- Че он немого корчит? - спросил Волчок Тарзана. - Может, его на кошельки порезать?
- Сначала загляни под стол, - от всей души улыбнулся Волчку Пина.
Волчок поворочал скулами, но все же заглянул. И увидел нацеленную ему в пах "беретту" с глушаком.
- Значит так, соколы, взвившиеся орлами, еще один дешевый наезд, и доля Вензеля умножится на ноль, пять. А с какого-такого бодуна, я вашему папику по мобиле растолкую лично. Дескать, евонные пацаны слово не держат и вести себя за приличным столом не обучены. Ясно?
Повисла пауза.
Ночь тиха была,
Соловьи поют,
Чудный запах роз
Всюду носится…
Мы гуляем с тобой,
Луна светит на нас
И в лазурной воде
Отражается!
- Ясно, - наконец через силу буркнул Волчок.
- Вот и умница. А насчет кошельков, так я тебе, касатик яхонтовый, всю правду сам расскажу. Силой из Пепла слова не выжмешь. И я ему слово дал, что он не пленник, а в доле. Только доля его не в деньгах, а в свободе. Ясно?
- Ясно, - за Волчка проворчал Тарзан.
А Сергей восхитился, как Пина сумел воткнуть быков на место, да между делом Пепла из рабочего материала превратить в их личного врага. Что ж, Сергей тоже постарается играть маржу на фосках. Он тоже насчет лапшовой ухи не плебей.
Так взгляни ж на меня.
Хоть один только раз,
Ярче майского дня
Чудный блеск твоих глаз!
Пепел заговорил только тогда, когда на скатерти утвердились запотевший графин с водочкой, вазочки с икрой, бутерброды и всякие там салаты. Когда вышколенные официанты застыли у стены: откуда видно, чем недоволен клиент, чего еще не хватает клиенту, но откуда не слышно разговоров. Когда эстрадная команда грянула новую песню:
Очи черные, очи страстные!
Очи жгучие и прекрасные!
Как люблю я вас! Как боюсь я вас!
Знать, увидел вас я в недобрый час!
- Значит, так, девчата и хлопцы, мы почти у денег. За что и предлагаю выпить по первой!
Закусив икоркой и утерев губы салфеткой, Пепел таки приступил к отчету о проделанной работе:
- Сложные электоронно-вычислительные копания подарили нам такие результаты. Акела заслал несколько многозначительных цифр человечку, инкогнито из Петербурга, который знает, что эти цифры обозначают.
- Куда? - вырвалось одновременно у Пиночета и у Волчка с Тарзаном.
- "Кому"? - поправил Пепел. - Я подозреваю, что это номер анонимного банковского счета, на котором шелестят приятные суммы, размер которых для меня - тайна. И теперь знает сей заветный номер счета какой-то фраер. И чтобы найти знатока, всего лишь нужно сделать так, чтобы он прислал ответное письмо по "мылу".
- Че за фигня? - сдвинул брови Тарзан.
- Какие цифры? Озвучь, - наморщил лоб Волчок. - Вместе отгадку поищем.
- Я типа длинным языком сам себе могилу вырыть должен? Шалишь. Мне гарантии нужны.
- Ох, недаром вы глубины темней!
Вижу траур в вас по душе моей,
Вижу пламя в вас я победное:
Сожжено на нем сердце бедное.
Но не грустен я, не печален я,
Утешительна мне судьба моя:
Все, что лучшего в жизни бог дал нам,
В жертву отдал я огневым глазам!
Не дожидаясь поддержки товарищей по застолью, Пепел опрокинул в себя полтаху холодной водочки.
- Хочу цыганских плясок! - в наступившей за столом задумчиво-наэлектризованной тишине капризным голосом заявила Верка.
На Верку недоуменно уставились Волчок: "Чего за пургу несет эта баба"? и Тарзан: "Она, чего, совсем не врубается, когда лезть со своими бабскими глупостями, когда сидеть тихо, как клоп под обоями"? Пепел, казалось, был всецело поглощен салатом, Пиночет снисходительно заухмылялся:
- Дама заскучала за мужскими беседами. Дама желает родных напевов. А нам не жалко! - Пина поднял вверх пальцы и щелкнул.
Интернациональный жест был понят правильно. Две гитары, зазвенев, страстно заиграли, забренчали бубны, запиликали скрипки. Взметнулись пестрые юбки, заходили плечи, ноги в туфлях и сапогах пошли вышибать из паркета ритм.
Как грустно, туманно кругом,
Тосклив, безотраден мой путь,
А прошлое кажется сном,
Томит наболевшую грудь!
