Мы с Лилей и Сергеем придвинули к себе свои рюкзаки и стали копаться в их содержимом.
– Вываливаем всё, что есть, – скомандовал Вишняков.
Алан, Ваня и Юля немного смутились. Они явно чувствовали себя неловко. Ведь у них ничего не было. Вещи Тагерова и Патрушевой остались в вертолёте, и, скорее всего, сгорели вместе с ним. Рюкзак Попова болтался на высокой ели. Они, конечно, понимали, что мы обязательно поделимся с ними своим провиантом, но чувствовать себя эдакими нахлебниками им явно было неприятно.
– Вот это да! – восторженно вскричал Сергей.
Все подняли головы и посмотрели на него. Вишняков обвёл нас многообещающим взглядом, и торжественно извлёк из рюкзака бутылку водки.
– Цела и невредима!
– Джигиты-вакхабиты! – воскликнул Алан, что, по всей видимости, означало: "Ни фига себе!".
Я думал, она разбилась, – продолжал радоваться Сергей. – А ей хоть бы что. Хорошо, что я её в свитер завернул. Теперь мы ещё больше согреемся. Готовьте кружки.
– Э-э-э! Погоди! – решительным жестом руки остановила его Ширшова. – Тебе лишь бы всё вовнутрь.
– А куда ещё? – недоумённо спросил Вишняков.
– Водка нам понадобится в медицинских целях, – разъяснила Лиля. – Нужно продезинфицировать ссадины, царапины. Кто-нибудь хочет, чтобы у него случилось заражение крови? Наверное, нет. Кроме этого, Юле надо растереть спину, Диме – ногу. А что останется – можете выпить.
– Это само собой, – печально вздохнул Сергей, видимо сознавая, что после всех перечисленных процедур бутылка, как минимум, ополовинится.
Тем временем стол наполнялся яствами. На нём уже лежали запечённые картофелины, спичечный коробок с солью, бутерброды с колбасой, изломанная плитка шоколада, немного придавленные огурцы и помидоры, а также месиво, которое раньше являлось варёными яйцами. Я добавил в эту кучу расплющенный кусок сыра, термос с чаем, который удивительным образом также остался цел, и небольшой кулёк с рафинадом.
– Не густо, – определил Вишняков. – Но всё же лучше, чем вообще ничего.
– На сегодня хватит, – сказал я. – А завтра, будем надеяться, нас отсюда вывезут.
– Ну что, приступаем? – спросила Лиля.
Заметив нерешительность в глазах Алана, Вани и Юли, она мягко добавила:
– Ребята, да хватит вам стесняться. Здесь все свои. В таких случаях нет понятия "своё-чужое". В таких случаях всё становится общим. Давайте, придвигайтесь.
– У меня там, в рюкзаке, сало и котлеты, – как бы оправдываясь, произнёс Попов.
– Вот и прекрасно! – воскликнул Сергей. – Значит, будет чем утром позавтракать.
Мы жадно набросились на еду. Спустя каких-то пять минут на столе остались лишь крошки.
После трапезы Ширшова отобрала у Вишнякова водку и принялась демонстрировать свои навыки, полученные ею на курсах оказания первой медицинской помощи. Прежде всего, она, с помощью ваты, обработала наши ссадины. Мы немилосердно охали, в шутку соревнуясь, у кого это получится забавнее. Победу одержал Тагеров. Его завывания вызвали наибольший смех.
– Ты лучше квакай, – посоветовал ему я. – А то на твой вой сбегутся все таёжные волки.
– Ква-ква-ква! – послушно произнёс Алан.
Избушку снова сотряс взрыв хохота.
Закончив возиться с Тагеровым, Лиля помогла Юле улечься на кровать и тщательно растерла водкой её спину. После этого она укутала её всевозможным тряпьём, которое только нашла в своих вещах, и подступила ко мне. Но я предпочёл растереться самостоятельно. Обернув ногу курткой, я почувствовал, как по ней начинает расползаться облегчающее боль тепло.
– Так, вроде вылечила всех, – проговорила Ширшова, посмотрела по сторонам и поставила бутылку на стол. – Пейте на здоровье.
В бутылке осталось примерно треть содержимого. Грустные глаза Сергея стали ещё печальнее. Он обречённо вздохнул, разлил водку в уже приготовленные для этого четыре кружки (женская часть нашего коллектива от употребления спиртного вовнутрь отказалась) и произнёс:
– Ну, что? Без закуски, конечно, непривычно. Но в этом тоже есть свой шарм.
Я, Алан и Ваня подошли к столу.
– За наше чудесное спасение, – предложил Тагеров.
Вишняков помотал головой.
