- Насколько я помню, если чистая вода, то к радости, а грязная - к неприятностям. Да брось ты впадать в цыганщину, тебя Паша ждет. У него, как всегда, что-то срочное.
- Ну так пусть зайдет, - ответил Зеленцов слегка раздраженным тоном, - а то в последнее время взял за моду тебя подсылать. У него что, языка нет или я разорву его?
Девушка поспешила выйти из комнаты.
Не успела она прикрыть за собой дверь, как в кабинет ввалился здоровенный Паша.
Получив предупреждение от Светланы о дурном настроении шефа, он постарался придать лицу смиренное выражение, впрочем, ему это плохо удалось.
Дюк, выведенный из равновесия неприятным сновидением, хотел пропесочить своего помощника. Однако, взглянув на того, лишь криво ухмыльнулся и спросил:
- Ну что у тебя?
Паша уселся в кресло и принялся рассказывать:
- Грыжа встречался с этим "бобром", который предлагает купить "дурь". Зовут его Степан, и у него действительно имеется килограмм кокса. Он хочет сто баксов за грамм. Грыжа говорит, его можно швырнуть. - Говорящий вопросительно уставился на патрона.
- Можно, так кидайте, - спокойно ответил Дюк, - только смотрите, легавых не наведите. Как он думает пробросить этого Степана? - Шеф имел в виду дальнейшие действия Грыжи.
- В наглянку отъем сделать, - произнес Паша, удивленный вопросом, - ты же знаешь, Лелик, Грыжа не "кукольник" и не "ломщик". Ему проще в бубен зарядить, чем лапшу на уши вешать кому-то.
- Ладно, - устало отозвался Зеленцов, продолжая размышлять о сновидении, - только передай ему, если запорет бок, пусть потом мне на глаза не попадается. И чтобы без лишнего шухера, а то я его знаю.
- Передам, - отозвался громила, направляясь к выходу.
Как только за ушедшим затворилась дверь, Дюк забыл о состоявшемся диалоге, снова вспоминая недавний сон.
В голове прочно засели слова, сказанные девушкой: "…а грязная - к неприятностям".
Какого рода неприятности готовит ему судьба?
Зеленцов терялся в догадках, даже не подозревая, что в самое ближайшее время получит ответ на свой вопрос.
- Значит, так, все смотри сюда, - сидящий на заднем сиденье джипа "чероки" Грыжа разложил перед собеседниками карту. - Ты, Окатыш, со своими пацанами станете вот здесь, на пересечении Сосновой улицы и Академика Курчатова, - говорящий ткнул толстым пальцем в указанное место на плане, - а Кузьма перекроет с Додиком выезд на Пехотную. Я же с этим лохом добазарился встретиться на стоянке у роддома. Со мной в машине будет Костоправ, а рядом попасутся Рыжий и Микола.
- Будем его глушить, - спросил Окатыш, - или обойдемся без шума?
- Как придется, - ответил старший, убирая карту в карман чехла водительского кресла, - думаю, все обойдется тихо. Этот фраерок, как "дуру" увидит, сам все отдаст, даже жопу будет готов подставить, только бы его не продырявили.
Присутствующие криво ухмыльнулись, а Грыжа продолжил:
- Если товар не фуфло какое-нибудь, тогда светим куклу, и как только он начнет пересчитывать и обнаружит бумагу, наводим на него стволы. Слышишь, Андрюша? - Говорящий уставился на Костоправа. - Смотри, только не перепутай, раньше не дернись, а то вдруг он коку где-нибудь в другом месте оставит.
- Да ты не ссы, не перепутаю, - отозвался угрюмый молодой человек.
- Я даю по газам, - стал объяснять дальнейший ход операции Грыжа, - и выскакиваю на Сосновую. Там мы этого барана выбрасываем и делаем ноги. А вы, - старший обратился к сидящим впереди Кузьме и Окатышу, - если услышите какой-нибудь шухер, сразу подъезжайте, дальше по ходу пьесы. Только своих не перешмаляйте, но и не дайте кому-то из них уйти.
- Это если Степа окажется не один, - вставил слово Костоправ, - а скорее всего он придет с каким-нибудь чертом, ну, максимум с двумя.