Ямщик, не гони лошадей!
Мне некуда больше спешить,
Мне некого больше любить,
Ямщик, не гони лошадей!
Верка вскочила со своего места на первых же аккордах. Действительно, чего ей слушать мужские терки, когда можно гулять-веселиться, гонять танцем молодую кровь по жаждущему удовольствий телу?
Как жажду средь мрачных равнин
Измену забыть и любовь,
Но память, мой злой властелин,
Все будит минувшее вновь.
Ямщик, не гони лошадей…
Мне некуда больше спешить,
Мне некого больше любить,
Ямщик, не гони лошадей!
- Какие еще гарантии?
- Только я вскроюсь, вы меня грохнете. Так что предпочту работать в темную до финита ля комедии. А это значит, что здесь и сейчас мы прикинем, каким непростым образом я смогу переписаться с этим человеком, чтоб он мне ответил. И чтоб кроме меня никто этого "мыла" не понюхал.
- Я въехал, "мыло" - это на ихней фене "малява", - обрадовался Тарзан.
Пиночет напел не на мотив исполняемой цыганами песни:
- Клофелинщицы образ милый мне не смыть каустическим мылом…
Все было лишь ложь и обман…
Прощай, и мечты и покой!
А боль незакрывшихся ран
Останется вечно со мной…
Ямщик, не гони лощадей.
Мне некуда больше спешить,
Мне некого больше любить,
Ямщик, не гони лошадей!
Верка затерялась среди половодья цветастых шалей, летающих рук и черных волос. Она, кажется, что-то кричала или пела. Песенный текст был давно исчерпан, сейчас слышалось одно "чавел-л-ла" да яростное и пьянящее, как вольный воздух, как полыхание костров в ночной степи, безумство гитар, скрипок и бубнов. Созерцание танца вдруг прожгло Пепла, как горячий уголь, Вероника становилась то грациозной наездницей, то кувшинкой в водовороте, то насаженным на вертел фазаном… По новой возвращая Сергею память о своем сладком теле.
Когда музыка оборвалось, всем показалось, что в ресторане стало даже как-то темнее. Верка с капельками пота на лбу опустилась и тут же с аппетитом хлопнула рюмаху.
- А с чего ты взял, что этот лох тебе обязательно ответит?
- Потому что я назовусь Акелой. Наш клоп ведь не в курсах, что Акела кони двинул.
Пиночет тихо выматерился и схватился за мобильник:
- Алло! Алло? Клепа? Тормози работу. Пусть мощи еще с нами покатаются… Алло, как - поздно?!.. - Пиночет положил трубу на стол и расхерачил ударом кулака. - Блин, они его уже в Неву сбросили. Как пить дать, всплывет.
- Не понял? Жмура сегодня-завтра обнаружат? - переспросил Тарзан.
- Мы не настолько тупы, чтобы повторять умные вещи, - огрызнулся Пина.
А цыгане, чуть переведя дух, снова тронули струны, снова ударили в упругую ткань бубнов.
Лохматый шмель
На душистый хмель,
Цапля белая в камыши…
- Я не хочу танцевать одна. Я - женщина, в конце концов!
…А цыганская дочь
За любимым в ночь,
По родству бродяжьей души.
И, более не тратя времени на слова, она схватила за руку Пепла. Сергей легко дал себя увести от угрюмых лиц пиночетовско-вензелевской братвы.
- Эй, ты куда? - догнал Сергея недоуменный возглас Тарзана.
- Ладно, пусть девочку побалует, - ответил ему Пиночет.
Так вперед, за цыганской звездой кочевой,
На закат, где дрожат паруса…
Верка встряхнула головой, пуская волну из черных волос, взмахнула руками, топнула ногой.
…И глаза глядят с бесприютной тоской
В багровеющие небеса.
Поигрывая плечами и грудью, Верка приблизилась к Пеплу. Подмигнув и улыбнувшись, сказала:
- Ты умный, тебя даже Пина послушался. Тебе хватило одной фразы: "Сколько у тебя запасных обойм"? чтобы он не стал стрелять в евреечку, - льстила и ластилась Верка, - Я знаю, откуда ты можешь Акелиному дружку письмо послать. Выскочим через халдейскую дверь. Оттуда к служебному выходу. Оттуда за угол и проходными дворами. С ромалами я договорилась, они прикроют.
Так и будем идти,
Не боясь пути.
Хоть на край земли,
Хоть за край.
Пепел обходил по кругу отчаянную дочь цыганского народа, заводя поочередно руки за голову и потом похлопывая в такт мелодии ладонями по щиколоткам.