– Нет, – возразил он. – Давайте помянем того, благодаря кому мы остались живы. Николая. Можно было взлетать в такую погоду, или нельзя – сейчас это уже не имеет значения. Главное то, что он выполнил свой служебный долг до конца, и без раздумий пожертвовал своей жизнью ради сохранения жизней своих пассажиров, то бишь нас с вами.
Мы, не чокаясь, выпили. Наступила тишина. Поставив кружки на стол, мы снова расселись на полу.
– А керосин в лампе убывает, – констатировала Лиля. – Убывает даже быстрее, чем я думала. Может, её потушить?
– Господа, кому-нибудь нужен свет? – картинно спросил Сергей. – Признавайтесь, кто-нибудь боится темноты?
Никто не отозвался. Ещё раз обведя нас глазами, Вишняков придвинул к себе керосинку и повернул вентиль. Огонь погас. Нас окутала кромешная тьма.
– Ну, что, будем спать? – проговорил Алан.
– А что нам ещё остается делать? – подал голос я.
– Утро вечера мудренее, – заметила Ширшова.
– На это вся и надежда, – внесла свою лепту в диалог Патрушева.
Послышался шорох. Это каждый из нас стал устраиваться поудобнее. Я подался чуть вперёд, положил под голову рюкзак, вытянул ноги, сложил руки на животе и закрыл глаза.
"Вроде покойника", – мрачно подумалось мне.
Растертая водкой нога согревалась всё сильнее и сильнее. Я с удовлетворением отметил, что судорога, сковывавшая её до сих пор, заметно ослабла, боль стала утихать, и кровь свободно потекла по сосудам.
"Какая же всё-таки молодец, эта Лиля, – подумал я. – С использованием водки она всё рассудила правильно".
Снаружи донёсся лёгкий свист ветра. Послышалось уханье совы. Вдалеке что-то затрещало. Я открыл глаза и насторожился. Эти звуки заставили меня вспомнить, что мы находимся не дома, что вокруг нас глухая тайга со всеми её обитателями, и что для этих обитателей мы, скорее всего, незваные гости, которые нарушили их покой.
– Хотел бы я знать, куда делся хозяин этого домика, – раздался задумчивый голос Тагерова. – Что он здесь делал? Кто он, вообще, был? Завтра, при дневном свете, нужно будет хорошенько здесь пошуровать. Авось, отыщем что-нибудь интересное.
– Ребята, может быть нам стоит организовать дежурство? – предложила Ширшова. – Мало ли кто сюда ночью забредёт.
– А кого ты боишься? – спросил Алан.
– Медведя, – ответила Лиля.
– Медведь – это ерунда, – пробормотал Вишняков. – Главное, чтобы сюда не забрёл кое-кто пострашнее.
– Например? – спросил я.
– Например, Снежный Человек.
– Ну, ты и загнул! – усмехнулся Тагеров. – Ты нас попугать хочешь?
– Вовсе нет, – возразил Сергей. – Если хочешь знать, встретить Снежного Человека в такой глуши – вполне возможно.
– А ты, что, и вправду веришь в его существование? – удивлённо поинтересовалась Лиля.
– Верю, – без тени смущения ответил Вишняков. – Сейчас уже доказано, что это не выдумки, и что он существует на самом деле. В прошлом году, когда я ездил на Алтай, мне довелось разговаривать с людьми, которые видели его собственными глазами.
– Интересно, – протянула Ширшова. – Может, расскажешь?
– Если хотите – пожалуйста, – охотно согласился Сергей. – Начнём с того, что он, вообще, из себя представляет. Все, кто видел Снежного Человека, описывают его одинаково: крупный, массивный, очень высокого роста, весь покрыт густой шерстью, которая есть даже на лице, с заострённой кверху головой, с низким лбом, горящими красными глазами и хорошо развитой нижней челюстью.
– Прямо, вылитый я, – в шутку вставил Алан.