При таком раскладе Рыжий с Миколой их приберут сами, имея по автомату.
- Да, - вспомнил Грыжа, - все возьмем "АКСУ" и напялим бронежилеты. Береженого Бог бережет. Все, - подвел итог старший, - сейчас поедем осмотримся на месте, а через часик на расстановку. Мы с Андрюшей должны подрулить вовремя, даже чуть припоздать, чтобы лошара не напрягся.
План по выставлению "бобра" казался превосходным, и ничто не должно помешать его осуществлению…
Спустя час к подъезду родильного дома подкатил темно-синий "чероки", в котором сидели Грыжа с Костоправом.
Едва автомобиль затормозил, из стоящего тут же красного "опеля-омега" вылез среднего роста мужчина лет тридцати в джинсовых брюках черного цвета и такой же рубашке. Он держал в руке аккуратный кожаный кейс.
Садясь на переднее сиденье джипа, сдержанно поприветствовал недавних знакомых.
- Кто это у тебя там в тачке? - обратился Грыжа к вновь прибывшему.
- Ну ты ведь тоже не один приехал, - парировал тот, - на всякий случай и я с собой человечка прихватил, чтобы вы грешным делом не подумали меня кинуть.
Приятели усмехнулись, а Костоправ спросил:
- Товар привез? Или приехал в крутых поиграть? Если так, то нам некогда.
- Не волнуйся, - ответил мужчина, - привез. Держи! - Он передал кейс на заднее сиденье и, в свою очередь, поинтересовался: - А деньги?
Грыжа перегнулся через спинку кресла и положил на колени соседу почти такой же "дипломат", только светло-серого цвета. Открыв крышку, произнес, не скрывая пренебрежения:
- Считай, Степа.
Мужчина взял в руки одну из десяти плотно перевязанных пачек стодолларовых купюр и неторопливо сорвал упаковку - она тут же рассыпалась аккуратно нарезанной цветной бумагой.
- Это что? - Степан вопросительно уставился на собеседника.
Однако вместо лица Грыжи его взгляд уперся в маленькое отверстие пистолетного ствола.
Отвечая на вопрос, сидящий за рулем крепыш с улыбкой протянул:
- Это "вальтер" с глушителем. А ты что думал? - Затем, указав кивком головы в сторону "опеля", где Рыжий и Микола держали под прицелом автоматов приятеля наркодельца, добавил: - А это мои пацаны, они наделают гораздо больше дырок в твоем корешке, чем у него зубов, если только он не дружит с головой.
- Все-таки кинули, да? - унылым голосом произнес Степан, спокойно глядя на наведенное на него оружие и вопреки предположению Грыжи не проявляя никаких признаков страха.
- Как видишь, - ответил Грыжа, продолжая гнусно улыбаться.
В это время из парадного входа родильного дома вывалила веселая компания, состоящая из пяти мужчин и женщины с огромным букетом бордовых роз. Один из них нес на руках новорожденного младенца, завернутого в белоснежную пеленку, перевязанную алой шелковой лентой.
Когда процессия достигла красного "опеля", женщина, как бы о чем-то вспомнив, слегка хлопнула себя по лбу и вернулась в здание.
Дальнейшие события развивались молниеносно.
Воспользовавшись тем, что Грыжа отвлекся, рассматривая шумную процессию, Степан, резко распахнув дверь, вывалился из машины, на ходу доставая из прикрепленной на щиколотке кобуры пистолет Макарова.
Два выстрела слились в один - Рыжий с Миколой, отброшенные ударами пуль, растянулись на асфальте, уставившись остекленевшими глазами в голубую высь московского неба. Из виска Миколы тонкой струйкой потекла темно-красная кровь, расплываясь под головой покойника в бесформенное пятно.
Рыжий в момент падения слегка повернул голову набок, и теперь на том месте, где еще недавно находился коротко остриженный затылок, зияла огромная дыра.
В мгновение ока мужчина, несший на руках новорожденного, сорвал мнимые пеленки, под которыми скрывался короткоствольный автомат.
