков постоянно носил его с собой. Куда он мог деться?
Я пристально посмотрел на Тагерова. Поймав мой недоверчивый взгляд, он весь как-то стушевался и съёжился:
– А я откуда знаю?
Мне что-то не верилось в правдивость этих слов. Слишком уж подозрительным выглядело смущение Алана. Каким-то оно было нервным и неестественным. А не присвоил ли он втихую себе вишняковскую находку?
Я был не единственным, у кого появились такие мысли. Аналогичные догадки, судя по всему, возникли и у Ширшовой. Она нахмурила брови и обратилась к Попову:
– Ваня, это так? Вы действительно не нашли у Вишнякова самородок?
Её вопрос прозвучал твёрдо и холодно. От меня не укрылось, с каким возмущением стрельнул в неё глазами Тагеров.
Губы Попова сжались. Он побледнел.
– Я ничего не искал, – робко ответил он. – Карманы Сергея исследовал Алан. Я не видел, чтобы он вытаскивал оттуда самородок.
Что означала бледность его лица? Страх разоблачения, или страх несправедливого оговора?
Присев на корточки перед трупом, я стал ощупывать одежду Вишнякова. Какое, всё-таки, это мерзкое и гнусное занятие, обыскивать мертвеца! Чувствуешь себя настоящим мародёром. Самородка не было. Я поднялся на ноги, взглянул на Лилю и отрицательно помотал головой. Но её не убедил мой жест. Она решила меня перепроверить. Приблизившись к телу Сергея, она устроила настоящий шмон. То, как она искала у него самородок, изумило всех. Казалось, её ничто не смущало. Ни то, что перед ней мертвец, ни то, что он другого, по сравнению с ней, пола. Она ощупывала его так, словно имела дело с витринным манекеном. Она не постеснялась исследовать даже пах. Лишь её трясущиеся руки выдавали, какое сильное отвращение испытывала она в тот момент, и сколько ей приходилось прилагать усилий, чтобы его преодолеть.
– Ничего, – разочарованно вздохнула она, поднимаясь с колен, и брезгливо отряхивая руки.
Мой взгляд упал на Тагерова. Его губы искривились в какой-то странной ухмылке. То ли его позабавило, как Ширшова бесцеремонно ощупывала труп, то ли он торжествовал, что мы ничего не нашли.
Я изучающе окинул Алана с головы до ног и решился на прямой, бестактный вопрос:
– А что у тебя в карманах?
Тагеров побагровел.
– Что-о-о?! – угрожающе протянул он, и сделал шаг вперёд.
Я инстинктивно хотел отступить, но всё же удержал себя на месте. Я смотрел на Алана без тени страха, спокойно и твёрдо. Не почувствовав во мне проявлений слабости, он остановился.
– Что вы ко мне прицепились? – взорвался он. – Нет у меня самородка! Нет! Вы слышите? Нет!
Что означали эти эмоции? Искреннее возмущение или защитную маску, за которой скрывалась ложь?
– И всё-таки, что у тебя в карманах? – повторил я.
– Ничего! – рявкнул он.
– Ну, а если ничего, почему ты тогда так нервничаешь?
Тагеров буквально затрясся. Его лицо пылало злобой. В его глазах сверкал яростный огонь. Казалось, ещё чуть-чуть, и он испепелит меня дотла. Его кулаки сжались. Я видел, что он едва сдерживается, чтобы не наброситься на меня, и хорошенько не наквасить мне физиономию.
– А потому, что вы меня уже задолбали! Сколько раз повторять, нет у меня самородка! Нет!