– Правда, цвет шерсти назывался разным, – продолжал Вишняков. – Кто упоминал бурый, кто рыжий, кто белый. Всё зависело от того, где его видели. На Алтае он бурый, в Гималаях – белый, в Северной Калифорнии – рыжий. Одно из самых первых упоминаний о Снежном Человеке относится к 1921 году. Именно с тех пор это существо стали называть именно так. Имя Снежный Человек ему дали английские альпинисты, покорявшие Эверест. Как-то ночью, над горами, они услышали страшный крик, от которого у них, по их собственному признанию, кровь застыла в жилах. А на следующее утро, на одном из близлежащих склонов, они увидели цепочку огромных следов, которые очень чётко отпечатались на снегу, и которые сильно походили на человеческие. Проводники альпинистов, увидев эти следы, страшно переполошились и наотрез отказались разбивать лагерь в этих местах, заявив, что с этим существом лучше не встречаться. Первую экспедицию, которая имела своей целью поиски Снежного Человека, снарядили в 1954 году. С тех пор таких экспедиций были сотни, но поймать его так и не удалось. Его много раз фотографировали, но фотоснимки почему-то никогда не получались. То пленка вдруг оказывалась засвеченной, то изображение сильно размытым. Заснять его удалось всего один раз, в 1964 году. Это была экспедиция американца Паттерсона, которая вела поиски Снежного Человека в Северной Калифорнии. Паттерсон и его компаньоны неспеша продвигались на лошадях по каменистому берегу реки. Внезапно их лошади остановились, испуганно заржали и встали на дыбы. Исследователи не смогли удержаться в сёдлах и свалились на землю. Лошади стремглав унеслись прочь. Оглядевшись по сторонам, чтобы выяснить, что так сильно могло их напугать, Паттерсон остолбенел. Невдалеке, метрах в ста пятидесяти, за кустами стояло огромное волосатое существо, напоминавшее человекообразную обезьяну. Увидев, что его заметили, оно стало быстро удаляться в сторону леса. Поняв, что перед ними Снежный Человек, Паттерсон выхватил из сумки кинокамеру и бросился за ним. Ему удалось его заснять. Эти семь метров кинопленки, которые длятся чуть больше минуты, теперь известны всему миру.
– Видели, видели, – пробурчал Тагеров. – Было в какой-то передаче. Но не факт, что это не фальшивка. Может, это был не Снежный Человек, а просто какой-нибудь актёр в обезьяньей шкуре.
– Сергей, а откуда ты всё это знаешь? – удивлённо поинтересовалась Лиля.
– Читал, – ответил Вишняков. – Когда я вернулся из Алтая, я стал собирать материалы о Снежном Человеке, и нашёл их в достаточно большом количестве. Честно говоря, когда нам сообщили, что мы будем проходить преддипломную практику в этих местах, я первым делом подумал: вот бы его здесь встретить!
– Зачем он тебе нужен? – воскликнула Ширшова.
– Интересно, – сказал Сергей.
– Просто интересно, и всё?
– Да.
– Я слышала, что смотреть на него небезопасно, – раздался голос Юли. – Что люди от этого даже умирали.
– Не все, – возразил Вишняков. – Но такие случаи тоже бывали. Например, Паттерсон после той съёмки умер через пять лет от рака мозга.
– Бр-р-р! – содрогнулась Лиля.
– Я могу привести и другие примеры, – продолжал Сергей. – В 1967 году у нас организовали экспедицию, чтобы поймать Снежного Человека. Руководил ею профессор Менжинский. Засаду устроили где-то в горах Грузии, где его неоднократно видели. Ждали-ждали, и вот он наконец появился. Менжинский выскочил ему навстречу и выстрелил в него из пистолета, который был заряжен ампулами со снотворным, но промахнулся. Снежный Человек скрылся. А Менжинский после этого заболел и вскоре умер. По-моему, тоже от рака мозга.
– А почему так происходит? – спросила Патрушева.
– Учёные считают, что в Снежном Человеке очень развито такое свойство, как телепатия. С помощью телепатии он может воздействовать на наш мозг, и таким образом нарушать его работу. Что-то типа биотерапии, только гораздо сильнее.
– Бред! – фыркнул Алан.
– Нет, не бред, – возразил Вишняков. – Каждый человек представляет собой субстанцию, которая может одновременно принимать и передавать электромагнитные волны. Каждый орган человеческого тела имеет свою определённую частоту. И если воздействовать на него на этой частоте, то можно повлиять на его работу. Например, настроившись на частоту мозга, можно его полностью парализовать, и он перестанет командовать жизненно важными функциями организма. Дыхание останавливается, сердце затихает, и человек умирает. В это, конечно, трудно поверить. Для нас телепатия – это нечто невероятное, непознанное. А для Снежного Человека – это повседневная форма существования.
– А чем Снежный Человек отличается от Йети? – спросил я.
– Ничем, – ответил Сергей. – Это просто разные названия одного и того же. В Европе это существо называют Снежный Человек, в Тибете – Йети, в другом месте как-то по-иному, но суть от этого не меняется.
– У нас в Дагестане его называют Аламаз, – сказал Тагеров.
– А я где-то читала, что Снежный Человек – это обитатель некоего другого пространственного измерения, который появляется у нас через какой-то портал, – снова вступила в разговор Юля.
– Существует и такая гипотеза, – согласился Вишняков.
Он хотел ещё что-то добавить, но тут раздался голос Попова:
– Слушайте, может хватит, а? От ваших страшилок уже мороз по коже продирает. Нашли время и место для таких разговоров. Давайте спать. Уже глубокая ночь.