Наведя ствол в сторону джипа, он с двумя также вооруженными товарищами громко выкрикнул:
- Бросай оружие! - Фраза относилась к сидящему на переднем сиденье Грыже, продолжающему сжимать рукоятку пистолета, не совсем понимая происходящее. - Быстро, я сказал!
Тем временем двое, застрелившие автоматчиков, бросились к темно-синему джипу. Держа пистолеты обеими руками, они уже были готовы распахнуть дверцы "чероки", когда раздался пронзительный визг шин.
На большой скорости во двор влетел серебристый "мерседес". Сбив на ходу одного из нападавших, который, нелепо кувыркнувшись через капот автомобиля, разбил головой лобовое стекло и выронил короткий автомат, машина резко затормозила.
Из окон "мерседеса" вырвался сокрушительной силы огненный шквал, сотрясая район стрельбой.
Двое, державшие под прицелом Грыжу и Костоправа, в предсмертных судорогах бесформенной массой свалились под колеса джипа.
Воспользовавшись замешательством, Грыжа до отказа вдавил в пол педаль акселератора и рванул вперед, рискуя врезаться в серебристый "мерс" с сидящими в нем Кузьмой и Додиком.
На секунду, наехав колесами на мертвые тела автоматчиков, джип, надсадно ревя мотором, замер. Однако, преодолев преграду, автомобиль неловко подпрыгнул и, оставляя под собой кровавое месиво, рванулся к воротам.
Степану, только что поднявшемуся на ноги, пришлось вновь упасть, увлекая за собой одного из приятелей. Сделав несколько почти цирковых кульбитов, пытаясь уйти от автоматного огня, Степан прицельно высадил в серебристую машину всю обойму, до последнего патрона.
На несколько секунд выстрелы прекратились. Из полуоткрытой дверцы "мерседеса" выпал окровавленный Кузьма. Не в силах подняться, он безуспешно пытался проползти хотя бы несколько сантиметров. В отчаянии раненый последним усилием воли нажал на спусковой крючок зажатого в правой руке автомата и потерял сознание.
Мужчина, которого только что Степан спас от неминуемой гибели, пытался попасть в удаляющийся джип. Методично, выстрел за выстрелом, он всаживал пули в темно-синий кузов автомобиля, не обращая внимания на автоматную пальбу.
Додик, покинув водительское кресло, выскочил из "мерса" и навскидку выпустил короткую очередь по ближайшему противнику, упорно старающемуся достать "чероки".
Одна из пуль мягко вошла в не защищенные бронежилетом ткани шеи. Выронив оружие и громко вскрикнув, человек медленно опустился на серый асфальт. Последнее, что он ощутил в этой жизни, - нестерпимая боль. В этот миг он забыл, что он профессионал, что он муж и отец, что он достаточно молод, чтобы умирать, - только боль, жуткая, невыносимая, унизительная.
С обеих сторон по Сосновой улице мчались трое "жигулей" с сотрудниками ФСК, одетыми в пуленепробиваемые шлемы и тяжелые армейские бронежилеты. Они спешили на помощь к своим товарищам - впрочем, некоторым из них она уже была не нужна…
Разбор неудачно проведенной операции с подсчетом трупов с той и другой стороны еще предстоял. А пока из автомобилей, резко затормозивших у ворот роддома, выскакивали разгоряченные профессионалы.
Додика убили первым же выстрелом в голову. Больше никого не осталось.
И тут несказанно обрадованный подошедшему, хоть и с опозданием, подкреплению Степан закричал:
- Где вы носитесь, бля… джип… уйдет, а там кокаин…
Одна из спецмашин ФСК, взревев форсированным мотором, резво сорвалась с места, устремляясь в погоню за темно-синим "чероки".
К этому времени Грыжа уже успел пересечь
Щукинскую улицу, пытаясь во что бы то ни стало прорваться к Волоколамскому шоссе. Положив на соседнее сиденье автомат Калашникова, он время от времени посматривал в зеркало заднего вида, пытаясь обнаружить погоню.
Углядев сзади неприметный в московской автомобильной массе белый "жигуленок", он еще сильнее вцепился в баранку. Не обращая внимания на перекрестки и правила движения, Грыжа выскочил на Волоколамку, свернув влево через осевую полосу.