Так вперед, за цыганской звездой кочевой,
На закат, где дрожат паруса…
Веркины глаза снова оказались совсем близко от глаз Пепла.
- Я отведу тебя к нашим. Нигде ты не спрячешься надежней. Наши честно возьмут половину и потом помогут тебе уехать, куда пожелаешь. Пойдешь?
Пепел уже все просчитал: играет ли Верка сама, или провоцирует по указке Пини; одна ли Верка надеется удержать возле себя Сергея или их поджидают у ресторана друзья из ее табора; имеет ли смысл ему корешиться с ромалами. И вот ответы: Пине нет смысла проверять Пепла, он и так знает, что тот готов сбежать при любой возможности; конечно, Верка не решилась бы на такой отчаянный шаг без поддержки, кстати, ведь именно она выбрала этот ресторан, да и плюс отличное знание, какие тут дворы поблизости проходные; да, ему есть смысл корешиться с цыганами.
- Пошли, чернобровая, - сказал Сергей.
Тогда Верка что-то громко выкрикнула на языке кочевого народа. И ромалы пестрою толпой тут же слаженно двинулись к столу Пиночета. Пепел и цыганка Вера сразу же оказались за завесой из развевающихся юбок и шалей, за красными мужскими рубахами гитаристов, скрипачей и плясунов. Яркая живая стена растянулась до той самой двери в служебные помещения. За этой стеной Пепел и Верка не бегом, но быстрым шагом добрались до выхода из зала. А по кухням, коридорам, заставленным баками, мимо моек они уже бежали. Выигрыш от одной до трех минут им обеспечен - быстрее Пина не спохватится - а этого довольно даже и без проходных дворов.
Но до дворов, как Пепел и предполагал, дело не дошло. Едва они выскочили на улицу и побежали к углу дома, их нагнала "девятка", остановилась, завизжав тормозами и въехав передними колесами на тротуар. Из распахнувшихся дверей высыпало трое невысоких смуглых парней.
- Это наши! Какая удача! В машину! Быстрее! - радостно, будто и вправду случайно так совпало, закричала Верка, не забыв намертво вцепиться Пеплу в рукав.
Сергея бы запихали, начни он сопротивляться. А начни он сопротивляться всерьез, его бы, конечно, не до смерти порезали ножами. Но Пепел без вопросов, брыканий и прочих глупостей запрыгнул в прокуренный салон "девятки". Ведь он уже все заранее обдумал и решил.
Глава 5. Чавелы
…Незаконное лишение человека свободы, не связанное с его похищением, - наказывается ограничением свободы на срок до трех лет, либо арестом на срок от трех до шести месяцев, либо лишением свободы на срок до двух лет…
(Статья 127 УК РФ)
- Весьма интересный жилец, - сказал Юрий Витальевич, брезгливо понюхав кружку с жирно-коричневым осадком на стенках. - И, самое грустное, никаких концов не оставил. - Майор подошел к магнитоле, занес руку над кнопкой "play" но почему-то передумал шуметь.
Соня зябко поежилась, хотя комната сквозь запыленное стекло была залита солнцем по люстру:
- Он нормальный парень, только в жизни не повезло. Папа с его отцом когда-то вместе… Вот папа и решил помочь.
- Только не надо из своего покойного папеньки доброго самаритянина строить, - брезгливо поморщился майор, приставил стул к шкафу, взгромоздился и заглянул наверх. - С твоих слов выходит - решил помочь, а, по моему разумению, Семен Моисеевич подобрал парня, которого воля не шибко ждала. - Кудрявцев, морщась, носовым платком вытер пыль с ладони. - Торпеду готовил для своих мутных игр, вот только против кого? Не против меня ли?
- Вы ведь дружили с отцом…
- Я по службе курирую черный рынок антиквариата. Если нужно расшифровать, что значит - "мы дружили", то твой папа барабанил, как Ринго Старр, на всех вокруг вдоль и поперек. - Майор ударил носком ботинка о батарею, и та жалобно загудела. - Не из дружбы, правда, и не из врожденной подлости. А из выгоды: моими руками убирал конкурентов. - Майор без энтузиазма поковырялся в кожаной сумке с фотопричиндалами "Filips". По его скучной мине было сразу понятно, что ничего интересного в этой берлоге он найти и не ожидает, а шарит так, из привычки и для проформы. - Да, видно, слишком долго мы пахали антикварный чернозем бок о бок, слишком многое я про Моисеевича между делом проведал, слишком близко и к его закромам подобрался. Вот и готовил твой батяня сюрприз. Какая здесь дружба?