– А и верно, – заметила Лиля.
– Правильно, ребята, хватит, – поддержала Ваню Юля.
– Ну, хватит – так хватит, – усмехнулся Сергей. – Давайте и вправду прекратим. А то мне уже и самому становится как-то не по себе.
Наступила тишина. Я перевернулся на бок и постарался погрузиться в сон. Но, к своему удивлению, почувствовал, что мне страшно засыпать. Мною овладела тревога. Я никогда не считал себя излишне впечатлительным, но здесь, в глухом таёжном лесу, во мраке ночи, когда вокруг не было абсолютно никого, кто, в случае чего, мог бы прийти нам на помощь, рассказы Вишнякова возымели на меня довольно сильное действие. В моей памяти вдруг отчётливо проявились все истории о духах, привидениях, и тому подобной нечисти, слышанные мною когда-либо. Каждый треск, каждый шорох, раздававшиеся за окном, заставляли меня вздрагивать. Мне казалось, что к нам украдкой подбирается Снежный Человек, перед которым мы были совершенно бессильны и беззащитны. Я весь сжимался, моё дыхание учащалось, а сердце заходилось в бешеном ритме. Так, одержимый беспокойством, я проворочался до самого рассвета. И только под утро, когда накопившаяся за день усталость оказалась сильнее всех одолевавших меня страхов, сон наконец сомкнул мои глаза…
6
– Ну, орёл, как у нас дела?
Я отвёл глаза от берёз, на которые задумчиво смотрел через окно, и слез с подоконника.
Виктор Михайлович зашёл в палату, бросил изучающий взгляд на полотенце, висевшее на двери, приветственно протянул мне руку и поинтересовался:
– Что, докучают любопытные?
– Есть немного, – ответил я.
– Я смотрю, ты маленько ожил, – заметил врач, осматривая мои зрачки. – Глаза уже не красные, мордашка покруглела, подрумянилась. Да и в целом выглядишь явно пободрее. Пришёл в себя?
– Пришёл, – вздохнул я.
– Ну и молодец. Подними-ка майку, я тебя послушаю.
Я выполнил его просьбу.
– Ну что ж, дыхание чистое, хрипов нет, – заключил Виктор Михайлович, вытаскивая из ушей наконечники фонендоскопа. – Рентген никакой патологии не выявил. Даже не верится, что ты провёл несколько ночей на холодной земле. Организм крепкий. У тебя что-нибудь болит?
– Нет, – ответил я.
– Спина, почки, ноги?
– Нет, нет. Всё в норме.
– Вот и замечательно. Значит, через недельку тебя выпишем, и поедешь домой. Кстати, с тобой очень хотят поговорить. Это следователь из милиции. Он и вчера к тебе рвался, но я его не пустил. Тебе явно было не до него. Но сегодня, не обессудь, встретиться с ним придётся. Так я его приглашу?
– Пожалуйста, – пожал плечами я, и почувствовал, как во мне стало нарастать волнение.
Врач вышел, и вскоре в палате появился невысокий, коренастый мужчина средних лет, с лобастым, горбоносым волевым лицом и внимательными тёмно-серыми глазами, в которых сквозила мощная проницательность. Он был в служебной форме. По количеству звёздочек на погонах, которые выглядывали из-под накинутого на его плечи белого медицинского халата, я определил, что передо мной майор.
– Здравствуй, Дмитрий, – приветливо произнёс он.
Следователь снял фуражку, положил её на стол, придвинул к себе стул и, не выпуская из рук чёрную папку, уселся подле меня.
– Меня зовут Николай Иванович, – представился он, пристально глядя мне в глаза. – Я веду дело по факту гибели вашей группы. Наши поисковики сейчас прочёсывают тот квадрат, где потерпел крушение вертолёт. Кое-что они уже нашли. Находки, конечно, страшные. Но для того, чтобы я смог полностью во всём разобраться, мне нужно услышать твой рассказ. Я понимаю, что вспоминать всё это тебе будет нелегко. Но сделать это надо. Причём, со всеми подробностями.
– Надо, так надо, – пробормотал я, и приступил к повествованию…
Когда я открыл глаза, в окошко домика бил яркий солнечный свет. Я поднял голову и посмотрел по сторонам. В избушке, кроме меня, находился только Алан. По его слегка припухшему лицу было ясно, что он проснулся совсем недавно. Смяв кусок бумажной салфетки, он сосредоточенно, всухую чистил им зубы.
"Катастрофа-катастрофой, а жизнь идёт своим чередом", – пронеслось у меня в голове.
Услышав моё шевеление, Тагеров обернулся.
– Спать ты, конечно, горазд, – нравоучительно протянул он. – Все уже давным-давно поднялись, а ты всё пребываешь в отключке.