Движущиеся по трассе машины шарахались от безумного водителя джипа в разные стороны, рискуя столкнуться между собой.
Несколько секунд спустя, мигая синими маячками и включив сирену, вслед за Грыжей на шоссе выехал "жигуленок" с находящимися в нем комитетчиками.
Пытаясь повторить маневр преследуемого, "жигули" на полном ходу пересекли сплошную полосу, истошно визжа резиной по асфальту. Автомобиль оперативников оказался уже на противоположной стороне дороги, когда из-за притормозившего "КамАЗа" с прицепом-рефрижератором, пропускающего спецмашину, выскочил тяжело груженный самосвал "ЗИЛ".
Не успев затормозить, водитель "ЗИЛа" с изумлением обнаружил, что мчится прямо на белые "жигули".
Страшной силы дар пришелся в правую стойку легкового автомобиля. Оперативники еще не поняли, что же произошло, когда их машина перевернулась на крышу и продолжила движение в таком положении, скользя на встречную полосу.
В довершение ко всему в них врезался старенький "запорожец", водитель которого, пожилой инвалид, разбил головой лобовое стекло, едва не вылетев из машины.
Не замечая ничего и никого вокруг, Грыжа повернул джип на асфальтированную дорожку, ведущую в сторону Ленинградского шоссе.
Миновав спортивный комплекс ВМФ, он остановился и только сейчас вспомнил о сидящем сзади Костоломе, за все время не проронившем ни слова.
- Андрюха, - позвал приятеля Грыжа, - ты не обосрался, что все время молчишь?
Дернув за плечо скрючившегося Костолома, он перевернул его на бок и ошалел от представшей неприглядной картины: вместо кадыка у Андрея зияло черное отверстие с запекшейся по краям бурой кровью. Лицо покойника застыло в страшной судороге, черты обострились.
По телу Грыжи пробежала дрожь. Однако, мгновенно подавив эмоции, он выдернул из-под трупа черный кейс с наркотиками и кинулся в зеленые насаждения, бросая автомобиль с Костоломом на произвол судьбы.
Приветливо кивнув охране у входа в палату реанимации, Монах со вздохом переступил порог и плотно прикрыл за собой дверь.
Сидящая у кровати больного медсестра тихо приподнялась и, не говоря ни слова, вышла в коридор.
Гладышев, превозмогая боль, обернулся к вошедшему и чуть заметно улыбнулся, насколько позволяли бинты. Недавние раны стали постепенно превращаться в подтеки и ссадины. Одна щека раненого имела лиловато-синий цвет. Но в целом он выглядел гораздо лучше прежнего.
Фомин не преминул отметить это вслух:
- Да ты молодцом, Игорек. Скоро вообще на поправку пойдешь. - Больной попытался что-то сказать, но авторитет остановил его: - Ты пока молчи. Успеешь наговориться. Я тут фруктов принес, хотя знаю, тебе нельзя жевать. Но не с цветами же к мужику являться? А фруктики пусть потрут на терочку или угостишь какую-нибудь красотку из медперсонала.
- С-па-сии-и-и-бо, - с огромным усилием вымолвил Гладышев.
- Да не напрягайся ты, - сказал Монах и предупредил на будущее: - Если попытаешься еще раз заговорить, уйду.
В это время в палату вернулась медсестра. Извинившись за внезапное вторжение, она спросила, обращаясь к авторитету:
- Простите, а Валера - это вы?
- Да, - удивился Фомин, - а в чем дело?
Девушка достала из кармана белого халата небольшой листок бумаги, вырванный из школьной тетрадки, и протянула его мужчине.
- Вот, - промолвила она, - это записка Игоря Ивановича.
Развернув листок, Монах обнаружил несколько фраз, выведенных аккуратным почерком, насколько позволяла больному твердость руки.
В записке сообщалось следующее:
"Валера!
Завтра прилетает моя жена. Нужно ее встретить в Шереметьеве-2. Самолет из Мадрида. Ее фотографию возьми у меня в квартире. Ничего не говори о случившемся. Скажи - улетел в командировку, когда буду - не знаешь.
Заранее благодарен. Игорь".