- А зачем тогда вы меня вытаскивали из реки? - испуганно спросила Соня.
- Дело тут не в твоем отце, дело в тебе, - под нос пробурчал майор и облапил подушку, не спрятано ли чего под наволочкой.
- Значит, вы из-за меня? - Соня сделала шаг назад. Ее рука потянулась вверх и механически стала расстегивать пуговицы на сарафане. Ее глаза остановились на ядовито-зеленых цифрах электронных часов, словно время для девушки что-то значило. Лицо Сони в этот момент было простым и некрасивым.
Майор придвинулся к окну и попытался сквозь грязь разглядеть обстановку во дворе:
- А жигуленка-то нет, катается…
- Сергей у них в заложниках, - отрешенно выдохнула девушка. - Он с ними не заодно. Он меня специально не узнавал. - Рука Сони вяло трудилась над непокорными пуговицами, глаза завороженно отражали ядовито-зеленые цифры.
Юрий Витальевич реплику проигнорировал:
- Подытожим, что мы знаем про нашего акробата. Сергей Ожогов, кличка "Пепел". Отбыл две судимости. Освободился месяц назад, на работу не устроился… Разъезжает по доверенности от Семена Моисеевича на автомобиле "пятерка" номерной знак… - Майор обернулся и только сейчас увидел, что девушка покорно расстегнула сарафан.
Кудрявцев крякнул:
- Брось, дочка, и так в обиду не дам. Ты теперь богатая невеста, тебя беречь надо… - Майор вернулся к созерцанию двора. - Поживешь здесь, пока на старой квартире ремонт после пожара, то да се. - Майор снял со стены древний дуэльный пистолет и понюхал дуло. - Пустяки, что берлога берлогой. - Юрий Витальевич подвесил пистолет обратно, в сторону Сони он старался не поворачиваться. - Значит, весь сыр-бор из-за золота Акелы. Там очень забавный расклад. Как-то там его по имени-отчеству, уж не помню, все привыкли "отца" секты звать Акелой. Акела сидел на сундуках с золотом Храма Голубя, и все, что попадало ему в руки, обратно не возвращалось. Но различную экономическую деятельность Храм-то вел, и порой весьма успешную, хотя нельзя сказать, чтобы абсолютно легальную. И вот коммерческий директор, некто Станислав Анатольевич Мазуров, стал настырно предлагать, чтобы пустить накопленное добро в оборот. Акела ни в какую. Коммерческий тогда созвал совет, где кругом решили, что Акела не прав. Акела изобразил покорность и на следующий же день взял под ценности Храма солидный кредит. А еще через день исчезли и денежки со счета, и сам Акела.
Соня так и осталась неприкаянно стоять, как чужая в этой квартире. Правда, хоть сарафан застегнула. Сарафан был будто жеванный, а кое-где читались маслянистые пятна - след недавнего купания.
- Зачем вы мне это рассказываете, дядя Юра?
- Зачем я тебе это рассказываю? Затем, что ты пока поселишься здесь, поскольку здесь безопасней всего. Сюда никто не явится, разве что кроме этого Пепла. Но он не опасен. Только попрошу тебя, когда он появится, вот эту шоколадку переломить пополам. И ко мне пойдет сигнал, это чтобы Сергей Ожогов стал безопасней вдвойне. Хлопец ведь после зоны, до женщин голодный, вон, я, старый хрыч, и то еле удержался, твоих коленок насмотревшись. А он женщин пятнадцать лет не знал… Да не морщься, не задумал я ничего худого, так бы обыкновенную засаду из ОМОНа организовал. Просто проведу с парнем профилактическую беседу. Ну, не в тюрьму же его тащить, мне за это не заплатят.
Обыкновеннейшая пятидесятиграммовая плитка "Русских сказок" осталась на столе. Майор еще раз крякнул, поддернул брюки, опустился на колени у двери и начал уже проводить шмон по всем правилам: от плинтусов к потолку, справа налево.
- Да, дядь Юр, я вспомнила. Этот Пиночет одного из своей банды послал в грильник на Невском. Предупредить какого-то усатого, что папа погиб.
- Не было никакого усатого, - вздохнул простукивающий стенку майор. - Это Пиночета обычные фокусы. Он знал, что его гонец прямиком к Вензелю отправится. Пиночету уже было чем торговаться с Вензелем. По крайней мере, Пиночет так считал в тот момент. Откуда ж этот клоун мог предполагать, что между ним и Акелой впишется твой Пепел?