Дочитав до конца, Фомин спрятал записку в карман и произнес:
- Не волнуйся. Все сделаю. Правда, насчет "командировки" не гарантирую. Думаю, лучше ей все честно рассказать.
Гладышев лишь отрицательно покачал головой, кривясь от боли.
- Ладно, - согласился Монах, - как скажешь. Главное - поправляйся быстрей, а все остальное мелочи. Если я тебе срочно понадоблюсь - напиши записку охране. Договорились?
Банкир прикрыл глаза в знак согласия.
- Ну, - Фомин вздохнул, - мне пора. На днях подскочу. А о семье не переживай, присмотрим.
Пахан вышел в коридор, еще раз кивнул охранникам, на этот раз прощаясь.
Усаживаясь в машину Музыканта, он обронил на ходу:
- Поехали.
"Мерседес" плавно тронулся с места, сопровождаемый зеленым "СААБом", где со вчерашнего дня находилась подобранная Буром охрана.
- Рома, - обратился Монах к подручному, - ты мне так и не рассказал, откуда откопал за день столько бойцов, да еще и с "волынами"?
- Разрешение получить сегодня не проблема, - отозвался Бур, - надо только знать, где подмазать. А пацаны надежные. Двое, кстати сказать, парились в нашей зоне. Оба за незаконное преподавание карате. Остальные - это их заслуга. Вроде бы вместе тренировались, точно не знаю.
Главное - Брюс с Удавкой за них поручились головой.
Фомин задумался, силясь вспомнить, кто из них Брюс, а кто Удавка. Не сумев определить самостоятельно, он задал этот вопрос Буру.
Тот объяснил, кивая головой в сторону следующей за ними машины:
- За рулем Брюс. Его зовут Дима, он старший в своей тройке. А Удавка - это такой длинный верзила, его сегодня нет. Они договорились дежурить по очереди.
- А как зовут того, который отдыхает? - задал очередной вопрос Монах.
- Витя, - отозвался Роман.
Авторитет какое-то время молчал, затем обратился к Музыканту:
- Ну а тачку где откопали? Или вы такие богатые, что можете себе позволить менять машины как перчатки? - В словах послышалась легкая ирония, смешанная с любопытством.
Приятели молчали, не зная, что ответить. Им не хотелось посвящать пахана в это дело. Однако, немного помявшись, Музыканту с Буром все же пришлось открыть, откуда появился зеленый "СААБ".
Оказывается, после отъезда Шила они отправились в больницу к банкиру с просьбой либо ссудить их деньгами, либо одолжить на время какую-нибудь машину.
Тот, внимательно выслушав просьбу, даже не поинтересовавшись, для чего понадобился людям Фомина автомобиль, просто написал записку своему заместителю, приглашая срочно приехать к нему в больницу.
Когда подчиненный прибыл, Гладышев с помощью ручки и тетрадного листа приказал ему оформить документы одного из имеющихся в распоряжении банка автомобилей на того человека, которого укажет Музыка. Не споря и не возражая, заместитель выполнил все требования Игоря Ивановича.
В результате к вечеру того же дня в распоряжение охраны Фомина поступил почти новенький "СААБ".
Выслушав их рассказ, Монах разозлился:
- Кто вам разрешил обращаться к Игорю? - Он метал громы и молнии. - Меня что, нет или я вам тля капустная? А может, вам в падлу со мной перебазарить было? Какого хера вы делаете из моего кореша "терпилу"? - Под последним словом в криминальном мире, как правило, подразумевается "жертва". - Совсем опаскудили меня в его глазах, как фуцина позорного. Он еще подумает, будто это я вас послал.
- Но мы же только в долг, - попытался возразить Бур.
- Я не въезжаю, - скривился пахан, - или ты действительно тупоголовый, или только косишь? О каком долге ты мне трешь? Закон наш забыл, или мозги отморозил, что рамсы попутал? Сидишь, мне фуфло прогоняешь, как дешевой хуне. Торчать можно только по зависанию в стары, - несомненно, пахан имел в виду карточные долги. - Вот передернем с тобой в очко партейку, тогда будешь должным, если на месте краями не разойдемся. А в кабалу лезть самому - это паскудство сплошное.
- Пахан, - попытался вставить слово Музыкант, - так ведь не у блатного брали…